Дмитрий Федотов.

«День, когда исчезла ложь». Рассказ
Он пришел к доктору Павлову на прием, как у медиков говорят, «с улицы». То есть без предварительной записи и без направления от участкового врача. На вид посетителю можно было бы дать и сорок, и пятьдесят, и даже все шестьдесят лет. Есть такая категория людей — без возраста. Они давно вышли из молодости, но забыли, что существует старость.
— На что жалуетесь?..
— Сердце пошаливает, ноги болят, суставы в основном…
Павлов посмотрел на его изрядно стоптанные ботинки, на чистый, но далеко не новый костюм, слегка обветренное лицо.
— Много ходить приходится?
— Служба такая…
— А если на машине?
— Так ведь я с людьми работаю…
Доктор снял ему кардиограмму, провел терапевтический осмотр — результаты не обрадовали: застарелые рубцы на сердце, хронический обструктивный бронхит, артрозо-артрит коленных и голеностопных суставов.
— Сколько вам лет?
— Сорок восемь…
— Я бы посоветовал сменить работу. Ваш организм сильно изношен. Курите? Алкоголь употребляете?
— Давно забыл, что это такое! — Он вдруг улыбнулся и будто помолодел. — А вы, доктор, употребляете?
— Имею склонность, но стараюсь ее контролировать, — ответил Павлов неожиданно для себя, потому что собирался сказать совершенно другое.
— Правду говорите, — кивнул пациент. — Это хорошо. А теперь скажите правду о моем здоровье.
— Если вы не ляжете в ближайшее время в стационар на тщательное обследование и реабилитацию, то повторный инфаркт я вам гарантирую, — выдал Павлов, не моргнув глазом, и тут же выругался про себя: «Это же грубое нарушение врачебной этики! Что ты творишь?!»
— Спасибо, доктор. К сожалению, я не смогу воспользоваться вашим советом — мое служение… моя работа слишком важна. — Пациент снова улыбнулся, на этот раз грустно, и в ту же секунду Павлов осознал-ощутил, что это правда, а не поза или бахвальство. — Выпишите мне какие-нибудь лекарства, для поддержания, так сказать…
Конечно, Павлов выписал все, что могло бы пригодиться в странствиях этому необычному человеку, но тоскливое чувство беспомощности, невозможности что-либо изменить не отпускало. Видно было, что пациент тоже прекрасно понял состояние доктора, поднялся, сунул рецепты в карман пиджака, а вместо них вынул и положил на край стола флешку.
— Будет свободное время, обязательно почитайте. Там всего один файл…
Свободное время, как всегда, появилось только дома, вечером. После ужина Павлов расположился в любимом кресле с ноутбуком на коленях, воткнул в него флешку и открыл вордовский файл, озаглавленный немного претенциозно — «День, когда исчезла ложь»…
***
«…Наверно, я никогда так и не узнаю, что же со мной произошло. То есть — что произошло, как раз известно. А вот почему?..
Это началось прямо на работе. Полдень в нашем издательстве — священен. Ровно в двенадцать часов прекращают посвистывать сканеры, шуршать бумагой принтеры, замолкает приглушенный перестук компьютерных клавиатур. По комнатам проносится звук отодвигаемых стульев вперемешку с хрустом затекших суставов, коридоры наполняются топотом и цоканьем каблуков и шпилек, и этот поток плавно стекается к зеркальной панели входа в кафе.
— Приветик, Мурзилка! — Меня подхватили под локоть, ко мне прижалось молодое, горячее даже через ткань рубашки, тело Леночки Миловановой из отдела женской прозы. — Поболтаем?..
Мурзилкой меня прозвал друг и коллега Володька Макаров за мою любознательность и способность влипать в самые невероятные истории.
На самом деле меня зовут Андрей Петрович Первенцев, заместитель начальника отдела остросюжетной литературы. Лена Милованова полгода назад записала меня в свои ухажеры, и с тех пор не упускает случая публично демонстрировать это — прежде всего, в кафе. Девушка она фактурная, и до сегодняшнего дня мне даже льстило такое внимание, поднимая самооценку.
По сложившейся привычке я открыл рот, чтобы выдать дежурный комплимент, но вместо сладкоречивой фразы вдруг брезгливо поинтересовался:
— Что за кошмарные духи у тебя?!
Леночка замерла, будто ее столбняк прошиб, наращенные месяц назад ресницы беспомощно затрепетали, а большие как у куклы, бледно-голубые глаза наполнились слезами обиды.
Я готов был откусить собственный язык и попытался извиниться за грубость или хотя бы перевести все в неудачную шутку, но — увы!
— Лена, я не хочу с тобой общаться, потому что твои духи меня раздражают!
— Ты… ты… — Милованова отшатнулась и выставила ладони перед собой, будто защищаясь от меня. — Ты же говорил, что этот аромат тебя возбуждает! — жалобно всхлипнула она.
— Я солгал. Чтобы угодить тебе…
«Господи! Да что же это я несу?! Что со мной?!..» — билось в голове, но на душе почему-то было спокойно. К собственному ужасу я даже почувствовал что-то вроде удовольствия от того, что наконец сказал Лене правду. Правду?!.. Вот же блин! Действительно, именно это я сейчас и сделал. Но почему?!..
— Значит, ты меня совсем-совсем… ни капельки… не любишь? — несчастная Милованова все еще надеялась, что я ее разыгрываю, что это просто злая шутка толстокожего холостяка. На миг я словно соединился с ней в одно целое — очень странное и жутковатое чувство! — и с пронзительной ясностью осознал, что Лена действительно меня любит. Значит, она говорила мне правду! А вот в себе я ответного порыва не обнаружил. Неприятно и стыдно.
— Нет. И пожалуйста, не обижайся, а постарайся понять, — ответил я и поспешил уйти.
Кофе мне уже не хотелось, все затмило острое желание немедленно уволиться из осточертевшего издательства. Именно так — осточертевшего! И это тоже была правда, которую я не позволял себе последние несколько лет.
Стало до жути страшно, словно я — уже не я, а кто-то другой, будто мне в один миг заменили личность. Вместо уверенного в себе, барствующего, в меру циничного и в меру общительного издателя средней руки я вдруг превратился в некий гибрид — смесь святого мученика, сумасшедшего и дона Кихота — борца за правду против лжи. Голова готова была лопнуть от обилия бессильно мечущихся мыслей, справиться с этим хаосом не было никакой возможности, и я понял, что надо срочно посоветоваться с кем-нибудь, кто разбирается в подобных вещах.
***
Первым в моем списке, естественно, значился психолог. Издательство наше крупное, цену себе знает, поэтому о здоровой психологической атмосфере в большом коллективе вовремя озаботилось, заключив договор на обслуживание с Центром психологической разгрузки и коррекции поведения, который располагался буквально у нас «за стенкой» — в том же здании, но в другом крыле.
Договор есть договор. Приняли меня незамедлительно. Миловидная девушка в костюмчике медсестры проводила до кабинета с табличкой «Консультант». Им оказался плотный мужчина средних лет, страдающий одышкой и заиканием. Рыхлое лицо землистого цвета, рыбьи глаза и оттопыренные уши никак не способствовали созданию образа знатока тайн человеческой души.
— Что вас б-беспокоит, Андрей П-петрович? — сипло поинтересовался он, погружаясь в изучение моей электронной медицинской карты, открывшейся на экране его компьютера.
— Я говорю правду.
— Правду?.. Это хорошо. П-правду желательно г-говорить всегда… Но не везде. И не всю.
— Вы неважно выглядите, доктор.
Он перевел на меня недоуменный взгляд.
— Собственно, что в-вы…
— Моя прежняя профессия — кардиолог, — пояснил я, почему-то совершенно успокоившись. — Я могу сказать, что с большой долей вероятности у вас, коллега, повышенное артериальное давление, атеросклероз и ишемия миокарда в ранней стадии развития. Отягощающими факторами могу назвать избыточный вес, гиподинамию и курение.
— П-погодите! — опомнился, наконец, психолог. — Кто из нас у кого на п-приеме?!
— А есть разница? Вряд ли вы сталкивались с подобным моему случаем. Я не знаю, что послужило причиной, но с сегодняшнего дня я могу говорить людям только правду. И это — большая проблема. Серьезная и опасная.
— Т-так, — он уже справился с собой и принял прежнюю уверенную позу. — Спасибо за экспресс-диагностику, коллега, однако д-давайте-ка займемся вами. П-прежде всего, могу вас заверить, что ваш случай в моей п-практике не уникален. Стремление г-говорить только правду — один из видов психического расстройства…
— Я в курсе, — мягко прервал я его красноречие. — Но дело в том, что еще я одновременно чувствую ложь. Например, вы сейчас сказали неправду: в вашей практике мой случай — первый. И вы не знаете, что делать, но пытаетесь сохранить лицо, поэтому солгали.
Психолог открыл было рот, чтобы возразить, но неожиданно сказал:
— Да, вы правы, Андрей П-петрович. С подобным я не сталкивался. Что делать — не п-представляю. Я вообще липовый специалист. Д-диплом купил. Курсы трехмесячные, п-правда, закончил — частные, тоже формальные. Потом книжечки п-почитывал, да головы клиентам д-дурил умными словами…
Он замолчал, зажав себе рот ладонями и дико уставившись на меня. А мне стало легко и весело.
— Поздравляю, коллега! Кажется, вас тоже накрыло!
— Что за бред?! — рявкнул психолог гулким басом, его лицо медленно приобретало багровый оттенок. — Что за шутки?! Ваша работа?
— И да, и нет. — Я улыбнулся. — Мне приятно, что я не один такой… ненормальный. А вот ваше… превращение… э-э, метаморфоза, наталкивает на мысль, что сие состояние — не игра природы, а некое направленное действие. Химическое, биологическое, энергетическое — не знаю пока, но факт! Возможно, источником являюсь я, но может быть, и нет. Во всяком случае, искренне желаю вам использовать свое новое состояние во благо себе и пациентам. Вы можете стать уникальным специалистом!
Я направился к двери и услышал сдавленный всхлип:
— А может быть, это все-таки наваждение?.. Индуцированный п-психоз?..
— Если источником являюсь я, то после моего ухода вы скоро придете в норму, — пожал я плечами и вышел.
Мой организм, похоже, уже адаптировался к новому состоянию и возможностям. И то, и другое теперь меня полностью устраивало. На душе стало легко и солнечно, страх растворился в радости. Осознание, что больше не придется притворяться, поддакивать, выкручиваться, обманывать себя и других и при этом не позволять обманывать себя другим, давало незабываемое ощущение свободы. Полной и всеобъемлющей.
Умом я понимал, что у всего есть оборотная сторона, и от того насколько быстро я научусь правильно использовать свои новые качества, будет зависеть очень многое, возможно даже моя собственная жизнь. А перспективы мне рисовались сказочные, сразу вспомнились нашумевшие в прошлом сериалы типа «Менталист» или «Обмани меня», где главные герои обладали сверх чутьем на малейшую ложь и всегда выводили оппонентов на чистую воду. Это ж сколько пользы я смогу принести обществу, если буду применять свои способности для, скажем, выявления нечистых на руку чиновников?.. А в качестве следователя или консультанта крупной корпорации?..
Меня прямо распирало от желания поделиться с кем-нибудь потрясающей новостью, поэтому я набрал номер своего старого друга:
— Привет, Володька! Дома?
— Дома… Моя очередь с сыном сидеть.
— Тогда я подскочу? Поговорить надо.
— Давай…
***
Володя Макаров недавно стал отцом. В сорок лет. Долгожданный и, как обычно, неожиданный ребенок моментально перестроил всю жизнь Макаровых, и теперь родители вынуждены были делить рабочие и выходные дни, чтобы сынишка рос не обделённым теплом и лаской и обеспеченным всем необходимым.
Макаровы жили в Лобне, одном из небольших городков-спутников разрастающейся столицы. Собственно, столица уже пришла к ним и… обошла Лобню с трех сторон, оставив город на попечении области.
Володька встретил меня в старых линялых «трениках» и застиранной футболке и с сыном на плечах. Трехлетка улыбался до ушей, вцепившись в отцовские кудри и разглядывая с интересом нового дядю почти из-под потолка. Моя немаленькая ладонь по-детски утонула в огромной макаровской лапе.
— Проходи, Андрюха, прямо в комнату топай! — радостно гудел Володька, стаскивая отпрыска на пол. — Санька, знакомься: это — дядя Андрей! Мой лучший друг!
— Привет, Александр, — серьезно сказал я, протягивая мальчику руку. Малыш снова улыбнулся и смело подал мне свою крохотную ручонку.
— Какими судьбами к нам в Лобню? — Макаров сел на диван, усадил рядом сына и выбрал в телевизоре детский канал с мультиками.
— Посоветоваться хочу, точнее, сначала спросить: что бы ты сделал, если бы обнаружил у себя способность безошибочно распознавать ложь и самому говорить только правду?
Володька перестал улыбаться и посмотрел на меня с подозрением. Потом почесал лохматую макушку, потеребил кончик длинного носа, снова покосился в мою сторону, наконец, произнес:
— Ну, я так понимаю, это какой-то тест… Ну, я бы, наверное, пошел в полицию работать — там такие способности в самый раз, — и выжидательно уставился на меня.
— Правду говоришь… — кивнул я. — То есть действительно так думаешь.
— И ладненько! — Макаров опять повеселел. — Давай-ка я сейчас быстренько чайку организую. За встречу, так сказать? Присмотри за Сашкой.
Он потопал на кухню, а я пересел на диван рядом с малышом. Сашка внимательно следил, как на экране шкодливая девочка Маша в очередной раз бессовестно подставляет лесного друга Мишку разгребать последствия своего очередного безобразия. С минуту я наблюдал за ребенком, потом спросил:
— Сколько тебе лет, Саша?
— Три года, — старательно выговорил он, почти не картавя. — И еще половина.
— Ага… А тебе нравится этот мультик?
— Нет.
— Почему же ты его смотришь?
— Потому что папа его любит…
Я слегка ошалел. Понятно, что трехлетний ребенок еще не умеет лгать, но вот мотивация его поступка повергла в легкий шок. Интересно, осознает ли Володька, насколько сильно сын его любит?
Из кухни появился Макаров со столиком на колесах. На столике притулились две чашки, заварник и маленькая вазочка с печеньем. Хозяин быстро разлил чай, вручил печенюшку сыну и сел рядом.
— Ну, за встречу! — он поднял свою чашку. — Рад был тебя повидать, Мурзилка!..
— Нет, Володя, не рад, — покачал я головой. — Ты рад не встрече со мной, а тому, что я случайно скрасил твое однообразное существование.
Макаров замер с чашкой в руке, и я подумал, что сейчас он меня выгонит. Но в следующую секунду Володька как-то разом сник, поставил чашку на столик и кивнул:
— Ты прав, дружище. Так и есть! Да, у меня теперь не жизнь, а «день сурка», изо дня в день одно и то же. И у Марины так же… Но мы продолжаем делать вид, что у нас все прекрасно, что мы счастливы вместе, что нас все устраивает!..
— Вот теперь ты сказал правду.
— Погоди, — нахмурился он. — Я же не собирался тебе об этом рассказывать, тем более признаваться?!
— Не волнуйся. Это я тебя «заразил»… — Я успокаивающе похлопал Макарова по плечу. — Понимаешь, я сегодня каким-то непостижимым образом приобрел странную способность — безошибочно чувствовать ложь и говорить только правду. Сначала решил, что схожу с ума и отправился к психиатру, но с доктором произошло то же, что и с тобой — я его индуцировал, то есть передал ему свою способность. Вот как тебе сейчас…
— Ага, — Володька вцепился в свои вихры обеими руками. Он всегда соображал очень быстро. — Что-то вроде инфекции, только не болезнь… Сверхспособность, блин! И что мне с ней теперь делать? Я же теперь Маринке всю правду-матку выложу о наших отношениях, о том, как она меня из классного специалиста превратила няньку, о том, что ревную ее безумно к ее начальнику… Да она же меня из дома выгонит!
— Не выгонит. Она тебя любит. Я так думаю…
— Ты действительно так думаешь, но не знаешь наверняка. Я тоже, кстати, не знаю…
— Вот и проверишь сегодня вечером.
— Не хочу! Не хочу знать эту правду. Вернее, боюсь…
Макаров насупился и принялся цедить уже остывший чай. Я присоединился к нему, и несколько минут мы молча жевали печенье, запивая чаем.
— Собственно, я к тебе за советом приехал и с тем же вопросом: что теперь делать? — снова заговорил я.
— Что делать?.. Жить дальше. — Макаров старался на меня не смотреть. — Не стреляться же и не прыгать с крыши!
— Думаю, нужно научиться контролировать это состояние, а главное, следить за языком и не резать правду-матку каждому встречному.
— Само собой. Но неплохо бы все-таки разобраться в природе этого феномена. Как думаешь?
— А что тут думать? Вариантов много, а информации мало. Например, как тебе такая версия: полевые испытания нового психотропного препарата, меняющего базовые социальные установки человека.
— А зачем? Зачем кому-то нужно их менять? — Володька всегда любил подискутировать на глобальные, как он выражался, темы. — Ведь изменение базовых установок неизбежно вызовет социальный коллапс. Разве что использовать такой препарат в качестве оружия?
— Ну, тогда, считай, что на нас напали! — развел я руками. — Нет, похоже, тут что-то другое…
— Ну а версия о вмешательстве инопланетного фактора?
— Типа, надоело им смотреть, как мы друг друга и планету уничтожаем? Так ведь крушение социальных основ приведет к крушению государств и, как следствие, к всеобщей войне всех против всех!
— С чего бы? Если все разом станут честными, правдивыми провидцами — зачем война?
— В том-то и дело, что не все и не разом. При этом агрессивность-то никуда не исчезает.
— Ты проверял? — Володька подозрительно посмотрел на меня.
— Нет. Но это по логике: честность и воинственность не связаны между собой. От слова «совсем». — Я разлил по чашкам остатки остывшего чая.
— Пап, я писать хочу! — сообщил Сашка и сполз с дивана.
Макаров встрепенулся, вскочил, виновато глянул на меня. Я тоже встал.
— Ладно. Я пойду пока. Позже созвонимся. Держи меня в курсе!
— Хорошо. И ты тоже…
***
Разговор с Володькой надоумил меня встретиться еще с одним интересным и умным человеком. Заборские жили на другом конце нашей необъятной столицы — в Ясенево. С Машей мы вместе трудились на ниве книгоиздательства без малого пять лет, а вот с ее мужем Костей были знакомы не по работе, а по клубу любителей истории. Заборский в свои неполные сорок успел уже дважды стать доктором наук — исторических и философских! По выражению нашего главного редактора, Константин очень напоминал ходячую публичную библиотеку. Каким образом в его рано начавшей лысеть голове умещалось такое количество самой разной информации, оставалось загадкой для всех, кто его знал. Общение с Заборским неизменно вызывало лишь два чувства — восхищения и собственной неполноценности. В общем, если кто бы и мог помочь мне разобраться с неожиданным даром и дать дельный совет, так это Костя, он же Константин Эдуардович — тёзка основоположника отечественной космонавтики.
Поскольку день уже клонился к вечеру, я счел разумным предварительно позвонить — мало ли какие планы могут быть у семьи на вечер пятницы?
— Машунь, привет! — весело, в привычной для нас манере, сказал я в трубку. — Костя дома?
— А где ж ему быть, Андрюша?.. Ты-то куда сегодня исчез средь бела дня? — В голосе Маши мелькнула неподдельная тревога. — Случилось что?
От ее искренней заботы на душе стало тепло и уютно. А что она — искренняя, я мгновенно ощутил-понял-почувствовал прямо через телефон. Я тут же постарался загнать свою новую способность поглубже, как-то приструнить, чтобы не ляпнуть обидной ерунды, вздохнул и ответил:
— Случилось. Кое-что. Поэтому и хочу с Костей посоветоваться. Ты не против? Планов ваших не нарушу?
— Что ты, Мурзилка! Приезжай, конечно! Я как раз собираюсь греческий салат на ужин готовить. Ты ведь любишь его?..
— О, Машунь, особенно в твоем исполнении! Уже в полете!..
Маша и вправду чудесная хозяйка. Что бы она ни приготовила — любое, даже самое простое блюдо вроде гречневой каши — вкус будет неизменно божественным, так что сразу захочется попросить добавки.
Про «полет» это я, конечно, переборщил: езда по МКАД в будний вечер даже летом — удовольствие сомнительное. Но все-таки через пару часов я припарковался в тихом дворе дома на Голубинской и набрал код домофона Заборских. Встретил меня младший член семьи — добродушный и крайне общительный мопс Врунгель. Процедура приветствия оставалась неизменной вот уже три года. Пес ткнулся мокрым носом в мою ладонь, подставил складчатый загривок, а потом плюхнулся на спину и зажмурился. Почесывая увальню упитанный животик, я вдруг подумал: «А ведь животные, наверное, тоже способны, ну, если не на ложь, то уж на хитрость точно!.. Вот, к примеру, Врунгель. Ну, что с того — почешу я ему живот или нет? Я ведь даже не друг семьи, захожу в гости раз-два в год. И тем не менее пес не упустит случая получить и от меня толику удовольствия, продемонстрировав свое ко мне расположение!..»
— Привет заслуженному работнику кнопкотычного производства! — заполнил прихожую рокочущий бас Константина Эдуардовича. Заборский воздвигся в арке коридора, заполнив ее всю. Огромная волосатая лапа, которую язык не поворачивался назвать рукой, потянулась ко мне и пригвоздила левое плечо — будто чугунную балку положила. Врунгель при первых звуках хозяйского голоса необычайно резво вскочил и опрометью кинулся вон, но, увы, крепко застрял между стеной и Костиной ногой. На его отчаянный скулеж из кухни немедленно явилась Маша.
— И не стыдно доктору наук обижать маленьких?
— Это он сам, Маруся, — поспешно сказал Костя и выпустил пса. — А, впрочем, извини, больше не буду. Проходи, Андрей, прямо ко мне в кабинет…
— Здравствуй, Маша, — улыбнулся я. — Мы немного побеседуем, а потом можно и поесть. Хорошо?..
— Ну, ладно… — Она недоуменно приподняла левую бровь. — Какой-то ты сегодня… загадочный, Андрюша?.. На себя не похож!
— Я действительно не похож на себя. С сегодняшнего дня, — вздохнул я. — Я тебе за ужином все объясню, обещаю.
Мы с хозяином прошли в его рабочий кабинет-библиотеку, оформленный в стиле девятнадцатого века — массивные книжные шкафы, стол и бюро красного дерева с накладной резьбой, кресла с подлокотниками в виде львиных лап, обитые тисненой кожей, на полу узорчатый паркет, а под потолком пятирожковая люстра на цепях. Мы расположились в креслах у низкого резного столика, Заборский тут же принялся набивать любимую вересковую трубку, а я прикрыл глаза, составляя в уме первую фразу для разговора. Однако, Костя прервал мои мысленные упражнения:
— Не напрягайся ты так. Рассказывай, как есть!
— Хм!.. Ну, хорошо. Перед вами, профессор, феномен, можно сказать, живой экстрасенс! И это не фигура речи, а факт.
— И в чем же фишка?
— Я мгновенно распознаю любую ложь и говорю только правду.
— Интересно!.. — Костя даже трубку набивать перестал, а я прямо кожей почувствовал, что он действительно удивлен и заинтересован. — Как же тебя угораздило?
— Понятия не имею. Потому и пришел к тебе. За советом, наверное…
— Почему ко мне?
— А никого другого с подобным твоему интеллектом я просто не знаю.
Костя снова вернулся к приготовлению курева, и с минуту в кабинете было слышно только тихое шуршание табачных крошек по расстеленной на столике бумаге. Я терпеливо ждал — знал, что Заборский уже в процессе анализа полученной информации.
— А как ты вообще понял, что с тобой произошло? — спросил, наконец, Костя, раскуривая трубку.
Я коротко поведал ему о приключениях этого длинного дня.
— К тому же, я, по-видимому, дополнительно индуцирую эту же способность у людей, с которыми вхожу в близкий контакт. Только не знаю: временно или насовсем.
— А вот это еще любопытней! И кого же ты… индуцировал?
— Доктора из психологической консультации, Володьку Макарова, моего давнего приятеля — этих точно… — припомнил я. — Про других не скажу, но было несколько мимолетных контактов.
— Расскажи-ка поподробнее! — Костя принял расслабленную позу, откинувшись на спинку кресла. Я погрузился в воспоминания и с удивлением обнаружил, что помню всё до мельчайших деталей — цвет, освещение, звуки, даже запахи!.. «Ух ты! А это уже похоже на сериал «Вспомнить все»?.. — пронеслась дурацкая мысль. — Дубина, нашел с чем сравнивать! — тут же осадил сам себя. — А ну, сосредоточься!»
— В общем, выглядит процесс именно как индукция, — подытожил я.
— Тогда почему ты меня не индуцировал?
Я замер. А ведь действительно! Ничего подобного предыдущим случаям с Костей не произошло.
— Ну, тут одно из двух, — неуверенно проговорил я, — либо поддаются индукции не все собеседники, либо… ты предельно честный человек!
— Ага! — Костя снова сел прямо и ткнул в меня чубуком трубки. — И вот этот важный момент стоит проверить. Желательно немедленно!
— На ком?.. Маша отпадает. Она тоже не восприимчива к индукции, я успел убедиться.
— Отлично! Тогда на моем старом приятеле. У меня сосед — преподаватель истории Средних веков в РГГУ, большая умница, эрудит!..
Не успел я возразить, как Костя схватился за телефон.
— Привет, Михалыч! Занят?.. Вот и ладушки. Заходи, повечеряем. Маруся нечто невообразимое на ужин соорудила!..
Михалыч оказался импозантным мужчиной — высокий рост, породистое лицо, смоляная шевелюра с благородной проседью на висках и проницательный взгляд темных глаз, в которых светился незаурядный ум. Немного портило впечатление наметившееся брюшко, однако рукопожатие у историка вышло неожиданно крепким и энергичным.