Тоннель.

часть 3
Луч света остановился на огромной, прикреплённой к стене карте местности. Андрей подошел ближе, чтобы рассмотреть её. Западная часть Восточной Пруссии: Кёнигсберг, Эльбинг и Алленштейн. Калининград, Эльблонг и Ольштын.
— Судя по всему, — сказал он, вглядываясь, — это схема нашего подземелья.
Поверх старых, довоенных названий, в тридцатикилометровом пространстве между Цинтеном и Хайлигенбайлем, между Людвигсортом и Браунсбергом, шли сразу несколько жирных ломаных линий. Линии пересекались, разделялись надвое, как жилки на листьях, уходя в разные стороны и снова разделяясь. В южной части схемы одна из линий, выделенная красным цветом, расходилась целой звездочкой лучей. На север к Кёнигсбергу тянулся тонкий зеленый пунктир.
— Какое оно большое! — с уважением сказал Слава. — Не понимаю, почему о нем никто не знал? Это же целый подземный город! Как его можно скрыть?
— Помните, я говорил про Хайлигенбайльский котел? — спросил Андрей. — Так это он практически и есть.
Он шагнул к карте и провел пальцем вокруг лабиринта из линий. На пальце осталось пятнышко пыли. Подумав, Андрей достал из кармана телефон и заснял висящую на стене схему.
— Хорошо бы найти подробную карту этого подземелья, — сказал Слава. — По логике вещей, здесь, в штабе, просто должен быть детальный план со всеми помещениями. Так, а чтоздесь… Похоже на связь. Наверное, радио…хотя какое радио под землей?
Андрей вгляделся в технику, лежащую на маленьком столе.
— Знаете, что это? —он направил луч фонарика на агрегат, напоминавший портативную письменную машинку в чемоданчике. Над клавиатурой из корпуса выступали обода трех дисков с идущими по ним буквами.
— Что? — спросил Саша.
— «Энигма».
— Которая шифровальная машинка?
— Она самая.
Саша издал восхищенное восклицание. Андрей протянул палец и нерешительно нажал клавишу. Внутри что-то негромко щелкнуло; один из трех дисковсдвинулся на одно деление.
Саша попробовал приподнять «Энигму».
— Тяжелая, — недовольно заметилон. — Но какой аппарат! Он стоит того, чтобы вытащить его наверх! Слушайте, с ним же в самолет пустят?
— Может, не стоит? —сказал Андрей.
— Лучше не надо, — согласился Слава. — Зачем она тебе-то?
— Ну а что, нельзя? — удивился Саша. — Я думаю, никто из хозяев этого помещения не будет против.
— Возьми лучше картину, — предложил Слава, направляя луч фонарика на портрет Гитлера. Андрею показалось, что при этих словах нордически строгий взгляд рейхсканцлера стал еще более грозным. — Хорошая картина. Холст. Масло. Дубовая рама…резная…с листьями и мечами. Правда, без бриллиантов. В аэропорту скажешь, что сувенир из Восточной Пруссии.
— Портрет — это несерьезно, — возразил Саша.
— Мне кажется, жители области имеют приоритетное право на немецкое наследие, — дипломатично, но настойчиво сказал Слава, подойдя к стоящей в углу металлической вешалке. — Вот, возьми офицерскую фуражку. Как новенькая. Очень хорошо сохранилась, даже почти не запылилась.
— Жалко как-то, — сказал Андрей. — Тут, по-хорошему, музей бы сделать.
Ему внезапно стало горько. Ну какой музей тут сделают? Скорее всего, все входы закроют, чтобы какие-нибудь искатели приключений не сломали себе ноги на лестницах и не подорвались на старинной гранате. В лучшем случае, даже если спустя годы в этом уникальном подземелье сделают музей, то от всего, здесь находящегося,— и от вагонеток с патронами, и от диспетчерской, заполненной оборудованием, и даже от этого штаба останутся только бетонные стены с изображением орла и предупреждающей надписью, — да и то лишь потому, что они не представляют собой никакой материальной ценности. А «Энигму» все равно кто-нибудь утащит к себе домой. Если немецкой шифромашинке повезет — то ценитель, как он, Андрей. Если не повезет, то Слава, который продаст ее какому-нибудь коллекционеру. В этом подземелье, мирно дремавшем семьдесят лет, появились люди, и, похоже, самое гуманное по отношению к этому заповеднику — расхитить его самостоятельно, пока сюда не пришли ни черные копатели, ни администрация. Какая-то неприятная тоска была в этом предельно жизненном и жестком размышлении.
За спинами что-то противно скрипнуло. Звук был негромкий, но на контрасте с полувековой тишиной он прозвучал крайне пронзительно.
— Что это? — резко обернулся Слава, шагая к двери.
Скрип доносился со склада. Один из крюков, свисавших над рельсами, слегка покачивался на железном тросе; металл издавал неприятное, царапающее слух и душу поскрипывание. Четверо путешественников остановились в воротах прямо напротив зловещего маятника.
— Какой-то полтергейст, — сказал Андрей. Эхо его голоса показалось слишком громким. Почему-то Андрею захотелось перейти на шепот.
Скрип. Саша фыркнул.
— Оберлейтенант Фриц Полтергейст любил скрипеть тросами даже после смерти.
Скрип. Андрею почему-то не понравилась эта шутка. Она была бы более уместна наверху, над поверхностью земли.
— Тогда уж Полтергайст, — сказал он, поправляя Сашино произношение.
Скрип.
— Сквозняк, чтоли?
— Откуда тут быть сквозняку?
Крюк продолжал едва-едва раскачиваться, но противный звук больше не раздавался. Андрей выдохнул, ощущая смутное облегчение.
— Пойдемте дальше смотреть, — предложил Слава, возвращаясь в штаб. На этот раз его внимание привлек сейф. Тем временем Андрей подошел к большому столу. Тот, кто когда-то давно сидел за массивной столешницей, должно быть, очень любил порядок. Ровная стопка папок лежала точно в углу. Массивный чернильный письменный прибор располагался строго параллельно краю стола, так же, как и таблица с каким-то машинописным расписанием. Посреди этой канцелярской гармонии лежал недописанный лист бумаги. Некоторые строчки были зачеркнуты, а конец текста— равномерно закрашен чернилами.
Андрей взял в руки бумагу и вгляделся. Судя по всему, это был черновик какого-то донесения. Неизвестный, написавший эти строки, обладал аккуратным, ровным почерком с большим нажимом; с такой же аккуратностью он зачернил последние абзацы, почти процарапав бумагу насквозь. В этой методичности,ощущаемой через десятилетия, было что-то, заставившее Андрея насторожиться.
— ...нет, зубилом тут бесполезно, — заявлял Слава, прикасаясь указательным пальцем к сейфу, — но, думаю, я смогу открыть его болгаркой. Правда, придется нести генератор…
— Слушайте, — сказал Андрей, прерывая беседудрузей. — Эй! Послушайте!
— Что? — спросил Слава, подходя к нему.
— Тут, похоже, какая-то важная бумага. Вот, слушайте. Какое-то донесение. Судя по всему, что-то серьезное…непонятные происшествия…события…
Андрей путался, переводя строки. Казалось, что неизвестный автор специально хотел использовать в своем донесении наиболее сложные грамматические конструкции немецкого языка.
— В общем, вот тут дальше идет перечень происшествий. Восьмого января сорок пятого: при обходе тоннеля…то естьучастка тоннеля А-22 бесследно пропали двое рядовых. Пятнадцатого января станционные смотрители…ну, тут куча фамилий…в общем, сразу на пяти станциях утверждали, что видели на участке А-16 поезд-призрак… Восемнадцатого января на участке тоннеля А-42 бесследно пропал поезд с амуницией и сопровождающими…
— А не тот ли это поезд, — внезапно перебил его Саша, глядя прямо в глаза, — мимо которого мы прошли?
— Очень может быть, — сказал Андрей, стараясь пока не обдумывать этот факт. Оставаться мыслями в немецком донесении было не так страшно. — Двадцать пятого января внезапно начала разрушаться стена…как это перевести…ммм…в общем, они зачем-то замуровали один боковой тоннель, а потом кто-то разломал изнутри кирпичную стену.
— Зачем им замуровывать тоннель? — спросил Слава.
— Здесь не написано. Просто сказано, что вместо кирпичей они заделали вход армированным бетоном, но очень чего-то опасаются и усилили сопровождение поездов на этом участке. Второе февраля. Авария на понижающей подстанции номер два, обесточен завод тяжелой воды и тоннель А-10. Путевые обходчики утверждают, что слышали на участке голоса русских солдат. Последующее патрулирование ничего не обнаружило. Седьмое февраля. Пропали два путевых обходчика на участке А-16. Третий, бросив оружие, в панике добежал до станции. Утверждает, что оно набросилось сзади. Не может объяснить ничего. Госпитализирован в лазарет с нервным расстройством. Патрулирование ничего не обнаружило. Тринадцатого февраля. Я могу только разобрать «пожар на базе подводных лодок»...
- Какое большое подземелье, - вполголоса заметила Оля. Андрей продолжил.
- …а дальше всё вычеркнуто. Посмотрите, строки даже специально залиты чернилами...
Четверо замолчали, переглядываясь. Свет фонариков, направленный в стороны, делал знакомые лица похожими на демонические маски.
— Куда это мы попали? — спросил Саша, перейдя на шепот.
— Наверное, отсюда надо уходить, — сказал Андрей. — Я не знаю, что тут происходило у немцев, но, наверное, об этом лучше думать наверху.
Слава издал неопределенное восклицание.
— Тогда уходим, — сказал он, потирая подбородок. Грязная перчатка, словно в школьной страшилке, оставила на коже черное пятно.
— Почему в чашке — кофе? — внезапно сказала Оля, светя своим телефоном сбоку от стола. В чашке, стоявшей на небольшой тумбочке,блеснула какая-то черная жидкость неприятного вида. — Почему он не высох за эти годы?
Слава взял в руку чашку и покачал ее. Непонятная черная жидкость вела себя так, как и положено жидкости. Поднеся чашку к лицу, Слава принюхался.
— Вроде и правда кофе.
— Хорошо, что он не горячий, —произнёс Андрей. — Это было бы уже слишком. Мы заходим на заброшенную станцию, а там стоит чашка горячего кофе.
— И в двери появляется офицер, — продолжил Слава, ставя чашку на стол. — И спрашивает: кто выпил мой кофе?
— И трогал мою фуражку? —пошутил Саша.
— Да ну тебя, — сказала Оля. —Лучше пойдем отсюда.
— Может, посмотрим, что за последней дверью? — спросил Андрей. — Вдруг там выход на поверхность?
Эта дверь открылась так же легко, как и все остальные на этой станции. На петлях влажно блеснул солидол. Друзья оказались на площадке. За небольшой железной решеткой находилась лифтовая шахта с двумя стальными канатами, натянутыми, точно нервы у каждого из четверых. Шахта уходила вверх и вниз; в одну из ее стен были вмурованы железные скобы, выполнявшие роль запасной лестницы. Слева обнаружилась еще одна дверь. Похоже, в ее механизме было что-то сломано: запирающая ручка свободно вращалась вокруг своей оси, но это не давало ни малейшего эффекта.
— А лестницы нет, — недовольным голосом констатировал Слава, оглядываясь. — Только такая.
Он отодвинул в сторону решетку, и, осторожно перегнувшись, посветил фонариком во тьму шахты.
— Глубоко идет, — сказал Слава. Вытянув руку, он подергал одну из скоб, после чего нахмурился.
— Прочно сидят… Но что-то мне не хочется лезть наверх без страховки, да и вам лучше так не рисковать. Тут высоковато.
— Шестнадцать пролетов, — вспомнил Андрей. — На той лестнице было шестнадцать пролетов. Восемь этажей наверх.
— Мы столько не пролезем, — заявил Саша, крепко держа Олю за руку.
Слава повернулся к стене, подергал два имеющихся там рубильника. Они неприятно клацнули, словно зубы скелетов в фильме ужасов.
— Нет тока — нет лифта… — протянул он. — Жаль. Но стоило проверить. Здесь наверняка должна быть еще одна нормальная лестница, но, похоже, она за сломанной дверью. Ладно, пойдемте обратно.
Четверо путешественников вышли наружу, в тоннель. Андрей внезапно только сейчас понял, что продолжает сжимать немецкое донесение в руках. Он сложил лист вчетверо; бумага издала тихий, словно сожалеющий хруст, напомнивший Андрею об упавших листьях в лесу. Дома надо будет перевести, подумал он, убирая донесение во внутренний карман. Бравый разведчик спустился в немецкое подземелье и унес из штаба важный документ. Унесет ли он теперь ноги?..
Луч Славиного фонаря снова осветил предупреждающую надпись у поворота в главный тоннель.
— Патрулировать не меньше чем втроем, значит, — сказал он. — Ну что же…
Тишину подземелья разорвал резкий звук зуммера. Казалось, что внезапно зазвонил колокол громкого боя. Звук шел из штаба. Зуммер ударил по ушам, отразился от бетона и ушел затихать эхом в туннеле.
Андрей едва не подпрыгнул на месте от страха. Впрочем, дернулись все четверо.
— Что за черт?
— Сигнализация?
— Откуда здесь?
— Ой!
Два калининградца, оставив в тоннеле Сашу с Олей, бросились обратно в штаб. Навстречу им снова раздался зуммер. Пронзительно и неприятно жужжал полевой телефон, стоящий на столе рядом с «Энигмой». Это был звук черно-белых фильмов о войне, звук, идущий в одном комплекте с воем пикирующих бомбардировщиков, рокотом танковых моторов и грохотом артиллерийских залпов. Слава и Андрей остолбенели.
— Это как? — донесся из-за их спин шепот Саши.
— Не может быть! — вторила ему Оля.
Телефон зазвонил в третий раз.
— Думаю, звонят явно не нам! — сказал Слава. Фонарик в его руке чуть подрагивал, однако в такой момент никто не обратил на это внимания.
— Может, какой-то пробой электричества? Ну, от тех рубильников? — спросила Оля.
Четвертый звонок.
— А если они удивятся, почему на звонок не отвечают? — спросил Саша.
— Кто — они? — сказал Слава.
— Ну, немцы…
— Какие еще немцы?
— Ну…эти…ваши…
— Какие еще наши?
Пятый звонок. Андрей, повинуясь какому-то странному полугипнотическому зову, шагнул вперед и, стиснув зубы, схватил черную пластмассовую трубку.
Речь человека на том конце была резкой, командной и безостановочной. В ухо Андрею ударила длинная цепь немецких слов, произнесенных на одном дыхании. Он еще пытался что-то осознать, как на том конце провода что-то щелкнуло. Сеанс связи закончился меньше чем за пять секунд.
— Что это вообще было? — спросила Оля.
— Что он хотел? — одновременно с ней спросил Слава.
Телефонная трубка в руках у Андрея молчала. Не было слышно ни гудения, ни сигнала, ни треска, ни помех, словом, ничего. Тишина в динамике была такой же абсолютной, как и мрак в тоннеле, по которому четверка пришла сюда. Андрей зачем-то подул в микрофон, постучал трубкой о ладонь.Эффекта не было. Он положил трубку полевого телефона обратно и только потом повернулся.
— Он говорил по-немецки, — произнес Андрей.
— Это мы поняли, — сказал Слава. — А что он говорил?
Андрей пожал плечами.
— Если бы он говорил помедленнее, то я бы успел что-нибудь понять. Судя по всему, он был очень сердит. Я разобрал только слова «заукопф», «гефар», «ферботен» и «вег». «Дурак», «опасность», «запрещено» и «прочь».
— «Дурак», «опасность» и «запрещено», — повторил Слава. — И еще «прочь». Ну, раз нам здесь не рады, думаю, пора и честь знать.
Один за другим друзья вернулись в главный тоннель. Лучи фонарей метнулись вдаль, пропадая во мраке.
— У меня хороший фонарик, я смотрю вперед, — инструктировал Слава. — Андрей, у тебя фонарик слабее, поэтому ты следишь за тем, чтобы к нам никто не подобрался с тыла. Как там было написано? «Оно напало сзади»?
Андрей, торопливо шагая по тоннелю, достал из кармана бумагу и, развернув, заглянул в нее еще раз.
— «Оно набросилось сзади», — прочитал он и торопливо перевел луч фонаря с бумаги на стены тоннеля позади, опасаясь высветить то, что набросилось сзади. К счастью, там никого не было. Стены уходили назад, стягиваясь в одну точку, до которой не дотягивался слабеющий свет фонаря.
Друзья шли быстро, тяжело дыша. Казалось, что они находятся внутри световой капсулы, движущейся в море мрака.
— Стойте! — внезапно крикнула Оля.
— Что? — резко и одновременно воскликнули Саша и Слава.
Оля ответила не сразу, прислушиваясь к чему-то.
— Какой-то звук шагов… Мне показалось, где-то далеко за нами слышны шаги.
Лучи фонарей метнулись назад, в сторону оставленного склада, где пять минут назад зуммировал телефон. Там было пусто.
— Никого нет, — сказал Слава. — Эхо, наверное.
Он приложил ладонь рупором ко рту и громко крикнул назад:
— Эй!
Крик унесся во мрак и бесследно затих. Андрею показалось, что тьма впитала его, словно губка воду. Эха не было.
— Пойдемте, нам нельзя медлить, — серьезно сказал Слава.
Продолжение следует
Автор - Б. Пономарев
Арт - Стефан Коидл
#авторскиерассказы