Предыдущая публикация
Выпавшее письмо
Я рассматривала выпавшее из коробки письмо. Оно было вложено в конверт, но не запечатано. Я узнала круглый, идеально ровный почерк бабушки, но надпись сбивала меня с толку: “Моему единственному, если мы когда-нибудь встретимся…”
Как же странно было держать этот конверт в руках. Когда я родилась, бабушке было за пятьдесят, а помню я её уже и вовсе седой, пожилой женщиной. Конечно, когда-то она была молодой, но как же сложно совместить этих двух людей – влюблённую девушку и строгую старушку.
Прошло почти три месяца с того момента, как её не стало, и я решилась начать разбирать вещи. За полдня я почти не продвинулась, потому что то и дело зависала над какой-нибудь шкатулкой, заколкой, открыткой и рассматривала их снова и снова.
Но это письмо заинтересовало меня не на шутку. Оно ведь явно было не для моего деда, это было бы бессмысленно.
Я открыла конверт, зацепила листок пальцами, но не вытащила его. Я замерла, поглощённая мыслями. Что такого я узнаю из этого письма? Останется ли мой мир прежним?
Дед Коля был сильно старше мою бабушку, поэтому они прожили вместе не так долго, как могли бы. Я почти не помнила его. Несколько детских воспоминаний и всё. Но бабушка всегда отзывалась о нём как о достойном человеке, хотя (это я уже поняла значительно позже, когда подросла) особой любви между ними не было. Но были уважение, поддержка и забота. Пожалуй, у многих семей сегодня даже этого нет.
Письмо обжигало руки. Я отложила его, встала и пошла на кухню, чтобы сделать чай. Только тогда я заметила, как сильно дрожат пальцы.
Я выпила обжигающего чая, взялась разбирать вещи на кухне, потом ещё с полчаса делала вид, что перебираю одежду. Но руки лишь проделывали монотонный ритуал, а мыслями я была далеко.
Мысли боролись друг с другом. Я знала, что читать чужие письма абсолютно некрасиво. Всегда удивлялась тому, с какой радостью внуки знаменитых людей выдают переписку своих именитых родственников на всеобщее обозрение. Было в этом что-то кощунственное. При этом я теперь не представляла, как мне жить дальше, понимая, что всё не совсем так, как я это себе представляю. Я больше надумаю, чем оно может быть есть на самом деле.
С тяжёлым сердцем и ощущением лёгкого отвращения к себе я села и развернула конверт.
“Привет, Илья!
Я не знала, как начать, скомкала с десяток бумажек, чтобы просто написать приветствие из двух слов.
Сегодня 3 ноября 71 года. Прошло ровно 30 лет. Не подумай, что я вспоминаю о тебе только по памятным датам. Нет, я не забываю о тебе никогда. Но сегодня я проснулась от кошмара, такого отупляюще реального, что не смогла больше заснуть.
Коля сидел со мной до пяти утра, прижимая к себе и качая как маленькую, а ведь я прекрасно знала, что в эти самые холодные осенние дни ему куда хуже чем мне. Он был ранен трижды, прежде чем не смог больше вернуться на фронт. И каждая рана отзывалась тупой и мучительной болью. А ведь он всё равно рвался туда… Глупый двадцатилетний идеалист… Говорил: не могу знать, что погибают мои товарищи, пока я здесь, живой.
Мне снился тот день, Илья. 2 ноября. После этого я перестала верить в ад, потому что видела его своими собственными глазами на земле. Ни Бог, ни дьявол не смогли бы представить ничего более ужасного, чем Курск в то время.
Наши с тобой отцы погибли тогда. Я так отчётливо помню, как с ужасом смотрела на руку, на которой не хватало пальцев. Но не могу вспомнить его лицо. Как ни силюсь, не могу даже сказать, какой у него был цвет глаз или волос. Я помню только эту чёртову руку и то, как меня схватила и поволокла сестра.
В то последнее лето нашего детства мы ведь ещё ничего не понимали. Как хорошо было жить, не зная, что всё закончится всего через несколько месяцев. И с конца лета нашу область зальют реки крови. И это было лучшее наше лето. Помню, как сильно я ревновала тебя к Машке. Боже, какой дурочкой я была. Я так расстроилась, когда ты прицепил к ней пиявку. Стыдно даже сказать… Надо же, такой знак внимания!
Да я бы без колебаний стала свидетельницей на вашей свадьбе, если бы только это могло вернуть к жизни её и тебя.
Да, я пишу эти строки, не веря на самом деле, что ты мог остаться жив до сих пор.
Мы знали, что по какой-то причине они больше всего ненавидят евреев. Но тогда я не понимала, какое это отношение имеет к тебе. Мне было невдомёк, что мальчик Илья, так похожий на меня, на Машку, на Петю, на Богдана – настоящее и истинное зло, которое нужно искоренять.
Сестра сказала, что тебя увели в концлагерь, скорее всего. Она не хотела говорить, что возможно вас замучили где-то по дороге. В городе было не протолкнуться среди тел, так что она, конечно, могла быть права.
Знаешь, странно, но больше всего в то, что ты жив, верит мой ненаглядный муж. Коля много раз говорил, что мне нужно попытаться тебя найти. У него слишком доброе сердце. А мне кажется, что это ужасно нечестно по отношению к нему.
Ведь глупо.
Прошло тридцать лет. А тогда мы были всего лишь детьми. Если ты жив, то скорее всего даже не помнишь меня. У тебя двое таких же беспокойных детишек как у меня. Ты в очереди на квартиру, машину, детский сад и что-нибудь ещё.
Как говорит моя подруга Лида, возможно, я просто идеализирую то, что было давно. На самом деле вероятно мы бы рассорились ещё лет до двадцати или ты и вовсе не обратил бы на меня внимание.
Может быть так и есть. Но жизнь не дала нам шанса стать никем больше, только воспоминанием из далёкого детства.”
Отложив письмо, я сморгнула слёзы, которых было не удержать. Вспомнив, какой жизнерадостной была бабушка, как она бесконечно подкалывала мою чрезмерно меланхоличную мать, моё сердце сдавило от жалости. Она никогда не показывала, насколько ей самой иногда бывает больно.
Я отложила письмо, не зная, может, мне и в самом деле не стоило его читать? Что теперь сделаешь?
Если этот Илья был примерным ровесником моей бабушки, то ему сейчас должно было быть лет восемьдесят пять. Сколько шансов, что он вообще жив?
Когда я села за компьютер, чтобы почитать про события, произошедшие в Курске в те дни, о которых писала бабушка, я ещё сама не знала, что это превратится в четыре месяца поисков, ожиданий, разочарований, пока наконец все ниточки сойдутся.
Будь это какая-нибудь романтическая история, мелодрама, то авторы бы просто пропустили вопрос денег, которых мне всё это стоило. Но реальная жизнь куда более прозаична. Детективы, архивы, все эти расследования, поиски родственников и любых возможных свидетелей, чтобы по крупицам собрать хоть что-то существенное, потрепали мои сбережения.
Так что через четыре месяца увидев на дисплее телефона номер одного из нанятых мною агентств, я уже совершенно не чувствовала того настроя, что в первые дни. Я вздохнула, мысленно прикидывая, сколько ещё нужно будет перевести денег.
Однако дрожащий от волнения голос на той стороне трубки сказал:
– Мы его нашли.
Стоя уже почти пять минут перед дверью, я никак не решалась нажать на звонок. Так что та распахнулась сама, и я нос к носу столкнулась с женщиной чуть постарше меня.
Она испуганно отпрянула, как и я. Мне сказали, что Илья в последнее время много болеет и за ним ухаживает внучка. И я в сотый раз спрашивала себя, стоило ли мне приходить.
В двух словах я объяснила ей, кто я и зачем пришла. Она недоверчиво смотрела на меня и не собиралась пускать, пока я не показала ей письмо. После чего она вытерла покрасневшие глаза и пропустила меня в квартиру.
Илья лежал в кровати, дремал. Он выглядел хрупким. Я боялась, что все мои усилия окажутся напрасными, он не поймёт меня, не услышит или не вспомнит бабушку. Но его внучка обнадёжила меня.
– Ум, конечно, у него уже такой острый. Но он частенько вспоминал и лагерь, и то, что было до. Но вот лёгкие. С ними он мучается ещё с тех пор.
Словно в доказательство сказанного с тяжёлым хрипом старик открыл глаза.
– Тоня? – тут же спросил он, развенчав мои страхи.
Он несколько раз моргнул.
– Нет, ты не Тоня. Я уж подумал, что она пришла за мной.
Мои глаза снова наполнились слезами.
– Она… – Я присела рядом, взяла его за руку, такую тонкую и слабую, что она, казалось, не может быть рукой человека. – Она моя бабушка. Её не стало несколько месяцев назад. И я нашла письмо.
– Да. Она снилась мне как раз примерно тогда. Сказала, что ты придёшь.
Он тяжело закашлялся, а я в этот момент переглянулась с его внучкой.
– Сказала, чтобы я не смел помирать, пока ты меня не найдёшь. У неё это сделать не получилось, но она знала, что ты сможешь. Она сказала, что ты всегда была более настырной чем она.
Смех перешёл в очередной приступ кашля.
Я показала ему письмо.
– Не могла бы ты мне его прочитать. Не думаю, что сам смогу это сделать.
Во второй раз читать его было так же трудно. Убрав письмо, я посмотрела на него. Он мечтательно упёрся взглядом куда-то в потолок.
– За день до того, как всё случилось, ко мне подошла Машка. Она твою бабушку просто обожала и сказала, что я её сильно обидел. Я ещё месяцы спустя, уже находясь в лагере, думал, как чёрт возьми я мог обидеть её, прицепив пиявку на другую девчонку. Потом понял.
Он улыбнулся, сжал мою руку.
– Спасибо, что принесла мне весточку от неё.
– Я сделаю чая, будете? - подала голос внучка.
Я кивнула. Мне хотелось запить подступающий к горлу ком.
– Деда?
Он тоже кивнул. Мы вышли.
Я села за круглый столик, уставилась на скатерть с розовыми цветочками, какая-то оглушённая и потерянная. Моя жизнь последние четыре месяца была полностью посвящена одной цели, так что выполнив её, я чувствовала себя опустошённой.
Пока его внучка занимала меня ничего не значащей светской болтовнёй, мыслями я была далеко.
Сделав чай, она предложила вернуться.
– Посидим с ним ещё немного. Он скорее всего минут через двадцать снова заснёт, но пока составим ему компанию.
Я поднялась и пошла за ней.
На первый взгляд казалось, что Илья просто заснул. На его лице было умиротворение. Оно разгладилось и успокоилось. Но внучка знала его слишком хорошо.
Я лишь успела заметить, как чашки выпали у неё из рук, и она бросилась к нему. Было поздно.
Она крепко сжала его руку, улыбнулась мне сквозь слёзы.
– Видимо, он ждал только вас.
Я покидала квартиру с тяжёлым сердцем. Но когда горе улеглось, я вспоминала об этой истории с приятной грустью. Она бы не могла закончиться хорошо, но возможно нам удалось успокоить двоих разделённых несчастьем людей и хоть как-то соединить их вновь.
автор канал на дзене - #АльбинаА
Как же странно было держать этот конверт в руках. Когда я родилась, бабушке было за пятьдесят, а помню я её уже и вовсе седой, пожилой женщиной. Конечно, когда-то она была молодой, но как же сложно совместить этих двух людей – влюблённую девушку и строгую старушку.
Прошло почти три месяца с того момента, как её не стало, и я решилась начать разбирать вещи. За полдня я почти не продвинулась, потому что то и дело зависала над какой-нибудь шкатулкой, заколкой, открыткой и рассматривала их снова и снова.
Но это письмо заинтересовало меня не на шутку. Оно ведь явно было не для моего деда, это было бы бессмысленно.
Я открыла конверт, зацепила листок пальцами, но не вытащила его. Я замерла, поглощённая мыслями. Что такого я узнаю из этого письма? Останется ли мой мир прежним?
Дед Коля был сильно старше мою бабушку, поэтому они прожили вместе не так долго, как могли бы. Я почти не помнила его. Несколько детских воспоминаний и всё. Но бабушка всегда отзывалась о нём как о достойном человеке, хотя (это я уже поняла значительно позже, когда подросла) особой любви между ними не было. Но были уважение, поддержка и забота. Пожалуй, у многих семей сегодня даже этого нет.
Письмо обжигало руки. Я отложила его, встала и пошла на кухню, чтобы сделать чай. Только тогда я заметила, как сильно дрожат пальцы.
Я выпила обжигающего чая, взялась разбирать вещи на кухне, потом ещё с полчаса делала вид, что перебираю одежду. Но руки лишь проделывали монотонный ритуал, а мыслями я была далеко.
Мысли боролись друг с другом. Я знала, что читать чужие письма абсолютно некрасиво. Всегда удивлялась тому, с какой радостью внуки знаменитых людей выдают переписку своих именитых родственников на всеобщее обозрение. Было в этом что-то кощунственное. При этом я теперь не представляла, как мне жить дальше, понимая, что всё не совсем так, как я это себе представляю. Я больше надумаю, чем оно может быть есть на самом деле.
С тяжёлым сердцем и ощущением лёгкого отвращения к себе я села и развернула конверт.
“Привет, Илья!
Я не знала, как начать, скомкала с десяток бумажек, чтобы просто написать приветствие из двух слов.
Сегодня 3 ноября 71 года. Прошло ровно 30 лет. Не подумай, что я вспоминаю о тебе только по памятным датам. Нет, я не забываю о тебе никогда. Но сегодня я проснулась от кошмара, такого отупляюще реального, что не смогла больше заснуть.
Коля сидел со мной до пяти утра, прижимая к себе и качая как маленькую, а ведь я прекрасно знала, что в эти самые холодные осенние дни ему куда хуже чем мне. Он был ранен трижды, прежде чем не смог больше вернуться на фронт. И каждая рана отзывалась тупой и мучительной болью. А ведь он всё равно рвался туда… Глупый двадцатилетний идеалист… Говорил: не могу знать, что погибают мои товарищи, пока я здесь, живой.
Мне снился тот день, Илья. 2 ноября. После этого я перестала верить в ад, потому что видела его своими собственными глазами на земле. Ни Бог, ни дьявол не смогли бы представить ничего более ужасного, чем Курск в то время.
Наши с тобой отцы погибли тогда. Я так отчётливо помню, как с ужасом смотрела на руку, на которой не хватало пальцев. Но не могу вспомнить его лицо. Как ни силюсь, не могу даже сказать, какой у него был цвет глаз или волос. Я помню только эту чёртову руку и то, как меня схватила и поволокла сестра.
В то последнее лето нашего детства мы ведь ещё ничего не понимали. Как хорошо было жить, не зная, что всё закончится всего через несколько месяцев. И с конца лета нашу область зальют реки крови. И это было лучшее наше лето. Помню, как сильно я ревновала тебя к Машке. Боже, какой дурочкой я была. Я так расстроилась, когда ты прицепил к ней пиявку. Стыдно даже сказать… Надо же, такой знак внимания!
Да я бы без колебаний стала свидетельницей на вашей свадьбе, если бы только это могло вернуть к жизни её и тебя.
Да, я пишу эти строки, не веря на самом деле, что ты мог остаться жив до сих пор.
Мы знали, что по какой-то причине они больше всего ненавидят евреев. Но тогда я не понимала, какое это отношение имеет к тебе. Мне было невдомёк, что мальчик Илья, так похожий на меня, на Машку, на Петю, на Богдана – настоящее и истинное зло, которое нужно искоренять.
Сестра сказала, что тебя увели в концлагерь, скорее всего. Она не хотела говорить, что возможно вас замучили где-то по дороге. В городе было не протолкнуться среди тел, так что она, конечно, могла быть права.
Знаешь, странно, но больше всего в то, что ты жив, верит мой ненаглядный муж. Коля много раз говорил, что мне нужно попытаться тебя найти. У него слишком доброе сердце. А мне кажется, что это ужасно нечестно по отношению к нему.
Ведь глупо.
Прошло тридцать лет. А тогда мы были всего лишь детьми. Если ты жив, то скорее всего даже не помнишь меня. У тебя двое таких же беспокойных детишек как у меня. Ты в очереди на квартиру, машину, детский сад и что-нибудь ещё.
Как говорит моя подруга Лида, возможно, я просто идеализирую то, что было давно. На самом деле вероятно мы бы рассорились ещё лет до двадцати или ты и вовсе не обратил бы на меня внимание.
Может быть так и есть. Но жизнь не дала нам шанса стать никем больше, только воспоминанием из далёкого детства.”
Отложив письмо, я сморгнула слёзы, которых было не удержать. Вспомнив, какой жизнерадостной была бабушка, как она бесконечно подкалывала мою чрезмерно меланхоличную мать, моё сердце сдавило от жалости. Она никогда не показывала, насколько ей самой иногда бывает больно.
Я отложила письмо, не зная, может, мне и в самом деле не стоило его читать? Что теперь сделаешь?
Если этот Илья был примерным ровесником моей бабушки, то ему сейчас должно было быть лет восемьдесят пять. Сколько шансов, что он вообще жив?
Когда я села за компьютер, чтобы почитать про события, произошедшие в Курске в те дни, о которых писала бабушка, я ещё сама не знала, что это превратится в четыре месяца поисков, ожиданий, разочарований, пока наконец все ниточки сойдутся.
Будь это какая-нибудь романтическая история, мелодрама, то авторы бы просто пропустили вопрос денег, которых мне всё это стоило. Но реальная жизнь куда более прозаична. Детективы, архивы, все эти расследования, поиски родственников и любых возможных свидетелей, чтобы по крупицам собрать хоть что-то существенное, потрепали мои сбережения.
Так что через четыре месяца увидев на дисплее телефона номер одного из нанятых мною агентств, я уже совершенно не чувствовала того настроя, что в первые дни. Я вздохнула, мысленно прикидывая, сколько ещё нужно будет перевести денег.
Однако дрожащий от волнения голос на той стороне трубки сказал:
– Мы его нашли.
Стоя уже почти пять минут перед дверью, я никак не решалась нажать на звонок. Так что та распахнулась сама, и я нос к носу столкнулась с женщиной чуть постарше меня.
Она испуганно отпрянула, как и я. Мне сказали, что Илья в последнее время много болеет и за ним ухаживает внучка. И я в сотый раз спрашивала себя, стоило ли мне приходить.
В двух словах я объяснила ей, кто я и зачем пришла. Она недоверчиво смотрела на меня и не собиралась пускать, пока я не показала ей письмо. После чего она вытерла покрасневшие глаза и пропустила меня в квартиру.
Илья лежал в кровати, дремал. Он выглядел хрупким. Я боялась, что все мои усилия окажутся напрасными, он не поймёт меня, не услышит или не вспомнит бабушку. Но его внучка обнадёжила меня.
– Ум, конечно, у него уже такой острый. Но он частенько вспоминал и лагерь, и то, что было до. Но вот лёгкие. С ними он мучается ещё с тех пор.
Словно в доказательство сказанного с тяжёлым хрипом старик открыл глаза.
– Тоня? – тут же спросил он, развенчав мои страхи.
Он несколько раз моргнул.
– Нет, ты не Тоня. Я уж подумал, что она пришла за мной.
Мои глаза снова наполнились слезами.
– Она… – Я присела рядом, взяла его за руку, такую тонкую и слабую, что она, казалось, не может быть рукой человека. – Она моя бабушка. Её не стало несколько месяцев назад. И я нашла письмо.
– Да. Она снилась мне как раз примерно тогда. Сказала, что ты придёшь.
Он тяжело закашлялся, а я в этот момент переглянулась с его внучкой.
– Сказала, чтобы я не смел помирать, пока ты меня не найдёшь. У неё это сделать не получилось, но она знала, что ты сможешь. Она сказала, что ты всегда была более настырной чем она.
Смех перешёл в очередной приступ кашля.
Я показала ему письмо.
– Не могла бы ты мне его прочитать. Не думаю, что сам смогу это сделать.
Во второй раз читать его было так же трудно. Убрав письмо, я посмотрела на него. Он мечтательно упёрся взглядом куда-то в потолок.
– За день до того, как всё случилось, ко мне подошла Машка. Она твою бабушку просто обожала и сказала, что я её сильно обидел. Я ещё месяцы спустя, уже находясь в лагере, думал, как чёрт возьми я мог обидеть её, прицепив пиявку на другую девчонку. Потом понял.
Он улыбнулся, сжал мою руку.
– Спасибо, что принесла мне весточку от неё.
– Я сделаю чая, будете? - подала голос внучка.
Я кивнула. Мне хотелось запить подступающий к горлу ком.
– Деда?
Он тоже кивнул. Мы вышли.
Я села за круглый столик, уставилась на скатерть с розовыми цветочками, какая-то оглушённая и потерянная. Моя жизнь последние четыре месяца была полностью посвящена одной цели, так что выполнив её, я чувствовала себя опустошённой.
Пока его внучка занимала меня ничего не значащей светской болтовнёй, мыслями я была далеко.
Сделав чай, она предложила вернуться.
– Посидим с ним ещё немного. Он скорее всего минут через двадцать снова заснёт, но пока составим ему компанию.
Я поднялась и пошла за ней.
На первый взгляд казалось, что Илья просто заснул. На его лице было умиротворение. Оно разгладилось и успокоилось. Но внучка знала его слишком хорошо.
Я лишь успела заметить, как чашки выпали у неё из рук, и она бросилась к нему. Было поздно.
Она крепко сжала его руку, улыбнулась мне сквозь слёзы.
– Видимо, он ждал только вас.
Я покидала квартиру с тяжёлым сердцем. Но когда горе улеглось, я вспоминала об этой истории с приятной грустью. Она бы не могла закончиться хорошо, но возможно нам удалось успокоить двоих разделённых несчастьем людей и хоть как-то соединить их вновь.
автор канал на дзене - #АльбинаА
Следующая публикация
Комментарии 4