Огнь

В дворах окрестных скот стал падать.
Поначалу скотина болеть начала — так на хворь списывали да засуху. А опосле находить по утрам стали животинок мёртвыми. Кто-то подмечал, что вот, мол, исхудали быстро; другие говорили, что бочину в ранках мелких на коровах видели да значения не придали — мало ли где башка рогатая могла пораниться.
Сошлись в итоге все на мнении, что упырь завёлся. Ещё и сёстры-сиротки померли странно — точно нечисть замешана. Решили священника звать. Тот пришёл, молитвы почитал, помахал кадилом, окропил водой всё, сказал, чтоб молились усерднее и ушёл восвояси. Успокоились деревенские, обрадовались, что кончилось лихо, стали жить, как прежде.
Да недолго.
Рыбаки местные в один день прибежали в ужасе, слова вымолвить не могли. Отпоили их успокоили, выслушали. Те поведали, что на лодке сплавали порыбачить да в камышах труп увидели. И страх обуял их мочи нет. Рванули они оттуда от греха подальше. Мужики репу почесали, перекрестились да пошли тело вылавливать, а то не по-человечески оставлять беднягу незахороненным.
А как к камышам подплыли, так ахнули — труп-то священника оказался! Вытащили его да ужаснулись — тело всё обезображено, брюхо вспорото, в ранах всё, будто собаки грызли.
«Ну точно упырь!»
Побежали в город, Молчану жаловаться — князю местному. Тот лишь нахмурился и велел тело захоронить, после чего прочь послал.
— А с упырём что?.. — мужики уже уходили, не решаясь ещё больше сердить главного.
— Нет упырей никаких. Ясно? — только и донеслось им в спины.
Дело нешуточное — ладно там скотина падает, но святое лицо загубили! Страх всеми овладел: по ночам никто на улицу не высовывался, всю живность на засовы и замки закрывали. Собаки только выли да лаяли. Но не выходил никто.
А слухи ползли. Говорили, что из-за сорванной свадьбы всё наперекосяк пошло. Как у дочки княжьей, Бажены, женишок умер, так проклятья и посыпались. Кто-то говорил, что прирезали его, а кто-то шептался, что сам Молчан по ночам в оборотня превращался и людей стращал со злости. Жених-то не простой, статный.
Бабы вовсю гадали между собой, из-за чего так сорвалось. Ведь хорошо так всё шло! Князья городов соседних породниться решили — хватит друг другу кровь портить, в мире жить надо. Вот и порешали отпрысков своих свести.
Ярмарки устраивали, товаром обменивались — будто бы и не было никаких стычек да дележей земельных. Народ радовался, деньга шла, Ратмир, соседнего городка князь, лично в гости с сыном Невзором да гостинцами наведался. Молодые сразу друг другу милы стали, дело к свадьбе шло.
А потом умер жених. Как — никто не понял. Молва разлетелась тут же. Шум и гам стоял днями, чего делать — неясно. Отношения между главными вроде и не портились. Да и не улучшались больше. И вот после смерти начались беды.
Люди шептались, мол, нужно ведунов звать. Хоть церковники и не любили их, но решились местные отправить человека.
— Ну, если и не поможет, то точно хуже не сделает, — чесали затылки мужики.
***
Поутру явился человек из леса. Одет просто, с собой лишь сумка болталась. На вид ему лет десятков пять давали, но по глазам и сотню можно.
— Бояном звать меня, люди добрые, — хоть сух старик да голосом низок. Мужики, встречавшие его, тут же поняли, что силён старый, — Чарку принесите, а то в горле сухо, тогда и поговорим-покумекаем чего у вас тут.
Привели в дом ведуна, налили чарку, еды поставили и стали ждать, когда гость насытится. Старик лишь ломоть хлеба отломил да осушил поданное, после чего и разговор завязался.
Выложили ему, как на духу: и про городов былые стычки, и про князей и свадьбу неудавшуюся, и про упыря, и как священника нашли. Про всё, про всё высказали.
— Плохо дело, коли священника загрызли. Либо нечисть сильна, либо сам он духом слаб и грешен, — ведун задумчиво нахмурился, постукивая по столешнице, — А у вас у самих идеи какие? — Боян глянул на деревенских.
— Да мы люди маленькие… Щас ещё наговорим чепухи всякой. А так, только бабы тут языком чешут…
— И чего чешут? Ты давай не юли, выкладывай. Молчанием делу не поможешь, — старик слегка повысил голос.
— Ну, молва ходит, что вот, — один из мужиков понизил голос и слегка сгорбился, — так вот, молва ходит, что месть это. Свадьба сорвалась, вот и решили отомстить.
— Кто отомстить? Кому?
— Да вон, Ратмир за сына помершего мстит. Он же у него один единственный. Натравил вот нечисть.
— А по что вам-то мстить? Вы тут причём?
— Не знаем мы. Это главные пусть возятся, а мы потихоньку-помаленьку…
Воцарилось молчание. Старик продолжал постукивать по столу. Затем хлопнул ладонью по столешнице и поднялся.
— Ладно. Благодарю за хлеб-соль, хозяева, пойду я. Буду смотреть как помочь вам.
— Уж спасибо вам…
Вышел ведун на улицу. Дела серьёзные ждали его.
Перво-наперво обошёл он дворы все местные, поговорил, порасспрашивал люд. Все места, которые народ избегал, обходил. Да под нос всё шептал.
— Коровка-то моя кормилица! Всё хозяйство на ней держалось! А сейчас вона как исхудала, высохла, мочи нет глядеть. Помоги, а? Ты — человек знающий, немало повидал, силу имеешь. А мы-то в долгу не останемся — по сусекам поскребём всеми дворами да найдём чем отдать. Не бросай нас только, — всё продолжала причитать хозяйка.
— Угомонись, бабонька, — Боян задумчиво почёсывал бороду, глядя в пустоту, — Упырь, да…
— Чего?
— Упырь завёлся, говорю. Нечистью так и несёт. Смрад поганый. Повезло тебе, — старик потянулся, — Хозяюшка, что скотина твоя выжила, здоровая видать. Вон, видишь на боку полосы? Упыря когтей дело. Ему ж только и удовольствие, что кровь слизать да подрать мясо. Но ничего, на вот, — ведун протянул женщине мешочек, — Воды немного добавь да вотри в раны корове. Через неделю оклемается, снова красой станет.
— А упырь? Не вернётся? — в голосе женщины отчётливо слышались тревога и страх.
— Не, не тронет он твою животину, — на этих словах хозяйка улыбнулась, — Он на людей уже перешёл, так что скотина ему не сдалась, — улыбка померкла, — На засовы всё запирайте да носу из дому не суйте. Ясно?
— Поняли, поняли, дай Бог тебе здоровья, выручил. Кров нужен будет — заходи. Мяса нежного не обещаем, но на угол и кашу всегда можешь рассчитывать.
— Добро, — голос Бояна потеплел. Не любил старик деньги. «Хлеба кусок да воды чистой» — так отвечал он на все вопросы про оплату.
— А куда пойдёшь потом?
— К могилам схожу, как вечереет, посмотрю как Невзора захоронили. Слыхал, что никто туда так и не наведался?
— Дак кто ж в своём уме туда пойдёт, пока упырь бродит? Слушай, может у нас пока посидишь отдохнёшь? Кладбище-то не так далеко, твоим ходом управишься за час-другой.
— Здравая мысль. Ну что ж, угощай, хозяйка.
— Заходи, заходи.
Отдохнул ведун. Хоть сил немало, но возраст о себе давал знать. Передохнув, поблагодарил он хозяев, взял тройку факелов да отправился в путь дорогу.
Добрался спокойно — никого не встретил, ни с кем не воевал. К могилам попал затемно. Зашёл на земли мёртвых и…
— Апчхи! — гулко раздался вокруг чих Боянов.
Воняло нечистым смрадом. Каждый уголок пропах едким мускусом и сладостью мертвечины.
Ничего не поделать — пришлось самому обходить могилки. До полуночи ещё время оставалось, так что Боян не особо переживал насчёт упырей. Рано ещё для них, собак сутулых.
Спустя десяток холмиков нашёл таки ведун нужное место. Смердело от него, аж дурно становилось и на душе погано.
В яме тело парня лежало.
«Вот и Невзор. Что ж не сожгли его?»
Наклонился старик да пригляделся — темно всё-таки; увидел там мяса ошмётки да шкуру овечью — людей, видать, не нашёл, вот и с дури решил скотину загрызть.
Пора избавляться от упыря.
Пошептал ведун — стихло всё. Ни жучка, ни сверчка не пело. Достал мешочки и стал аккуратно сыпать оттуда на нечисть.
«Сначала прощения попросить у природы» — Боян медленно высыпал златый порошок в яму.
«Затем землю почистить» — окрасил воздух серым и сразу пыль над землёю мёртвых поднялась.
«А теперь и гада убить» — чёрным дымом наполнил яму. Взял факел, пошептал на него — вспыхнул огнь. Луна вышла, хрип послышался из могилы.
«Спи спокойно, Невзор, хватит тебе по земле бродить да людей мучить. Уходи» — и бросил факел.
Вспыхнула могила, закричал упырь, показались лапы обезображенные из ямы. Отошёл Боян, второй факел разжёг.
Появился Невзор в упырином облике — тело в шерсти дряной всё. Да только силён ведун — не мог парень обратиться в нечисть полностью.
Кинул в него старик ещё один мешочек — вспыхнул гад сильнее, захрипел на срыв, упал оземь. Всё палило и палило тварь нечистью, да никак помирать Невзор не собирался. Когтями страшными стал рвать себя. Плечи драл, лицо драл, затем на спину перевернулся, задрал ноги и начал промежность кромсать.
Не по себе стало ведуну — сколько зим пережил, сколько страшного повидал, но такое впервые видел. Не мог уйти упырь, держало его что-то.
Почувствовал старик, что подойти нужно к упырю. Нет, не к упырю. К Невзору.
— Почему живёшь ещё? Что тебя держит? — громом раскатистым ударил голос, — А ну, говори! — и кинул в него мешочек. Последний. Упырь всё горел, сошла с него шкура, мясо лопалось, воняло жуть. А нечисть всё продолжала рвать себе смрадное место.
— Влада… Девка мелкая… Зря послушал…
Замолк. Лицо обезобразилось, не мог говорить бедняга больше. Пожалел его Боян. Воткнул факел прямо в пасть ему да зашептал слова заветные.
Сгорел упырь. Так и не смог превратиться, вот и остался то человеком, то зверем диким. Столкнул его обратно в могилу старый. Разжёг последний факел, кинул в яму. Начал огнь лизать тело нечистое.
— Спи спокойно, Невзор. Не потревожить тебе никого больше. Спи.
И казалось бы: вот и делу конец — мёртв упырь. Да терзало что-то старого ведуна. Неспроста же Невзор про девку заговорил. Да и народ про сироток гибель шептался. Ох, в тёмное дело ввязался, тёмное. А мог бы дальше жить-поживать.
***
Вернулся обратно засветло. Встречал Бояна мужик сонный.
— Всю ночь вопли лютые слышны были! Мы как услыхали, так сразу все по углам забились, всю ночь не спали. И молиться начали. Молились, чтобы прошло всё. И за успех молились, — мешки под глазами мужика подтверждали слова о бессонной ночи, — Зато потом как оборвало — затихло всё! Видать твоя, ведун, работа. Силён ты.
— Да… Пришлось костями погреметь. Но ничего, не будет вас больше упырь беспокоить. Сгорел он.
— От как хорошо! — мужик аж засветился, — Дак это ж явно повод отметить. Приходи, Боян, сегодня праздновать буду.
— Приду, приду, коли хлеба кусок будет, — ведун решил не пугать людей своими догадками.
— Знамо дело будет! — всё продолжал давить лыбу. Ну как тут не улыбнуться в ответ и не согласиться?
Пир устроили хороший. Бояну чарку с зеленым вином давали да рыбы жареной. «Только сегодня выловили, вона какая здоровая! Ешь, ешь, угощайся!» — местные от всего сердца решили завалить старого едой. Не птица нежная, но чем богаты.
Чарка за чаркой — да развеселел народ, языки развязал и давай лясы точить. Тут-то ведун и стал тихонько удить чего и как:
— Слушай, друг.
— Д-да? — местный кузнец, уже прилично охмелевший, пьяно улыбнулся в ответ.
— Вот слыхал я о тебе будто бы ты хвалился, что меч искуёшь да упыря зарубишь. Правда что ли?
— Ну-у, не так всё было, старый… — кузнец смутился, — Хотел я, да, выйти на упыря, только жена отговорила. Молчун сказал же, нет его, вот я и поверил. А потом как скот падать стал, ещё и священника загрызли…
— А больше никто не пострадал? — наивный мужик вовсю чесал языком.
— Ну скотина попадала.
— И никто больше не умирал?
— Ну-у. Сестрёнки мелкие, сиротки которые, померли. Влада и Владислава. Но это до упыря ещё случилось. Младшая споткнулась и голову разбила, а старшая пережить не смогла, вот и умерла. Эх, — кузнец осушил чарку, — Молодые ещё были…
— А чегой-то сироты они, куда родители пропали?
— Да кто их знает. Говорят, отца волки загрызли, а мать потом слегла — не смогла пережить горе. Так и остались они. Благо, Молчун их помощницами-служанками взял, мудрый человек он, любящий.
— И давно у вас просто так люди мрут?
— Ну, ты говори да не заговаривайся. Я тебе вот что скажу, — кузнец наклонился к Бояну и тихо проговорил, — Поговаривают, что влюбилась Владислава в Невзора, но не пережила, что он Бажене останется. А с младшой вообще не ясно ничего.
— Ладно, спасибо тебе, мил человек за беседу, давай только тему сменим, а то больно грустная уж. Выпьем? — ведун взялся за чарку.
— Выпьем! — радостно чокнулся кузнец.
Спозаранку ушёл с застолья ведун. Люд спал уж вовсю кто где, так что никто не заметил исчезновения старика.
***
В дебри леса отправился Боян, по тропам тайным, что лишь звери да духи топчут. Искал он ведьму.
Ведь к кому ещё за помощью сиротка обратиться может? Коли беда случалась у девиц, так каждая по бабкам разным ходила. А если уж чего серьёзного, то всё — искали ведьму.
Найти жилище её могли только те, кому позволяла она. Знает, что плохо девке какой — проложит тропинку короткую. А если злопыхатель идёт бабку старую тревожить, так в болото его выведет. Или, чего похуже, в берлогу медвежью или вообще проклянёт.
Ведьмой местные обзывали любую бабку, что хоть немного лечить умела. Даже в травках коли разбирается, то всё — колдунья. Но Боян чувствовал, что старуха силой владеет и по запаху силы её и шёл.
Добрался не быстро, не долго. Чрез кусты прошёл, глядит — вот и землянка. Выглядит ветхо да держится крепко. А на небольшом пеньке сидела ведьма. Ждала его.
— Ну здрав будь, ведун. И чего-то тебя нелёгкая ко мне принесла? Уж думала запутать тебя да в дебри свести, но потом передумала. Нечасто ко мне мужчины заглядывают, — бабка засмеялась, но Боян чувствовал, что старуха напряжена.
— Здравствуй, хозяйка. Ты, конечно, сильна, но и я не лыком шит, так что дошёл бы до тебя так и так, — ведун ухмыльнулся, — Побеседовать с тобою пришёл. Догадываешься о чём, небось?
— Ага. Про упыря да сироток поговорить хочешь. Слышала, слышала. Ну что ж, заходи, дорогой, гостем будешь, — покряхтывая, ведьма неторопливо зашла в землянку.
Зашёл и Боян.
Убранство скромное: стол, две табуретки, лавка да очаг небольшой. Стены все в гари вымазаны. Кот под лавкой спит.
— Ну, садись, куда пожелаешь, — ведьма уселась за стол.
— Будь по твоему, — Боян сел рядом с котом, который сонно потёрся о ногу старого, — Говоришь, что мужики не захаживают, дак кто тогда тебе землянку ставил?
— Ой, давно это было. Где лесные помогли, где деревенские расплачивались. Зим десять назад скотина захворала — меня позвать решили. Вот и привели мне всё в порядок. Но ты мне зубы не заговаривай, — старуха прищурилась, — Говори давай, спрашивай.
— Ох, а я-то уже отдыхать начал, расслабился, — ведун шутливо покачал головой, — Но да, пора к делу перейти. Про упыря же слышала?
— Кто ж не слышал. Более скажу — видала. Припёрся, зараза блохастая, к моей землянке, Калачика цапнуть пытался, — ведьма показала рукой на громко мурлыкающего кота, — Так я ему хвост подпалила — сбежал тут же, паскуда.
— Кончил я упыря этого, знаешь?
— Да. Почувствовала, что чище вокруг стало.
— Перед смертью он сказал, что зря девку послушал, Владой кличут. Не та ли сиротка погибшая?
— Поняла я к чему ведёшь ты, мог бы и напрямую спросить, — бабка задумалась, вспоминая, — Пришла, значицца, ко мне старшая в слезах вся и горечи. Говорит, мол, сестрёнка померла, барин к любви склонил. Та сопротивлялась, а чёрт этот ей по макушке зарядил да оприходовал. В себя так девчонка и не пришла, померла через пару дней, — грустный вздох, — Старшая, Владислава которая, на колени падала, волосы рвала, просила средства, чтобы супостата наказать. Народу-то сказали, что мелкая сама умерла. Споткнулась. Ну я и дала ей яду, сказала, чтоб ужин барину приготовила да туда посыпала. Вместе с ним поужинала, — продолжала ведьма, — Сынок-то княжий, бабник тот ещё, мимо себя ни одной юбки не пропускал — весь в отца! А Молчан и рад задобрить женишка. Да и кому сиротки сдались-то, кто вступится? Пёс — он и есть пёс.
— Хм? — Боян удивлённо приподнял бровь.
— На свете долго я живу, много чего повидала. Видела и как эти двое, — махнула куда-то в сторону городка, — между собою лаялись. Оба же воевали с кочевыми, оба победы одерживали. Да вот Молчан удачливее оказался — и врагов разбил, и править городом стал. Не зря тогда его Псом кликали — как вцепится, так и не отпускает. А вот Ратмир завистливым был всегда. Вечно козни строил. По слухам, даже жёнушку Молчанову отравил как-то. Но брехня это, та сама от родов померла, я лично у неё ребёнка принимала, — бабка глубоко задумалась.
— Продолжай.
— А, да. Так вот, мало того, что Бажена сама по себе оказалась слабой, как мать её, так ещё и с кровью грязной.
— Ты имеешь в виду?..
— Да. Об этом я. Бажена — дитя кровосмешения родственного, от того ещё и здоровьем не сильна. Но вылитая мать.
— Ну и навертел Молчан, ну и навертел…
— То-то и оно. Но мы с сироток начали. Владислава за сестрёнку-то отомстила и померла. Да вот барин тот, видать, той ещё поганью оказался, раз в упыря обратился. Стал около Бажены сновать даже после смерти, — старуха помолчала, — Вроде, всё тебе выложила. Нечего сказать больше.
— Благодарю тебя за помощь. Полезного всего наговорила.
— Языком чесать — не мешки таскать. Ты лучше скажи что ты со всей моей болтовнёй делать будешь?
— Сначала мешочки свои пополню, похожу пособираю. А потом схожу-ка я к Молчану, поговорю с ним. Ой, не зря нечисть вокруг дома его сновала.
Ой, не зря.
***
Как сердце чуяло — вовремя Боян вернулся. Вечерело. Народ суетился, тревожился, гудел, как улей дикий. И вроде жизнь шла своим чередом да на уме у каждого терзалось чего-то. Увидев ведуна, ломанулись к нему местные и причитать стали:
— Боян, родненький, снова ты нужен!
— Чего стряслось?
— Да ничего такого…
— Зачем тогда я вам понадобился?
— Дело есть одно…
Пока Боян к ведьме ходил да по лесу бродил, пару дней прошло. За время то Молчан сам не свой стал — заперся с дочкой в доме, никого не впускал. Только и слышны крики оттуда да стоны. Народ войти пытался — не смог. Князь всех взашей гнал, обещал лично головы поотрубать, кто зайти рискнёт.
— Сходил бы ты, посмотрел, а?
Встревожился Боян. Вспомнил все слова ведьмины. Не зря же упыря именно к Молчанову дому тянуло. Коли Невзор при жизни гулял, дак отчего он вокруг Бажены вьётся? Ох, неспроста.
Поторопился ведун. На подходе услыхал крики страшные, побежал со всех ног. Никто не сторожил двери да и кто рискнёт к князю домой вломиться?
Попасть внутрь не получилось — дверь с той стороны на засов закрыли. Прислонился Боян к двери лбом и начал шептать слова заветные. Открылась дверь.
Вбежал внутрь, слышит — кричат. Мужчина кричит. Пошёл на крик, распахивает дверь в комнату и ужаснулся.
В спальне девица бледная лежала на кровати. Бездыханная. А неподалёку Молчан в углу скрючился и выл, колотил себя кинжалом по телу.
— Что ж ты творишь? — ведун двинулся к мужчине.
— Стой, пока тебя не захватило, стой! — Молчан выл, продолжая колоть себя то в ноги, то в руки, — Я ж любил её! За что она меня?
Присмотрелся Боян к Бажене и волосы дыбом встали. Лицо у той иссохлось, локоны тёмные вокруг шеи обвились и тени страшные к Молчану тянулись, к рукам его.
— Любил ты меня… Заставлял меня… Не жена тебе я…
И понял всё ведун. Вспомнил, как ведьма рассказывала, что любил жену свою сильно Молчан да дочь — мать вылитая. И понял кто сиротку под Невзора положил, понял кто виноват во всём.
— Не буду я с тобой в одной постели лежать больше…
Достал мешочки свои и начал шептать.
«Спи спокойно, Бажена, угомонись» — покрылась комната паутиной из теней да пыли серой.
«Спи, Молчан, не вороти грехов поболе» — замолк князь, перестал колоть себя.
«Гори ярче, злость Бажены да горечь, нечисть притягивающая» — пронзила старика боль девицы за все годы. И сбежать невозможность, и тоску, и хворь поганую.
«Гори, гори. И спи спокойно» — загорелась комната, ярко лизать огонь стены начал. Поторопился выйти Боян.
Выбежал из дома. Пламя чистое дом охватило, полыхало знатно. Чувствовал ведун как чище вокруг становится да на душе легче.
И улыбнулся.
***
— Ну что, старый, порешал дела?, — ведьма почёсывала кота.
— Порешал, — отхлебнул Боян отвара травяного.
— А Молчан? С ним-то чего?
— Да ничего. Умом ослаб от любви к жене мёртвой. Дочке жизнь портил.
— Эх, а такой ведь мужик хороший был в своё время. Пёс войны… — сетовала бабка.
— Ну что ж поделать, — Боян пожал плечами и сделал ещё один глоток.
Собаке собачья смерть.
© Михаил Цой
#авторскиерассказы