Бревно

Я – Бревно. Когда-то я был величественным кедром. Рос себе спокойно в глухой таёжной чаще, растил шишки на своих могучих ветках, бегали по мне белки, отдыхали птицы. Природа дала мне мощные корни, которыми я крепко впился в почву и глубоко пустил их вглубь. Потому я и выжил, вырос большим мощным исполином, и казалось мне, что меня уж ничто не возьмёт. Ни ветров, ни морозов, ни даже пожаров не боялся я, и жить бы мне долгие века в окружении своих собратьев – таких же кедров, как и я. Но вот, однажды откуда-то пришли люди и свалили меня. И собратьев тоже. Так я и стал бревном.
Один из мужиков, что меня спиливали, строил себе и своей семье дом. И я стал его частью. Семья была дружная и весёлая: мужик, жена его и двое мальчишек. Весело тогда жилось, беззаботно. Люди хлопочат, а я лежи себе, наблюдай за ними, да отдыхай. Летом в доме прохладно, а зимой наоборот, тепло от печки, а что мне ещё надо? Я ж Бревно.
Когда дом был ещё совсем новый, помню, забавно было младшего мальчишку ночами пугать. Мы с другими брёвнами рассыхались, трескались, а он боялся, говорил, мол домовой у них живёт. Зато этот сорванец как-то нацарапал на мне ножом «Ваня», и убежал потом. Мужик работал в леспромхозе, женщина хлопотала по дому: огород, готовка, стирка, уборка, хозяйство. Детишки помогали, конечно, но им всё гульки, да игры подавай.
Так шёл за годом год, но вот, люди все наперебой то и дело стали говорить о перестройке, радио тоже об этом не умолкало. Спустя время, закрылся леспромхоз, мужик остался без работы. Он, конечно, не сидел сложа руки. Где-то подрабатывал, где-то подкалымливал напару со старшим сыном. Рукастый он был мужик, работящий. Только вот, как леспромхоз закрылся, так и пить он стал часто. Нет-нет, да и напьётся. Жена ворчала на него за это, но особо-то и против не была. Сначала.
Потом старший сын ушёл в армию. Провожали всей деревней его, несколько дней аж. Днём и ночью гуляли, даже мне немного надоели, признаться честно. Мне бы спать, да мысли свои думать деревянные, а тут шум, гам, та-ра-рам всякий.
Полтора года не было его. Ждали его, письма писали. А потом он приехал. Я сперва не понял, чего все плачут. Ждали же его столько, и вот он приехал. Затем я удивился, чего-это он, как я деревянный приехал. А потом понял, что убили его, что на войне был, в Чечне какой-то. Снова всей деревней собрались. Только уже ни шумно, ни радостно. Все плакали, да мать успокаивали.
Мужик после этого совсем спиваться стал. Каждый день пил. Жену бил, сам падал, сына младшего гонял. Начал с дому таскать всё, пропивать. Неделями мог пить и ничего его остановить не могло. В итоге ночью, зимой, упал он где-то на дороге, да так и не поднялся. Замёрз насмерть.
Его похоронил совсем незаметно, быстро и тихо. Никто не провожал его, не плакал особо.
А младший сынок их колоться стал. Сначала тихонько, чтобы не видел никто. А потом стал прямо дома, при матери. Из дома всё тащил пуще отца своего, мать колотил, деньги отбирал. Весь двор поразобрал, пораспродал. Худым стал, серым каким-то. Через два года и он умер от гепатита.
Так и стали мы жить вдвоём с хозяйкой. Она всё так же трудилась в огороде, стирала, готовила, но совсем уже без необходимости будто, а так, по старой памяти. Работать было ей негде, да и постарела она.
Да и я потрепался. Местами подгнил, почернел страшно со временем, будто бы тоже морщинистый стал, как хозяйка наша. А потом вообще напасть случилась: мышь подлая погрызла меня. Чуть-ли не насквозь проела. От этого я ещё сильнее гнить стал.
Вот так мы и старели с нашей хозяйкой рядом друг с другом. Много лет прошло. Всё время тишина дома стояла, никто не смеялся, не веселился. Хозяйка всё время молчала, схуднула сильно, стала маленькая какая-то, ходить медленно стала. Будто бы она в бревно превращалась, такое же как я. Но я не против был бы, женщина она хорошая, я бы даже рядом с нею в срубе лежать был не прочь. Да только померла она тоже. Тихонько, спокойно, будто бы из дому ушла, никто и не заметил, да и некому замечать уж было. В кровати умерла, ночью, царствие ей небесное.
Вот теперь дом совсем стал страшный. Окна повыбили, вещи, что мужик с сынком не повытащили — соседи поспёрли, двери даже сняли. Пыльно стало дома, ветрено, сыро и темно. Пауки завелись, да паразиты всякие. Даже брёвна будто бы злые стали какие-то, друг с другом неприветливые.
Птички на чердаке зато остались, чирикали себе всё время, деток растили, гнёздышки вили. Что-ж, буду с птичками тогда я жить, подумал я. И снова не судьба. В дом залез какой-то сорванец и начал с огнём баловаться. Поджёг дом. Вот это было испытание, скажу я вам. Многие мои товарищи погибли, горели мы быстро и дружно, но гореть больно было. Ладно хоть птички спаслись, улетели. Пауков не жалко мне почему-то, а птичек жаль было бы.
Пожарные приехали, тушили, бегали, ломали всё, скидывали брёвна. Вот и меня скинули. Лежу теперь я в грязи, один бок обожжённый, а на втором «Ваня» написано. Лежу себе теперь я и жду, когда тоже сдохну.
Автор: Андрей Троян
#авторскиерассказы