"Две параллельные прямые живут в эвклидовом мирке и бегают пересекаться в мир Лобачевского тайком", – вертелась в голове дурацкая шутка, прочитанная невесть сколько лет назад. Прямых действительно было ровно две, и в параллельности их сомнений не возникало. Ожидаемо: как-никак, тесты на беременность делают по четким стандартам.
Илона потерла виски и приземлилась в любимое плетеное кресло. Накатило желание выпить, но она и прежде не позволяла себе вульгарно надираться с самого утра – а теперь, выходит, это недопустимо вдвойне. "Если так подумать, – завела она мысленный диалог с собой, – ничего страшного не произошло. Не в средневековье живу, беременность уже не приговор... С другой стороны, а почему бы и нет?"
Илона уже разменяла третий десяток и потихоньку подбиралась к четвертому. Жизнь у нее, как говорится, удалась: общественно одобряемая движимость и недвижимость в наличии, неплохая работа, с которой, если что, в декрет отпустят без вопросов, а багаж путешествий за плечами таких размеров, что уже потихоньку начинает утомлять. Собственно, из последнего она и привезла "сувенир".
* * *
Поднимается парок над резной чашей, змеей извивается. Из чаши пахнет терпко, тяжело: грибов да трав жалеть не стоит, когда готовишься к встрече с духами. Темный лес за спиной вздыхает, шепчется, скрипит деревянным телом; пляшет перед глазами, разгоняя ночь, дерзкий огонь. Старый Тойво делает глоток, отставляет чашу и берет в руки бубен.
Его старые знакомые, его верные помощники выпрыгивают в круг света из темноты: кто лисой юркой, кто длинноногим зайцем, а кто и птицей впархивает. Кружатся вокруг него в стремительном танце, пока мир не начинает вращаться перед глазами, расплываться цветным пятном. Знают духи, зачем Тойво их звал, и они готовы поведать ответ на его вопрос.
Танец ускоряется, закручивается в спираль...
* * *
Что и говорить, жаркая тогда выдалась ночка. У побережья моря, в маленьком бунгало с одним смуглокожим красавчиком – не иначе, Аполлоном из местного пантеона. Собственно, Илоне мало что запомнилось, кроме ощущения блаженства и полного удовлетворения; поэтому неудивительно, что где-то она на сей раз прокололась.
В вазочке лежали фрукты, но после курорта на них уже смотреть не хотелось: тошнило. Или это первые признаки подкрадываются? С какого там времени токсикоз начинается? Надо будет посмотреть.
Илона полезла холодильник и через считанные минуты уже уплетала бутерброды с красной рыбкой. Рыбы хотелось, даже очень. А фигура... Ну, если у нее теперь живот и вырастет, то вряд ли пара бутербродов будет тому виной.
И правда, может, оставить? О ребенке она задумывалась, хотя, конечно, не планировала в ближайшем времени, но раз так вышло... Дети-метисы, говорят, еще и красивыми зачастую удаются, с необычной внешностью. Хотя это не главное, конечно.
А уж мама будет просто счастлива, про бабушку с дедушкой и говорить нечего. От ненавязчивых намеков на внуков Илона всегда отмахивалась, а теперь – вот номер выйдет. Но в первую очередь, она сама, кажется, совсем не против такого поворота судьбы. С путешествиями можно подождать, пока ребенок не подрастет, ничего не случится; а если окужающие станут осуждать... Да какое их собачье дело до ее личной жизни? Уж за словом Илона в карман никогда не лезла.
* * *
Тойво дышит сильно, рвано, но с ритма не сбивается: не привыкать ему. Жадно, словно воду родниковую, ловит образы, что встают перед глазами. Образы истоков, начала начал, самой сути жизни...
Дочь воздушного пространства,
Стройное дитя творенья,
Долго девой оставалась,
Долгий век жила в девицах
Средь воздушного простора,
В растянувшихся равнинах.
Так жила - и заскучала...*
Смеются духи, вьются вкруг костра. Дрожит ткань мира под их быстрыми лапами, истончается, изъязвляется прорехами, сквозь которые сочится по капле само время.
Ветром деву закачало,
Било волнами девицу,
Закачало в синем море,
На волнах с вершиной белой.
Ветер плод надул девице,
Полноту дало ей море.
* * *
Илона не привыкла сожалеть о своих решениях, но в этот раз она была на грани. Нет, иллюзий о том, что ребенка родить – как чихнуть, она не питала, но одно дело – читать о "прелестях" беременности вроде токсикоза, а совсем другое – испытывать их вживую.
О, токсикоз – это отдельная песня. Никогда не знаешь, в какой момент закапризничает недовольный организм. Яйца и мясо птицы он теперь отвергал стабильно, остальное – от случая к случаю. Вдобавок к тошноте, у Илоны часто отекали ноги и неприятно тянуло потяжелевший живот. "Терпи, казак – атаманом будешь!" – повторяла она детскую присказку, сползая по утрам с кровати и по стеночке бредя приносить утреннюю жертву в кафельный храм. Благо, в остальном все было неплохо: ни материальных, ни психологических проблем не наблюдалось, разве что дражайшие родственники, водившие теперь вокруг Илоны хороводы и пытавшиеся угадать каждое ее желание, начинали немного надоедать своим мельтешением.
* * *
То к востоку, то на запад,
То на юг, а то на север
И ко всем небесным странам,
Тяжко мучимая болью,
Полнотой в тяжелом чреве
А родов не наступало...
Строки сами срываются с губ Тойво, складываются в гортанное песнопение. Не он поет – поют духи его устами, и каждое слово отпечатывается на языке каленым железом.
* * *
Покряхтывая, Илона наконец залезла в ванну и расслабилась. Вода забирала вес и дарила долгожданное облегчение. Жаль, нельзя просидеть здесь весь день! Скоро вообще придется собираться в роддом – сроки уже подходят, она и так затянула, не желая расставаться с уютной домашней обстановкой. Едва ли ей там дадут понежиться в теплой водичке.
Странное ощущение заставило Илону вынырнуть из расслабленного состояния. Внизу вдруг потянуло, а потом перевернулось и резко двинулось вниз.
– Разве это нормально? – растерянно пробормотала она, привставая.
Сильный спазм опрокинул ее обратно, а потом Илоне стало не до вопросов.
Стремительные роды, а это были именно они, накрыли женщину волной. Она еще не знала, что переживет их благополучно, и новорожденный комочек весом чуть больше трех килограмм тоже получит свою долю удачи: выживет, окажется вполне здоровым, что подтвердят врачи, и уже совсем скоро станет счастливым обладателем вкусной маминой груди и ласкового имени – Ваня.
Но это случится позже. Сейчас Илоне еще предстоит побороться за них обоих.
* * *
Догорает костер, стихает безудержная пляска духов. Медленно глотает воздух старый Тойво, успокаивая разбушевавшееся сердце. Отзвуки Песни еще прокатываются меж деревьев эхом; ели подхватывают их мохнатыми лапами и прячут в темноту, в сухой полог у корней: сберегают от забвения. Напрасно, впрочем: Тойво ее уже не позабыть, а значит, услышат сладкие напевы и другие, и другим передадут, и детям своим будут сказывать, качая в колыбели, как родился мир, как был он сотворен великой Матерью.
Вернулись духи на свои земли, возвращается и Тойво в мир людей. Руки сжимают бубен, губы подрагивают, язык еще ласкает сладость слов. Под закрытыми веками, пред внутренним взором без начала, без конца бьется всполохами пляска духов.
Восхищенный, изумленный, благодарный за поверенные ему тайны Тойво размыкает губы, и льется с них дикий, пряный мед:
Мне пришло одно желанье,
Я одну задумал думу
Быть готовым к песнопенью
И начать скорее слово,
Чтоб пропеть мне предков песню,
Рода нашего напевы...
*Здесь и далее используются вставки из знаменитого карело-финского эпоса «Калевала».
Картина Тамары Юфы по мотивам «Калевалы».
#Фрейя_и_чернила@diewelle0
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3