Прощайте, земляне!

Блюмпин Гудль выпил стакан горячего молока, поправил маскирующий пояс, нацепил галстук-бабочку и наконец, убедившись, что тот не испачкан, водрузил кепарик на свою лысую зелёную голову. День обещал быть просто преотличным.
Пританцовывая, он заправил рубаху в штаны, глядя в зеркало перещёлкнул тумблер на поясе, удовлетворённо кивнул при виде своего человеческого амплуа, схватил чемоданчик и выпорхнул из квартиры. В подъезде неприятно несло кошкой. Закрыв дверь на ключ, Блюмпин достал флакончик духов, брызнулся сам и опрыскал подъезд. Запахло розами вперемешку с морским бризом. Удовлетворённый результатом, он вприпрыжку спустился по лестнице и вышел во двор.
Погоды стояли расчудесные. Солнце грело, приятный ветерок сквозил, и где-то неподалёку даже ворковал голубь. На недавно покрашенной лавочке у подъезда о чём-то шушукались двое - Липа Арвильевна и Гера Степановна, женщины весьма почтенного возраста.
— Доброе утро, милые дамы! — громко сказал Блюмпин Гудль, памятуя о проблемах со слухом у первой. — Прекрасные сегодня погоды стоят, не правда ли?
Бледное морщинистое лицо Липы Арвильевны налилось краской и стало похожим на залежавшееся яблоко. Гера Степановна только странно хмыкнула.
— Как раковина, Гера Степановна? Больше не засоряется?
— Твоими молитвами, — сухо сказала она.
Почему кто-то может молиться за чужие раковины и как это может спасти их от засора, Блюмпину было непонятно. Засор в раковине Геры Степановны Блюмпин прочистил при помощи вантуза, но если пенсионерка хочет думать, что он за её раковину ещё и молится и что эти молитвы, в свою очередь, вызывают какое-то профилактическое действие, то пусть она остаётся при своём мнении. Он раскланялся с женщинами и бодрым шагом двинулся через двор к проспекту.
Во дворе не убирали уже пару недель - дворника, с которым Блюмпин любил при возможности обменяться парой дружелюбных фраз, давненько не было видно. Уж не приболел ли старичок? Пейзаж любимого дворика вызвал в Блюмпине Гудле смешанные чувства - окурки, жестяные банки, стеклянные бутылки разных цветов и плотный настил из семечной кожуры. Блюмпин снял кепарик, задумчиво почесал макушку и поплыл дальше.
На перекрёстке ненадолго задержался у интереснейшей социальной группы. Трое мужчин в оранжевых комбинезонах, скрестив руки, стояли у приличных размеров ямы в асфальте подле тачки с лопатами и перетаптывались с ноги на ногу. По другую сторону ямы стояли двое - дородный мужичок в костюмчике и маленьких прямоугольных очках и делового вида девушка с зелёным планшетом. Заметив, что шнурок на шузах вот-вот развяжется, Блюмпин остановился, чтобы исправить эту угрожающую жизни оплошность, и невольно подслушал разговор:
— Что-то мне припоминается, — задумчиво сказал мужичок в очках, — что мы эту яму уже заделывали. Риточка, что вы думаете?
— По сметам заделывали, Пётр Петрович. В прошлом году, — деловито заявила Риточка.
— Вот и мне что-то припоминается, что заделывали. Откуда же она тут тогда?
— Так ведь цементу не хватило, — подал голос один из мужчин в оранжевом. — Недовоз.
— А по бумагам хватило, — сказала Риточка.
— А почему же не сообщили? — повысил голос Пётр Петрович.
— Сообщали, когда вы цемент забирали.
— Что-то припоминается, — смутился Пётр. — Риточка, хватит бюджета в этом году?
— Зависит от диаметра асфальтного отверстия.
Другой мужчина в оранжевом извлёк из кармана рулетку и произвёл замер.
— Метр, — выпалил он. — На метр бюджету хватит?
— Метр… — задумчиво сказала Риточка и принялась считать.
Блюмпин уже закончил со шнурками, но всё ещё занимал полусидячее положение и слушал.
— Нет, на метр никак не хватит, — заключила девушка. — Все средства уже распределены, тендера разыграны, а резервные средства, соответственно, зарезервированы.
— На что это? — осведомился Пётр Петрович.
— Как на что? На обновление административного автопарка.
— Это дело важное, да, нужное… Долго ты что-то считаешь, — покачал головой Пётр Петрович. — Сегодня же из казённых выдели на калькулятор.
— А как же цемент? — взмолился третий в оранжевом.
— А цемент, быть может, в следующем году. В этом пояса надо подзатянуть, с бюджетом совсем туго - дворников и тех пришлось посокращать. Что-то мне припоминается… Ах, точно, отчёт!
Мужчины взяли лопаты, и Риточка сфотографировала их возле ямы. Затем Пётр Петрович сел у ямы с задумчивым видом, и его тоже щёлкнули несколько раз. Затем один из мужчин сфотографировал Петра и Риточку вместе - девушка расправила волосы, приняла модельную позу и приобняла Петра.
— Хорошо поработали, — сказал Пётр, рассматривая снимки. — Ну что ж, мы поехали. — Он было протянул руку для рукопожатия, но тотчас отпрянул. — Не прощаемся! — сказал он и поспешно удалился.
Мужчины в оранжевом растерянно посмотрели на яму, собрали лопаты в тачку и покатили её прочь.
Блюмпин взглянул на яму, пересёк дорогу, чуть не угодив под колёса автомобиля, завершающего манёвр, и сел в трамвай до центра. Усевшись в кресло, он стал с превеликим наслаждением разглядывать сначала пассажиров, затем старенький салон, а потом густые застройки однотипных девятиэтажек за окном, так залюбовавшись, что чуть не пропустил свою остановку. Покинув транспорт, Блюмпин вскорости прискакал к солидному трёхэтажному государственному зданию на окраине города. Дождавшись своей очереди на проходной, Блюмпин с гордостью протянул паспорт и расплылся в улыбке, ожидая, пока новенькая вахтёрша сравнит его лицо с фотографией в документе.
— Добромыслов?
— Да. Блюмпин Гудль Добромыслов.
— Странное у вас имечко.
— Я родом с Аборогинарских островов.
Эта была давно заготовленная Блюмпином Гудлем фраза. Люди всегда проявляли нездоровый интерес к его имени, но как только он говорил про заморское происхождение, то интерес мгновенно шёл на спад, даже несмотря на то, что никаких Аборогинарских островов не существовало вовсе.
— Ну-ну. Вы в БЗДУ?
— Нет, я в БЗДА.
— Ну-ну. Проходите.
Бюро Земной Долгосрочной Акклиматизации занимало скромный уголок в четыре кабинета на втором этаже здания. Сотрудники остальных отделов, хоть и косились с подозрением на работников БЗДА, тем не менее понятия не имели, чем, собственно, занимается бюро, и не подозревали, что почти все его служащие - инопланетные пришельцы.
Устроившись на своём мягком сиденье, Блюмпин несколько раз украдкой лизнул маркер, выложил на столешницу письменные принадлежности и собирался уже приступить к работе, как вдруг вошёл товарищ Щукин с чёрной папочкой. Блюмпин невольно поёжился - визиты товарища Щукина не сулили ничего хорошего. Товарищ Щукин работал в бюро специалистом по ненаходу - предотвращал раскрытие личностей пришельцев, а значит, Блюмпин Гудль опять что-то натворил.
Товарищ Щукин некоторое время пристально смотрел на Гудля оценивающим взглядом, затем сел напротив и начал издалека:
— Как ваши дела, Добромыслов?
— Не могу жаловаться, товарищ Щукин, — вымолвил Блюмпин. — Тружусь потихоньку.
— Над чем трудитесь?
— Ну, знаете, — смутился Блюмпин, — “Инструкция по акклиматизации и поведению на планете Земля” сама себя не напишет.
— И что, всё сами пишете? — Щукин положил чёрную папочку на стол. Папочка была плотная.
— Под контролем редактора, чтобы избежать ошибок.
— Понятно, понятно. — Щукин, словно и не слушая, открыл папку и стал просматривать содержимое. — Понятно.
Тянулось это несколько минут. Щукин копался в папке, Блюмпин тревожно поглядывал на Щукина, ожидая худшего, и боролся с желанием лизнуть маркер.
— Характеристики на вас в целом туда-сюда, — вздохнул Щукин. — Чего же на вас тогда заявление-то написали?
— Как заявление? — испугался Блюмпин Гудль. — На меня? От кого?
Щукин зачитал.
— “Дорогой и уважаемый участковый такой-то такой-то и так далее. Я, Смолова Гертруда Степановна, проживающая в квартире под номером шесть третьего дома по улице Мира, сообщаю о готовящемся покушении на моё личное имущество с целью хищения и дальнейшего пользования”, — он умолк и поднял взгляд от бумаги. — Вам это, Добромыслов, о чём-нибудь говорит?
— Ничего не понимаю, — растерялся Блюмпин.
— “Второго дня этого месяца, — продолжил специалист по ненаходу, — мой сосед, некий уроженец из заграничья Блюмпин Гудль Добромыслов, нанёс мне визит с целью переложить плитку в ванной комнате и прочистить раковину”. Такое было?
— Было.
— Угу, было. “Сообщаю вам, что данный весьма подозрительный гражданин и весьма мутный тип ремонт осуществил, но от поставленного на стол пузыря наотрез отказался, в связи с чем у меня возникли резонные подозрения в том, что он - домушник, производивший в моей квартире разведку”, — Щукин отложил лист и внимательно посмотрел на Блюмпина. — Почему же это вы, Добромыслов, отказались от поставленного на стол пузыря?
— Так я это, водку не люблю. Горькая.
— Мало ли что вы не любите - видите, какие ваша привередливость к земной пище вызывает проблемы! Надо было выпить. Зачем вы Смоловой с ремонтом помогли?
— Да я так, по доброте, — стыдливо ответил Блюмпин. — Немолодая ведь уже.
— Вот что, Добромыслов. Вы в следующий раз либо от пузыря не отказывайтесь, либо вовсе не помогайте. Нехорошо это.
Блюмпин виновато опустил голову. Специалист по ненаходу товарищ Щукин встал и собирался уже уходить, но у двери замешкался.
— Добромыслов, давно хочу узнать. Это ваш псевдоним или у вас на планете взаправду такие фамилии?
— Псевдоним.
— А имя?
— А имя моё.
— Бывайте, — сказал Щукин и вышел.
Больше в тот день товарищ Щукин не появлялся. Так было всегда - на рабочем месте он оказывался только для того, чтобы провести беседу с кем-нибудь из пришельцев (чаще всего с Блюмпином), оповестить о совершённых ошибках и предостеречь от новых. В прошлый раз он отчитал Гудля за покраску старой облупившейся приподъездной лавочки, а до этого - за открытую в самом подъезде форточку. Выяснилось, что табачное задымление кому-то из соседей вовсе не мешает, а вот от сквозняка он мёрзнет; кто-то, кто собирался посидеть на лавочке, был вынужден в одно утро постоять и тоже ужасно обозлился. Участковому часто писали заявления на Блюмпина Гудля, но товарищ Щукин их перехватывал. Чем же специалист по ненаходу занимался всё остальное время, что отсутствовал в БЗДА, никто не знал.
Остаток смены Блюмпин Гудль в смешанных чувствах корпел над пустым листом. Вот тебе и помогай старшим. Написав за всю смену всего пару предложений, Блюмпин собрался и пошёл домой. Вечер был ещё тёплый и светлый, и он с удовольствием двигался по узким улочкам города.
Зайдя в сетевой магазинчик, Блюмпин набрал оливок, перчиков, рыбьего жира, молока и переспелых бананов для своего любимого блюда родной внеземной кухни. Уж что-то, а оно точно исправит этот день. Уже идя к кассе, Блюмпин обнаружил прилавок с алкоголем, взял одну из бутылок и прочитал вслух маленькую надпись:
— “Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью”.
— Чрезмерное! — вскричал взявшийся непойми откуда немолодой, заросший и тёмненький от недостатка гигиены пухлый человечек. — Чрезмерное! А мы понемногу - понемногу даже полезно, у меня друг врач! Третьим будешь?
— Я буду Блюмпин Гудль Добромыслов, — ответил Блюмпин.
— Да я не про то. Выпить хочешь?
— Я водку не люблю. Горькая.
— Ну и дурак, — человечек махнул рукой и пошёл по своим делам.
Почти у самой кассы Блюмпина остановили пара детишек.
— Извините пожалуйста, вы нам не поможете? — пролепетали они в один голос.
Что может быть лучше в конце тяжелого и не самого удачного дня, чем маленькая помощь?
— Конечно помогу. Что случилось?
— Нам сигареты не продают. Купите?
Блюмпин снял кепарик и почесал макушку.
— А почему не продают?
— Паспорта нет.
— А где же он?
— Нет ещё. Маленькие мы.
— Так маленьким же курить нельзя.
Один из малышей махнул рукой и заковылял прочь, второй покрутил пальцем у виска и проследовал за другом. Блюмпин пробил товары и вылез на улицу. Было ещё не поздно, и строительный через дорогу ещё работал. Приобретя там мешок цемента и лопату, Блюмпин дождался темноты и под покровом ночи сделал своё отчаянное доброе дело.
Утро следующего дня, как и обычно, началось со стакана горячего молока. Предвкушая лица радостных автомобилистов, Блюмпин выскочил из дома и пошёл к знакомому перекрёстку. На перекрёстке образовалась пробка - на перекрытой дороге орудовали отбойные молотки, раздирая залатанную Блюмпином ночью дыру. Пётр Петрович, треся своими несколькими подбородками и то и дело хватаясь за объёмный живот, брызгал слюной куда попало:
— По какому это праву? Кто позволил? Найти! Привлечь к ответственности! Что-то я не припоминаю распоряжения! Вся отчётность к чертям, все сметы коту под хвост!
Риточка стояла рядом и кивала. Мужчины в оранжевом дырявили асфальт, и Блюмпину показалось, что дыра стала больше, нежели до ремонта.
— Мы это так не оставим, — лепетала Риточка и записывала что-то в новенький телефончик. — Всех причастных найдём.
— Произвол! Самоуправство!
Риточка взяла Петра Петровича под руку и потянула его в припаркованную рядом с местом происшествия новенькую иномарку с маленькой синей мигалкой на крыше.
Блюмпин снял кепарик и почесал макушку - как же так? Хотел доброе дело сделать, а у них сметы, планы, тендера. Нехорошо как-то вышло.
Трамвай задерживался. На остановке сидели пожилая пара, женщина с ребёнком и крупный бородатый мужчина. Мужчина курил, и было трудно дышать.
— Извините, — обратился к нему Блюмпин, — вы знаете, что вы на остановке?
— Знаю, — отозвался мужчина. — Я трамвай жду.
— Вы знаете, что курить в общественном месте нельзя?
Пожилая пара засуетилась, женщина с ребёнком отодвинулась и недовольно взглянула на Блюмпина.
— Не нравится - стой в другом месте, — сказал куряга.
Блюмпин Гудль хотел объяснить мужчине, что тот неправ, но прибыл трамвай, и он, швырнув окурок на землю и оттолкнув Блюмпина, уселся на свободное сидение. Блюмпин проводил трамвай озадаченным взглядом и решил пойти пешком.
На самом подходе к зданию, где располагалось БЗДА - место работы Блюмпина Гудля - внимание его привлекла машина, стоящая посреди выезда со двора. Машина мигала жёлтыми огоньками, и Блюмпин, воодушевлённый до предела, подскочил к автомобилю и постучал в стекло.
— Чего надо? — спросил водитель.
— Я вижу, у вас авария. У меня неплохие познания в технике - может, я смогу вам помочь?
— У нас всё в порядке.
— Вы уверены? У вас же горит аварийный сигнал!
Водитель посмотрел на Блюмпина как на сумасшедшего.
— Тебе чего надо?
— Просто хочу помочь.
— Иди куда шёл.
— Но…
— Улепётывай, я сказал!
И снова в смешанных чувствах Блюмпин явился на рабочее место, отсидел своё время и побрёл домой. Работа не шла, а скоро сдача материала. Проковыляв мимо злополучной ямы, Гудль оказался у дома. В подъезде опять несло кошкой. Взяв из квартиры ведро и швабру, Блюмпин скорёхонько отмыл лестницу и стены с моющим средством. Поздоровался с выглянувшей из-за своей двери Герой Степановной, но та тут же скрылась. Вернулся домой и просидел в смешанных чувствах до самой ночи, пока не вспомнил про двор. Вооружившись парой резиновых перчаток и мусорными пакетами, Блюмпин вышел на дело.
Когда он, держа в зубах фонарик, собирал уже второй мешок, к нему подошли два сотрудника в полицейской форме.
— Что это вы тут делаете? — осведомился один из них.
— Убираюсь, — объяснил Блюмпин.
— Это ваши бутылки? Вы распивали на детской площадке? — спросил второй.
— Не мои. Я их просто убираю.
— Вы из какой-то службы?
— Нет.
— Зачем же вы тогда это делаете?
— Хочу, чтоб двор был чистым, — растерянно сказал Блюмпин.
Сотрудники с недоверием посмотрели сначала на Блюмпина Гудля, затем на мусор, потом на мешки. Не найдя что сказать, они вернулись в патрульную машину и остаток ночи продолжали слежку за подозрительным гражданином.
Утром счастливый и принявший чашечку горячего молока Блюмпин Гудль Добромыслов спустился по чистому и свежему подъезду, неся с собой собранный мусор. На лавочке, как это часто бывало, сидели Гера Степановна и Липа Арвильевна. Увидев битком набитые мешки, Гера Степановка с сомнением спросила:
— Это ты, что ль, мусор убрал?
— Я! — радостно ответил Блюмпин.
— Никак в управдомы метишь? Показуху разводишь?
Блюмпин в смешанных чувствах направился к мусорке. Там мусоровоз уже как раз собирался менять полный контейнер на пустой.
— Доброе утро! — сказал Блюмпин. — У меня тут мусор!
— Хорошо, — почесал бороду водитель мусоровоза, — закидывай.
— Я всё рассортировал! — сообщил Блюмпин.
— Молодец. Закидывай.
— Где у вас тут контейнер для бумаги?
— Вот, — водитель показал на забитый доверху контейнер.
Гудль забросил пакет.
— А для пластмассы?
— Вот, — водитель указал на тот же контейнер.
— Но он же для бумаги!
— И для всего остального. У меня всего два контейнера - один оставить, другой забрать.
— Но как же сортировка мусора?
— Всё отсортируем, слово даю. Кидай.
Немного сомневаясь, Блюмпин положил мешки в контейнер и посмотрел вслед мусоровозу. Ну, раз уж водитель дал слово, то должен сдержать. Побрызгавшись духами, Блюмпин посеменил на остановку.
На остановке опять смолил вчерашний нарушитель порядка. К этому Гудль подготовился - в чемодане лежал сборный вентилятор на батарейках. Блюмпин встал вплотную к курильщику, достал своё орудие свежести, собрал его и включил. Стало шумно и засквозило.
— Ты чего это делаешь? — крикнул бородатый курильщик.
— Вентилирую, — ответил Блюмпин. — Дым отгоняю.
Мужчина покрутил пальцем у виска, постоял некоторое время, а затем, тихо выругавшись, ушёл с остановки. За ним, сначала поодиночке, а чуть позже группами, уходили остальные ожидающие. Когда Блюмпин выключил вентилятор, то стоял на остановке в полном одиночестве.
Работа опять не шла - голову кружили конфузы последних дней. Ну вот в упор не понимал он землян. Ты им добро, а они с подозрениями. Стоит ему улыбнуться, те сразу думают, что он чего замыслил. Блюмпин Гудль живёт на земле чуть ли не дольше всех инопланетян в бюро, но так и не смог понять суть человека.
Почему если люди борются за равенство, то уравнивают обязательно кого-то определённого? Почему если в правилах разрешается заканчивать манёвр при жёлтом сигнале светофора, то все считают, что нужно на этот сигнал ехать? Почему при доказательстве своей правоты необходимо ругаться и переходить на оскорбления? Зачем нарушать общепринятые правила? Почему люди толкаются, заходя в общественный транспорт? И, наконец, почему все крутят пальцами у виска при каждом хорошем и правильном поступке Блюмпина Гудля Добромыслова?
До самого дома всё шло спокойно, но во дворе его встретили неизвестные ему люди в зелёных майках. Вид у них был весьма недружелюбный, но Блюмпин Гудль не привык судить книгу по обложке.
— Добрый вечер! — сказал он. — Как ваши дела?
— Работаем, — отозвался один из них. — Покажите-ка карманчики.
— Зачем?
— Проверка.
— А вы кто будете?
— Союз бдительных граждан. Сегодня Пётр Петрович учинил. Говорят, ночами какие-то личности мусорят, дорогу портят, пугают жильцов. Вот, проверяем, нет ли чего запрещённого.
— А, ну это пожалуйста, — сказал Гудль, вытаскивая содержимое. Это были документы, несколько маркеров, горстка мелочи и проездной.
— Ничего запрещённого, — печально вздохнул второй, до этого молчавший.
— А маркеров вам столько зачем? На стенах рисуете? — спросил первый.
— По работе, — сказал Блюмпин.
И союз бдительных граждан, учинённый Петром Петровичем, отпустил Блюмпина Гудля. Мелочь, правда, забрали - для сверки отпечатков.
Творить добро в рамках действующего законодательства становилось всё труднее. Надо, наверное, залечь на дно. Но тут Блюмпину пришла другая идея.
В конце следующего рабочего дня (в тот день работалось неплохо), Блюмпин стремглав поскакал в строительный. Схватив по мешку цемента подмышки, он расплатился с продавцом и помчался в администрацию. Администрация уже закрывалась, Пётр Петрович и Риточка уже шли к своим иномаркам, когда перед ними выскочил довольный как слон, с улыбкой до ушей Блюмпин. Улыбаясь всеми своими сорока девятью зубами, он положил перед Петром Петровичем мешки:
— Вот!
— Что это? — подала голос Риточка.
— Цемент. Я слышал, что у вас денег не хватило. Вот вам от меня.
— От вас? — покраснел Пётр Петрович. Жировые складки заколебались от напряжения. — А вы, собственно, кто?
— Блюмпин Гудль Добромыслов из БЗДА, — сказал Блюмпин. — Чем смог, тем помог.
— БЗДА? — процедил Пётр Петрович. — Что-то припоминается…
На следующий день в бюро земной долгосрочной акклиматизации на втором этаже государственного здания опять заявился специалист по ненаходу с чёрной папочкой. Блюмпин радостно помахал ему, но тут же сник - во взгляде товарища Щукина доброты не было.
— Это что же вы вытворяете, Добромыслов? — спросил он с порога.
— Что-то случилось, товарищ Щукин? — буркнул Блюмпин.
— Случилось, случилось. Отбоя от заявлений на вас нет, всю неделю как рыба в неводе бьюсь. В подъезде жилого дома чёрт знает что устроили - Гертруда Степановна чуть не упала на скользкой лестнице!
— Но я ведь там помыл… Воняло в подъезде…
— И чего же теперь, каждый вонючий подъезд отмывать?
— Но ведь ночь была, — попытался оправдаться Блюмпин, — спали все, до утра должно было высохнуть.
Товарищ Щукин заглянул в чёрную папочку и внимательно что-то прочитал.
— Гертруда Степановна вышла посмотреть, что вы там, Добромыслов, такое подозрительное в подъезде с ведром и шваброй делали. Торопилась, чтобы вас обличить, ступила на мокрую ступеньку, так чуть не поскользнулась.
— Виноват. — Блюмпин грустно посмотрел на оранжевый маркер. Самый вкусный.
— Это ещё не всё, Добромыслов. В полиции вас взяли на карандаш из-за ваших ночных гуляний. Чего вам дома не спится? Чего под кустами ползаете?
— Двор прибирал.
— А у патрульных совсем другие подозрения возникли. Приличные люди по ночам меж кустов с фонариками не лазают! — Щукин потряс толстой чёрной папочкой. — Это разве нормально? Да этим же котельная полгорода смогла бы обогреть!
— Тогда, может, отдадим бумаги в котельную? — с надеждой предложил Блюмпин.
— Вы мне тут не ёрничайте, Добромыслов. Знаете сами, не положено. На Петра Петровича вы зачем напали?
— Я? — испугался Гудль. — Напал?
— “Вывалил строительный мусор у здания администрации, бросался на сотрудников, критикуя их деятельность. Чуть было не уронил двадцатипятикилограммовый мешок на ногу Петру Петровичу, который успел отскочить лишь чудом”, — зачитал товарищ Щукин. — Было или не было?
— Я же просто цемента пожертвовал… По доброте…
— Доигрались вы уже, Добромыслов. Из администрации настоятельно просят выдворить вас на родину, а на ваше место посадить кого-нибудь менее деструктивного. Дурно вы на наш город влияете, Добромыслов!
— Но ведь я же как лучше…
— Ну вот вы сами поймите, Добромыслов. Вы за одну эту неделю набедокурили больше, чем иной инопланетянин за год. Ну вот как можно доверить вам составлять “Инструкцию по акклиматизации и поведению на планете Земля”? Ежели все ваши будут себя как вы вести, что с планетой станет? Всё же под откос полетит!
— Но я ведь как лучше старался! — не выдержал Блюмпин.
— Вы на меня голос не повышайте, Добромыслов! — Щукин страшно потряс чёрной папочкой. — Вы это оставьте! Вам, как инопланетянину, может, и лучше, а землянам от ваших “добрых дел” одни беды. Слышали такое выражение - “что землянину хорошо, то пришельцу смерть”? Вот и наоборот так же получается. Всю округу на уши поставили! Если каждый, кому чего, как вам, не нравится, станет подъезды мыть, мусор убирать, с ремонтом соседям помогать - так это что же тогда с обществом станет? Своим делом надо было заниматься, Добромыслов, своим. А вы чёрт знает что. А на свалке вы что учудили, Добромыслов?
— Ничего я не учудил. Не было меня там, товарищ Щукин.
— Ах, не было? — специалист по ненаходу открыл папочку и пробежался взглядом по писанине. — Да там же полдня бардак стоял! Начальник свалки, услыхав от водителя мусоровоза про сортировку мусора, сначала хохотал как сумасшедший, потом побледнел весь, бедный, перепугался и приказал срочно сортировать. Рабочие все в грязи вымазались, нечистотами извонялись. А через пару часов начальнику совсем поплохело - инфаркт, кое-как откачали. Испугался внеплановой комиссии - кто окромя них мог про сортировку сказать?
— Ну а я-то чего?
— А вас, как всё успокоилось, описал водитель мусоровоза. Существуют у них там свои правила и порядки, существуют уже давно. А вы всё с ног на голову перевернули неосторожным словом. Вы же вообще не думаете, что делаете и говорите!
Блюмпин совсем сник. Товарищ Щукин посмотрел на него с состраданием.
— Вы уж меня поймите правильно, Добромыслов, решения здесь не я принимаю. Но вы своими действиями уже никакого выбора не оставили. Я лично против вас ничего не имею, но хулиганства ваши уже перешли все грани. Сегодня же летите домой, откуда вы там родом.
Блюмпин хотел было по-привычке сказать свою заготовленную фразу про Аборогинарские острова и чуть не заплакал. Товарищ Щукин покачал головой и вышел. Гудль лизнул оранжевый маркер, собрал свои вещи и, не дожидаясь конца смены, побрёл домой.
Он неторопливо продвигался по тёплым улочкам, мимо сетевого и строительного, мимо злополучной ямы, от которой по асфальту пошли новые трещины. Протопал через любимый дворик, где у детской песочницы двое мужчин потягивали пиво. Допив, один из них разбил опустевшую стеклянную тару о камень.
— Ты чего это? А если порежется кто? Урна ж есть, — спросил второй.
— Есть такая профессия - уборщик, — философски рассудил первый. — Если я не буду мусорить, то уборщик умрёт с голоду.
Блюмпин хотел было сказать про то, что уборщик тут больше не убирается, но решил не хулиганить. Лавочка у подъезда была пуста, и Гудль со смешанными чувствами заметил, что кто-то ободрал краску. Лестницу в подъезде посыпали песком и землёй - видимо, чтобы соседка Гера Степановна ни в коем случае не соскользнула со ступенек.
Остаток дня Блюмпин потратил на уборку служебной квартиры и сбор вещей. Какого-то избытка у него не наблюдалось - несколько комплектов одежды, чемодан, вентилятор, пакет молока да коробка с маркерами - очень уж он их любил. Гудль закрыл квартиру, спрятал ключи под коврик и поднялся на крышу, где уже давно стояла без дела его летающая тарелка в режиме невидимости - официально опознанный летающий объект.
Уложив пожитки в багажник, Блюмпин Гудль взял в зубы маркер, переключил тумблер маскирующего пояса, приобретя родной зелёный цвет кожи, и подступил к краю крыши, чтобы напоследок взглянуть на любимый город. Далёкая серая площадь у администрации, густые девятиэтажные застройки, редкие зелёные деревья, небольшой парк, густой чёрный дымок, валящий от котельной; бесконечно сигналящие друг другу машины, грохот мусоровоза и звон очередной разбитой бутылки.
Блюмпин Гудль Добромыслов любил этот городок. Городок не был идеальным, но Блюмпин Гудль искренне пытался сделать его лучше. Искренне он пытался понять и землян - странного Петра Петровича с его секретаршей Риточкой; любящую просить помощь, сварливую соседку Гертруду Степановну вместе с её тихой подружкой Липой Арвильевной; специалиста по ненаходу товарища Щукина; остановочных куряг; водителей исправных машин на аварийке; пытающихся купить сигареты детей; и умеренно потребляющих, заросших, тёмных от проблем с гигиеной, опухших человечков. Хотел понять, но так и не понял.
Блюмпин Гудль, набрав земного воздуха в лёгкие в последний раз, уселся в тарелку, пристегнул ремень и завёл мотор. Тарелка беззвучно оттолкнулась от крыши и так же беззвучно полетела вверх, куда-то к далёким звёздам, где-то среди которых вращалась в космическом вакууме родная планета Блюмпина.
Инопланетянин Блюмпин Гудль в последний раз взглянул вниз, на человеческую жизнь, на крошечных людей, занимающихся своими маленькими привычными делами, на оранжевые комбинезоны, на дыры и осколки цветного стекла, на сигаретный дым и огоньки синих сирен.
— Ну вот и всё, — прошептал он, утирая поток слёз носовым платочком. — Прощайте, земляне!
#АлексейПоликарпов