– Ты же все равно не спишь.

Я приоткрыл глаза, посмотрел на вихрящуюся под потолком темноту – такую тягучую, загадочную и оттого чарующую… А за окном гудел-вздыхал город – этот причудливый лабиринт, полный немыслимого и неведомого, закрученный в спираль из ситуаций, разнообразных эмоций и, конечно же, грез. Я слышал, как в переулках шепчутся пугливые тени, как облизывается страх, как парит над крышами подлунное вдохновение… Эхом одинокого крика вздрагивали в постелях спящие, и в форточку мне настырно лезли их цветастые сновидения, их оголодавшие кошмары…

– Нет, не сплю.

– Тогда поговори со мной.

– О чем?

Я облокотился на подушку, посмотрел на сестру. По обыкновению, она была в другом конце комнаты – зыбким силуэтом в углу, ощущением присутствия, – расположилась в старом пыльном кресле и плотно закуталась в темноту. Как в одеяло, ей-богу!

– О чем-нибудь.

– Не хочу, – сказал я. – Мне надо поспать.

– Зачем спать, если не видишь снов?

– Я уже не единожды тебе объяснял.

– Да-да, – усмехнулась она, – иллюзия реальности… Глупости все это!

– Возможно, – вздохнул я.

Она закопошилась, сбросила с себя покров темноты и шагнула ко мне – призрачным маревом, щемящей тоской в груди.

– Пойдем гулять, а? – сказала она. – Ну, как раньше!

– В другой раз.

– Ты постоянно так говоришь, – надулась она. – В другой раз, в другой раз… А могли бы босиком по мокрым крышам… шугая котов… заглядывая в окна… Или вовсе уцепиться за звезды, болтать ногами над городом, смеяться от души. Ну?

В этот миг улица смолкла, тишина враз стала густой, обволакивающей, и в самой ее сердцевине – там, куда нет доступа звукам, – я различил шаги. Особые шаги – так ходят те, кто не имеет воплощений…

Секундой позже в дверь постучались.

– У нас гость, – сказал я, поднимаясь с кровати и накидывая халат.

– Тоже мне новость, – зевнула сестра. – У нас всегда гость. Не дом, а проходной двор!

Я ничего не ответил. Вышел в коридор, в потемках неспешно спустился на первый этаж, а оттуда – в прихожую. Я предусмотрительно не стал включать свет. В принципе, он мне не особо-то и нужен, ведь мои глаза видят все.

На крыльце меня дожидалась тьма – отнюдь не простая, родом из подсознания. И из тьмы этой проявилась фигура. Правда, проявилась она как-то неуверенно, через силу.

Впрочем, меня это не смутило. Я уже давно привык к полуночным клиентам, их странностям и чудачествам.

– Прошу, входите.

Незнакомец замешкался, но после учтиво кивнул, шагнул внутрь.

Я закрыл за ним дверь.

– Следуйте за мной.

И повел его в кабинет. Какая бы нужда ни привела его ко мне в этот час, дела лучше обсуждать в кабинете.

– Не возражаете, если я включу свет? – на всякий случай спросил я.

– Лучше не надо, – прошелестел незнакомец. – Свет делает больно…

Я обернулся, вгляделся в него – в этот разрозненный вихрь метафизического мрака, что с трудом удерживал форму, – и покачал головой:

– Признаюсь, такие, как вы, у нас редкость… Присаживайтесь.

Незнакомец устроился в кресле, я же прошел за стол.

– Так чем могу быть полезен?

Незнакомец поежился, быстро осмотрелся.

– Вы выглядите моложе, чем я думал, – пробормотал он.

– Я гораздо старше, чем выгляжу, – спокойно ответил я. – Как вы меня нашли?

Незнакомец сконфузился, едва не расползся на черные лоскуты.

– Я… я не знаю, – выдавил он. – Я просто… был там… в нигде… Но я был! Был, слышите?! А потом…

– А потом вы пошли, – подсказал я. – И тропинка у вас под ногами будто бы ожила, верно? Она-то и вывела вас в этот закоулок, ко мне.

– Да, верно.

– Что ж… – я откинулся на спинку кресла. – Вам известно, что это за место?

– Нет, – сказал незнакомец. – Мне просто кажется, что я… ну…

– Должны быть именно здесь?

– Ага.

Такое случалось довольно часто. Разумеется, в большинстве своем о нас узнавали благодаря слухам и сплетням – этому кислороду, которым дышит все живое и неживое вокруг. Слово произнесенное, каковое творит не веру, как сказано в людском Писании, но сомнение. Сомнение же ведет к поиску, а оттуда – и к знанию. Так оно заведено.

Но, бывало, некоторые приходили к нам неосознанно. Они сворачивали с исхоженных тропинок, меняли привычные направления, шли, куда глаза глядят. Так, минуя знакомые улицы и проулки, протискиваясь в узкие, пропахшие сыростью переходы, они ныряли в не пойми откуда взявшиеся тупики, жадно ощупывали искрошенные стены колодцев между домами и пытались отыскать выход. Не тот, по которому пришли – иной, спрятанный от глаз. И если они следовали тропинке под ногами, если их влекла дорога без конца, если они упивались ощущением пути в никуда, то… иногда пространство сворачивалось, видоизменялось. Ведь город – это не только сталь и бетон, но еще и напластование различных концепций и мыслеформ. Предчувствие чего-то незримого, не оформившаяся цель или необъяснимое для рассудка желание преображает дворы и улицы, обнажая сокрытое. Так к нам и попадают.

Собственно, я и сам так здесь очутился.

– Тогда, если позволите, я вам объясню, – сказал я. – Это место… это заведение – своего рода магазин.

– Магазин?

– Да. Самого нужного, самого желанного. Я бы даже сказал, жизненно необходимого. Здесь можно приобрести то, что вы не найдете больше нигде.

Незнакомец явно оживился.

– Например? – спросил он.

– Например? Ну, скажем, любовь. Или цель в жизни. Свершившуюся мечту. Да много чего!

– Много чего… – шепотом повторил незнакомец.

– И у нас весьма обширная клиентская база. Все, кто не относят себя к обычным смертным – будь то всевозможные мифы, страхи, фантазии, порою и ваш брат, да, – все, так или иначе, захаживают к нам в гости.

– А обычные смертные что же?

– Иногда и они приходят, – кивнул я. – Но не часто.

– Много кого, значит… И все, небось, важные?

– Ну, например, на прошлой неделе приходил вампир. А месяцем ранее – дьявол.

– Сам дьявол?! – воскликнул незнакомец. – И чего ж они все хотели?

Я улыбнулся, вспомнив вампира – спина прямая, губы туго сжаты, взгляд мертвенно-стылый. Он был из классических кровососов – в длинном плаще, весь из себя показательно старомодный, местами даже надменно-чопорный. Он уселся в кресло и, не моргая, уставился на меня. Грозный ужас былых времен, обласканное прошлым веком порождение суеверий неотесанной деревенщины.

А хотелось-то ему чуть-чуть теплоты в сердце, румянца на щеках…

Ну а дьявол – тот вовсе развеселил! Объявился в ночи, гипнотически сверкал глазами, скрипел новенькими лакированными туфлями. Галантно прихрамывая по кабинету, он постукивал тросточкой с золотым набалдашником в виде головы пуделя, разглядывал портреты на стенах, книги на полках, вслушивался в пискотню крыс на чердаке. Само собой, всячески старался заглянуть мне в душу, выцепить какой-нибудь изъян. Верный себе, дьявол планировал состряпать договор. Бесполезно! У меня давно уже нет души, да и никакие договоры в этом месте не действуют. Таков порядок вещей.

Смекнув, что его штучки здесь не прокатят, дьявол застенчиво попросил дать ему то, чего он всегда был лишен – надежду.

– К сожалению, не могу вам этого сказать, – извинился я. – Коммерческая тайна.

– Понимаю, – вздохнул незнакомец. – И что – даже Он, ну… – он кивнул куда-то на потолок, – Он тоже к вам заходит?

– Нет, – сказал я, – Его я ни разу не видел. Вероятно, это связано с тем, что всепрощающая любовь ни в чем не нуждается. А вот что касается его более грозных проявлений… впрочем, не суть.

– Да-да, понимаю, – снова вздохнул незнакомец. – Ну а мне… мне вы дадите то, что мне надо?

– А что вам надо?

На самом деле я знал, чего он хочет. Видел это в нем – во всей его гипнагогической хаотичности, дремотной неясности, в его робости, столь свойственной всем изгоям, и в его слепом отчаянии. Таков уж мой талант – видеть в других самое им необходимое.

– Быть! – выдохнул незнакомец. – Я хочу быть!

Я кивнул.

– Тогда, – сказал я, – позвольте мне самому посмотреть.

Незнакомец вздрогнул, даже отпрянул. Ели лицо взбугрилось, расползлось на сгустки мрака и… собралось вновь.

– Вы уверены?

– Это моя работа.

Он нерешительно потянулся к груди, запустил пальцы внутрь себя и раскрылся – даже распахнулся, – обнажив свое пылающее нутро, весь тот кромешный ужас, что был в нем сосредоточен, что вызревал, дожидаясь своего часа.

Да, я увидел его суть – то, ради чего он и пришел в этот мир. Увидел огненные вихри, и бегущие в панике толпы, и исчезающие в ослепительных вспышках города; услышал исступленные мольбы, крики отчаяния, взметающиеся до истошного вопля, низвергающиеся до хрипа, гаснущие в предсмертных судорогах, в агонии… И под самый конец я увидел выжженный пустырь, над которым воцарилось кладбищенское безмолвие. Я проникся им. Проникся лишенной цвета, звука и запаха пустотой…

Ощутив мимолетную дрожь, я невозмутимо кивнул, отстранился.

Незнакомец быстро запахнул свое внутреннее пламя – это грозное семя, которое в благодатной почве взовьется слепящим всепожирающим цветком.

– Понимаете? – всхлипнул незнакомец. – Меня не спрашивали, я таким родился…

– Понимаю, – сказал я.

– Так вы поможете мне? – тихо спросил он.

Я усомнился лишь на долю секунды. Там, в самой глубине меня – в месте, которое давно уже превратилось в надгробие, развеялось прахом по миру – вспорхнуло птицей, вспыхнуло огоньком воспоминание. Одно-единственное, которое связывало меня с моим прошлым. С тем мальчишкой, что бежал сквозь разрушенный город, искал сестру. С тем мальчишкой, чье отражение я по-прежнему вижу в зеркале, пускай с тех пор прошло уже много лет…

– Да, помогу, – сказал я. – В конце концов, ради этого мы и существуем.

Я выдвинул ящик стола. Книга уже лежала там, как лежала она там всегда, когда в ней была такая необходимость. Я извлек ее, раскрыл ровно посередине, пробежался взглядом по списку и быстро обнаружил то единственное имя, что требовалось.

– Вот, – ткнул я пальцем, развернув книгу к незнакомцу.

Он нагнулся, торопливо прочел имя.

– Ого!.. – Посмотрел на меня: – Вы уверены?

– Я никогда не ошибаюсь.

– Значит, – оживился незнакомец, – я… ну… могу идти?

– Конечно, – улыбнулся я. – Только не забудьте свой ключ.

Я картинно взмахнул рукой, и на ладони у меня возник ключ – увесистый, как от амбарного замка. Можно было обойтись и без всех этих фокусов, просто отдать ему ключ. Но правила магазинчика предписывают некую долю экстравагантности, элемент магического, броский жест в качестве завершающего аккорда. Не знаю, зачем оно нужно. Речь ведь не про обычных смертных, а про тех, чья природа уже подразумевает магию, взращена фантазией, пропитана волшебством.

Возможно, в этом вся соль.

– Точно, ключ! – засуетился незнакомец.

– Иначе вы не сможете проникнуть внутрь, заплутаете где-нибудь на подступах, сгинете, – вкрадчиво сказал я. – Так же, как сгинуло бессчетное множество ваших собратьев.

– Да-да, конечно, – нервно хохотнул незнакомец, забирая у меня ключ.

Он уже перестал быть вихрем мрака, трепещущей тенью. Получив желаемое, он сформировался в нечто плотное, уверенно стоящее на ногах. Былую робость как ветром сдуло. И я видел, во что он со временем превратится – в отвратительного спрута, запустившего свои щупальца всюду, где только можно; он станет испепеляющим кошмаром, кровавым безумием того, в чьих руках сосредоточена немыслимая власть над людьми.

Так полночное наваждение крадется с самых задворок, ищет пути, подбирает ключи, превращаясь в мысль, в навязчивую идею, постепенно подчиняя себе весь разум…

– А что насчет платы? – уже на пороге вспомнил незнакомец. – Я вам что-нибудь должен?

– Ровным счетом ничего.

– Уверены?

– Просто будьте! – напутствовал я, выпроваживая его прочь.

Когда он растаял в ночи, я посмотрел на безучастные ко всему звезды, чей свет служил живительным источником для стольких фантазий, грез, воспоминаний… И было во всем этом что-то забавное: бесчувственный холодный свет раскрашивал этот мир в яркие краски, наполнял его волшебством, заставлял учащенно биться сердца. Так вот странно все устроено.

А затем я уловил бесшумную поступь сестры.

– Ты мог бы ничего ему не давать, – сказала она.

– Мог бы, – отозвался я.

– Ты ведь понимаешь, что теперь будет?

– Понимаю, – я посмотрел на нее, улыбнулся. – Нужно будет отыскать в кладовой новенькую косу. Вскоре за ней притащится бабушка Смерть. Бедняжке предстоит много работы.

Сестра нахмурилась.

– А если серьезно, зачем ты это сделал?

– Потому что так должно быть, – сказал я. – Должен сохраняться баланс, даже гармония. Совершенно счастливый мир невозможен по определению – он увязнет в своем счастье, выгорит и обернется комком бесчувственной грязи. Абсолютное счастье, идеальность – они губительны для мира. Ведь красота распускается, когда есть уродство. Любовь расцветает, если знакома ненависть. Вдохновение, творчество – они проистекают из отчаяния, когда хочется что-то исправить, пусть и в виде вымысла. Этот мир – мир антиподов. Разве не так? – С этими словами я повернулся к вам, читатель, – да, мой вопрос адресован именно вам, как побуждающий к мысли, к рассуждению, к спору. – Поэтому наш магазинчик обслуживает и забредшую в гости радость, – продолжил я, – и залетные кошмары. Мы не разделяем хороших и плохих, мы всегда беспристрастны. Так уж все устроено.

– Ерунда! – крикнула сестра. – Ты назвал ему имя, дал ему ключ, и теперь полночное наваждение станет чьей-то идеей. Это приведет к войне, к жертвам!

– Скорей всего, так и будет.

– Но ты… ты же сам… сам жертва!

Я опустил голову. Там, в глубине – в том месте, которое давно уже превратилось в надгробие мне былому, которое полнилось прахом моей человечности, – все еще билось, все еще тлело воспоминание. Как я – совсем мальчишка – бежал сквозь разрушенный город, как искал сестру. И со всех сторон на меня надвигалась смердящая кровью и гарью тьма, со всех сторон окружали боль и страдания. И в целом мире не было никого, кто бы помог, кто бы утешил меня. Сирота, я искал единственного родного для меня человека – мою сестру.

Но я так ее и не нашел.

И тогда, выбившись из сил, умирая с голоду, я просто побрел сквозь руины – в никуда побрел! Пока в какой-то момент не очутился здесь.

Кто бы меня ни выбрал, он сделал меня хранителем этого места – хозяином скромного магазинчика самого нужного, что расположен в несуществующем закутке.

– Ты права, – сказал я сестре. – Мы с тобой жертвы. Давно уже не люди, у нас даже нет имен. – Я посмотрел на нее, она поджала губы. – Мы всего лишь идеи, прообразы жертв. И всегда будут те, кого мы олицетворяем. Нравится нам оно или нет – от этого никуда не деться. Для того и нужна вся эта магия, эти чудеса, воображение, выдумки, – чтоб мир окончательно не сошел с ума, чтоб не сгинул в бездне нескончаемого кошмара. – Я вздохнул. – А теперь, если не против, давай просто постоим здесь немного, послушаем сказки ветра…

Я осторожно взял сестру за руку.

Взял за руку этот бестелесный призрак – мое воспоминание о сестре, которую давным-давно потерял, – эту пустоту…

И так мы с ней и стояли, слушая шелест листьев в ночи.

Автор — Евгений Долматович
#рассказы