Люди добрые, помогите детям!

Русскому актёру Георгию Михайловичу Вицину посвящается!
Суета в подземном переходе начинается со ступенек. По широким тротуарам подкатывает людской поток и устремляется вниз. Кто спешит в метро, кто на другую сторону улицы.
Наверху холодно. В утреннем свете поздней осени люди напоминают серые тени, скользящие вдоль серых домов. А здесь под землёй яркий неон с потолка и витрин красит куртки и пальто синим, чёрным, красным, зелёным…
Однако на пёстрой ленте непрерывного движения виден десяток стоп-кадров: люди в них никуда не идут. Они тоже вышли с утра пораньше, чтобы, как и все, добыть себе что-нибудь. Но как кораллы в океане привязаны к одному месту, они умело ловят пищу, плывущую рядом, так и эти обитатели подземного перехода: сидят каждый на своём месте и ловят деньги. Вернее, вымаливают их у проплывающих мимо. Они – просящие в океане людей.
Вид у них особенный: одежда лишена разнообразия красок и своей потёртостью говорит о трудной жизни владельцев. Лица их с печальными глазами говорят о том же. На груди или рядом с коробкой для подаяний просящие имеют таблички, где крупными печатными буквами написана причина, по которой им нужны деньги, и почему они не могут заработать их сами.
Если просит старушка с костылем, то и причину объяснять не надо. Или парень без ног в берете десантника сидит в инвалидной коляске и просит помочь – тоже понятно. Случается, люди совсем без рук – без ног умудряются хорошо зарабатывать.
А вот этому кровавые воспоминания да сны про убитых боевых товарищей, так душу рвут, что он без водки продохнуть не может. Не вписывается он в заработки, вот и просит. И всё ещё верит, что когда-нибудь начнётся она, новая жизнь его… счастливая. Другого-то ничего не осталось, только верить и ждать.
А есть на этой сцене иные персонажи.
Вот женщина лет тридцати: худенькая, пальтецо до коленок. Рядом с ней девочка – белокурый ангелочек. Ухватилась одной ручкой за мамино пальто, а в другой держит коробочку, куда сердобольные прохожие денежки кладут. Ангелочек при этом благодарно кланяется, чуть приседая, и заученно говорит: «Спасибо!»
У мамы на груди табличка: «Украли деньги и документы! Помогите мне с ребёнком вернуться домой в Тынду!»
Где она, эта Тында?.. Но девочку жалко всем, и деньги дают часто. Вот только те, кто ходит тут постоянно, уже лет пять видят эту мамашу. Когда-то она на руках держала свою малышку, завёрнутую в одеялко. Время идёт – ребёнок растёт. Бедняжка, как долго она не может уехать.
В центре зала у столба сидит на стульчике стареющий дяденька и лихо растягивает меха гармошки. Проворные пальцы перебирают кнопки, а хриплый голос душевно выдаёт: «На высоте четыре тыщи метров пропеллер встал и не жужжит…» На столбе над ним плакат: «Любите меня, как я люблю вас!!!»
И мелкие деньги падают в распахнутый для них футляр от гармошки.
В переходе места за просящими строго закреплены. И просто так появиться здесь новому лицу – невозможно. Так и шло: просящие каждое утро занимали свои места, весь день «работали», а в семь вечера всегда приезжал смотрящий Санёк по кличке Сука и забирал почти все деньги. Смотрящего так прозвали, потому что, если он кого ругал, то обязательно называл сукой. А когда забирал деньги, часто говорил: «Да хватит вам на жратву. Вот, суки, жадные какие!»
Попробуй, сунься сюда посторонний – загрызут.
А в это холодное осеннее утро один посторонний все же появился. Около десяти часов в переход спустился по ступеням неприметный седой человек в сером плаще и коричневом берете. Остановился он в центре зала, осмотрелся и понёс свой большой чёрный портфель к свободному месту у стены.
Там должна была стоять старушка – Петровна. Но она сегодня почему-то не пришла. Скорее всего, опять внук побил. Он пропивал её пенсию и все добытые в переходе деньги. А когда отобрать у бабушки было нечего – бил.
Незнакомец встал на это свободное место и достал из портфеля сложенный вчетверо большой бумажный лист. Развернул его – лист оказался плакатом: на белом квадрате были нарисованы простым карандашом три ребёнка. Слева на рисунке стоял курчавый мальчик с тёмным личиком. Видимо, так изобразили негритёнка. В центре стоял белый мальчик, а справа, судя по платью и косичкам, была нарисована девочка. Её неизвестный художник выкрасил жёлтым.
Дети держали друг друга за руки и смотрели на людей в подземном переходе. Сделан рисунок был совсем неумело. Но вот глаза!.. Горький суховей пустыни ударил из детских глаз в лица случайных прохожих. Дети смотрели так, словно сам Дед Мороз зло сказал им: «Всем дам, а вам – ничего! И мамы у вас тоже не будет!» Сверху на рисунке чёрным карандашом было крупно написано: «Люди добрые, помогите им!»
Прикрепив плакат, незнакомец повернулся, снял свой коричневый берет, положил на руку и выставил перед собой. Вот и новый просящий – его сразу заметили.
Первым к нему приблизился гармонист.
- Слышь, чего-то лицо твое знакомо, но сам ты мне незнаком. Тебя Саня, что ли, на место Петровны поставил?
- Здравствуйте… - смутился новый просящий. - Вы знаете, тут было совершенно свободно, я и встал… вот…
- А, так ты сам тут распорядился?! - ещё ближе придвинулся гармонист. - А кто тебе сказал, что ты тут просто так чего-то сам себе можешь?
- Да я ведь не себе, - отступая, прижался незнакомец седым затылком к плакату. - Я детям…
- Хм… - посмотрела женщина с девочкой – ангелочком. – И мне ты знаком, вроде… Только у вас, дедушка, уже внуки, наверное, взрослые, а вы все детям просите!
- Я вот этим детям, - показал дедушка на свой рисунок. - Вот этим…
- Кому-кому?! - одновременно нахмурился и удивился гармонист. - Картинкам этим?
- Они не картинки! - замотал головой незнакомец. - Они живые, и они ждут нас.
- Слышь, комик, - раздвинулись улыбкой румяные щёки. – А, может, тебе просто бухнуть треба? Так пошли со мной, налью тебе за твоё изобразительное искусство.
- Нет-нет, что вы? Я вообще не пью. Мне, вправду, нужно для детей…
- Ты чё припёрся сюда?! - разозлился вдруг гармонист. - Я ему от всей души, а он рога выставил! Ну, и пошёл отсюда! Для детей ему…
- Шопен, Шопен, стой! Я его знаю! - включился в разговор ещё один здешний обитатель.
Худой, маленький, как подросток, подошёл он от противоположной стены, указывая левой рукой на незнакомца. На руке этой не было ни одного пальца.
- Это же Жорик! Чудак он. Его многие знают. Тут через два дома живёт.
- Ну, и чё, что живёт? - продолжал злиться Шопен. - Ты, Беспалый, денег ему за это дать хочешь?
- Да я про чё говорю, - начал объяснять Беспалый. - Этот Жорик и, правда, на всю пенсию книжки покупает. Сказки покупает, другие еще разные. И всё ребятишкам на улице раздаёт. И крупу тоже, на последние грошики покупает и птицам рассыпает. Один батон себе покупает, другой – собакам бездомным. Чудак он – не в себе.
- Чудак Жорик, - качнулся Шопен. - Вот, значит, как… Ну, а сюда зачем пришёл?
- Вы понимаете, кто-то всю свою классику в «Букинист» сдал. Там и Пушкин, и Толстой, и Гоголь, и Чехов!.. Там все! Полные собрания сочинений.
- И ты чё, купить их хочешь? - уже совсем без злобы и даже с интересом спросил Шопен.
- Да, я хочу купить эти книги детям в детский дом.
- Кому?! - снова завёлся гармонист. - Да ты хоть знаешь, чё им надо? Им бы пожрать, порнушку посмотреть да клею понюхать! Вот у них какая классика! А он Пушкина им хочет подарить!..
- Но они же не знают про мир! - опять замотал седой головой Жорик. - Они ни о чем ничего не знают! Мы ничего им не рассказали! Это наша вина, что нас нет с ними! Мы ничего им не дали. Совсем ничего.
Шопен собрался ответить, но какая-то женщина средних лет остановилась и, слыша весь разговор, достала из кошелька пятьдесят рублей. Потом, пряча глаза, словно узнав в нем кого-то, положила деньги Жорику в берет.
- Господи, помоги вам Бог! – сказала она и быстро пошла дальше.
- Гляди-ка, и благословение получил, - сказал Шопен совсем не то, что хотел сказать до этого.
- Финансировать детские дома – дело государства, - высказал мнение ещё один случайный прохожий, который из любопытства тоже всё слышал.
Это был полнеющий мужчина в добротном пальто. Но внимательно посмотрев на Жорика, он вдруг поперхнулся, и глаза его в изумлении расширились. Он хотел уйти, но навстречу ему от стены выкатилась инвалидная коляска. В ней сидел парень без ног в берете десантника.
- Детки вырастут без Чехова, - произнёс он. - А потом встретят тебя в тёмной подворотне, выпустят кишки и заберут денежку, которая сейчас в твоём кармане пылится.
Мужчина ошеломлённо посмотрел на инвалида, пробурчал что-то, обогнул коляску и затерялся в толпе. Но через пару минут вернулся, положил дрожащей рукой Жорику в берет сто рублей и после этого исчез уже навсегда.
- Смотри-ка, прёт тебе, - усмехнулся Шопен. - Эй, Грозный, - обратился он к десантнику. - Ты чаще народ пугай. Глядишь, и наберём Жорику на книжки. А сколько тебе надо-то?
- Мне не хватает восемь тысяч. Две у меня есть, а восемь вот… не хватает.
- Ничего себе! - вскинул брови Шопен. - Нормально тебе не хватает!
- Можно и не все, конечно, книжки купить. Но мне хочется скорее их детям…
- А зачем негритёнка-то с китаёзой нарисовал? Они же далеко…
- Нет-нет, что вы?! Они все рядом… все детки рядом с нами… Они тут, – прошептал Жорик и прижал руку к сердцу.
- Ну, ты чуматорий, - покачал головой Шопен. – «Друзья, купите папиросы…», - снова развернулись малиновые меха, и он пошёл на своё место.
- Слышь, дедок, - подкатился к Жорику десантник. - Мы тебе поможем, чем можем, но ты до семи часов должен свалить отсюда, чтобы Саня тебя не застукал.
- Какой Саня?
- Есть тут один. Короче, работай, там посмотрим, - и десантник тоже отъехал на своё место.
И всё покатилось, как всегда: просящие просили, дающие давали, время шло. Вот два часа, вот три… В пять часов Грозный и Шопен последний раз посмотрели, сколько Жорик собрал денег.
- Да-а, - протянул Шопен. - Хоть твои дети и смотрят жалобно, но просить ты не умеешь. Больше семи штук ещё собирать надо. Пошли, по нашим пройдёмся, - предложил он Грозному.
- Пошли, - согласился тот и покатил на своей коляске за Шопеном.
Минут через двадцать они принесли Жорику нужную сумму.
- На, тут тебе на все книжки хватит, - отдал деньги Шопен. - Всем миром детям на классиков набрали, почти вся выручка тут. Чё Сане говорить будем – не знаю?
- Слышь, ты давай, собирайся, снимай свой плакат, - добавил Грозный. - Уноси ноги, пока всё тихо.
С полным беретом самых разных купюр, растроганный до слёз, седой незнакомец топтался на месте и повторял совершенно растаявшим голосом:
- Спасибо вам, люди добрые! Спасибо вам…
- Давай, старик, давай, уноси отсюда ноги и деньги, - торопил его Грозный.
- Мать твою! - передёрнулся вдруг лицом Шопен. - Откуда он?! Ещё же рано! Всё, пропала классика! Кто-то стуканул!
По ступеням в подземный переход спускался в чёрной кожаной куртке Саня – Сука. И сразу увидел и постороннего, и его плакат.
- Кто такой? - подошёл он к незнакомцу, колючим взглядом рассматривая, наполненный деньгами берет в его руках.
- Сань, тут такая тема, - неуверенно начал Шопен. - Понимаешь, это Жорик… Он для детей… на книжки попросил помочь…
- А у меня детей нет, - перебил смотрящий.
Серое узкое лицо не выражало эмоций. Только маленькие ледяные глазки из-под чёрной кожаной кепки царапали румяные щёки гармониста. - Ты решил отдать мои деньги чужаку?
- Да мы хотели…
- А кто вам разрешил хотеть?! - вдруг заорал Саня, словно болотный газ вздыбил мутную притихшую жижу. – Вы, кто такие?! Это я могу хотеть! Ясно?! А вы – никто, суки! Чмошники!
- Простите, это всё из-за меня, - едва произнёс обомлевший седой незнакомец, он из последних сил обеими руками прижимал к себе берет с деньгами. - Я для детей… вот.
- А ты чё тут булькаешь, хмырина старая?! - перекинулся на него смотрящий и достал из кармана чёрный пакет. - Давай сюда бабки!
- Слышь, Сука, - злобно прошипел молчавший до этого Грозный и посмотрел прямо в маленькие ледяные глазки. - Ты на вид, вроде, мелкий, как вошь, а крови пьёшь, как Дракула. Эти деньги не твои – мы их уже отдали. И ты у Жорика их не заберёшь!
- Чё ты сказал?! - вскипел Сука. - Да ты, обрубок, щас на брюхе здесь ползать будешь! - с перекошенным злобой лицом он ринулся на коляску, но сразу наткнулся на гармонь.
- Друга не тронь! - взревел Шопен, встав на пути. - Я те щас похоронный марш сыграю!
Ещё и девочка-ангелочек, она с мамой оказалась совсем рядом, дотянулась ручонкой до чёрной куртки, ухватилась за неё и потянула.
- Дядя Саша, не трогай никого! - прозвучал среди хриплого лая детский голосок.
Сука посмотрел на ребёнка невидящими глазами, задохнулся от бешенства и отступил.
- Я вас, гниды, всех урою! - прошипел он и пошёл прочь, набирая на мобильном чей-то номер.
- Фу, отстояли, кажись, мы детей наших, - сказал Шопен Жорику. - Давай-ка, мы без промедлений упакуем тебя. А то этот гад вернуться может.
- Давай, мужики, давай, поторопимся, - поддержал Грозный.
Быстро сложили в портфель к Жорику деньги, убрали туда же плакат, надели коричневый берет на седую голову – готово.
- Как же вы теперь тут будете? - растерянно спросил Жорик.
- На войне, как на войне, - усмехнулся Грозный. - Отобьёмся. Давай, не тяни, уходи.
- Пошли, я провожу тебя, - предложил Шопен.
- И я провожу, - подхватил Беспалый.
Они пошли. А остальные смотрели им вслед, и в глазах у них светились улыбки.
Точно такие же, которые этот ЧЕЛОВЕК дарил людям всю свою жизнь…
И во всю свою ширину улыбались малиновые меха гармошки, а душевный голос Шопена победоносно выводил:
«Хоть он бродяга с ножиком в кармане, он всё равно мальчишка неплохой…»
#ВладимирЛевченкоБарнаул
Ред. А. Бор