Карандаш

Дзы-ынь!
Оконное стекло зазвенело, заставив меня вздрогнуть, и я чуть было не выронил карандаш.
– Димо-он! – раздался с улицы дикий рёв, отчего у меня тут же заложило левое ухо. – Выходи! Мы тут с пацанами на речку решили! — Вздохнув, я встал из-за стола, подошёл к окну и, приоткрыв форточку, заорал в ответ:
– Кабан! Я не пойду! Занят я!
Снизу сразу послышался громкий гогот, и громкий разборчивый шёпот: «Занят он, ботан очкастый. – Ну конечно. Да зассал он просто с пацанами идти, сидит, менжуется, лошара. – Да нах он нам нужен вообще, Кабан?».
– К городской готовлюсь, – машинально добавил я обреченно. Кажется, мой авторитет в классе оказался ещё ниже, чем предполагалось. Внизу зашушукались, после чего кто-то спросил:
– Скатать-то дашь, или в падлу тебе?
– Дам, конечно, о чём базар, – сказал я фальшиво уверенным голосом. – Как не помочь своим пацанам.
– Ну смотри, не забудь. А то сам знаешь, что бывает, – судя по звуку, Кабан сплюнул. – Давай тогда, готовься, чтоб всё ништяк было, да? Пошли, пацаны.
Кажется, ушли. Я вновь сел за стол, посмотрел на учебник, на раскрытую тетрадь. Закрыл их, достал чистый лист бумаги, положил перед собой.
Как же я их ненавижу. С тех пор, как мы переехали в этот город, надежда наладить, наконец, более-менее нормальное общение с ровесниками полностью покинула меня. Казалось, я попал в какой-то другой мир, хотя, собственно, почему казалось? Так и есть.
Две фабрики, один завод. В непосредственной близости зона, пара деревень. Два магазина, рынок, школа, больница, и, разумеется, дом культуры. Специфичное место. И пусть умом я понимаю, что, возможно, проблема именно во мне, в моём восприятии, и всё это вокруг, должно быть, вполне себе нормально и обыденно, но это настолько другое, что кажется мне диким и отвратительным. Зря мы переехали.
* * *
Я смотрю на чистый лист бумаги перед собой и машинально начинаю наносить карандашом мелкие штрихи. Это, своего рода, терапия. Я пытаюсь визуализировать свои проблемы, чтобы справляться с ними.
В центре листа постепенно проступает фигура, рыхлая, неприятная. Ну, привет, Кабан, мой заклятый друг. Рядом возникает глистообразный силуэт, длиной почти во весь лист, это – Малыш, надежда нашей школьной сборной по баскетболу. Правда, он больше отрабатывает не владение мячом на уроках физры, а навык стрясания карманных денег с младших на переменах. Тот ещё гад.
А вот, наконец, и Сиплый. На две головы ниже меня, на три с половиной – Малыша. Он занимает на листе совсем мало места, но это обманчивое впечатление. В жизни класса он занимает очень много места. Хитрый, подлый и отмороженный на всю башку. Его даже Малыш боится. Формально, он ходит под Кабаном, но и тот, хоть и тупой, как валенок, его остерегается. И я его боюсь, конечно.
Я смотрю на свой рисунок, на эту троицу своих одноклассников, но проблема что-то не спешит никуда уходить. Наоборот, в голове всплывают не самые приятные воспоминания, и только. Бросаю карандаш, иду на кухню. Наливаю себе чай, делаю бутерброды и включаю телек. Пошло оно всё в жопу. И городская контрольная – тоже пошла она.
* * *
Вечер. Я дремлю на диване в своей комнате, когда меня будит пронзительный звонок в дверь. Сквозь дрëму я слышу неприятный пронзительный голос Варвары Степановны, матери Кабана, и как моя мама что-то говорит ей в ответ успокоительным тоном. Снова проваливаюсь в сон, но тут же просыпаюсь от похлопывания по ноге.
– Дим, сынок, – это моя мама. – Ты сегодня Мишу видел? — Миша – это Кабан, но его так никто не зовёт, только учителя.
– Да, мам. Он с ребятами за мной днём заходил, на речку звали, – буркаю я, и снова пытаюсь закрыть глаза. Вдруг из прихожей раздаётся пронзительный визг, близкий к ультразвуку, я чуть не падаю с дивана.
– Утону-у-ул! Мишенька! Миша! – кричит мама Кабана, после чего оседает на пол. Отец, выбежав из ванной, подхватывает её под руки, мама бегом приносит из аптечки нашатырь. Я слышу, как они пытаются успокоить её, но не очень получается.
Я же, пошатнувшись, встав с дивана, пытаюсь разобраться в своих чувствах. А чувства мои сейчас проходят полный спектр от «ну, туда уроду и дорога» до «как же этот так, за что, жалко пацана». Сложная вещь – человеческий мозг.
Мне становится нехорошо, я подхожу к столу, от которого я отошёл несколько часов назад и вместо своего рисунка вижу на нём – чистый лист.
В моей голове начинает стучать, закладывает уши. Тут я сразу вспоминаю увиденное недавно аниме «Тетрадь смерти», и я с ужасом понимаю, что это я, только я – причина смерти этих пацанов. Кто-то непознаваемый дал мне этот карандаш, я нарисовал им своих врагов и они – умерли.
Я кидаюсь на диван, натягиваю на голову одеяло и беззвучно плачу, кусая подушку, чтобы в прихожей не услышали. Как я мог? Кто я такой, чтобы решать, достоин человек жить, или умереть, даже если он и такой урод как Сиплый, например? Как мне жить дальше с этим?
* * *
Ночь. Я не сплю, какой там сон. Я пытаюсь представить свою дальнейшую жизнь – и не вижу её. Я клянусь в сотый раз сделать что-то хорошее, чтобы хоть как-то искупить своё преступление, я вспоминаю Кабана, Малыша, Сиплого, я вижу, что не всегда они вели себя как уроды. Вспоминаю свою недолгую жизнь, понимаю, что иногда тоже вёл себя не лучше. Но это уже не вернёт пацанов.
* * *
Звонок телефона в пять утра. Я слышу, как мама, зевая, подходит к трубке.
– Алло… да… Что вы говорите? Нашлись? На дачу решили втроём поехать? Вот дрянные мальчишки, и не сказали, да? Ужас, Варвара Степановна, кошмар просто. Ну, ну, не плачьте, слава богу, что так. Да, Диме тоже скажу, конечно. Он так переживал, даже приболел... Его друзья же, конечно. Я сегодня у него на столе рисунок нашла, как раз всех ребят нарисовал, да так похоже, сразу видно – лучшие друзья. Я вам на работе покажу завтра, специально в сумочку убрала ещё днём… Да… И вам всего хорошего.
Я повернулся к стенке и заснул. Хватит с меня на сегодня.
#Mistral@diewelle0