Господи Всемогущий, как же слаб, и немощен мой голос. Я весь словно охвачен адским пламенем. Я пытаюсь вдохнуть хоть немного свежего воздуха, а легкие мои наполняются сухим жаром горящей серы, рот забивается пеплом, и ядовитые, зловонные испарения раздражают мое и без того стесненное дыхание. Как горит горло... Словно это и не мое горло, а раскаленное чрево адских печей, в котором прокопченные бесы готовят свое зловонное снадобье, чтобы влить его в мозги очередного грешника и взорвать их изнутри гремучей смесью... А может, я уже умер, и попал в ад? Я слишком много грешил при жизни, чтобы удостоиться встречи с архангелами. Однако тело свое я еще ощущаю, значит, моя грешная душа еще не покинула свою бренную оболочку. Но тело совсем чужое и непослушное, словно налитое свинцовой тяжестью. Я пытаюсь пошевелить рукой, но вместо прежнего, привычного движения упругих мышц чувствую только слабое шевеление холодеющих пальцев. Почему так слаба моя рука? Ах, да... Ведь я уже так стар, что даже память на смертном одре отказывается служить мне. Однако сознание, очнувшееся от забытья, услужливо подсказало и мой возраст. Вчера мне исполнилось девяносто пять лет. Или это было не вчера, а год назад? Я уже так долго окружен немотой и чернотой, что уже с трудом ориентируюсь в пространстве и времени. Господи, как хочется пить! Кто нибудь, ради всего святого,- глоток воды.
Голос. Далеко-далеко. Я едва слышу его. Он проникает ко мне, словно сквозь толщу воды... воды... кто-нибудь...
И голос мне как будто знаком... Что-то родное, давно привычное слышится в нем. С трудом приподнятые веки обнажают бьющий в глаза, привыкшие к темноте, ярчайший свет. Я инстинктивно зажмуриваюсь от этого слепящего света, а когда осмеливаюсь вновь открыть глаза, различаю склоненное надо мной лицо. Ну, конечно же, это Ядвига, моя старшая. Значит, я еще не умер, и это не наглые бесы собрались на свою веселую вакханалию. Бедная Ядвига, как же она постарела за последнее время. А ведь когда-то была первой краковской красавицей, и многие знатные женихи дрались из-за нее на рассвете за городским кладбищем. Теперь ей шестьдесят. Лицо словно судорогами сведено бороздами морщин, а некогда смоляные волосы побелели, и потеряли прежнюю упругость. А я еще помню ее славной девчушкой в пышном платьице, на первом в ее в жизни балу. И тогда была жива моя Зося. Славная, милая Зося...
А вот и мой младший, Владек. Он тоже давно не мальчик, и подарил мне троих очаровательных внучек. Но я так и не смог простить его. Я мечтал видеть его блестящим офицером гвардии, а он предпочел мундиру и военной славе известность говорливого адвоката.
Но ради всего святого, пить...
Владек, услышав слабый шепот, встрепенулся:
- Что он говорит?
-Просит воды. Подай стакан, Владек...
Езус Мария, наконец то живительная влага на иссушенных губах. Сильная рука моего Владика бережно поддерживает мою сивую от возраста голову. Ах, Владек, Владек... Слезы обжигают мою задубевшую от времени кожу, и я уже не в силах сказать тебе, почему я плачу. Нет, мне не страшно умирать. Совсем не поэтому я лью старческие слезы. Я пожил достаточно, и видел многое, чтобы не бояться смерти. Мне жаль, что силы изменяют мне, и я не могу тебе сказать, что Зося не была тебе родной матерью. Я был молод, и глуп тогда, сын. Очень давно. Когда белопанская Польша воевала с молодой Советской Россией. Я любил тогда одну молодую русскую княжну, сбежавшую от революции. Твою настоящую мать. Моя Зося все сумела понять, и простить. А твоя настоящая мать умерла, едва сумев подарить тебе жизнь. И никто уже, кроме меня с Зосей да старого акушера-еврея, давно почившего, не знает правды. Скоро и я буду там, рядом с моей Зосей, если Господь не будет иного мнения. Я надеюсь, там тихий и спокойный мир, где людей не делят на поляков и русских, евреев и абиссинцев. Где нет войн и землетрясений, и где нет места выродкам вроде Гитлера, мечтающих поставить на колени весь мир. В том мире всегда тихо и спокойно. Я надеюсь...
Боже праведный, как горит в груди. Снова эти испорченные своей безнаказанностью черти раздувают свои хитроумные жаровни. Мне пора покидать вас, пора... Как жаль, что я уже не могу вам сказать, как быстротечна, и коротка жизнь, и грехи не являются лучшим ее украшением. Трудно дышать, отворите окна. Дайте воздуха! И не надо плакать... не на... до...
ТХААР
Сознание медленно и тяжело вырывается из мрака небытия. Сперва забрезжил едва заметный свет, словно в конце бесконечного и гигантского тоннеля. Постепенно он становится плотнее, ярче и вот уже, ослепленный им, я закрываю свои несуществующие глаза. Через некоторое время я привыкаю, и уже без боязни могу смотреть на вспышки впереди, яркие, как солнечные протуберанцы. Впрочем, смотрю - не то слово. Ведь у меня же нет глаз. Как нет и тела...
Не знаю, длится ли это мгновение, или вечность? Я никогда этого не знаю. Потому что время теряет свой привычный смысл. Но все и всегда происходит именно так: сначала плотная тьма, затем ярчайший свет и звенящая тишина. И, наконец, я возникаю из небытия, и снова могу видеть мириады звезд, обволакивающих меня, словно пыль сапоги бродяги. И, почти сразу, прорываются звуки. Я не знаю, что это. Возможно это рев невидимых водопадов, или вселенский плач безутешных вдов. Или это поют свою бесконечную, тоскливую песню Гончие Псы Вселенной, обреченные на вечные скитания меж звезд. Так было всегда, и будет после. Я знаю это. Единственное чего я не знаю - каким будет на этот раз решение Властителя? И еще я позабыл сколько раз я прошел через это. Сто? Двести? Тысячу? Я давно перестал считать. Но так было всегда. И сейчас, после своей очередной земной смерти, я возвращаюсь на суд Властителя Вселенной. Я, рыцарь Тхаар из Легиона Непобедимых, за гордость и высокомерие отправленный в изгнание тридцать тысяч лет назад. Последние двенадцать тысяч лет я провел на этой варварской планете, с таким невзрачным названием «Земля». В этот раз... Да, припоминаю. В этот раз я был Адамом Пшежецким, родовитым польским шляхтичем, прожившим по земным меркам немалый срок. Я хорошо помню свои последние минуты в его теле. Помню детей, плачущих от искреннего горя, и равнодушно-усталого кюре, еще при жизни привыкшего к бренности бытия. Прошли, как будто, секунды, а мне кажется - вечность, с тех пор, как сознание Пшежецкого угасло, и освободило мое собственное: сознание рыцаря Тхаара из Легиона Непобедимых. С момента рождения до момента смерти на Земле - краткий срок. И в этот срок мое сознание растворяется, замирает, и я уже не могу помнить кто я, и откуда. В этот раз я даже не остался посмотреть на собственные похороны. За тысячи лет это зрелище наскучило мне, и уже не вызывает ни горечи, ни сожаления по поводу собственной кончины. Зачем? Ведь я бессмертен. Я, рыцарь Тхаар, БЕССМЕРТЕН!
Силы Вселенной, сколько же я провел в изгнании на этой планете! Но на этот раз я надеюсь на прощение...
Я помню себя дикарем обтянутым грубыми шкурами, и с каменным топором в мускулистой руке. Помню гнилые запахи пещер и вкус свежей крови во рту, после удачной охоты. Это мои первые воспоминания об это планете. Как она была прекрасна тогда! Это была варварская, первозданная, ни с чем несравнимая красота. Жаль, что мое сознание угасает на время жизни в чужом теле, и я не могу полностью насладиться ощущениями тех, в чьем теле я поселяюсь. Эта планета была бы изумительным образцом в моей коллекции памяти, которую я скопил за тысячи лет скитания по галактикам. Но сейчас я помню все...
Потом я был простым крестьянином, и мне нравилось возделывать поля и сеять хлеб. Это было прекрасное время мирных трудов, и философских размышлений. Иногда мое сознание прорывалось крохотными крупицами в сознание того галльского земледельца и часто он, с непостижимой для себя тоской, смотрел на яркие звезды, пытаясь понять: что так влечет его туда? Эти существа, именующие себя людьми, странные создания. У них была плодородная, девственная планета, словно созданная для созидания. Во что они превратили ее за ничтожные несколько тысяч лет? Правда, я подозреваю, что не обошлось и без нашего участия, касты избранных рыцарей. Я могу только догадываться о том, сколько нас на Земле, сосланных за различные пороки и преступления. И постоянные войны, войны, войны... Вся история планеты основана на разрушительных войнах. И самые страшные из них произошли при моей последней жизни, в двадцатом столетии по местному летоисчислению.
В одной из своих жизней я был рабом римской империи, одной из самых обширных и жестоких. В историю я вошел под именем фракийца Спартака, бесстрашного предводителя восставших гладиаторов. Тогда мне тяжело было оторваться, кровь еще долго удерживает рядом с планетой невидимыми, но очень прочными нитями. Так было и в тот раз, когда я прожил жизнь в теле алчного и не знающего жалости солдата Фридриха Великого. Семилетняя война кончилась для меня в тот момент, когда тонкий трехгранный штык русского гренадера легко вошел в мое сердце. Мне не жаль того безвестного мародера, в чьем теле я находился, но мне искренне жаль самого Фридриха. Он был одним из величайших полководцев, хотя и разрушителем, как и всякий завоеватель на этой планете. Варвары, они еще долго не поднимутся до того уровня развития, когда можно завоевывать, не разрушая того, что будет принадлежать тебе по праву. И как смехотворно малы все их технические достижения, которыми они так гордятся! Но это и к лучшему, нельзя доверять младенцу заряженный револьвер...
В последнее время я все больше осознаю что время, проведенное мной на Земле, не прошло для меня даром. Я, рыцарь Тхаар, покоривший сотни тысяч галактик, иногда начинаю сомневаться в целесообразности войн. Мудрость Властителя Вселенной беспредельна, и я догадываюсь, почему именно на эту планету он ссылает самых отъявленных головорезов и негодяев, растлителей и убийц, гордецов и вандалов. Мне не всегда приятно общество тех, с кем приходится отбывать очередной срок наказания, но что делать? Мы, рыцари Вселенной, так же подвластны воле Властителя, как и ее бродяги. В конце концов, мы знаем друг о друге лишь до того мгновения, когда наш первый младенческий крик возвестит миру о появлении нового жителя Земли. Но мы, рыцари, в отличие от прочего сброда свободны в выборе. Каждый раз я добровольно избираю ту среду обитания, которая поможет мне избавиться от моих пороков. Ибо решение Властителя обязательно для всех, и обмануть его невозможно. Потому-то мне знакомы не только дворцы, но и трущобы с их вонью, голодом, холодом и кровавыми драками. Но на этот раз я рассчитываю на прощение...
Как хорошо быть собой, наслаждаться покоем и полетом, предаваясь воспоминаниям.
Одну из своих жизней, я прожил в свите русского царя Петра. Поистине это был Великий Петр. Этот хищник с железной волей много сделал для своей страны, хотя и погубил немало хорошего, пытаясь насильно привить эти загадочным русским европейскую культуру, которая так же чужда им, как мне рубище бродяги. И все же, освободив свое сознание, я искренне восхищался Петром, его целеустремленностью и даже неким фанатизмом в достижении своих целей. С тех пор к России у меня особое отношение, и я испытываю к ней особые чувства. Для меня это даже странно. Я, надменный и блистательный рыцарь Тхаар, кажется, становлюсь сентиментальным. И все же я люблю эту страну. Сейчас бы меня с трудом признали рыцари из Легиона Непобедимых. Меня, холодного и безжалостного Тхаара, властителя почти миллиона галактик. Иногда я даже думаю, что более всего на меня повлияли земные женщины. Они так не похожи на наших, таких же холодных и рассудочных, как и мы сами. Я помню их всех, своих земных женщин. Их верность и самоотверженность иногда казались мне фальшивыми, но я переменил свое мнение, когда одна французская крестьянка, бывшая моей женой, бросилась в костер, на котором сжигали меня, еретика и безбожника. Она так и сгорела вместе со мной, до последнего мгновения проклиная моих мучителей и их Бога, чьим именем я было отправлен в огонь. А ведь у нее была только одна жизнь. Потом я видел немало таких женщин. Так же как и помню тех, что были лживы, вероломны, лицемерны, и подлы в каждом своем поступке. Но, может быть, это были и не земные женщины, а жалкое отребье Вселенной, сосланное на планету?
Однако, мне кажется, что я уже не один. Даже не имея тела, я почти осязаемо чувствую чье-то присутствие.
- Кто здесь?
- Здесь я, рыцарь Аоэн, из Легиона Непобедимых, Властитель Теневых Галактик. С кем я говорю?
- Ты говоришь с равным, рыцарь. Я Тхаар, Властитель Серебряных Галактик. Сожалею, что не могу поднять руку в знак приветствия. Мое тело сейчас так же далеко, как и мой Замок Семи Звезд. Ты тоже с Земли, рыцарь?
- Да, Тхаар. Я умирал уже в тридцать восьмой раз, и не могу сказать, что эта смерть была приятной. Я был немцем, забулдыгой-моряком из Гамбурга. Мой приятель зарезал меня за карточный долг, когда узнал что, помимо прочего, я еще и сплю с его женой. Поэтому я немного отстал от тебя. Ты же знаешь, кровь еще долго удерживает рядом с планетой. Жаль... Я думал о лучшей доле. Морячок не оправдал моих надежд.
- За что ты был изгнан, рыцарь?
- За грехопадение и коварство. Мне очень нравилась жена одного моего вассала, и не в моих правилах отказывать себе в чем-то. Муж этой шлюхи бросил мне вызов, и я подло убил его в спину в поединке. Подлая тварь, эта женщина! Кровь ее мужа еще дымилась на моем кинжале, а она уже бросилась мне в объятия, вытирая ноги о его плащ. Я зарезал ее тем же кинжалом. Так поступил бы каждый из Легиона Непобедимых. Ты согласен со мной?
- Да, так поступил бы каждый... Каждый, но не я. Я многому научился на этой планете, и многое понял. А ты? Давно ли ты на Земле?
- Каких- то презренных пятьсот лет. До гамбургского моряка я был солдатом Третьего Рейха. Мне нравилось грабить, и убивать. Сила и безнаказанность - вот единственная ценность, которую приобретаешь на Земле.
- Мне кажется, тебе еще многое предстоит понять, Аоэн. Эта планета изменит тебя.
- Что я слышу, Тхаар? Уж не хочешь ли ты сказать, что я делаю неверные выводы? Ирония Властителя так же остра, как и его мудрость. Чему еще можно научиться на планете кровожадных дикарей? А их женщины? Они провожают своих сыновей и мужей на убийство, на кровавую бойню, которую называют войной, и лицемерно молят своих богов о ниспослании благодати. Как будто в это время в другой стране, другие женщины не провожают на ту же бойню таких же мужей, отцов и сыновей. Разве я не прав?
- Ты прав, рыцарь. Но ты видел очень немногое, и далеко не самое лучшее. Поверь мне, я провел на этой планете не одну тысячу лет, и видел другие войны, и других матерей и жен. Боюсь, Аоэн, Властитель вернет тебя обратно на эту планету. Ирония Властителя остра, мудрость его бесконечна, и воля его непреклонна. Советую подумать о новой жизни. Я бы посоветовал тебе Россию.
- Этот презренный дикий край? Покорно благодарю, я выберу, что-нибудь получше.
- Ты опять не прав, рыцарь. А впрочем, не будем об этом... Скажи, ты знаешь о ком-то еще из Легиона, кто освободился сейчас?
- Только двоих. И я знаю их не слишком хорошо, они из Отдаленных Галактик. Зато очень много отребья. Бродяг, пиратов, шарлатанов, лжепророков, насильников и убийц. Они движутся следом за нами, и не скажу, что у них скучная компания. С ними около сотни женщин-оборотней.
- Да, на Земле их называют проститутками. Это звучит грубее, но точнее выражает суть. Ты смеешься, Аоэн?
- Не над тобой, рыцарь. Вспомнил притоны Гамбурга и Амстердама. Эти твари неплохо устроились на планете, земным шлюхам до них далеко. Жаль, что в своем мире мы не можем снизойти до близости с ними. В искусстве любви им нет равных. Хотя и среди земных хватает истинных профессионалок своего дела.
- Как сказать... Когда я был Спартаком, у меня была женщина, Валерия. Она не была шлюхой, но была лучшей из всех, кого я знал.
- Да, я слышал эту историю. Так Спартаком был ты? Неумно. Стоило ли губить себя ради кучки оборванцев... Но Валерия скорее исключение.
- Позволь снова с тобой не согласиться, Аоэн. После Валерии я знал немало верных женщин, их не мало на Земле, поверь мне. Когда я был декабристом, ссыльным русским дворянином, моя жена, не задумываясь, предпочла меня и Сибирь блеску Петербурга. А в моей последней жизни моя жена, полька, погибла в гестапо, но не выдала меня. Кстати, умертвили ее тоже солдаты фюрера. Ты носил не черную ли форму с черепами?
- Ну, хорошо, хорошо. Не станем ссориться. Какое дело нам с тобой до жалкой планеты, которая находится на задворках Вселенной и вряд ли когда станет равной среди равных? Пусть Властитель решит, кто из нас прав... Мне кажется, нас нагоняют. Какая шумная компания! Мы присоединимся к ним?
- Нет. Я хочу побыть в одиночестве.
-Ну что же, не смею нарушать твое уединение... Да, кстати, ты еще не забыл рыцарей Боогэ и Саатана? Те двое безумцев, из Голубых Галактик.
- Те, что пытались развязать вторую Галактическую войну? Да, я хорошо помню их. Они постоянно спорили меж собой, кто из них важнее. Это и погубило их заговор. Кажется, они очень любили играть в тахшам. На Земле это называется шахматами.
- Именно так. Они и сейчас спорят, и не оставляют своей привычки играть в шахматы. Их проступок очень велик, и потому велика их власть на Земле. Ты знаешь Властителя, старик любит парадоксы. Теперь они играют в шахматы, где доской служит Земля, а фигурами- люди. И партия их, кажется, в самом разгаре. Люди называют их Богом и Сатаной. Забавно, не правда ли? Будучи человеком, я и сам начинаю в них верить... немного. Ну что же, я покидаю тебя, Тхаар. Увидимся во Дворце Правосудия. Заало астэ, рыцарь!
- Заало астэ...
Ну, вот я и снова один... Бедняга Аоэн, он так мало понял за пятьсот лет. Хорошую же компанию он выбрал себе в попутчики. Если бы я мог, я бы фыркнул от возмущения. Презренное отребье! Парочка гонконгских проституток, четверо шарлатанов от медицины и полтора десятка убийц... Странно, но даже общение с равным тягостно для меня. Неужели и я был таким же двенадцать тысяч лет назад? Да, время, проведенное на Земле, не прошло для меня даром...
Комментарии 3