Тундра

Теперь, когда прошло уже много времени, после того как исчезло государство и многие из тех людей, которые были в курсе всего произошедшего, я могу рассказать вам о событиях, произошедших со мной в холодной тундре, зимой 1949 года. Весь последующий год меня возили из одного места в другое, меня допрашивали, я рассказывал, потом снова спрашивали, слушали, везли в другое место, и так по кругу. После чего меня просто-напросто пожизненно упекли в тюрьму как предателя родины. И даже там я заполнил столько бумаг, столько подписей поставил, что страх последствий за разглашение преследует меня до сих пор, хоть я и знаю, что все уже давно забыли о моем существовании. А если даже и нет — я уже разменял седьмой десяток лет, родных у меня не осталось — стало быть, бояться мне уже нечего. Я должен был скопытиться на тюремных нарах, но волей случая, буквально через четыре месяца, каким-то образом, я оказался в списках амнистированных, и теперь, единственное, что я обязан сделать — это рассказать вам свою историю. Но обо всем по порядку.
Прекрасно понимаю, что в мою историю тяжело поверить, но все события происходили в действительности. Произошла она еще в то время, когда всеми силами шло освоение севера ныне развалившегося государства — СССР. Я был одним из немногих, кто по собственной воле в послевоенное время в составе геологических групп, отправился изучать богатства плато Путорана. После окончания института мне предложили работу: шесть-семь месяцев к ряду я должен был работать в тундре, далеко на севере нашей страны. Потом было положено два месяца отдыха. Деньги предлагали даже по тем временам неплохие, семьей я обзавестись, в отличие от своих одногруппников, так и не успел, поэтому ничего меня не держало и согласился я без особых раздумий. Работа было не пыльная: обучался я на специальность моториста, даже немного поработать успел. Основой моих трудовых обязанностей были перелеты в составе геологических групп по «точкам», где мне нужно было следить за техникой, в основном, генераторами.
Любая геологическая станция имела в среднем один генератор для ее электрификации. Геологам без электричества, поверьте мне, крайне хреново. И тут речь даже не о банальных удобствах: зимой температура держится на уровне -40 градусов, порывы ветра нередко достигают 20-30 метров в секунду. Без тепла тут можно просто не выжить. Летом оно проще: если что-то пойдет не так, без электричества день-два оно хреново, конечно, но терпимо. А если зимой, а ее тут, к слову, почти девять месяцев, то совсем жопа. Запасного у нас не было — каждый килограмм на счету, когда доставляешь груз на точку вертолетом, а генератор — это та еще дура размером с вагон. Но каких-то серьезных проблем за все непродолжительное время моей с ним работы не было: делай себе техническое обслуживание вовремя, следи за маслом, да слушай, не стучит ли чего. Да, пару раз приходилось и разбирать, и сопли морозить в минус сорок, и чинить с использованием всех имеющихся подручных средств. Один раз на материк людей за запчастями посылали: из-за конденсата случился гидроудар, загнуло один шатун, ждали четыре недели — быстрее никак, но, благо, то летом было. В целом, все было достаточно скучно. Развлекал себя чем мог. Да и время такое было. Как-то раз, помню, новенький геолог прилетел, молодой — младше меня даже тогда был, давай у всех спрашивать, под разными предлогами, в каких речках золото есть. То у одного между делом спросит, то у другого. Ну, когда у меня спросил, я ему про речку одну рассказал, в пятнадцати километрах от лагеря, мол, я там рыбачил, видел — на дне что-то блестит, но не уверен. Сказал ему взять мешок, набрать земли, принести в лагерь, а тут уже мы втайне от всех просеем и посмотрим, есть там чего или нет. Так этот дурак поверил, действительно поперся на реку, через всю тундру тащил мешок с землей (а набрал он нехило так, от жадности)! Принес, давай просеивать, ну, тут я признаюсь, лишним это было, сыпанул ему тихонько медную стружку в землю эту. Он как на нее наткнулся, блестящую, глаза по пять копеек, радостный такой. А потом пропал на три дня. Когда уже собирались поиски организовывать, я рассказал эту историю — пошли вдоль реки, так и нашли его. Все эти три дня он золото искал в реке. Да только не нашел ничего, а пустым возвращаться не хотел. Больше он со мной не разговаривал, а потом и вовсе улетел.
Круглосуточно никто не заставлял меня сидеть на одном месте, поэтому, пока геологи занимались своими делами, было у меня и другое развлечение. Я ездил по тундре в поисках рыбных озер. Рыбы там полно было: еще бы — за сотню километров ни единой живой души, только карликовые деревья да небольшие горы. Договорившись с начальством, я уезжал на 2-3 дня, обязательно взяв с собой немного еды, спичек, ружье (встретиться с медведем или росомахой без него совсем не было желания), компас, палатку, спальник, небольшой раскладной бур, ну и удочки, конечно, с набором мормышек. Грузил я все это дело в снегоход и уезжал. Главная беда в тундре, для тех, кто бывает там впервые — кажется, что заблудиться в ней практически невозможно: высокие горы видно издалека, низкие деревья никак не мешают обзору, ориентиры видно за несколько километров. Но это все полная чушь. Бесконечные поля карликовых деревьев и одинаковый горный массив — и все! Можно бесконечно блуждать в поисках того места, откуда ты пришел. Люди умудрялись теряться просто в банальных ситуациях. Как-то летом два заядлых рыбака выехали на середину озера, порыбачили, а вокруг озера 4 горы. Одинаковых. Поплыли к одной — посмотрели на берег — не отсюда приплыли. К другому берегу — ба! — и не отсюда. И озеро-то небольшое, давай вдоль берега плыть, искать следы. Хорошо летом полярный день, светло почти 24 часа. Все-таки, спустя часов шесть, а может и семь, уставшие друзья нашли место, где лодку надували, и то, абсолютно случайно: один из рыбаков пустую пачку сигарет смял и выкинул на берегу, перед тем как в лодку сесть. Вот по ней и нашли нужное место. Так бы не понятно еще сколько бы блуждали. Все настолько одинаковое и бесконечное — что просто диву даешься. Иногда, когда едешь по прямой, начинает казаться, что ты это все уже видел и ездишь кругами. Дурацкое ощущение дежа-вю. Тут, главное, ни в коем случае не стоит сворачивать с пути.
Вот и в тот раз, загрузив нехитрый набор необходимых вещей в снегоход, оставив позади себя геологический лагерь, я умчался в тундру в поисках хорошего рыбного озера. По моим расчетам, в том месте, где я хотел порыбачить, должны были водиться хорошие по размеру щуки — уж очень хотелось мне удивить коллег знатной добычей. Буквально через несколько часов я уже подъезжал к тому самому роковому озеру, которое впоследствии показывал сотням людей: и военным разных чинов, и ученым. Но в тот раз я видел его впервые. Не сказать, что оно как-то внешне отличалось от сотен других озер, разбросанных по всей тундре, поэтому все последующие события были не более, чем злым роком. Я часто возвращался к этому моменту в своих мыслях, за все те долгие годы, проведенные в тюрьме: почему я? Какова вероятность, что в забытых Богом местах, среди сотен одинаковых озер, один-единственный человек найдет именно это? Но я отвлекаюсь… В это время года озера промерзали вглубь минимум на метр, поэтому я безбоязненно заехал на снегоходе практически на середину. И тут лед треснул. Снегоход моментально провалился в расщелину, а вместе с ним и я. Внутренне, я приготовился выплывать из ледяной воды, но вместо этого я почувствовал, как проваливаюсь в пустоту. Перед тем, как ударившись об лед потерять сознание, я понял только одно — никакой воды подо льдом не было, да это и не озеро было вовсе, а ледяная шапка, нависающая словно пузырь над какой-то пещерой. Не знаю, сколько времени я пролежал без сознания, но, судя по тому, что я не успел ничего отморозить, очнулся я почти моментально. Пещера, в которой я оказался, была глубиной около шести или семи метров, а замерзшая вода, которую я принял за озеро, образовывала своеобразную тонкую ледяную крышу, сквозь которую, хоть и слабо, но все-таки пробивался свет. В первую очередь я огляделся, и, хоть и был воспитан родителями-атеистами, перекрестился: рядом с тем местом, где я упал, находилась еще более глубокая пропасть, куда, судя по всему, и провалился мой снегоход вместе со всеми вещами. Не вставая, я аккуратно отполз от края, после чего стал думать о том, что же мне делать дальше. Ситуация вырисовывалась далеко не самая хорошая: без оружия и средства передвижения, даже если я и выберусь из этой пещеры, шанс того, что я доберусь обратно до лагеря, чертовски мал. Я проверил содержимое карманов — спички, спрятанные за пазуху и бережно закутанные в ткань, защищающую от влаги, были на месте. Фляга со спиртом, которую я заботливо положил накануне во внутренний карман куртки, тоже никуда не делась. Что ж, это было уже что-то. Оторвав кусок тряпки, обмотав его вокруг какой-то палки, которую я нашел недалеко от места своего падения, и полив ветошь спиртом — я получил какой-никакой источник света. Когда я зажег этот импровизированный факел, я во всеоружии отправился на изучение того места, в котором я оказался. Все дно пещеры покрывал слой специфического мусора. Какие-то ветки, коряги, мелкие камни и покрытые инеем, и не сгнившие из-за вечной мерзлоты остатки растительности, говорили о том, что все-таки когда-то здесь была вода и это место действительно было озером. При этом корка льда, под которую я провалился, должна была возникнуть именно в этот момент, то есть летом вода в озере была, а зимой, после замерзания «шапки», куда-то ушла. Возможно, вода утекла в тот же разлом, куда провалился и мой снегоход.
Это все было как минимум странно: плато Путорана монолитно, и ближайшие стыки земных плит, из-за которых могло произойти землетрясение или какой-то другой катаклизм, способный привести к таким последствиям, как обрушение пород, находятся настолько далеко, что проще было поверить в сказочных великанов или огромных мамонтов, которые обвалили под собой пустоты под озером, чем в то, что это событие произошло само по себе. Озадаченный, я отправился изучать пещеру дальше. Ступать я старался осторожно — какого-то случайного вывиха ноги из-за нелепого падения на скользких камнях было бы достаточно, чтобы навсегда остаться в этом месте. Однако, я не забывал и о том, что выбираться нужно было максимально быстро, потому что шанс замерзнуть здесь, под землей, был гораздо выше, чем на поверхности. Прошло какое-то время. Может два часа, может три. Ситуация все больше и больше начинала казаться мне безысходной. На том участке дна озера, где я оказался, не было никакой возможности выбраться на поверхность: с одной стороны был обвал, с другой — почти отвесный участок скалы. Так или иначе — я был в ловушке. Я обследовал скалу, в поисках места, где бы я мог забраться наверх — хоть и не знал, что я буду делать, даже если и найду такое. Ведь там, наверху, толстый слой льда, и пробиться через него, не упав с отвеса и не обрушив тонны замороженной воды на себя, было практически невозможно даже чисто теоретически. Однако, в какой-то момент, я обнаружил небольшой узкий лаз. И, о чудо, пламя моего факела, поднесенного к этому лазу, начало колыхаться! Значит, где-то там мог быть путь наверх. До того момента я даже не знал, что есть такое слово — клаустрофобия. Не был я тогда просвещен в эти хитрожопые буржуйские термины. Однако я с ужасом вспоминаю те ощущения. Я полз, лаз все сужался и сужался, острые скалы цепляли одежду, царапая руки, отрывая куски ткани и давя на меня всей своей массой. Сюда уже не проникал свет, и, единственное, о чем я молился всем богам — чтобы слабый на тот момент огонь моего факела не потух прямо здесь, оставив меня наедине с непроглядной тьмой в этой адской темноте. Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент я, обессиленный, буквально ввалился в помещение настолько широкое, что огонь моего факела не мог выхватить из тьмы ни стен, ни потолка. Только тьма вокруг, и я, одинокий и уставший, посреди нее. Сердце бешено билось, кровь стучала в висках. Я был рад, что смог живым выбраться из того лаза, и, одновременно с этим, напуган: я не знал, что ждет меня впереди. Мысли в голове перебивали друг друга. Я не знал, правильно ли я делаю. Может быть, уходя вглубь пещеры, я только обрекаю себя на неминуемую смерть, быть может, стоило остаться на месте и ждать того момента, пока меня хватятся, найдут и спасут? Ведь того парня, геолога, хватились и нашли. Да, продержаться три дня было бы тяжело, но все-таки реально: когда есть огонь и лед, только на воде можно продержаться минимум неделю… Но возвращаться обратно я определенно не хотел. Перспектива лезть обратно, через этот чертов лаз, мне не нравилась до такой степени, что я был больше настроен умереть, чем карабкаться обратно. С этой мыслью, я рьяно стал изучать помещение, в котором я оказался. Я пошел вдоль стены, высвечивая дальнейший путь себе факелом. Буквально через несколько минут я наткнулся на него.