Про бога Хнума, который вылепил мир из глины, и про Глеба, который маркетолог

Глеб открыл дверь и тут же закрыл ее обратно. Когда его глаза вернулись к привычному размеру, он открыл дверь снова. Не привиделось.
Прямо перед ним, сидя на маленькой кривенькой табуреточке, высунув язык от старательности, прищурив левый глаз для продуктивности, сидела…
— Овца?
— Сам ты овца, — не моргнув глазом сказала не-овца. — Я баран.
Глеб тяжело сглотнул, сделал шаг в комнату и прикрыл за собой дверь.
— А… это? — он нетвердой рукой указал на гончарный круг, перед которым стояла табуреточка. — Я не знал, что овц… ну, бараны могут, — Глеб сделал рукой широкий жест, потому что нужных слов подобрать не смог.
Баран наконец поднял на него глаза и вытер нос рукавом. Рукавом. Это был баран, одетый во что-то, у чего были рукава. И сидел он перед гончарным кругом. И лепил он что-то человекообразное. А вокруг валялись загадочные (вернее будет сказать: неразборчивые) фигурки из глины.
— А что это? — полюбопытствовал Глеб.
— Это? — баран выглядел оскорбленным. — Человек. А что, непохоже?
Глеб оглядел свои руки и ноги, потом сравнил их с обрубком глины, над которым трудился баран. И честно ответил:
— Не очень.
Не то чтобы Глеб разбирался в мимике парнокопытных, но баран, кажется, погрустнел. Глеб почувствовал жалость.
— Знаешь, можешь сказать, что это горилла. На гориллу точно похоже, — убедительным голосом сказал он и улыбнулся, размышляя, приняты ли в бараньих кругах ободряющие похлопывания по плечу. На бараньем лице (пожалуй, у говорящего и одетого барана, который крутит гончарный круг, вполне могло быть лицо) появилась надежда, правда, от этого оно стало еще уродливее.
— Горилла. Точно. Я так и хотел. — Он вытащил из-за спины планшет, взял ручку и что-то вписал между строчками.
— А что вообще ты тут делаешь? — уточнил Глеб, подходя на два шага ближе и разглядывая теперь-уже-гориллу. Баран развернул планшет к Глебу. Верхний лист весь был в каких-то графиках и списках, а наверху чернела надпись «ПСМ». — Если ты имел в виду предменструальный синдром, то немного ошибся порядком, — осторожно заметил Глеб. Баран фыркнул.
— Нет, это значит «Проект Сотворения Мира». А я им говорил, что аббревиатура слабая.
— «Им»? Стоп. Сотворение мира? Ты, типа, это, бог?
Не то чтобы Глеб был религиозным человеком, но если бы его попросили описать бога, он бы подумал о чем-то с крыльями и нимбами, но никак не о мелком рогатом скоте. Баран тем временем отряхнул копыта и ткнул в бейджик на груди. Там большими буквами было написано «Хнум», чуть ниже, буквами поменьше — «бог-творец», еще ниже, мелким шрифтом со звездочкой — «египетский департамент».
— Да ведь это даже не мой отдел, — вдруг сокрушенно сказал Хнум. — Ты представляешь, как этим вот, — он кивнул на свои копыта, — неудобно лепить? Вот посмотри. — Он поднял какую-то фигурку из тех, что стояли рядом. — Я пытался вылепить бобра и случайно расплющил ему лицо. И что ты прикажешь с этим делать? Два часа времени коту под хвост… Вот блин, я совсем забыл про кота!
Хнум принялся отчаянно листать планшет, а Глеб тем временем разглядывал неудавшегося бобра. Какая-то мысль все никак не давала ему покоя.
— Так это же вылитый утконос! — вдруг воскликнул он. Баран поднял голову и с удивлением посмотрел на Глеба.
— Утконос? — не понял он.
— Ну да, — убежденно сказал Глеб. — Смотри, у него же теперь нос как у утки.
— И правда! — обрадовался Хнум. Потом потянулся за следующей фигуркой и с надеждой спросил: — А на это ты что скажешь?
За следующие полчаса на свет появились… Вернее, назвались, появились-то они раньше: муравьед (бывший дикобраз, с иголками возникли затруднения), кенгуру (для кузнечика вышло крупновато, да и эта непонятная сумка), колибри (к бабочке с пивным пузом мир пока не готов, рассудил Глеб), а еще аксолотль, орангутанг, рыба-молот и скунс.
А потом Глебу пришла пора уходить.
— А ты кто, кстати? Тоже бог? — неожиданно спросил баран, протягивая копыто на прощание.
— Нет. Маркетолог, — улыбнулся Глеб и пожал копыто в ответ, а потом открыл дверь и ушел.
Хнум посмотрел ему вслед с уважением.
#ОлгаОстроверх