31
Обретение себя

Руки Архангелова остались неподвижно лежать на подлокотниках. Ему не нужны были деньги. Я видела, что больше всего ему нужна эта толстая вульгарная женщина.
— И куда ты в таком виде пойдешь? — почти сдавшись, жалко спросил он. — Она же преступница, убийца, ты это забыла?
— Да кто ее помнит! — в голосе женщины, мечтающей украсть мое тело, зазвучало пренебрежение. — Я уже все продумала. Ну, увидят ее, но глазам своим не поверят. Это ж абсурд, что она жива, что на свободе! Подумают, что просто похожа. Мало ли двойников на свете? Я могу сделать другую прическу. Понимаешь, так хочется быть красивой!
— Дура, ты, Катька! Ты и так красивая... Я тебя и такую люблю...
— У тебя вкус неправильный... Я новую жизнь начну!
— Ну-ну... Не понимаю я тебя. Кольцом можно похвастаться перед подружками, а новым лицом? Тебя ж никто не узнает!
— Я придумала: скажу, что сделала пластическую операцию и липоксацию. Изменила свою внешность. Давай, веди нас в кабину, где вы там тела меняете!
— Не тела, а био-энергетические сгустки. Души.
— Это частности. Ты мне другое тело дай, красивое. А?
— Но если увидят, что журналистка стала совсем на себя не похожа? Меня ведь тоже проверяют...
— Разъелась — вот и не похожа! Я все придумала.
— С чего ей разъесться? — насмешливо спросил мужчина.
— Обнаружат, что сердце больное! У меня же и сердце, и почки, и печень — все изношенное, а у нее, как часы... Я видела ее медицинскую карту. И позавидовала. Разве это справедливо, что у преступников такое отменное здоровье? Знаешь, сколько стоят донорские органы? Мне две жизни прожить — не заработать. Кстати, не потому ли ее здесь держат, не отправляют на опасные работы?
— То есть?
— Хотят использовать ее органы. Стопудово! Я тебя умоляю: помоги, пока другие не взяли... Или ты мне здоровья не желаешь? Я для тебя все сделаю, любить буду, квартиру тебе отдам... Все, что ты хочешь...
— Ага, и одним махом приобретешь красоту, молодость и здоровье... А вдруг появится другая, помоложе?
— Не надо мне по ушам ездить. Вот когда появится, тогда о другой поговорим. Знаю, как ты здесь по девочкам ходишь, они ведь сопротивляться не могут, бездушные, бесхарактерные, — голос Катьки стал угрожающим.
Этот аргумент в споре двух преступников стал решающим.
— Ладно, ладно, завтра... — сдался окончательно Архангелом.
— Нет, сегодня. — В голосе Катьки звучало торжество, она не собиралась откладывать победу.
Они вышли из кабинета, их шаги почти не были слышны в чистых коридорах. Следом за ними из маленьких, глухих комнат, похожих на камеры, охранники выпустили безликих людей, которые по-животному обрадовались возможности побродить по серому двору и погреться под солнечными лучами. Настало время ежедневной короткой прогулки для преступников, лишенных своих душ.
Среди них я увидела себя, обессмыслевшую, с погасшими глазами, плохо причесанную, в одежде цвета золы. Мои друзья меня бы не узнали. Зря преступная парочка этого боялась.
Небо чернильно потемнело от овладевшего мной гнева, рыдание страшным громом пронеслось по окрестностям, от выплеснувшейся ненависти земля содрогнулась, и здание затряслось, одновременно закачался дом на расстоянии в сто километров. Двор расколола длинная зазубренная трещина, глубокие края которой напомнили срез слоеного пирога. Стены рухнули. Объятые паническим ужасом побежали люди, и я, обретшая свое тело, стремительно ринулась прочь из центра катастрофы. А в ста километрах от него из-под рухнувшей крыши выпорхнули белые голуби и разлетелись в разные стороны.

32
Бесправный бомж

...Я бежала по сухой земле и скоро перешла на медленный шаг, загнанно хватая воздух. Да, здоровье у меня стало не то. Испуганно схватила себя за голову, судорожно ощупала тело. Все вроде на месте: руки, ноги — человеческие! В деталях себя, конечно, на открытом пространстве не рассмотришь. Но то, что доступно взгляду, ужасно: кожа рук шелушится, ногти обкусаны и обломаны. Ничего, это исправимо.
Мои глаза быстро обежали распростершееся вокруг зеленое поле. Где я? Меня же могут сейчас искать! Хотя там много, кого надо искать, — мелькнула успокаивающая мысль. Береженого бог бережет, — прошелестело в сознании. И я решила идти на север, памятуя, что место, откуда я удрала, было расположено, судя по карте, к югу от города. Сориентировавшись по солнцу, отправилась в путь. В голове сидела история Мцыри, который, убежав из монастыря, через три дня блужданий вернулся в свою темницу. Я слышала даже объяснение этому феномену возвращения: одна нога делает шаг короче, чем другая. Итак, главное — не сбиться. Я шла, поглядывая на тень и ориентируясь на солнце.
А ведь я победила! Я опять человек. И что?.. Где радость, где сумасшедшее счастье? Я бомж без документов, без денег, а значит, без человеческих прав. Меня, все равно, что нет. Если меня обнаружат, мне не жить, потому что я опасный свидетель экспериментов над людьми. А найти меня легко из-за этой бездарной одежды, из-за обуви, словно взятой из деревенского магазина советских времен, наверняка, и белье на мне такое же примитивное.
В поле, засаженном подсолнухами, сняла с себя одежду и, подложив ее под себя, села, подставив лицо и плечи жарким лучам. Умиротворяюще пахло теплой землей, солнцем, багульником. Мои пальцы дрожали, срывая траву. Размяв ее в ладонях, я вдохнула запах, и от этого сочного аромата свежести у меня выступили слезы. Тонкой стрункой звенели комары, перед глазами тяжело с листа на лист перелетал бархатистый шмель, посверкивая золотисто-прозрачными крылышками.
Через десять минут отдыха я вскочила и, одевшись, отправилась дальше. Выйдя из поля, очутилась перед частными домами. Вот такие места для меня опасны: здесь я чужая, и потому у каждого встречного, как на ладони. Перехватив заинтересованный взгляд какого-то мужчины, я, склонив голову, заторопилась, но успела заметить, как какая-то женщина, глядя на меня, качает головой.
Меня волновал денежный вопрос: без денег невозможно ни поесть, ни приличную одежду купить. Хотя о достойных нарядах я и не думала. Мне нужно было хоть что-нибудь, только не это тюремное одеяние, которое не может не удивлять. Лучше уж лохмотья бомжа. Я стерла ноги и шла, едва ли не хромая. Для человека без документов и странной внешности я видела только один способ заработать деньги — это собирать бутылки и банки. Где их можно найти, я знала, а вот куда сдавать, не имела представления. И какой доход может принести это занятие, было неизвестно, но на пирожок и пакет молока я должна была заработать. У меня был и более обнадеживающий вариант: найти Илью. Я помнила адрес: улица Пушкина, дом 20, квартира 20. Меня согревала уверенность, что Илья мне поможет.
33
В городе

В город я вошла под утро, босая и озябшая. Мои исколотые и поцарапанные ноги устало переступали по пустым улицам, глаза выискивали на зданиях таблички с названием улиц и номерами домов.
— Эй, подруга! — услышала я вдруг и испугалась. — Постой, куда ты? Ты же ступни совсем изрежешь! Тут ого-го, сколько стекол! Сейчас молодежь, знаешь, какая? Пиво выпили, бутылку тут же оставили, хорошо, если не разбили, а то ведь бьют, и потом собаки режут свои лапы... Это опасно — ходить босиком. Постой, я тебе тапочки дам.
Ко мне обращалась женщина-дворник, которая в желтых резиновых перчатках собирала мусор в большой мешок.
— Посиди, милая, пока, подожди... Мы с тобой чай попьем... Как звать-то?
— Кирой.
— А мое имя Лилиана Александровна.
— Красивое... — искренно оценила я.
— Да уж... Не для метлы, — и в голосе женщины скользнула легкая горчинка.
Лилиана Александровна завела меня к себе в служебную комнату. У стены стоял инвентарь, у другой стены стоял поцарапанный стол с прижатыми к нему кривыми табуретами, за столом, в углу, лежали мешки.
— Oх, ты, Господи, мозоли-то у тебя какие! Пойди по коридору, там ванная, ноги помой, вот тебе тапочки. Придешь, мы твои пузыри лейкопластырем заклеим...
Я обмылась прохладной водой, чувствуя, как гудят ноги. Меня искусали комары, и я ожесточенно расчесывала места укусов. Из зеркала на меня посмотрело, как чужое, осунувшееся серое лицо с воспаленными глазами. Ну, и красотка! Краше, как говорится, в гроб кладут...
В дворницкой меня ждал горячий чай с сухариками, на столе стояла баночка с мазью, лежали ножницы и рулончик лейкопластыря.
— Давай, попьем чай, а потом займешься ногами. Ноги — это важно. Меня вот они кормят, как волка... — и вновь горькая нотка вкралась в женский голос. — А ты чем занимаешься?..
— Занималась... А сейчас и не знаю, за что взяться, — сказала я осторожно и поймала на себе ее внимательный взгляд.
— Ну, не буду тебя пытать: я не фашист, ты не партизанка. Вот, смотри, сколько у меня одежды, хоть магазин «секонд хенд» открывай.
И она, вытащив на середину комнаты мешки, стала вытряхивать из них брюки, майки, куртки.
— Люди богато стали жить, выбрасывают хорошие вещи. А мне жалко. Я еще не забыла, как при советской власти каждую пару носочков не просто покупали, а доставали по блату, через знакомых, в очередях, — оправдывалась она. — Вот я и собираю приличную одежонку, а потом отдаю тем, кто нуждается... Некоторые люди потом сами ко мне подходят... Для детишек спрашивают... Ты выбирай, не стесняйся... Да не брезгуй: те господа, которые выбрасывают такую одежду, вшей не кормят... Здоровые они, чтоб нам так жить.
Я, присев на корточки, стала перебирать одежду. Меня удивило, что в основном это были вещи известных брендов. У Лилианы Александровны был хороший вкус. Я выбрала потертые джинсы марки «Tom Tailor», кроссовки «Head», майку «Reebok» и симпатичную джинсовую курточку со сломанной кнопкой.
— Можно, я померю? — спросила я неуверенно.
Мне было ужасно стыдно за то, что я собиралась надеть одежду, выброшенную другими людьми. Еще позорнее было то, что этому моему унижению есть свидетели. Я, прежде придирчиво выбирающая себе хиты модных продаж, чувствовала себя убогой попрошайкой....
— Меряй, конечно, — сказала женщина. — И надевай. А то куда мне? Была б я хоть худенькая... Вон, глянь, какой жилетик хорошенький, его тоже примерь.
— А... почему вы такая добрая?
— Разве это доброта? Отдать вещи — это так мало! Тем более, это все чужое.
— А что много?
— Сердце. Жизнь. Ладно, я выйду. Ты не стесняйся, — и она ушла.
34
Я нахожу и теряю Илью

— Тетя Лиля! — донесся до меня снаружи знакомый голос. — Доброе утро!
— Доброе! Что-то ты не вовремя, Илюшенька... Не заболел? — в голосе Лилианы Александровны звучала неподдельная тревога. — Или на работе что случилось?
— Случилось... Ты, тетя, у меня умница. Экстрасенс! Землетрясение случилось.
— Ты шутишь, что ли?
— Не до шуток мне: я стал безработным... Вот так.
— Всю жизнь здесь прожила, но о таком даже не слыхивала, — с удивлением прокомментировала сообщение Ильи Лилиана Александровна. — То есть, чтобы в наших краях трясло. Здесь же не Камчатка и не Кавказ. А ты говорил «секретная работа». Значит, эти ваши секреты были против бога.
— Что ты, тетя, говоришь! Если бы к знаниям не стремились, так бы в пещерах и остались. Науку все равно не остановить!
— Не надо мнить себя господом богом, а то он и остановит. И даже Атлантиды после вашей науки не останется. Ладно, ты, поди, спать хочешь, вон, глаза провалились от усталости. Иди уж, да, не переживай... все наладится. Приходи ко мне в обед, я тебе вкусненьких блинов напеку!
Я стояла соляным столбом, не заметив, как открылась дверь.
— Ну вот, совсем другое дело, — удовлетворенно произнесла Лилиана Александровна, оглядывая меня. — Что значит быть худенькой: прямо, как на тебя сшито.
— Да, я никогда не была особо худой, — машинально возразила я. — Это улица Пушкина?
— Да. Тебе какой дом нужен?
— Двадцать.
— Этот дом и есть, — и в приветливых глазах моей благодетельницы словно появились льдинки.
Помолчав, женщина сказала:
— Ты, девонька, Илюху не трогай. Не для тебя этот мальчик.
Все-таки телепатия существует: женщина безошибочно вычислила мой интерес. На этот раз Лилиана Александровна, смотрела на меня жестким оценивающим взглядом, и я отлично понимала, кем являюсь в ее глазах: голодная, разутая нищенка, да еще старая, по сравнению с ее племянником, но корыстная и очень опасная для любого приличного человека. Да, чужие тряпки отдать — это еще не доброта. Доброта проверяется сердцем.
— Спасибо, — поблагодарила я сдержанно.
— Не за что! Вот и иди поскорее отсюда. Иди, иди, пока я милицию, то есть полицию не вызвала!
Мне нестерпимо хотелось вернуть ей все, что я на себя надела, но не идти же нагишом или в тюремных тряпках, что было почти одно и то же, и мне было до слез обидно от этой безвыходности. Я не могла себе позволить элементарного человеческого чувства — быть гордой. Оказывается, гордость — это не для всех, это чувство для благополучных людей.
Итак, для меня остался один сценарий жизни — собирать бутылки и банки, что на моих глазах неоднократно делали бедные старушки и бомжи. «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» — вспомнила я веками проверенную поговорку. Подобрав валяющийся на земле полиэтиленовый пакет, увидела две пустые бутылки, стоящие около лавочки.
«Зато город станет чище, — успокоила я себя. — А значит и мир вокруг, и Земля. Собаки не порежут лапы... Кто-то ведь должен убирать за теми, кто мусорит. Почему не я?»
Я чувствовала себя смертельно уставшей, глаза резало от недосыпания, ноги словно наполнялись ватой. Мне необходимо было найти местечко для сна, хоть в подъезде или в подвале, даже на чердаке. Можно под лестницей или под деревом. Всего на полчаса. Я побрела, рассчитывая увидеть что-нибудь подходящее. Мои руки обнимали пакет с пустыми бутылками.

35
Церковь «Новая вера»

Я остановилась перед зданием из красного кирпича, с выложенным на фасаде крестом на стене поблескивала золочением табличка «Церковь «Новая вера».
«А ведь есть еще вариант, — подумалось мне, — уйти в монастырь. Ничто меня в этой жизни не держит... Нет, сначала я должна увидеть маму и, конечно, поспать».
В православный храм я иногда заходила по большим церковным праздникам, но от обилия народа всегда испытывала неловкость. Вынужденная креститься и кланяться на глазах чужих людей, неизменно краснела, потому что для меня вера в бога была слишком личным чувством. Возможно, причиной моей стыдливости в религиозных вопросах был атеизм родителей, подаренный им советским воспитанием.
А вот это что за церковь — «Новая вера»? Явно не православная...
Я потянула на себя большое кольцо в двери и вошла в здание. Появившаяся рядом просто одетая женщина, радостно улыбаясь, гладко заговорила:
— Здравствуйте! Я знаю, что вы не случайно зашли сюда. Вас привел Господь, — она завела глаза вверх. — Он хочет, чтобы каждый мог обрести духовный дом и получить спасение. Наша церковь — для всех. К нам приходят всякие люди: и пожилые, и молодые, бедные и богатые, и все — уверяю вас, все — чувствуют себя здесь, как дома. Вы знаете, что каждый человек ценен для Бога?
— Я верю в это... — пробормотала я.
— И правильно! Бог любит вас! — она произнесла эти слова с энтузиазмом и восхищенно покачала головой. — Как Бог любит вас! Для него ваша жизнь уникальна и драгоценна... — и добавила после короткой паузы: — Бог любит всех!
Я только кивнула, растерянная таким напором.
— У нас здесь бывает много интересных мероприятий, праздники, служения. Мы поем, танцуем... Оставайтесь, через два часа будет служение. К нам в гости приехал пастор из другого города. Вы услышите его проповедь.
— Спасибо, — нерешительно ответила я, — но... мне нужен совет. Где я могу увидеть батюшку?
— У нас нет батюшки, — с видом ангельского терпения на лице возразила женщина. — У нас пастор.
И она принялась долго и подробно рассказывать о своей вере, по ходу беседы критикуя православную церковь: и люди там злые, и попы жадные.
— Извините, но мне нужен пастор, — прервала ее я, превозмогая сонливость.
36
У меня получаю работу

Пастор был приятным и непривычно для служителя бога одетым в модную светскую одежду.
— Чем могу помочь? — ласково улыбаясь, спросил он, и длинные морщинки, собравшись в уголках глаз, придали его лицу сытое кошачье выражение.
Собравшись с духом, я сказала:
— У меня забрали все: дом, достаток, работу, друзей, красоту, наверняка, здоровье, и даже имя, потому что у меня нет документов. Мне нужна помощь.
— Не надо отчаиваться, — и это прозвучала легко, как «будьте здоровы» после чихания, — Откройте свое сердце и позвольте Богу говорить с вами. Я знаю, что Господь приготовил для вас замечательное будущее.
Я поняла, что, если беседа пойдет в таком ключе, я, утопая в его словах, свалюсь на пол, и повторила, уточнив:
— Мне нужна помощь, точнее, работа.
На этот раз пастор внимательно посмотрел на меня, бросив короткий взгляд даже на мою одежду.
— Что ты умеешь делать? — глаза у него были умными, удивительно молодыми и цепкими, и вопрос прозвучал деловито.
— Я могу писать статьи, сочинять книги, работать на компьютере, знаю английский язык, у меня высшее образование. Вожу машину, но не имею прав, так как отсутствуют документы...
— Хорошо. При нашем храме открыта школа, где требуется секретарь. И еще имеется вакансия журналиста в пресслужбе. Испытательный срок — два месяца. Мы хотим создать свой сайт, если ты сможешь...
— Мне это по силам, — кивнула я.
— Вот и договорились!
— Мне жить негде.
— Пойдем, я покажу тебе служебную комнату — там хранится инвентарь.

На следующий день я решилась позвонить Таньке по межгороду. Моя подруга детства, неподдельно обрадовавшись, все же говорила напряженно. Я, не спрашивая, ждала, что она скажет о маме. После ее слов у меня брызнули слезы радости и облегчения.
— Все хорошо? — переспросила я. — Сердце? Я приеду, я скоро приеду... Ой, да что я с тобой говорю? Сейчас я ей позвоню! Да, пока мы на связи, скажи, что там с моей квартирой?
Танька объяснила, что мои ключи отдала Даниилу, так как я сама выдала ему доверенность. Ясно. Я была не в себе. Торопливо попрощавшись, я стала звонить маме, боясь, что мое собственное сердце выскочит из груди. Теперь мне было для чего жить!


37
Я выхожу на связь с Даниилом

Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, что церковь «Новая вера» — хорошо отлаженный солидный бизнес. Здесь все было поставлено на коммерческую основу. Каждый прихожанин платил в церковную казну десятину. Хороший доход приносила школа, обучение в которой было дорогим, и это делало ее элитной. Доход приносил центр излечения от наркотической зависимости, потому что лечили в нем за немалые деньги. Даже приют для бездомных давал прибыль: письма пастора с просьбой о финансовой помощи приюту рассылались по всем предприятиям области, и деньги ручейками текли на счет церкви. И в то же время, и приют, и центр выдавались за благотворительную деятельность.
У самого хозяина «Новой веры» дети учились в Англии. Проживал он в шикарной квартире площадью в четыреста квадратных метров в центре города и ездил в дорогом автомобиле.
Первое время я питалась в школьной столовой: там всегда оставались каша и чай, иногда котлеты, пироги, пышные булочки. Работники столовой, являющиеся прихожанками церкви и обожающие пастора (от них я и узнала личные аспекты информации), ко мне быстро привыкли и оставляли для меня что-нибудь повкуснее, если это не съедали сами и не уносили домой. А несли они почти все: крупы, масло, соки. Царило элементарное воровство. Но не мне было их судить.
Я была благодарна «Новой вере»: у меня появились кров, еда и компьютер. Я быстро продумала проект сайта, решив, что он ни в коей мере не должен быть агрессивным. Подбирая иллюстративный материал, я вышла на Интернет-страницы своего университета, нашла страничку своего выпуска и увидела фотографию Алисы, сохранила картинку в папке, которую назвала «материалы дела». Зарегистрировала электронный ящик под именем «Pokrovskoe kladbishe». Адрес Даниила я помнила хорошо. Быстро набила короткое элегантное письмо:
«Даниил, добрый день! (Я уж забыла, что такое белый свет...) Надо встретиться. У меня есть к тебе претензии. Покойная Алиса».
К посланию прикрепила обработанный в «фотошопе» портрет Алисы и отправила Даниилу с адреса «Pokrovskoe kladbishe», воспользовавшись учебным компьютером. На фотографии вокруг глаз Алисы лежали фиолетовые тени, лицо было белым, а губы голубыми, волосы синими языками поднимались кверху. Я продублировала письмо, отослав на электронный ящик клуба «Kiss».
Потом отправилась в свою комнату, неловко легла на узкую кровать, обхватив руками плечи и свернувшись в комочек. Меня била дрожь. Только часа через два я успокоилась.


38
Моя сделка с пастором

Пастор остался доволен моим проектом сайта и первыми статьями и выплатил небольшой аванс. В этот же день я отправилась в хороший салон. Не имея представления, какую выбрать прическу, я, однако, понимала, какая мне не позволительна: каскадная стрижка со светлыми мелированными прядями — моя любимая, это я и озвучила мастеру — юноше с выбеленными волосами. Несколько минут он пристально смотрел на меня поглощающим взглядом и принялся за работу. Окрасил волосы в каштановый цвет, на затылке поднял их ежиком, на глаза выпустил челку, которой придал рваную линию, и я обрела шик и облик роковой женщины. Зеркало вежливо показало, что я совсем не постарела и не подурнела, хотя это была лишь иллюзия, которую умеет создавать мода.
Затем я зашла в скульптурную мастерскую и, положив на стол фотографию, заказала восковую маску Алисы. В ближайшем магазине купила три метра белого шелка, белые легинсы, белую футболку и светлый парик с каскадной стрижкой.

Когда я появилась в кабинете пастора, он некоторое время, молча, смотрел на меня, потом кивнул:
— Садитесь, прошу вас.
— Мне нужен хороший адвокат, — в лоб начала разговор я.
— А причем здесь мы? — в его голосе скользнула ленивая нотка сытого зверя. — У нас не адвокатская контора. Мы только перед Богом умеем ходатайствовать...
С юмором у церковного босса было все в порядке.
— У меня есть хорошая квартира, которую я хотела бы подарить церкви «Новая вера», но чтобы это стало возможным, я должна быть признана живой и оправдана в преступлениях, в которых меня обвинили.
— А в чем вас обвинили? — его ухоженные брови приподнялись.
— В уб... бийстве, — мой голос, дрогнув, съехал вниз, — и распространении наркотиков.
— А где ваша квартира?
Я назвала адрес, метраж, этаж — все, что могло дать представление о цене. Пастор помолчал — прикидывал! — и взял телефонную трубку.

39
Встреча с адвокатом

Адвокат был импозантным мужчиной лет пятидесяти, с волнистыми волосами с проседью и аккуратной бородкой. Бросив на меня короткий, но внимательный взгляд, он представился:
— Звягин Александр Борисович. Я слушаю вас, — и открыл ноутбук.
Адвокат Звягин был действительно известным специалистом в делах защиты, этому человеку хотелось верить, но я точно знала, что ему нельзя рассказывать о том, что я была птицей, машиной, планетой... Эта история стала бы для меня прямым билетом в сумасшедший дом... или на кладбище. И я просто сказала адвокату, что желаю пересмотра дела Киры Красиной.
Его пальцы мягко пробежали по клавиатуре.
— Основания для пересмотра? — спросил он. — Вы же сами признали вину. Как я понял, вы и есть Кира Красина?
— Да. Я была не в себе и поверила тому, что мне сказали. Мне заявили: «Ты убила», — я ужаснулась и согласилась. Какими могут быть снования для пересмотра? Вам лучше знать. Найдите эти основания...
Я платила квартирой, и потому считала, что мои деньги должны быть хотя бы наполовину отработаны.
— Почему вы на свободе? Как бежали?
— Не знаю, — пожала я плечами, — очнулась на улице, пришла в церковь... Помню какое-то землетрясение. Земля раскололась, криво так... побежали люди, и я побежала...
Я произносила слова медленно, словно вспоминая.
— А что вы помните до землетрясения?
— Ничего. Таким бывает сон без сновидений...
— Сон длинною в два года?
— Получается так.
— Вы намерены продолжать скрываться?
— Вы находите это странным? — я посмотрела на него с легкой насмешкой. — Я не совершала убийства. Вы прочтите дело, и вам станет ясно, что факты не до конца исследованы. Откуда в квартире Даниила взялся мой нож, если я за ним не заезжала? Не могло ли быть такого, что Алиса была уже мертва, когда я приехала? Провокационные слова из эротического фильма, которые я услышала по телефону, могли бы стать доказательством такой версии. Хотя... слова к делу не пришьешь. Но меня заманили с помощью разбуженной ревности. Сейчас я это понимаю. А наркотики... для меня даже курение противопоказано.
40
Адвокат берется за мою защиту

Адвокат вопросительно посмотрел на меня, но я не смогла рассказать ему историю, как начинала курить и бросила. Этот опыт казался мне унизительным.
Я закурила в компании на какой-то тусовке, и потом каждое утро, едва проснувшись, хваталась за сигарету, и у меня приятно плыла голова. С удивлением осознав свою табачную зависимость, я решила с этой напастью бороться. Но мой организм не подчинялся решениям и не поддавался на уговоры, а упорно гнал меня за очередной пачкой сигарет. И однажды, стоя в аэропорту, я нетерпеливо закурила, голову повело кругом и, сделав шаг, я упала, как пьяная женщина, и не сразу сумела подняться. Когда я мысленно представляю себе это мерзкое зрелище, сразу чувствую, как жар от острого стыда охватывает щеки. К счастью, тогда рядом не оказалось никого из знакомых. После того безобразного случая я сигарет в руки не брала. Осознала, что это не для меня. Слаба я для этого удовольствия.
Адвокат отвел любопытный взгляд от моих разгоревшихся щек, и его лицо вдруг стало растерянным:
— Я не пойму, почему вы не в розыске... — похоже, он, слушая меня, пробежал глазами базу разыскиваемых беглых преступников.
— Не знаю, — недоуменно покачала я головой, — но умоляю вас, не спрашивайте об этом других.
Я допускала, что сведения о побеге моем и моих собратьев по тюрьме не появятся, но это не значило, что нас не искали.
— Не волнуйтесь, я ваш адвокат и не могу причинить вам вред — привлечь к вам внимание правоохранительных органов.
— Спасибо, — кивнула я и спокойно сказала: — Ставлю вас в известность, что собираюсь нанести визит Даниилу Климову. Сегодня.
— Может быть, не стоит? — возразил было адвокат.
— Может быть, но я пойду.
— Хорошо. Я вам дам с собой «жучок» — прослушку, чтобы вовремя прийти на помощь. И с вами будет охрана.
Я благодарно улыбнулась: это было именно то, что нужно.
— Вы все еще любите этого человека? — спросил адвокат.
— Это чувство больше не для меня.
— Чтобы я мог вас защищать, ко мне должны обратиться официально либо вы, либо ваши родные...
— Моя мама...
— Хорошо. Продиктуйте, пожалуйста, телефон и адрес...

41

Я завернулась в белый шелк. Открытыми оставались только глаза, обметанные темными тенями. В сгустившейся вечерней тьме мой силуэт, должно быть, выглядел зловеще. Пульсирующие лампы иллюминации то и дело выхватывали из темноты, словно из небытия, находившихся по обе стороны от меня охранников, одетых в черное. Мы стояли на широком крыльце ночного клуба «Kiss».
Даниил легко поднимался по ступенькам к зеркальной двери, когда зацепился взглядом за меня, я резко откинула от лица шелк.
— Даниил, — шепнула я с волнующей хрипотцой, перед этим я час тренировалась дома и никак не ожидала, что у меня перехватит горло и во рту станет сухо.
Он резко споткнулся, побледнев, затем попятился назад и едва не упал. По-прежнему бледный, он развернулся и бросился к машине. Автомобиль стремительно скрылся с так и не включенными фонарями.
Я не спеша спустилась вниз, сопровождаемая охранниками, и уже в машине сняла с лица маску Алисы. У меня дрожали пальцы. Свидание состоялось.

Еще несколько писем отправила я из ящика «Pokrovskoe kladbishe» от «покойной Алисы», еще трижды появлялась в маске и белой одежде: у дома Даниила, у подъезда и у дверей его квартиры. Каждый раз он менялся в лице, от которого отливала кровь, и глаза затягивались паникой.
Наконец, я надела светлый парик, белые легинсы, белую футболку, отрезала от шелка небольшой кусок, которым, как банданой, повязала голову. Натянув сверху черную тунику, я отправилась в ночной клуб «Kiss».
Даниил сидел за последним столиком у сцены. Он спал, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки. Бутылка водки, граненый стакан (откуда взялась такая едва ли не антикварная вещь?), бутерброд с красной икрой являли собой лаконичный, но выразительный натюрморт.
Я безмолвно села на соседний стул. Со сцены говорили скабрезности, стриптизерша томно демонстрировала свое жилистое тело.
Подлетевшей к столику официантке я тихо сказала:
— Не волнуйтесь, я скоро уйду. Мне текилы, пожалуйста, и... что там полагается к текиле? Это и принесите...
Музыка долбила в уши и гудела в голове. Ритмично вспыхивал и гас свет, создавая иллюзию того, что на танцполе двигаются не люди, а роботы. Я стянула с себя тунику, но, поддавшись царящей атмосфере раскованности и флирта, постаралась это сделать пластично. В свете специальных ламп, которые используются в ночных клубах, моя белая одежда приобрела какое-то фосфоресцирующее свечение.
— Даниил! — тихо позвала я и коснулась его плеча.
Мне принесли текилу, но я раздумала пить, боясь потерять контроль над собой.
— Даниил, — опять позвала когда-то по-сумасшедши любимого мною мужчину.
Он вздрогнул и оторвал от стола голову. Без искры удивления смотрел он на меня, вбирая взглядом сияющую белизну одежды, мои большие в растушеванных тенях глаза, темные губы.
— Ага, вот и ты пришла, — наконец, протянул он. — Чего тебе? Тебя-то я не убивал! Хотя... — Даниил криво усмехнулся, — может и убил... Ну и что вы ко мне пристали? Сначала она, теперь вот ты...
— Алиса жалуется, что ты ее избегаешь... — сказала я глухим, похожим на загробный, голосом.
— Ха-ха-ха! Хотел бы я видеть человека, который бы не убегал от покойника!
— Это действительно смешно, потому что бесполезно, — сухо парировала я. — Или тебе мало того, что сгорела твоя машина и стали явными махинации с изумрудами... Разве это не показалось тебе мистическим?
— Что ей надо? — спросил Даниил, помолчав.
— Кому?
— Этой стерве Алисе...
— Я вздохнула:
— Вообще-то это нужно тебе... Второй раз из горящей машины потусторонние духи тебя вытаскивать не будут... Для начала, Алиса хочет, чтобы ты сказал правду.
— Бред какой-то! — воскликнул Даниил, качая головой, если он и был пьян, то быстро протрезвел. — Как будто ты не знаешь этой правды!
— Алиса хочет, чтобы мы услышали ее от тебя, — и я приглашающе махнула рукой стоящим поодаль адвокату и следователю.
Даниил как-то особенно кивнул подошедшим мужчинам — меня всегда восхищало его достоинство и элегантность, я бы назвала это шиком движений: в любой одежде он мог выглядеть королем, если был в настроении и не был напуган.
— Даниил Климов, — представился он и чуть сузил глаза, наблюдая, как следователь достает папку с бумагами. — Я думаю, здесь можно найти более подходящее место для беседы.
Он медленно поднялся, взяв с собой бутылку водки и стакан, и сказал:
— Приглашаю вас в свою костюмерную...
Это прозвучало немного театрально.
Потом мы сидели в дальней комнатке клуба, и Даниил спокойно отвечал на вопросы. Я поняла, что он устал бояться, и земные судьи ему казались не такими страшными, как встречи с умершей Алисой.
— Как и где вы познакомились с гражданкой Алисой Сафоновой? — спросил следователь.
Даниил налил в стакан водки и, подняв его, всмотрелся в стекло, потом перевел взгляд поверх голов, и сказал пустоте:
— За тебя, зеленоглазая ведьма! — улыбнулся он, словно сдаваясь, отхлебнул полстакана и не спеша заговорил: — Алиса Сафонова, как вы знаете, была директором рекламного агентства, она приглашала наших девушек для участия в рекламных кампаниях, я тоже не раз снимался у нее в рекламе мужского белья... У Алиски был классный мужик, муж то есть, со смешным именем Архип... Архип охрип... Архип Сафонов — хороший геолог... как там раньше говорили?.. рудознатец... или не так?.. в общем, отличный спец по руде с драгоценными камнями... Вы знаете, что Урал — это единственное!.. в России и Европе место, где добывают изумруды?.. Это знаменитая изумрудная жила на речке Токовой... где-то в поселке Малышево Свердловской области... Изумрудную шахту, кстати, временно прикрыли, как будто изумруды не нужны... Но... — Даниил поднял палец вверх, — добывать там изумруды можно... не совсем законно... Может, и не совсем в том месте... Ведь и месторождение это не единственное... мне Архип говорил... Добывать-то можно, а реализовывать как, если незаконно добыто? А я тут в Германию езжу туда-сюда со своими девочками как танцор и переводчик... У Архипа был компаньон Руслан... Он и вышел на покупателей в Германии... организовал все... Алиса — умная стерва... Это она придумала трюк с афрокосичками... в этих косах можно столько добра провезти!.. Схема стала работать. Больше всех рисковал я, и я разруливал вопросы с покупателем... Потому и потребовал большую долю... это справедливо... Вот скажите мне: справедливо? А Алиса от жадности аж задохнулась... Тогда я покупателям изумрудов в Германии дал другой счет... свой. И деньги, вся сумма, упала на мою карточку. Я не хотел забирать все, просто моя доля должна была быть увеличена... по справедливости. Это же я рисковал... Алиса стала мне угрожать, заявила, что обойдутся без меня... Вот и Кире стала намекать... — он перевел на меня глаза, призывая в свидетели.
Даниил снова поднял стакан, задумавшись. Его никто не торопил. Пить он не стал.
— Я срочно пересекся с Русланом, Мы поговорили, посчитали... В сложившейся схеме Алиса и Архип стали ненужными... лишние колеса... мешающие процессу движения... — лицо Даниила замкнулось, рот дернулся. — Если бы Алиса умерила аппетит! Сначала — да, они получали почти все... по работе, а потом... — он все-таки опустошил стакан.
— Как вы убили Алису Сафонову?
— Сначала убрали Архипа. Закупили партию фальшивых долларов... Одним словом, у Архипа обнаружили в компьютере файлы с макетами купюр, специальную бумагу, кучу фальшивых денег, высокоточный принтер. Нашлись свидетели...
Он налил в стакан еще водки и, опрокинув, махом выпил.
— А с Алиской... с ней стало проще, когда я узнал, что ты, Кира, — он вытянул палец с крупной золотой печаткой, украшенной изумрудом, в мою сторону, — и Алиса знакомы между собой... Вас интересуют детали? Алиса прибежала ко мне, потому что арестовали ее мужа. Она поняла, кто виноват, и пришла с угрозами... Я ее оглушил, связал, позвонил Кире, съездил за ножом. Потом, когда Кира появилась, оглушил ее и создал картину хаоса — драки, ударил ножом себя, нож вложил ей в руку и вызвал милицию... Да, еще наркотики рассовал везде, где можно...
— Ключики мне от квартиры отдай... — протянула я руку.
— Да, возьми, — он вяло достал из кармана куртки мои ключи и, бросив связку мне в ладонь, другой рукой неспешно закрыл ее, глядя пристально мне в глаза. — Извини, там беспорядок. Но я старался не сильно... мусорить. Баб не водил. То есть только по делу. Вообще-то, я только тебя любил, — он усмехнулся, и в его глазах я увидела сожаление. — Может, и сейчас что-то в сердце осталось...
— Неужели ты можешь кого-то или что-то любить, кроме денег? — с ноткой презрения спросила я вовсе не для того, чтобы он начал убеждать меня в обратном, просто меня неприятно царапнули глупые слова о любви: ну не дура же я верить во всякую чушь.
— Тебя, — серьезно кивнул он. — И знаешь, почему? Мне никогда не было с тобой скучно. Стриптизеры, знаешь ли, тоже любят.
— И что? — пожала я плечами.
Возможно мое лицо на мгновение искривилось: сколько можно лепетать о какой-то там любви! Я вот никого не люблю, никогошеньки!
продолжение следует
© Copyright: #ИлаОпалова, 2018
Свидетельство о публикации №218093000456