Людей не боится

На заборе у магазина появилось объявление. Листок в клетку, исписанный фломастером, гласил:

«Сегодня с Парковой улицы улетел зеленый волнистый попугай. Людей не боится, разговаривает. Прошу откликнуться всех, кто видел или к кому залетел. Номер телефона».
Жители села останавливались, вчитывались, хмыкали.

– Нет уже того попугая, – усмехнулся дядька в рыболовной куртке. – Голуби заклевали.

Схожие объявления, прикрепленные на скотч, были развешаны на остановке, электрических столбах и на толстом клене на самой Парковой улице. Черный джип притормозил у клена, водитель, мужчина в темных очках, опустил стекло и уставился в текст.

– Елки-палки! – воскликнул он, обращаясь к псу, сидевшему на пассажирском сидении, серому стаффорду, похожему на носорога.

Высунул наружу руку с маленьким пультом, и ворота на заборе у ближайшего участка поползли вбок. Джип въехал на вымощенный брусчаткой двор. Возле деревянного дома в стиле «фахверк» на скамейке, уткнувшись в смартфон, сидел мальчик лет двенадцати в футболке, шортах и желтых кроксах.

– Это что такое? – крикнул мужчина, паркуясь под навесом. Из-под колес с треском летели камушки. Мальчик потер веснушчатый нос кулаком. – Упустил? – с усмешкой добавил мужчина, вылезая наружу. Стаффорд тоже выпрыгнул, и они пошли на мальчика: мужчина впереди, пёс следом.

– Говорил ведь, нельзя из клетки, – он положил руку мальчику на плечо и плюхнулся рядом. Стаффорд устроился у его кроссовок и стал вылизывать мускулистый, словно обритый под машинку бок. Мужчина заглянул в экран смартфона, куда тыкал пальцем мальчик. – Уже откликнулись?

– Объявление в группу села хочу, – прошептал мальчик.

– Как смылся-то?

– Да из бани, – мальчик поднялся и хотел сделать шаг, но крокс врезался песью бочину, собака зарычала.

– Фу! – крикнул мужчина. – Кому сказал! – и махнул рукой, как крылом. Пёс отскочил.

Уже с порога, взявшись за дверную ручку, мальчик обернулся и тихо спросил: – Папа, а это не… – подбородком он указал на пса. Капельки слюны с собачьих клыков кропили брусчатку.

– Пашка! Это же твой пёс, ну! – мужчина поднялся со скамейки, но стеклянная дверь уже захлопнулась.

В комнате под крышей Паша устроился на полу. Протер экран смартфона краем футболки и продолжил заполнять объявление. Открыл альбом с фотографиями птицы. У неё не было имени, так же, как и у пса. Попугая звали попугаем, а когда появился пес, и отец предложил Паше назвать его, Паша не смог придумать имени этому чудищу. Собака, накачанная, как какой-нибудь громила из спортзала. Нити слюней, хрип. Маленькие глаза, которые лезли из орбит, глаза акулы, а не собаки.

Паша понятия не имел, откуда взялось животное: пес возник в доме, когда пьяного отца в очередной раз привез домой трезвый водитель. Тогда мальчик услышал внизу шорох – это было после того, как отец уже отключился в своей спальне. Паша решил, что трезвый водитель вернулся за чем-нибудь и зашел в прихожую.

Мало ли этих безликих мужиков повидал Паша?
Иногда им надо было дать денег, наличные для этого всегда лежали в чашке на кухонной полочке. Кто-то не знал, в какую сторону топать на станцию, просился в туалет или зарядить телефон. Хотя Паша привык иметь с ними дело, все равно сжимался от тревоги, пока водитель не покидал территорию участка, ключи от машины были положены на тумбочку, а дверь заперта.

В ту ночь Паша, уже переодетый в пижаму, босиком спустился вниз и остолбенел: у двери копошился, царапая когтями паркет, коренастый серый пес. Он внимательно посмотрел на Пашу, тот ринулся наверх, ушиб коленку о ступень и ввалился в отцовскую спальню. Отец лежал поверх покрывала с открытым ртом и шумно, со свистом дышал. Он не снял даже пиджака. Паша прыгнул на кровать, оказавшись на коленях возле тела, и затряс его.

– Там собака!
Отец приоткрыл глаза, но они не фокусировались, радужки плавали под полузакрытыми веками, как два поплавка.

– Вставай, к нам собака забежала! Большая!

– Он наш, – пробурчал папа и повернулся на бок, прячась от коридорного света. – Твой будет. Иди, иди! – И спрятал покрытое испариной лицо в складки покрывала.

Мальчик осторожно выглянул в коридор: подниматься наверх пёс, очевидно, не отваживался. Паша юркнул в свою комнату и закрылся. Утром, когда он спустился на кухню, папа готовил свою обычную баланду из творога и варенья около столешницы, а пёс вился у его ног.

– Уже познакомились? – весело крикнул отец. – Наш новый охранник!

– Не нужен мне охранник, – сказал Паша.

– Брось! Будет баню охранять. От всяких.

– Всяких ты же в гости и приводишь, – Паша сел и взял кружку, в которой его ждал свежезаваренный чай с листьями черной смородины. Пьяный папа и трезвый папа были двумя разными людьми, и второй иногда был заботлив. – А теперь вот собаку. У меня ведь попугай!
– Попугая хотят Мишины девчонки. Уже заходили, между прочим, – он уселся за стол напротив сына. – Туда и дорога. А с таким псом ты в миг.…Познакомься, ну!

Паша замер с ложкой у рта. Этот монстр вызывал в нём жгучий ужас. Сделай лишнее движение, и тот бросится, вцепится зубами в предплечье или в икру.

– Не ссы! – подбадривал папа. – Дай руку, пусть привыкнет.

– Почему он должен ко мне привыкать, а не наоборот? – Паша отложил ложку, чуть поднял руку над мордой, но пёс припал к земле и с бульканьем зарычал. На бордовой щели его пасти надулся пузырь слюны. Папа отвесил ему оплеуху. Так стаффорд поселился в их доме.

На следующий день после того, как Паша развесил объявления о пропаже попугая, его позвал из-за ворот сосед, пузатый мужик по имени Михаил.

Он протянул меж штакетин смартфон с открытым фото. Под Пашиным объявлением кто-то прикрепил белый лист с напечатанными словами: «Попугай у меня».

– Это шутка? – Паша посмотрел на Михаила с робкой улыбкой.

– А ну иди, проверь, – строго отрезал Михаил.

Паша схватил из-под навеса велик и помчался к магазину. Футболка пропиталась потом и липла к спине. Белый лист не только был на месте, под напечатанными словами кто-то успел подписать: «верни попугая, сучка!». Паша осторожно отделил лист от стены и проверил его на свет. Никаких начертаных лимонным соком подсказок не проглядывалось. Паша пихнул лист в карман, кинул велик под забор и зашел в магазин. В корзине с товарами для школы нашел тетрадь и упаковку фломастеров, раскрыл ее и написал: «Верните, пожалуйста, вознаграждение гарантирую. Номер телефона». Отнес тетрадь на кассу, оплатил, у забора вырвал лист и приклеил его на место оторванного с помощью жвачки. Домой шел пешком, а велик катил рядом. В уме перечислял: заболоченная речка, старое кладбище, рыжая водонапорка…Казалось, если перестать называть увиденное и подумать о самом себе или о птице, слезы так и побегут по щекам.

Появление стаффорда превратило Пашину жизнь в постоянные прятки.
К себе в комнату собаку он не пускал, но, когда пёс учуял попугая, стал дежурить под дверью и часами рычал в щель. Паша укутывал клетку с покрывалом и ставил звуки леса на смартфоне. Он читал, что попугаи очень чувствительны и часто погибают от разрыва сердца. Когда ближе к ночи пес убегал, Паша доставал попугая и аккуратно гладил похожие на кольчугу мягкие крылья. Попугай прикусывал его пальцы. Мальчик научил его произносить десяток английских слов: пароль от своего криптокошелька. Перевод некоторых слов Паша не знал и сам, но, попугай, казалось, понимает смысл произносимого. Когда Паша ложился в кровать, попугай смотрел на него со своей жердочки, пока тот не засыпал. Из-за вездесущего стаффорда выпускать попугая из клетки при открытой двери стало опасно. Паша давно приучил его летать по комнатам и приземляться к себе на плечо или на шевелюру.

Одно из немногих воспоминаний о маме было связно с птицами. Они в парке, в пространстве листвы и света. Она крошит черный хлеб, и Паша трогает липкие крошки на сложенной лодочкой ладони. Она крошит на землю, голубей вокруг целое облако, их крылья почему-то коричневые, такие же коричневые, как хлеб. Она кладет клочки хлеба на плечи, прямо на светлый плащ, на рукава, и сначала один голубь, потом другой опускаются на неё, третий, они цепляют каштановые кудрявые волосы, крылья колышутся на её конечностях, как листья на ветках вокруг. Перед Пашей предстает человеческая фигура, слившаяся с птицами, перемешанная с ними, против света, похожая на древнего идола с затаенной среди перьев улыбкой. «Крысы с крыльями» – называл голубей папа. Однажды он задавил птицу, когда вез Пашу в школу. Джип слегка дернуло, а папа буркнул: «Одной крысой меньше». О маме они не говорили.

Чтобы попугай мог летать, Паша стал брать его в помещение недостроенной бани. Сруб был двухэтажным и стоял на участке, когда-то унаследованном мамой, с самого начала, в отличие от основного дома, который Пашин отец построил тут с нуля буквально за год, уже после того, как она ушла. Внутри было просторно, пахло хлевом и деревом: попугаю было, где развернуться. В постройке имелись стеклопакеты, и можно было не бояться, что попугай вылетит на улицу. Весной, когда на улице потеплело, Паша уходил в сруб и выпускал друга в свободное парение. Сам устраивался в уголке на заляпанном краской табурете и смотрел на смартфоне обучалки по крипте. Ни отец, ни пес не совались в баню. Паша догадывался, что отцу не хотелось вспоминать о жильце, которого он определил сюда в самом начале года. Уже к середине лета баней должна была заняться профессиональная бригада, которая, как говорил папа, превратит это место из поганой заброшки в комфортную русскую баню.

Отец привел этого человека на новогодних праздниках. Гости к тому времени разъехались, и папа, нацепив валенки, ушел в центр села: то ли в магазин, то ли к соседям. Паша услышал с улицы скрип открываемых ворот. Это было странно: машина стояла на месте, а войти можно было через калитку, обычно отец так и делал, когда в редких случаях отправлялся куда-то пешком. Через окно Паша увидел, как в ворота с трудом вваливаются две фигуры: отцовская, которую легко можно было узнать по дурацкой шапке, и вторая, выше. На человеке было рубище с широкими полами. Отец тащил великана во двор, а края одеяния волоклись по снегу. Паша дернул оконную ручку и высунул голову на улицу.

– Пап?

– Нормально, – хрипло отозвался тот. Паша ждал, что они зайдут, но дверь не хлопала, а когда опять выглянул в окно, заметил оранжевый свет в окнах бани.

На следующий день отец бодро заявил:

– Если зимой видишь на улице лежащего человека, у тебя три варианта. Пройти мимо, помочь или подождать, пока помогут другие, – он прихлебнул кофе. – Какой правильный?

Паша ковырял ложкой хлопья.

– Вчера я сделал второе. Мужик замерзал прямо у нас на дороге! Если в такой мороз человек спит в снегу больше двух часов, то уже вряд ли очнется. От холода в сон клонит…

– Он тут?

– В бане. Это еще и плотник, отделает там все, – он подмигнул и облизнул измазанную в сгущенке ложку.

После завтрака отец повел Пашу знакомиться. В бане было промозгло, несмотря на включенную в розетку электробатарею. На крючке, около не до конца собранной кирпичной печи Паша увидел черный ватник. Вслед за отцом по узкой лесенке поднялся на второй этаж.

За печной трубой, пронзающей комнату, на старом матраце сидел, привалившись к стене, лысый мужичонка с костлявым, щетинистым лицом. Он не поднялся на ноги, но протянул папе узловатую ладонь.

– Вот, младший, – отец оглянулся на Пашу. – А это…

– Борис, – сипло представился мужчина. Он шарил по Пашиному лицу мелкими черными глазами.
Паша стыдливо уставился в заляпанный деревянный пол.

– Вижу, поел, – папа кивнул на поддончик от лапши, притулившийся в углу, как собачья миска. – Принес, вот, – папа поставил на пол узкую бутылку водки.

Лицо Бориса сложилось в гримасу, бутылка отразилась в его глазах острым бликом.

– Сын, притащи из сарая тюк сена? Пока мы ремонт обсудим, – папа слегка подтолкнул Пашу в плечо.

Выходя, он видел, как Борис льет водку в возникший откуда-то мутный стакан.

Отковырять и даже просто сдвинуть с места прямоугольник сена было не так просто. Еще летом Паша без труда играл ими в тетрис и строил для соседских девчонок пещеру. Теперь сено набрало влаги и веса. Паша ввалил тюк на порог бани и позвал отца. Подниматься и попадать под въедливый взгляд пришельца не хотелось.

– Зачем сено? – спросил Паша вечером. Отец, покачиваясь, кидал в стакан с водой белые кружки аспирина.

– А ему. Спать.

– Не проще раскладушку поставить?

– Да зачем еще? В сене тепло. Он так привык. Этим людям много не надо.
– И долго он у нас будет?

– Пока баню внутри не отделает, – отец поставил опустошенный стакан на столешницу и дышал, как дракон. – Чего, боишься его, что ли?

Папин запой в бане продолжался где-то неделю.

Сначала он ещё ездил на работу, но потом перестал показываться даже в доме. Уходя в школу через калитку, Паша слышал доносящиеся из бани хриплые вскрики, музыку и стук. Паша понял, что отец не принимал этого утлого мужика ни на какую работу. А просто завел, как заводят зверя. Зверя для пьянки, особой, не шибко редкой породы. Паша привык делать вид, что он вроде как не замечает папиного пьянства. Это было проще, чем сказать, что пьяного он не любит и боится. Что пьяный – это другой, чужой человек, иметь дело с которым странно и мерзко. Вместо этого, он занимался обычными делами: ездил в школу на автобусе, делал уроки, бутерброды, смотрел мультики и читал про то, как устроены биржи. На выходные его пригласил с ночевкой одноклассник, и он с облегчением собрал рюкзак. А когда в воскресение его подкинула домой одноклассникова мама, соврал, что в доме идет ремонт, и зайти на чашку болтовни с папой не получится.

Баня стояла открытая нараспашку. Паша заглянул в проем. Ватника не было на крючке, внутри стояла лютая тишина. Подняться наверх Паша побоялся. Машина была на своем месте, а в доме пахло пиццей. Папа в халате сидел перед телевизором. Когда он оглянулся, чтобы поздороваться, Паша констатировал, что отцовское лицо слегка опухло, но глаза были трезвыми. Паша за секунду определял, пил папа или нет, и кто перед ним находится: один, трезвый, рассудительный, слегка насмешливый или другой, что приходил, когда первый выпивал хотя бы одно маленькое пиво. Его глаза тут же куда-то проваливались, под ними возникали косые полоски, голос менялся. Сейчас на диване сидел первый, и Паша ощутил тихую радость возвращения домой.

– А чего баня открыта?

– Проветриваю. Борис всё.

– Закончил ремонт?

Папа усмехнулся: – Оказался профнепригодным. Мы попрощались.
Тем же вечером в окно Паша заметил на дороге за забором силуэт. Он застыл на месте, а косые линии снежинок словно старались его перечеркнуть. Утром папа попросил Пашу принести из бани грязную посуду. В сумерках второго этажа, в куче сена за трубой Паша заметил черный ватник. Хотел взять его, а ватник зашевелился.

Когда Паша ворвался на кухню, и папа увидел его лицо, тут же кинулся в прихожую, влез в валенки, а через мгновенье за шкирку вел плотника к воротам. Тот моргал, как филин и тянул руки, будто силился ухватиться за нечто невидимое в воздухе перед собой.

– Что я сказал? – рычал папа. Он вытолкал мужичка через калитку. – У меня тут видео. И ЧОП. Понял?

После этого папа привел в дом стаффорда.

Новая записка не заставила себя ждать.

«На что готов?» – к листу бумаги кусочком грязной изолетны было приклеено зеленое перо.
Паша снял объявление. Его пальцы подрагивали.

– Черт знает, что такое, – пробормотала пожилая женщина, похожая на Шапокляк у Паши за спиной. – Снеси в администрацию.

Паша достал из кармана тетрадный листок, прижал его к забору и замахал фломастером. Когда он укатил, Шапокляк перекрестилась.

На листке было всего два слова: «На всё».
Вечером папа вызвал Пашу вниз.

– Михаил приходил. Показал фотки твоей переписки с этими мудаками, – он яростным движением прижал горлышко опрокинутой пивной бутылки к уголку рта. – Ты не пойдешь к ним один!

– Какой переписки? Это не то…

– Слушай внимательно. Чтобы тебе там не писали, на заборе… На телефон тебе тоже шлют? Ты же, как дурак, свой номер намалевал. Что они требуют?

– Почему ты говоришь так, будто их много?

– Потому что это либо идиоты с деревенской школы, либо урод какой-то. И если это урод…Тебя ведь не просят присылать ничего, а? Какие-нибудь фотки? Не шантажируют порнухой?

– Нет, – Паша сглотнул и ощутил, как краснеет.

– Каждое новое послание предъявлять мне. Понятно? А ну покажи телефон!

– Не надо ничего проверять, никто не писал, – пролепетал Паша и попятился.

– В глаза, говорю! – заорал вдруг отец и махом швырнул пивную бутылку в раковину. Потом вскочил, схватил Пашу за плечи и, ткнув большим пальцем ему в горло, дернул его подбородок на себя.

– Как был ссыклом, так и остался.

Стаффорд зашелся лаем. Папа ослабил хватку и дал собаке затрещину.

Когда Паша бежал к себе по лестнице, снизу донеслось:

– Ещё раз! Ты меня услышал.

Паша залез под одеяло и принялся листать новости в смартфоне. Слезы катились по щекам и попадали на губы. Мама говорила что-то о том, что они соленые из-за его веснушек. Он слышал, как внизу включилась музыка. К двери подбежал и зарычал в щель стаффорд. Скоро он ушел. А Паша все листал и листал, моргая так часто, как только мог.

Через пару часов на экране смартфона появилось сообщение.

Сначала из приоткрытого на втором этаже стеклопакета показался дымок. Будто баню покидало длинное медленное приведение. Потом приведение стало толстеть, Паша задрал голову. В том, что папа не проснется, он не сомневался: на кухонном столе он видел дюжину пустых зеленых бутылок и початый виски. За забором было пусто, в такой ранний час Михаил еще не показывался на улице. Паша глядел на дым и принюхивался, засунув руки в карманы. Толстое приведение превратилось в великанское. Когда из-под кровли показался и омыл бревна первый робкий язычок, Паша достал смартфон. Новых сообщений не было. Через несколько минут из-под крыши полыхнуло уже по-настоящему, и Паша услышал, как в доме с чпоканьем распахнулось окно. Он оглянулся и в тот же момент увидел свою птицу.

Попугай фланировал из-за ворот, как будто его выпустил из пушистого кармана дымный великан. Паша протянул навстречу руку, но попугай миновал ее и полетел прямо к бане. Папа кричал в окно про воду из шланга.

Дверь распахнулась, и на крыльцо выскочил стаффорд. Увидев птицу, которая приближалась к окну на втором этаже, пес бросился к бане и влетел в сруб. Паша тянул руки и жалобно звал попугая к себе. Тот метался в облаке дыма и выкрикивал: «black», «wool», «crook», «reaver», «cage»…. Второй этаж бани полыхал уже целиком. Внутри заскулил пёс. Попугай завис на месте, как колибри, а потом покинул дымное облако, медленно спустился и уцепился когтем за Пашин указательный палец. Мальчик сразу поймал его и сунул под кофту. Отец в трусах, босиком подбежал к Паше и выхватил из его руки смартфон. Он дрожал всем телом. Прежде, чем набрать пожарных, мужчина увидел на экране текст: «Иди в баню и подожги сено. Когда будет сделано, птица вернется домой».

Срывающимся голосом отец проскандировал адрес в смартфон и швырнул его на брусчатку.

В свете встающего утра они стояли и смотрели на горящую баню, а густой жар омывал их лица.

Паша прижимал к груди своего попугая.

Татьяна Млынчик 

#рассказы