Джюдже́

Он больше не дышал.
Мой Умит, моя надежда.
Маленькое тельце, которое извлекли из меня всего три недели назад, больше не двигалось. Нежные ручки, скрытые под хлопковыми рукавичками, не шевелились, а из чётко очерченных губ не доносились смешные и невнятные звуки, как ещё пару минут назад.
Он был мёртв.
Мой Умит, моя надежда.
Как были мертвы и трое младенцев, которыми Аллах наградил меня прежде. Хасан, Исмаил и Озгюр. Ни один из них не прожил и месяца. Ни один из моих сыновей так и не назвал меня матерью.
Это Джюдже забрал их. Одного за другим.
Уродливый мерзкий гном, ненасытная дьявольская тварь – Джюдже.
– Ты проклята, Хасибэ, – прошептал мой муж, отведя взгляд от детской кроватки. – Теперь я знаю наверняка.
Саид Али, да храни его Аллах, был всегда добр ко мне и ни разу не проявил неуважения. Ни разу не поднял руку, не помянул плохим словом. И, да знает Аллах, я была ему верной и ласковой женой.
– Всевышний уберёг их от тебя, Хасибэ, – бросил супруг напоследок.
Затем он молча собрал вещи и покинул наш дом. Аллах ушёл вместе с ним, как и моя надежда вновь стать матерью. Я больше не могла покорно ждать, что молитвы помогут. Я больше не верила в их силу.
Вылетев из комнаты, где остался мой сын, принялась бить всё, что попадало под руки. Захлёбываясь яростью, крушила свой мир, в котором больше не было места надежде. Уродливый мерзкий гном уничтожил мою семью, вырвал с корнями моё сердце, убил во мне всё светлое и чистое. И теперь я была готова вернуть ему сполна.
– Джюдже! – громкий крик вырвался из груди вместе со сгустком крови. – Где же ты, мерзкая тварь? Покажись, если не боишься!
Горький и солоноватый привкус. Наверное, осколок стекла распорол горло. Нет, это не стекло – сердце кровоточило, изливая боль, скопившуюся за годы потерь.
– Джюдже, – звонкий хруст из-под голых ступней. – Покажись мне...
Тяжёлые шаги, а затем – громкий хохот. Он пришёл, мерзкое дьявольское отродье.
– Я убью тебя, – с трудом скатилось с моих губ, плюхнувшись в кровавую лужу. – Самое время отправиться в ад, шейтанское отродье!
Ухмылка, которую я ненавидела всей своей проклятой душой, застыла на его уродливом лице. Ухмылка, которую хотелось сорвать с мерзкой морды и, разорвав зубами, отправить в желудок.
Поднеся к горлу острое лезвие, которое на днях заточил мой супруг, заметила страх в маленьких глазах уродца. Неужели ты испугался, Джюдже?
Мерзкий гном ринулся ко мне и ударил по руке – нож отлетел в сторону, но я не собиралась сдаваться. Не в этот раз, Джюдже. Не в этот раз!
Захлёбываясь то ли яростью, то ли собственной кровью, продолжала заглатывать обжигавшие горло спасительные осколки.
– Хасибэ! – раздалось позади. – Хасибэ, девочка моя!
Бабушка умела приходить в самый последний момент. Успевала появиться и вытащить меня из трясины кошмара. Мой спаситель и палач: спасая, каждый раз обрекала на смерть.
– Ба... – не смогла я договорить, как тут же вырвало.
– О, Аллах! – она нагнулась, проведя рукой по вязкой жиже. – Ты что, глотала куски стекла?! – закричала, достав маленький, облепленный блевотиной осколок. – Быстрее вставай!
Нежно обняв меня за плечи, помогла подняться. Сколько раз я пыталась покончить с невыносимой судьбой, но Джюдже не желал отпускать даже в ад.
– Ты снова это сделала! – воскликнула бабушка, поправив спавший на плечи платок. – Зачем ты так, Хасибэ?
– Саид Али ушел, – прохрипела я, и горячие струйки ринулись по подбородку.
– Молчи, девочка моя! Молчи! Не разговаривай!
В её глазах застыл дикий ужас, но любовь просачивалась даже сквозь него. Женщина, которая воспитала меня, никак не могла отказаться от проклятого дитя, всей душой желавшего смерти.
Остановившись возле порога, я оглянулась, чтобы всмотреться ещё раз в испуганную морду Джюдже. Хоть немного, но полегчало. Мизерная капля страха, которая застыла в его глазах, ещё блестела. Как же он боялся потерять меня, бедный уродливый гном!
– Ну же, милая, – бабушка подтолкнула к двери. – Чего же ты встала? Скорее...
Осколки стекла, что извлекли из моего горла и желудка, лежали на алюминиевой подложке. Их было ровно пять. Пять неудачных попыток просочиться в ад. Не первых и, уверена, не последних. Врач сказал, что мне повезло и никаких внутренних повреждений они не нашли, словно я проглотила леденец, а не куски стекла. Я же знала, что это проделки Джюдже, но заговори я о нём, сразу бы оказалась в другой палате и в другом отделении.
Они не могли отпустить меня без консультации психотерапевта, поэтому пришлось целый час выслушивать молоденькую девчонку со слишком ярким макияжем.
– Хасибэ ханым, – произнесла она, вновь заглянув в блокнот. – Это не первый раз, когда вы пытаетесь навредить себе. В случае если вы опять попытаетесь совершить нечто подобное, мы будем вынуждены...
– Ничего вы не сделаете, – перебила я самоуверенную девицу. – Пропишете таблеток и успокоитесь.
– То, что вы пережили...
– Вам не понять, поэтому не тратьте время на заумные фразы.
Девица опешила и замолкла.
– Поймите, я просто хочу пойти домой, – сказала я, успев перехватить очередную порцию ненужных слов. – Хорошо? Поэтому выписывайте свои таблетки и отпускайте.
Я больше не могла оставаться в этой душной палате. Никому не было дела до моего горя. Никому. Никто не мог спасти меня, вырвать из огромных лап Джюдже. Никто. Даже сам Аллах.
На похоронах сына Саид Али не проронил ни слова. Люди перешёптывались, то и дело поглядывая в мою сторону. Четвёртый младенец, которого я предала земле, стал безжалостным вердиктом. Проклята, проклята, проклята...
Дом был пуст, как бесплодный пустырь. Мой дом больше не пах молоком и детскими пелёнками. Мой дом стал тюрьмой для проклятой Хасибэ.
Бабушка осталась на ночь, постелив себе в гостиной, хотя я уверяла, что не наделаю больше глупостей. Но упрямее этой женщины я ещё не встречала.
– Теперь ты должна подумать, как содержать себя, – сказала она. – Саид Али оставил дом, пообещал заботиться о тебе, но мужчины не всегда держат слово, данное Аллаху.
– Попрошусь назад к Хатидже, – сказала я, крепко обняв старуху. – Не беспокойся. Я позабочусь о себе.
До замужества я работала в химчистке, у Хатидже – толстухи, не выносившей котов. Собак она обожала, а кошек ненавидела. А ещё на дух не переносила мужчин, считая их всех изменниками и грешниками, только и знавшими, что бегать за юбками.
– Давай ложиться, милая. День был тяжёлым, да пошлёт нам Аллах новый...
– Спокойной ночи, бабушка.
Мгла окутала комнату, в которой мы провели прекрасные ночи с мужем. Комнату, в которой когда-то жила надежда на счастливую жизнь.
Часы монотонно отстукивали секунды, напоминая о том, что ещё дышу. Сердце упрямо вторило им. Улицы опустели и умолкли.
Не сразу, но я почувствовала его. Терпкий аромат магнолий заполнял всё вокруг каждый раз как только Джюдже появлялся.
– Мерзкая тварь... – прошептала я, открыв глаза.
Он долго и пристально пялился, а затем положил тяжелую ладонь мне на живот.
– Здесь, – пробубнил, ухмыльнувшись. – Он уже здесь.
Странное чувство проснулось где-то внутри. Ненависть и радость переплелись, стали единым целым. Джюдже не врал. Он никогда не врал.
– У меня будет ребёнок, бабушка, – сказала я утром, разлив крепкий чай по стаканам.
Она ничего не ответила – просто кивнула.
– Но Саид Али не должен знать.
Она вновь молча кивнула, а затем встала и подошла к окну.
– Твоя мать зачала тебя от женатого мужчины, – произнесла не оборачиваясь. – Это тяжкий грех, моя Хасибэ.
– Ты никогда не говорила об этом.
– Законная жена твоего отца, этого нечестивого... Да простит меня Аллах... Поговаривали, что она обратилась к неверным – шаманам, которые и сгубили твою мать. Теперь я уверена, что проклятие коснулось и тебя, моя девочка. И я готова взять грех на душу и отвести тебя к неверным, да простит меня Аллах... Но если они смогут снять с тебя заклятие, то я пойду в ад со спокойным сердцем.
– Джюдже не оставит меня, бабушка, – прошептала я сквозь слёзы.
– Я знаю одну женщину. Она поможет.
С кухни раздался глухой стук, как от хлопка двери, а затем – звон стекла.
– Бисмиллях! – воскликнула бабушка, обернувшись.
Джюдже никогда не приходил днём – только ночью. Судорожно сглотнув, я сделала шаг, затем второй, третий.
– Постой, Хасибэ! – воскликнула бабушка.
– Это не он! – крикнула я с кухни, подняв осколок. – Видимо, стакан упал. Это просто стакан, ба...
Громкий крик заставил сжаться. Тело свело судорогой, а через секунду невероятная слабость навалилась сверху. С трудом передвигаясь, добралась до двери комнаты.
Бабушка отбивалась, но Джюдже вцепился в неё, словно дикое животное, а я не могла пошевелиться. Нечто удерживало меня изнутри. Нечто сильнее самого Джюдже.
– Остановись! – закричала я, не услышав собственного голоса. – Умоляю тебя, оставь её в покое!
Он громко хохотал, а затем резко умолк. Сжав её за горло, поднял вверх, словно тряпичную куклу.
– Кара Нарэ... – произнесла она, тяжело дыша. – Эту женщину зовут Кара Нарэ. Найди её, моя девочка. Найди и освободи себя...
Я молча смотрела, как душа покидала её тело. Джюдже хохотал, впитывая в себя боль старой женщины, а затем бросил её тело на пол, как ненужную вещицу.
Бабушка больше не дышала. На морщинистом лице застыла гримаса боли.
Сначала я долго кричала, пока не осипла. Затем плакала, пока не закончились слёзы. А когда тишина разлилась немой рекой, просто легла возле ещё теплого тела женщины, которая вырастила меня.
Саид Али не пришёл на похороны, но я его не винила. Люди стали сторониться меня, некоторые даже разворачивались, если вдруг наши пути пересекались.
Я решила найти неверную, о которой говорила бабушка.
Кара Нарэ оказалась грузной и хмурой женщиной: не слишком старой, но и не молодой.
– Проходи, – сказала она, смерив тяжёлым взглядом, в котором застыли холод и ночь.
В её доме царили мрак и безысходность. Ощущение пустоты осело на стенах и старинной мебели.
– Джюдже, говоришь, – ухмыльнулась она, достав из кармана бархатный свёрток.
– Да. Это маленький, уродливый...
– Я знаю, кто он такой, – перебила, указав на стул. – Присядь.
Сначала она ходила вокруг меня, затем долго смотрела на мои руки, а после просто присела напротив, впившись ледяным взглядом.
– Дело в том, Хасибэ, – наконец, пробормотала она. – Дело в том, что Джюдже выбрал тебя.
– Это я и без тебя знаю, – выдавила я, поднявшись. И зачем только притащилась в дом этой женщины!
– Сядь! – крикнула та, схватив мою руку. – И дослушай.
Вздрогнув, я медленно опустилась на стул.
– Он выбрал тебя в качестве матери своего дитя, Хасибэ, – прошептала она, ткнув пухлым пальцем в мой живот. – Ты ведь беременна?
– Откуда ты...
– Внутри тебя его часть. Маленький отпрыск шейтана. И ты должна избавиться от него. Аллах помог тебе и в первый, и во второй, и в третий, и даже в четвёртый раз. Но больше он не сможет... А дьявол не отступает.
– Что ты несёшь! – закричала я, подскочив. – Это мой ребенок! Мой и Саида Али!
– Нет, Хасибэ. Это не твой ребёнок. Это дитя Джюдже. Дитя тьмы.
Больше я не желала её слушать. Но не потому, что это казалось бредом или бессмыслицей – напротив. Я поверила, что во мне живёт дьявольское отродье. Страх проник в горло и застыл. Встал комом. Внезапно воздух уплотнился, и показалось, вот-вот задохнусь. Она была права, она была права. Но я не могла признаться в этом.
– Ты врёшь! – только я собиралась открыть дверь, как она возникла прямо передо мной.
– Избавься от него... Избавься от шейтанского отродья...
Ледяной взгляд пробуравил насквозь, и я увидела мглу в её сердце. Она была густой и липкой, словно смола.
– Это ты – шейтан! – закричала я попятившись.
– Я? – ухмыльнулась Кара Нарэ. – Я – нет. А вот он, – пристально уставилась на мой живот. – А вот он – да. Избавься от ребёнка как можно скорее, Хасибэ.
Я молча подошла к двери. Зря я пришла в этот дом, зря узнала правду.
Кара Нарэ хоть и была неверной, но лгуньей – никогда. Бабушка бы не отправила меня к самозванке и обманщице.
Прежде чем вернуться домой, я направилась к Саиду Али, стараясь не думать о словах грузной женщины, намертво застрявших в моём сердце. Но в одном была уверена – кем бы он ни был, шейтаном или иным дьявольским отродьем, я не убью своего ребёнка.
Родители мужа недолюбливали меня и не скрывали этого, поэтому мы редко приходили к ним. Ради меня Саид Али пошел против их воли, а теперь вернулся в отцовский дом по моей вине.
– Если эта женщина подумает переступить порог моего дома...– свекровь стояла на крыльце, уперев жирные руки в не менее жирные бока.
– Не беспокойтесь, мама. Я...
– Я тебе не мать, проклятая женщина!
Саид Али молча спустился и прошел в сад, даже не взглянув в мою сторону.
– Если ты думаешь, что сможешь вернуть моего сына, – не унималась свекровь, – то очень сильно ошибаешься!
– Нет, мама. Я пришла попрощаться...
– Да не мать я тебе, проклятая! – она плюнула мне под ноги и скрылась в доме.
Я не любила свекровь, но никогда не желала ей зла. Бабушка говорила, что зло обязательно возвращается.
– Видит Аллах, Хасибэ, я любил тебя, – сказал Саид Али, когда я присела рядом.
– Не трать время на слова. Я пришла проститься.
– Проститься?
– Ты говорил, что у тебя есть дом в Мулле.
– Да, дедушкин.
– Могу я там пожить?
Он кивнул и пообещал, что каждый месяц будет высылать деньги. На том мы и разошлись.
Через неделю я переехала, оставив родной дом, где однажды умерла моя надежда. Я была готова растить дьявола, лишь бы Аллах не забрал его у меня.
Теперь Джюдже приходил каждую ночь, но больше не пялился, словно обезумевший, и не хохотал. Он тихо сидел на краю кровати и молчал, молчал, молчал... Но его тишина была слишком тяжелой.
Малыш быстро рос. Вместе с моим животом, который стало невозможно скрывать под широким платьем от любопытных соседских глаз. Рано или поздно слухи должны были дойти до Саида Али, и они добрались.
– Почему ты не сказала, что ждешь ребёнка? – он метался по дому, словно обезумевший.
– Я не хотела, чтобы ты страдал, – только и смогла выдавить из себя.
– Но это и мой ребёнок, Хасибэ! Как ты собиралась скрывать его?
– Ты думаешь, он проживёт больше месяца?
Саид Али долго смотрел на меня, а затем расплакался. Вся горечь и боль, что переполняли его долгие годы, выплеснулись в одно мгновение. Я не могла сказать ему правду. Я так сильно захотела поверить, что Аллах даёт нам ещё один шанс... Потому смолчала. Смолчала о Джюдже, Кара Нарэ и о том, кого носила под сердцем.
– Он обязательно выживет, – сказал Саид Али, вытерев и мои слёзы. – Наш Осман. Мы назовём его Осман.
Счастливые, словно не знали потерь, мы вернулись в город: в дом, где вновь обрели надежду. Джюдже оставил меня в покое, и я решила, что всё – позади.
Осман родился раньше срока, но крепким и здоровым малышом. Я и Саид Али не отходили от него ни на секунду, боясь потерять, недосмотреть, не успеть. Теперь мы начали отсчёт, надеясь, что в этот раз сможем побороть судьбу или проклятие.
Каждый день мы молились, чтобы Аллах сохранил нашего мальчика. Каждый день я надеялась, что Джюдже убережёт моего сына от Аллаха.
Первая неделя
Наш Осман совсем не плакал и охотно прикладывался к груди. Тихий и радостный малыш – награда и надежда. Мечта каждых родителей.
Саид Али не мог наглядеться на сына, как и не мог оставить ни на секунду. И в нём, и во мне поселился отчаянный страх. Страх вновь пережить невыносимую боль потери, что мы познали не раз.
– С ним ведь ничего не случится? – спросил Саид Али, поцеловав сына перед сном.
Я боялась верить, боялась надеяться, но столь же сильно верила и надеялась.
– Не случится, – ответила, взглянув в темноту коридора.
Не только мы оберегали нашего Османа. Ночами Джюдже не покидал малыша, смирно и тихо охраняя его сон и покой. И я была благодарна ему, этому мерзкому гному. Кем бы ни был мой сын, он не должен был умереть, уйти вслед за братьями в холодную землю.
Вторая неделя
Наш Осман вырос на два сантиметра и набрал двести грамм. Врач довольно улыбнулся и уверил, что малыш здоров. Саид Али выдохнул с облегчением.
– Нам нужны самые свежие овощи и фрукты, моя Хасибэ, – сказал Саид Али, когда мы вернулись из больницы. – Поэтому я пойду на рынок и куплю своей жене и сыну самое лучшее.
– Может, я сама схожу? Ты ведь всё равно сегодня дома, приглядишь за Османом.
– Ты права, Хасибэ. Тебе нужно на свежий воздух. Но не бери много всего, я лучше потом ещё раз схожу.
Прогулка немного отвлекла от мыслей и тяжести, что появилась в груди в последнее время. Мне снились кошмары, но совсем непохожие на сон. Ощущения внутри них были самыми настоящими. И не только ощущения – запахи и звуки. И в каждом из них я видела чью-то смерть. Незнакомые люди плакали, молили о пощаде, а затем умирали один за другим. От руки того, в ком я без сомнения узнала родные черты. Но вчера... Вчера это был Саид Али. Он умер у меня на глазах. И это было словно наяву.
Отмахнувшись от дурных мыслей, свернула на родную улицу. Запах магнолий стал тем отчетливее, чем ближе я подходила к нашему дому. Это было странно, ведь Джюдже не появлялся днём.
Кара Нарэ ждала меня возле калитки. Увидев эту грузную женщину, я опешила.
– Ты даже не представляешь, на что он способен, твой ребёнок, – процедила та сквозь зубы.
– Уходи.
– Если ты не избавишься от него, то ...
– Убирайся, – прикрикнула я, оглянувшись. Только бы Саид Али не увидел нас.
– Я ошибалась, Хасибэ. Это не дьявольское отродье, а сам дьявол. Ты понимаешь, что это значит?
– Ты врёшь. Мой Осман – самый обычный младенец. Чистый, словно капля росы.
– Твой ребёнок – дьявол.
– Пошла вон.
Кара Нарэ схватила меня за руку, а затем...
То, что я увидела, больше никогда не покидало мои душу и разум. Это было страшнее самых безумных кошмаров, потому как было наяву.
– Убирайся, – прошелестела я одними губами.
– Ты должна убить его, Хасибэ. У тебя нет выбора.
– Больше никогда не приходи к моему дому. Держись от нас подальше, – прошипела я, оттолкнув безумную женщину.
– Возьми, – она вложила мне в ладонь небольшой бархатный мешочек. – Здесь травы, которые должны настояться семь дней. Затем напои отваром ребёнка. Он должен выпить всё до последней капли.
– Убирайся! – закричала я, побежав в дом.
Саид Али задремал рядом с Османом. Осторожно взяв сына на руки, чтобы не разбудить мужа, я вышла из комнаты. Замерев на пороге кухни, не смогла произнести и слова. Бархатный мешочек лежал на столе, хотя я отчетливо помнила, как швырнула его в лицо неверной.
Приблизившись к столу, только было протянула руку, как Осман громко заплакал и принялся извиваться, словно змея.
– Что такое, Осман?
Он кричал, словно его пытались разрезать на кусочки. Тут же прибежал Саид Али.
– Что случилось, Хасибэ? Почему он так плачет?
– Не знаю, – растерялась я, взглянув на мешочек. – Наверное, колики.
Позже я припрятала травы, которые дала мне Кара Нарэ, в дальний шкаф на кухне. Осман больше не плакал, и мы успокоились.
Третья неделя
Она вновь пришла, эта Кара Нарэ. Противная женщина никак не отступала, не сдавалась. Пока мы с Османом гуляли, решила поговорить с Саидом Али, достучаться если не до меня, то до него.
– Что она тут делает? – спросила я, крепко прижав сына к груди.
Что уж успела наговорить эта неверная, но муж был бледен, да так, что я перепугалась.
– Что ты ему сказала?
– Правду, – ответила Кара Нарэ, брезгливо взглянув на Османа. – Если я вижу и знаю больше вас, это не делает меня неверной, Хасибэ, – произнесла она, дотронувшись до моей руки, а затем, взглянув на Саида Али, добавила: – Сделай так, как я сказала, иначе смерть настигнет тебя совсем скоро.
– Убирайся, подлая врунья! – закричала я изо всех сил. – Не смей приходить к нам!
Саид Али молчал, потупив взгляд, и я с трудом растормошила его, когда Кара Нарэ скрылась из виду.
Уложив Османа, вернулась в гостиную. Мой муж, да храни его Аллах, всё так же неподвижно сидел в кресле, уставившись перед собой.
– А затем я посмотрел на неё... – произнёс он через некоторое время. – В её глазах застыла...
– Ночь, – перебила я, вспомнив тот взгляд, полный мглы и безысходности. Полный мудрости.
– Да. Ночь и холод. А затем...
– Всё это глупости, Саид Али. Что бы ты ни увидел в её глазах, что бы она тебе ни сказала, не верь. Она – слуга дьявола. Мы не должны слушать её.
– Но то, что я видел...
– Забудь.
Ночью я никак не могла уснуть. Всё всматривалась сквозь сумрак в уродливое лицо Джюдже, тихонько покачивавшего на руках маленького Османа. Я вдруг поняла, что Кара Нарэ не отступится, и стало невыносимо страшно. Она могла быть тысячу раз права, но потерять сына было нестерпимой мыслью.
Четвёртая неделя
Вчера у Османа поднялась температура. Саид Али испугался и помчался к врачу. Да хранит его Аллах, тот согласился приехать посреди ночи.
Пока их не было, у Османа горели щёки и тряслось тельце. Я никогда не видела ничего подобного прежде. Его глаза залились тёмной вязкой и густой мглой, а из открытого рта пахло магнолией. Трясущимися руками я поднесла его к груди, но он извивался и отталкивал меня маленькими ручонками. А затем по стенам поползли тени, и я отчётливо услышала шёпот. Этот голос – я бы не спутала его ни с каким другим. Кара Нарэ произносила странные слова, одно за другим, одно за другим. Она пыталась убить моего Османа. Крепко прижав сына к груди, я выбежала в сад, надеясь, что шёпот стихнет, но он стал ещё громче.
– Оставь нас в покое! – закричала я, присев на мягкую траву. – Не трогай моего Османа!
Внезапно шёпот стих, а в сад вбежал Саид Али.
– Что случилось, Хасибэ! Твой крик было слышно аж в начале улицы.
– Крыса, – не растерялась я. – Огромная крыса. Там, в доме.
Когда Саид Али заверил, что никакой крысы больше нет, мы прошли в дом.
Внимательно осмотрев Османа, врач лишь развёл руками, сказав, что с малышом всё в порядке и он не понимает, почему температура так высоко поднялась. Пришлось ехать в больницу, чтобы сдать анализы, но и там ничего не обнаружили, а к полудню температура спала, и Осман уснул.
Я ничего не рассказала Саиду Али. Ни о шёпоте, ни о том, что произошло с Османом, пока тот уехал за врачом. А к вечеру до нас добралась весть о Кара Нарэ. Страшная молва пробежала по городку. Сказали, что неверная выпила какой-то отвар, покончила с собой, но я-то знала, что это Джюдже расправился с ней.
Бархатный мешочек, который дала мне Кара Нарэ, исчез. Я перерыла весь дом, но так и не нашла его. Не обращая внимания на удивлённый взгляд Саида Али, продолжала высыпать содержимое банок, вытряхивать шкафы. Ничего. Словно исчез в воздухе.
Я понимала, что Джюдже не мог иначе. И Кара Нарэ не могла отступить. А теперь стыд намертво въелся в мою кожу, съедал меня изнутри, но на душе стало легко и спокойно. Отныне никто не мог навредить моему сыну, а, главное, не мог рассказать правду.
Последние три дня до первого месяца
Мы с трудом находили себе место, моля Аллаха, чтобы тот пощадил Османа. Три дня длились целую вечность. Три дня, в каждый из которых, он ещё мог забрать нашего сына. Я так боялась предать его земле, боялась даже подумать об этом.
– Сегодня был в мечети, – сказал Саид Али, присев на табурет. – Ходжа пообещал прийти, как только Осману исполнится месяц.
– Зачем? – спросила я, почувствовав как похолодели ладони.
– Он прочтёт Коран над Османом. Я боюсь, Хасибэ. Боюсь, что эта неверная сделала что-то плохое, пожелала нам что-то страшное, понимаешь? Да защитит Аллах наш дом...
– Аминь.
Мы были похожи на обезумевших, на одержимых, но тот, кто не терял детей, не смог бы понять нас. То, что мы пережили, тяжелым осадком осело внутри. И я была уверена, что пережить смерть Османа нам удастся.
Крепко взявшись за руки, мы не отходили от сына, поддерживая друг друга и взглядом, и словом. Мы стали единым целым в борьбе за надежду.
Первый день первого месяца
Он не умер, мой Осман. Лёжа в кроватке, весело улыбался. Саид Али громко смеялся, бегая по дому, словно мальчишка.
Он смог, мой Осман. Смог выжить и остаться с нами.
Джюдже уберёг его от Всевышнего, вытащил из пучины смерти и подарил жизнь.
Саид Али благодарил Аллаха каждый день.
Он не знал, что Всевышний был ни при чём.
Я отговорила мужа от навязчивой идеи позвать ходжу из мечети, сказав, что лучше сделаем это позже – когда-нибудь, не сегодня, не сейчас. На самом деле, я боялась признаться даже самой себе, что Осман зальётся в крике, переступи ходжа порог нашего дома. Мой сын не подпустил бы его к себе. А лишние сплетни нам были ни к чему.
Пять месяцев спустя
Наш Осман сделал первые шаги. Уверенно и смело. Но он по-прежнему молчал, мой Осман. Врачи говорили о раннем развитии, удивлялись и радостно перешёптывались. «Слишком рано пошёл, слишком крепкий и сильный, слишком смышлён для своего возраста», – доносилось со всех сторон. Всё в Османе было слишком, и это меня пугало.
Последний месяц Осман отказывался идти на руки к Саиду Али. Начинал кричать, как только тот приближался. А вчера я увидела во сне Кара Нарэ. Глаза, полные мудрости, стали пустыми, а изо рта выползали черви. Я отмахивалась от неё, но та подходила всё ближе и ближе. А затем схватила Османа и вырвала его сердце, которое не билось.
– Вот, – сказала она, протянув мне холодный комок. – Этот дьявол нуждается в плоти, но сердце его не знает милости и жизни. Он погубит сотни душ, уничтожит всё вокруг. И виновата в этом только ты.
Я долго кричала и отмахивалась, пока Саид Али не разбудил меня.
– Проснись же, Хасибэ!
Всё утро у меня болело сердце, а к полудню стало совсем плохо: тряслись руки и темнело в глазах.
– А, может, ты беременна? – спросил Саид Али, улыбнувшись.
– Что ты! – воскликнула я.
Но Саид Али не слушал, а побежал обуваться.
– Куда ты, сумасшедший? – засмеялась я.
– За полоской, как её там...
– Тест на беременность.
– Ага, за ним!
Лёгкое волнение вдруг передалось и мне, хотя я и допустить не могла, что после Османа может быть ещё один ребёнок.
Однако я была беременна. Невероятно, но это случилось. Саид Али крепко прижал меня к груди, и я услышала, как громко билось его сердце.
Осман играл на полу в своей комнате. Тихо и молча. Как всегда.
– У тебя будет братик, – сказал Саид Али, присев рядом с Османом. – Или сестрёнка.
Малыш посмотрел на него, а затем...
Саид Али даже не вскрикнул. Даже не всхлипнул, когда Осман вырвал сердце из его груди. Маленькая ручонка вошла в крепкую грудь так быстро, что я и понять не успела, что произошло. Саид Али лежал с открытым ртом, из которого один за другим выползали толстые черви. Джюдже довольно ухмылялся, а маленький дьяволёнок пялился на меня своими мерзкими глазёнками. В этот момент я и поняла, что натворила. В этот момент мне захотелось провалиться, исчезнуть, а лучше – проснуться. Но это не было сном. Это было лишь началом того, о чем говорила Кара Нарэ.
Я молча вышла из комнаты и прошла в ванную. Руки тряслись, а сердце колотилось. Нужно было сделать это давным давно. Возможно, теперь было слишком поздно, но внутри меня стучало ещё одно сердце, которое я не могла потерять.
Осман увлечённо играл с машинкой возле тела Саида Али, словно ничего и не случилось.
– Осман, – прошептала я, протянув к нему руки. – Пойдём со мной. Иди к маме, Осман.
Он весело хихикнул, блеснув угольками смоляных глаз. Я прижала его к груди, вдохнув аромат магнолий.
– Ты вспотел, малыш. Давай искупаемся, – прошептала я еле слышно.
Потрогав рукой тёплую воду, резко опустила его в ванную. Десятки пузырьков поднялись возмутившись. Я давила на его тело изо всех сил, с ужасом наблюдая, как меняется его милое личико, превращаясь в мерзкую морду.
– Прости меня, мой мальчик, – кричала, чтобы заглушить собственный страх и боль, давила сильнее, ещё сильнее.
Он смотрел на меня с таким отвращением и страхом, что на мгновение я ослабила хватку. Тогда он и вырвался, мой маленький дьявол. Нащупал лазейку и выбрался из моих рук. Я не смогла убить его. Не смогла уничтожить того, кого сама же и породила.
Обтерев Османа мягким полотенцем, одела его в выглаженные когда-то с любовью и нежностью хлопковые штанишки и кофточку. Я не могла смотреть в его глаза, дотрагиваться до него, даже оставаться рядом. Резко поднявшись с кровати, направилась к двери. Нужно было сообщить о смерти Саида Али.
Осман молча провожал меня взглядом. Не нужно было это видеть – я просто чувствовала. Обернувшись, взглянула на сына, которого всё ещё любила всем сердцем.
Осман улыбнулся, а затем...
Тёплые струйки крови, что побежали по моим ногам, превратились в лужу боли и отчаяния. Капля за каплей я теряла своего ребёнка. И уже через минуту он был мёртв, мой маленький росток любви.
Это был ребёнок Саида Али. Это был наш ребёнок. И Осман не мог позволить ему появиться на свет. Возможно, к лучшему, что малыш погиб не от рук маленького дьяволёнка, как его отец, а умер так – беззвучно и мгновенно. Здесь и сейчас, не испытывая разочарования и боли.
После похорон Саида Али многие соседи вконец отвернулись от меня. Врачи сказали, что у моего мужа остановилось сердце, мол, такое случается, никто не застрахован. Но слишком уж много смертей случилось в последнее время.
Свекровь заявила, что не желает видеть ни меня, ни Османа, поэтому мы уехали в Муллу.
Я не смогла уйти и оставить шейтанское отродье, отдать его в руки Джюдже. Я всё ещё верила, что смогу вырвать его из лап этого мерзкого гнома, смогу исправить непоправимое. Смогу, смогу, смогу...
Год спустя
Мы медленно шли по старинной мощёной площади, взявшись за руки и щурясь от солнца. Я и маленький дьяволёнок. С каждым днём его сила росла, прибавляла – я чувствовала это всем нутром.
– Как тебя зовут, малыш? – улыбнулся худощавый старик, протянув Осману леденец.
– Джюдже, – выпалил тот, мерзко хохотнув.
Плотный ком застрял в моём горле. И вдруг показалось, что я задохнусь. Прямо сейчас. В эту самую секунду.
Это было его первое слово. Самое ужасное слово на свете.
Старик рассмеялся, ущипнув Османа за пухлую щёку. Если бы он знал, этот старик... Если бы он только знал...
© #RenataKaman