ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ

Добрая сказка
Один год и два месяца спустя.
По зимнему холодному лесу, проваливаясь по колено в снег, с корзиной наперевес пробиралась девочка. Злая. Замерзшая. Девочка.
- Комарец, как холодно, - сказала она.
Завыл ветер, клоня сосны к земле. Небо затянули свинцовые тучи. И пошел… дождь.
Девочка подняла лицо вверх, долго стояла, глядя в небеса и угрюмо молчала. Наконец, тяжело вздохнув, она взглянула на свою корзинку, вылила оттуда набравшуюся воду, пробормотала:
- Комарец, как мокро… - и пошла дальше.
Дождь прекратился. Ударил мороз, ледяной коркой покрылись деревья и земля под ногами.
- Комарец, как скользко!
Подул ветер, поднялась метель, навалило снега по колено. Потом выглянуло солнце. Запели птички. Под ногами чавкал подтаявший снег, с веток капало за воротник.
- Комарец, как джвакано… - ворчала девочка.
В это время на большой полянке вокруг маленького, еле-еле мерцающего костерка собрались одиннадцать мужчин разного возраста.
Один из них – пожилой, хоть еще высокий и статный, в облепленном коричневыми листьями укороченном тулупе, выпучив глаза, доказывал что-то старшему брату в шубе.
- Бери посох, Декабрь! Бери!
- Почему я, Ноябрь? Я уже целый месяц держал!
- Держал?! – возмутился Ноябрь. – Да где ж ты держал, когда ты в запое четыре недели провалялся. За тобой то я, то Октябрь, то Март посох тягали. А ты только посмотри на этого сопляка Марта! Он же раскис весь!
Март, обнимающий в этот момент тяжелый резной посох, захныкал. С неба снова полился дождь.
- Дай сюда! – Ноябрь раздраженно выхватил посох у парня и затряс им перед носом Декабря. – Да возьми ты наконец себя в руки! И посох возьми!
- Куда?
- В руки!
- Так кого брать, себя или посох? Отстань, Ноябрь! Февраля очередь, пусть и берет. Ну или Январь. Он свое время вообще проигнорил. Даже на Новый год снегу не насыпал.
Ноябрь обернулся на двух стариков, печально сидящих под кустом и глядящих в одну точку.
- У Января депрессия. У Февраля запой. Ты единственный зимний месяц…
Декабрь быстро выхватил откуда-то из-под плаща бутылку, залпом выпил ее, произнес заплетающимся языком:
- У меня тоже… ик… запой… - и свалившись на землю, захрапел.
Ноябрь затрясся от злости, с деревьев от этого за неимением листьев посыпались шишки и белки.
Он решительной походкой подошел к Февралю, ткнул его посохом в бок и сказал:
- Все! Достали! Твоя очередь! Бери посох, иначе я тебе его знаешь куда засуну?!
- Дык… это… не могу… пьяный я, - отвечал несвязно Февраль, - а в нетрезвом виде погодой управлять, это ж… Да и что тут осталось-то? Пару дней?...
- Сейчас протрезвеешь! - Ноябрь угрюмо ударил посохом в землю, над Февралем тут же образовалась мрачная туча, из которой точно на темечко последнего зимнего месяца хлынул проливной дождь.
Февраль тут же подскочил, как ошпаренный.
- Ах ты, подлость мрачноносая! Что ж ты творишь-то, депресень ОРВИшная?! Да я тебя!..
Ноябрь молча ткнул посох Февралю в руки, отошел на другую сторону костра и сел, блаженно вытягивая ноги к костру.
Последние метры до костра девочка шла, ежась от трескучего мороза.
- Белка-кукуелка! – крикнула она, оказавшись на полянке. – Да что ж у вас тут такое творится? А?!
Все одиннадцать месяцев тут же подскочили.
- Ты?! – заорал Январь. – Ты???
- Ну я. Непонятно ни… муравья...
- Отвечай нам! Где Апрель?
- Где он май, вечный май, - пропела девочка.
- Я-то здесь! – сказал молодой высокий парень. – А вот Апреля с нами с прошлого года нет.
- Да, - кивнул Январь. – Как ушел с тобой, так и не появлялся больше.
- Вот щщщука… - девочка сердито сплюнула. – А че сразу я? В лесу сидело двенадцать маньяков. Один пропал. Кто виноват? Ну конечно маленькая беззащитная девочка!
- Белки все видят, - напирал Январь. - А Апреля в последний раз они видели с тобой! А тебя – с топором!
- Белки-кукуелки! – девочка хмуро глянула на пушистых зверьков на ветках.
- Зачем тебе топор, девочка? Ведь не подснежники же рубить?
- Ты че, дед, совсем из ума выжил? Тлюха-муха, конечно, не подснежники! Кому они под Новый год нужны? Не восьмое марта, поди.
- Ну? И на что тебе тогда топор! В лесу! Под Новый год!
- Как тебя зовут, запамятовала?
- Январь!
- Так вот слушай ты, Нварь! У тебя обострение или ты всегда по-маньячески мыслил? Новый год. Лес. Топор. Не улавливаешь логическую цепочку?
- Не путай меня тут, девочка! – пригрозил ей пальцем старик.
- В лесу что?
- Что?
- Что в лесу растет? Ну?
- Елки! – выкрикнул Март.
- Елки, дед, елки! Понимаешь? За елкой я тогда приходила. Может ты и удивишься, но без топора голыми руками елку не сподручно как-то рубить.
- Ааа где Апрель?
- Да гриб его знает.
- Мы тут целый год переживаем! – вмешался Ноябрь. - Сами не свои! Весенние и летние месяцы посох в руки боялись брать! Когда Май наконец решился, уже очередь Августа подошла! Только вот мы, осенние, более-менее справлялись. У Января сразу депрессия началась. Декабрь с Февралем вообще за работу браться не хотели – все Апреля поминали. А все ты!
- Ну конееечно, - закатила глаза девочка.
В этот момент из лесной чащобы на поляну вышел некто. Этот некто был одет в изрядно помятый вышитый кафтан, на голове криво нахлобучена смешная кепка с цветочками. Вид у него был довольно несвежий.
- Ну привет, - сказал он.
- Апрель? Ты?
- Ну я… А что вы стоите, как гортензии опыленные, васильки свои выпучили?
- Где ты был, Апрелюшка?
- Где был, где был… Как в лес за елкой ходили – помню. Как наряжали – помню. Как Новый год начали отмечать – тоже помню. А потом, традесканции мать, ни чабреца не помню. Проснулся в медвежьей берлоге. Вокруг подснежники-кукуежники. Снаружи медведь. Медведь сказал, что вторую зиму из-за меня уснуть не может. Словом таким цветистым меня назвал, а потом еще одним, да и вообще такой цветочной композицией меня обложил, что флористы от зависти удавятся... Я ему говорю: «А как я сюда попал?». А он мне, мол: «Пришел ты, говоришь: - Выходи, медведь, сова пришла! А я: - Какая сова, когда ты Апрель? А ты: - Я – сова, поспать люблю. Не буди. И задрых».
Раскричались тут месяцы, заругали Апреля. Очень уж они за него переживали. А он оказывается отсыпался весь год. Кричали, обзывали по-всякому, даже пару раз посохом по голове стучали.
Смотрела на это девочка и думала: «А может и не маньяки вовсе? Братья. Заботятся друг о друге… белка-кукуела». Вздохнула девочка, подхватила корзинку и, весело насвистывая «Tier» Rammstein, пошла к медвежьей берлоге. Там, как сказал Апрель, должны были остаться подснежники. А что? Восьмое марта близко.
©🎻 #ВладиславСкрипач