День – время спокойствия и тишины.

Днём мне почти не страшно, но не знаю, смогу ли пережить ещё одну ночь, ведь я держусь уже почти неделю. Тот страх, который мне приходится испытывать по ночам - не описать. Это не то чувство, которое можно испытать при пробуждении от ночных кошмаров – нет. Мне страшно по-настоящему, как если бы я стояла лицом к обрыву и почувствовала чей-то толчок в спину. Понимаете, когда падаешь и не за что схватиться, когда разум уже настроился на небытие. Липкий холодный пот и спазмы при дыхании случаются каждый раз, когда он приходит ко мне среди ночи. Думать так не совсем правильно, но я пишу лишь о том, что принято считать действительностью. На самом же деле он всегда рядом со мной, даже сейчас.
Это не прекратится, пока один из нас не перестанет существовать. Я знаю точно, потому что такое со мной уже было раньше. И ещё, потому что он сам так говорит. Всё это время я пыталась забыть, что тогда произошло, и сейчас не хочу вспоминать. Но он вернулся именно сейчас, когда я перестала о нём думать.
Денис – мой парень. Наши с ним отношения не лежат в основе истории, которую я описываю, но некоторые моменты мне сразу нужно уточнить. С Денисом мы познакомились почти два месяца назад, в середине августа. Случайно. Общих знакомых у нас не было и нет, если только по именам знаем, кто из нас с кем общается. Пишу, потому что это может быть важно, если вдруг покажется, что Денис как-то связан с той историей, которая произошла год назад. Отношения у нас с ним сложились почти сразу после знакомства, а через месяц Дэн ко мне переехал. Вот, собственно, и всё отступление.
Теперь же мне придётся вспомнить, с чего всё началось, какими бы отвратительными не были эти воспоминания. Так, я надеюсь, я смогу решиться снова его прогнать, как уже делала однажды.
А началось всё в октябре прошлого года. Третье число – в этот день мы выехали на машине по трассе М4 на юг, чтобы посетить Карачаево-Черкесскую республику. Именно этот момент можно считать началом, когда Витя уговорил меня на коллективный поход по предгорьям Эльбруса. У нас с ним были отношения, и он посчитал, что раз так, то я обязана следовать вместе с ним. Но я и не была сильно против, хотя не любительница палаток. Это Витины друзья любят походы… любили. Ещё с нами Коля был – друг его, и Юля – девушка Коли. Я их не очень хорошо знала, но это и не имеет значения, всё же я ехала со своим парнем, и я ему доверяла. Ребята распланировали, что проведут в палатках две ночи, а к обеду на третий день выедут обратно. Это без учёта дороги. Конечно, в это время года уже прохладно, но не настолько, чтобы замёрзнуть, имея при себе спальники, горелки и всё прочее. Витя пояснил, что мы как раз на закрытие туристического сезона попадаем, так что это даже «экстримом» не назовёшь.
Ехали все вчетвером на одной машине. Я ещё по пути несколько раз пожалела, что согласилась в этом участвовать. Не то, чтобы я плохо переношу дорогу, хотя почти всю ночь в машине – не самое приятное удовольствие, а ещё такое чувство было, что ничего хорошего нас там не ждёт. Я на заднем сиденье ехала, поэтому в дороге много спала, не смотря на постоянно включенную музыку. Помню, как мы Армавир проезжали ночью, а потом я снова уснула. В следующий раз проснулась, когда уже начало рассветать. Мне показалась, что мы находимся абсолютно в другом мире.
Неровные ландшафты кругом, горы впереди и по сторонам. Мы ехали ещё по более-менее ровной местности, но дорога сильно петляла. По сторонам от дороги то и дело виднелись посёлки, заставленные старыми разрушенными домами, в которых жили люди. Из труб, торчащих из построек, которые можно было принять за сараи, в чистый рассветный воздух поднимался дым. На лугах паслись стада овец и коров, на удалении от дороги растянулся табун несущихся вперёд лошадей. Особенностью же всех встречающихся поселений являлись белокаменные мечети. Я видела их в большом количестве, и эти сооружения сильно выбивались из представленных пейзажей. Огромные на фоне жилых домов, крепкие и красивые, как будто их все совсем недавно построили. Это была Карачаево-Черкесская республика.
Машин на дороге почти не встречалось. Это можно было объяснить тем, что утро всё ещё было сильно ранним. И ещё тем, что мы заехали в такое захолустье, куда заезжать - в голову никому не приходит, кроме нас. Я окончательно проснулась, ведь к тому времени мы уже ехали по грунтовой дороге. Кочки, ямы, рытвины и ещё грязь – машина подпрыгивала как на родео. Будь у Коли обычный автомобиль, а не тот внедорожный монстр, в котором мы находились, нам бы уже давно пришлось прекратить свой путь.
Остановились мы перед шлагбаумом на повстречавшемся на дороге контрольно-пропускном пункте. Из будки вышел военный, из числа местных, и подошёл к нам. С характерным акцентом он сказал в окно, что в горы туристов уже не пускают. Витя ответил, что мы не собираемся забираться слишком высоко, а разобьём лагерь внизу. Военный переписал себе данные наших документов и уточнил, как долго мы будем отдыхать. Шестое число, суббота – в этот день мы поедем обратно. Нас пропустили.
«Заповедная зона, - ответил Витя на наше с Юлей непонимание. – Въезд только для малых групп туристов».
Дальше мы несколько раз притормаживали, чтобы понять, куда уходит дорога, ставшая уже не дорогой, а направлением, поросшим травой и кустарниками. Коля ещё шутил, что дорога там, где между деревьями можно проехать, указывая на проходимость своей машины. Мне показалось, что ребята и сами не знают куда нужно ехать, но Витя уверенно ответил, что нужно пробираться на юго-запад, мимо Эльбруса не проедем. Эту гору, служившую нам ориентиром, и впрямь невозможно было потерять из виду.
В итоге мы выехали к какому-то аулу на два десятка домов. Не знаю, на чём тут ездят местные жители, но дороги, как таковой, уже давно не наблюдалось, даже никакой наезженной полосы.
«Заповедная зона без людей, - напомнила Юля слова, которые произносил по пути её парень».
Тут тоже стояла мечеть, величественный вид которой контрастировал со всем остальным, что нам приходилось видеть. Она немного отличалась от всех прочих, которые стояли за пределами заповедной зоны: не совсем белая, с лёгким налётом кремового оттенка, вся её архитектура выполнена в немного упрощённой форме, но, тем не менее, это здание нельзя было принять ни за что другое, кроме как за религиозное сооружение.
Мы видели живущих здесь людей. По большей части они были заняты делами во дворах своих домов. Один дед махнул нам рукой. Коля остановил машину, и местный житель зашагал в нашу сторону. Коля опустил окно и дед заговорил с сильным деревенским акцентом, так что пришлось напрячься, чтобы разобрать его слова. Общий смысл всего им сказанного заключался в том, что там дальше ничего нет и нам нужно ехать обратно. «Сами разберёмся, - ответил ему Витя».
Полоумный старик обругал нас, причитая на беспокойство, которое мы доставляем, но никому уже не было до него дела. Нам удалось отъехать от этого места ещё на пару километров и там стало ясно, что всё, добрались. Речи о том, зачем нужно было тратить столько времени на дорогу, уже не шло, ведь для всех главным было приключение и «воссоединение с природой» (эту фразу я слышала от Вити много раз), а не отдых, каким он должен быть в понимании большинства людей. Как проводят время в подобной ситуации, думаю, рассказывать в подробностях не стоит. Когда палатки были поставлены и съедены первые консервы, парни, по очереди сидевшие за рулём, легли отдыхать, ну а мы с Юлькой немного погуляли по заросшим кустами склонам, маясь от скуки. Так день и закончился. Жуткий случай, ради которого я и стала всё вспоминать, произошёл ночью.
Спала я как убитая, пока Витя не навалился на меня своей тушей. Мы с ним находились в одной палатке, а Коля с Юлькой в другой, метрах в десяти от нас. Такое расположение палаток выбрано из расчёта, чтобы парами не мешать друг другу, если кому-то будет не до сна. Но мне то, как раз, ни до чего другого дела не было. Я пробурчала на Витю, чтобы он от меня отстал, а в ответ услышала нечто нечленораздельное. Я хотела наорать на него, но моя грудь оказалась сдавленной и мне не то, что кричать – даже дышать сложно стало, словно он опёрся на меня руками и перенёс на них весь свой вес. Я попыталась высвободиться из-под него и уже окончательно проснулась, но тут поняла, что Витя сам находится в каком-то неадекватном состоянии. Он продолжал говорить мне что-то неразборчивое, как будто говорил на другом языке, и лицо его стало совсем другим, каким я не видела его прежде. И чем больше я сопротивлялась – тем громче становился его голос, заглушая не только звуки, которые можно было услышать снаружи палатки, но и мои мысли. И тем сильнее изменялись черты его лица, в которых всё меньше оставалось чего-то человеческого. Я не верила собственным глазам: его кожа растягивалась и обвисала, лоб надувался так, как могут надуваться только щёки. Нижние веки сползали, обнажая кости глазниц, а отблески в зрачках были настолько яркими, что создавалось впечатление, будто источником света являлись его глаза.
Это была настолько жутко, что мне даже хотелось, чтобы он побыстрее меня придушил, лишь бы оно прекратилось. И тут он проорал совершенно разборчиво, не отводя от меня взгляда, и не ослабляя давления: «Ты меня не понимаешь? Я буду говорить на твоём языке!». Пока его лицо продолжало «бурлить» (не знаю, как описать все те метаморфозы), он говорил то, что не выдумать ни в пьяном бреду, ни под действием фармацевтических препаратов, про любовь, вечность, потусторонние миры и о совсем абстрактных вещах. При этом все эти слова сопровождались насильственными действиями, которые он совершал надо мной.
Похоже, что я всё же потеряла сознание из-за того, что мне не хватало воздуха, потому что не помню, как всё закончилось. Очнулась только ближе к обеду, когда солнце было уже высоко над горами. Меня разбудил весёлый смех Юли и Колин окрик «Эй, сколько можно спать?». Витя лежал рядом на животе, едва сопел. Я предпочла не трогать его и побыстрее выбраться из палатки, оставив его.
- О, а чего одна? Что там этот, не спит хоть? - жизнерадостно поприветствовал меня Коля.
- Пусть спит, - ответила я и села на голую землю, не зная, куда глаза девать.
- Пойду разбужу, - прогоготал Коля и полез в палатку, где лежал Витя. Через мгновение он заржал оттуда, словно обнаружил там что-то весёлое. Коля вышел обратно и объявил: - Сейчас на его рожу посмотрите и офигеете.
Витя выполз почти тут же, со словами: «Да что случилось? Что ты ржёшь, как ненормальный?». Теперь к Колиному смеху присоединился ещё и Юлин, ей тоже стало весело.
- Ты чё такой помятый? – смеялась она.
Я подняла глаза на Витю, и тут мне стало так жутко, что я готова была закричать. Мне удалось сдержаться лишь благодаря настроению друзей, которые всё веселились. Витя постарел лет на двадцать, под глазами у него образовались огромные мешки, лоб весь сморщенный, как у шарпея, да и вообще лицо стало дряхлым. Он принялся растирать себя руками со словами: «Да это пройдёт. Как всё болит то!»
Я не постеснялась напомнить ему о том, что он творил ночью, на что Витя сделал изумлённый вид.
- Да я спал всю ночь, даже поссать не просыпался, - ответил он.
- Да ты орал на меня. Ребята даже подтвердят.
Мне казалось, что его крики должны были разбудить ребят в соседней палатке, даже если они спали, но Коля с Юлей переглянулись и невозмутимо сообщили: «Нет, не слышали. Что там у вас происходило?»
- И то, что ты меня придушить пытался – мне это тоже почудилось! – продолжила напирать я.
- С чего бы это? Меня сейчас хоть самого придуши. Мань, ты что, скинуть меня не могла?
Он говорил это так наивно, словно и не было ничего. Он совершенно ничего не помнил. В течение дня я ещё раз пыталась поговорить с ним о том, что он делал со мной ночью, но он всё отрицал. Его «я бы не стал» и «я бы запомнил» звучали так убедительно, что я сама стала верить в то, что мне это приснилось. Но тогда почему он был таким не выспавшимся, и почему его лицо стало таким обвисшим? И ещё он не уставал жаловаться на внезапно появившуюся после проведённой ночи боль в спине и суставах.
После обеда «воссоединение с природой» уже наскучило даже Коле – одному из идейных вдохновителей состоявшейся поездки. «Всё-таки интересно, что за поселенцы тут находятся? – задавался он. – Власти не разрешают заселяться в природоохранной зоне». «Пойди спроси у них», - парировала Юлька. Витька пошутил насчёт спящей ячейки боевиков террористов. Слово за слово – и словесная перепалка вышла за пределы шуточек. Коля всерьёз собрался пойти к местным и разузнать у них, как им удалось получить разрешение на проживание в этом месте, или что они там вообще делают, а Юля согласилась составить ему компанию.
- Ну идите, а кто-то должен остаться на охране лагеря и машины, - ответил на это Витя, хотя по его виду было понятно, что он собирается лечь спать.
Ну а мне предстоял выбор: остаться с парнем, который имел меня, пока я находилась без сознания, а теперь всё отрицает, или пойти с ребятами. До аула ведь не далеко, да и заблудиться не получится – нужно просто на другую сторону сопки перейти. Так что мы отправились втроём. Если говорить серьёзно, то мы были склонны полагать, что раз здесь находится посёлок скотоводов, то получится выпросить (или выменять) у них сыр с молоком, ну или ещё какие натуральные продукты. На самом же деле до аула мы так и не дошли. Дошли до того места, откуда видны дома, и остановились.
С той стороны доносились какие-то крики. Коля, почему-то решил, что это хоровое пение, я же согласилась с Юлей, что это больше похоже на истошный звериный вой. Пока мы стояли так, прислушиваясь, чтобы прийти к единому мнению, кто может так кричать, этот звук становился всё громче, и всё больше у нас с Юлей сдавали нервы. Если бы не Коля, который хотел во всём разобраться, мы бы уже назад возвращались.
- Да нет же, это пение, - настаивал он.
Я и сейчас помню эти звуки, ни на что не похожие определённым образом. Не понимаю, как можно принять за человеческое пение такой мерзкий крик, услышав который хочется бежать в противоположную сторону. Но тело словно параличом сковывает. Вроде и хочется куда-то деться, но не знаешь куда. Кажется, что существо, которое так кричит, может настигнуть в любом месте, как только заметит. А оно обязательно заметит того, кто двигается, или громко дышит.
На мнение девочек Коля не полагался и стал продвигаться в сторону аула. Юля пыталась его схватить, но её парень лишь отмахнулся. Мы пошли за ним. Немного приблизившись к домам, мы смогли разобрать, что люди собрались на улице. Они не просто вышли погулять или попасти своих овец, они именно собрались, как на мероприятие. Юле даже казалось, что они там хоровод водят. И ещё они пели. То, что мы слышали – действительно являлось хоровым пением, но поверить в это можно, лишь увидев поющих так людей. Мы наблюдали молча и больше не приближались, свои мысли на этот счёт каждый решил оставить при себе.
Происходящее было похоже на празднование, но в то же время особого веселья не ощущалось. Я придерживалась мысли, что там проходит свадьба, ну или похороны. Ведь в некоторых культурах похороны тоже отмечаются с пением и танцами. Потом я заметила, что мужики за верёвку тащат корову в сторону собравшейся и танцующей толпы. Нет ничего странного в том, что люди закалывают скотину, чтобы приготовить ужин на всю деревню, но мне никогда не приходилось за этим наблюдать. И тогда мне не был виден сам процесс, но понять, что ту корову убили, можно было по поднявшимся крикам восторга.
Коля тут же повернулся к нам и полушёпотом велел:
- Всё, идём. Идём отсюда. Нечего к ним подходить.
На наши с Юлей вопросы, что может значить это веселье, Коля проговорил про обычаи, которым не стоит искать объяснения. Но по нему было видно, что что-то его обеспокоило, о чём предпочёл не высказываться.
Нам предстояло провести ещё одну ночь на лонах природы, после чего собраться и поехать обратно. Колька с Юлькой отправились в палатку вскоре поле наступления темноты, и судя по всему, уже спали, ну а мы с Витей сидели снаружи. Честно – мне было страшно оставаться с ним наедине, и страшно было засыпать. Я всё думала: «Что, если я усну, а он снова начнёт приставать. И ладно если просто залезет на меня, а если опять начнёт душить». Витя сам заговорил о том, что произошло прошедшей ночью. Он начал спрашивать меня, как это случилось. Я рассказала в самых общих чертах, не упоминая те обстоятельства, которые могли бы показаться надуманными. Он мне поверил, извинился. Конечно, так он хороший парень. И мне не верилось, что у него могут случаться приступы, когда он сам не понимает, что творит.
- Хочешь – иди ложись, - предложил он. – Я не буду засыпать. Я уже выспался.
Мне не хотелось. Мы просто сидели и принялись разглядывать звёзды, пока не начал всходить месяц.
- А давай пройдёмся, - предложил Витя.
- Куда?
- Да просто, погуляем под луной. Пройдёмся по склону недалеко. Оттуда должно быть лучше видно звёзды над горизонтом.
Странное желание, но ноги и впрямь уже затекли, а сидеть на одном месте наскучило. К тому же, если бы он ушёл, оставив меня одну, мне стало бы не по себе, поэтому я согласилась прогуляться. Мы прошли по склону вверх. Кое-где даже пришлось вскарабкаться, цепляясь руками за растительность, но в итоге мы вышли на небольшой хребет, откуда действительно пред нами представало ночное небо во всей своей красе. Довольные собой, что покорили эту небольшую вершину, мы стояли в свете неполной луны, любуясь по сторонам. Витя что-то сказал. Я думала, что мне послышалось. Я посмотрела на него, чтобы он повторил. Он произнёс что-то снова. Снова неразборчиво. Он как будто опять заговорил со мной на незнакомом языке. Да, и его лицо опять начало меняться так, как я уже это описывало. Я бы постаралась как можно быстрее вернуться к палаткам, где спали Коля с Юлей, но на улице было слишком темно, чтобы нестись со всех ног по склону. Это неминуемо привело бы меня к падению и травме. А дальше что – не трудно догадаться. Его лицо надувалось, и кожа трепыхалась, как намотанное тряпьё. И он уже касался моей груди, отчего мне стало сложно дышать. Его голос стал другим. От звуков, которые он издавал, у меня по всему телу пробегали мурашки, не говоря уже о том, что мне приходилось видеть.
- Ну почему я должен притворяться им, чтобы ты пошла со мной? – произнёс он.
Я могла бы его окликнуть. Может быть, это привело бы его в чувство, но я не была уверена, что передо мной стоял Витя. А сейчас я даже уверена в том, что это был не он. Его веки сползали вниз, глаза светились. Именно светились, а не отражали свет. Он сам становился всё больше, его форма менялась. Поза, в которой он стоял, не свойственна человеку. Как-будто он получил вывих всех конечностей и сейчас корчился от боли.
- Не хочешь? – изрыгнул он. – Тогда я ещё побуду тем, к кому ты привыкла.
Ещё несколько минут ужаса – и всё закончилось. Передо мной снова стоял Витя и усиленно тёр своё лицо. Он постанывал, как будто испытывал сильную боль, а так оно и должно было быть. Он, мой парень, только что принимавший демонический образ, теперь выглядел таким больным и жалким. И мне теперь стало проще дышать, но я всё ещё находилась в состоянии аффекта. Всё что я сделала – это оттолкнула обеими руками со всей силы того, кто стоял передо мной. Но разве я могла рассчитать, что он не устоит на ногах и соскользнёт по склону?
Он покатился, но не по той стороне, по которой мы поднялись, а по той, которая оказалась значительно круче, почти что отвесной. Я… я вернулась к палаткам, залезла в свою. Мне казалось, что Витя сможет очнуться и обойти хребет. Вот он придёт и ляжет рядом, как будто ничего и не случилось. Ну или я усну и на утро окажется, что всё это мне приснилось. Так я хотела.
На утро меня разбудил Коля.
- Ребята, пора вставать, - сказал он.
Я была одна. Высунула голову наружу и первым делом спросила:
- А где Витя?
Вити нигде не оказалось. Все ждали, что он вот-вот придёт. В том числе и я, я тоже в это верила, ведь я же не Витю столкнула с обрыва, а того, кто им притворялся. Конечно, подробности той ночи никому знать не следует, мне было проще сказать, что я всю ночь крепко спала, чем рассказывать о том, что видела и слышала.
Витю нашли, на следующий день. Нам пришлось заявить о его пропаже, потому что сам он так и не пришёл, и его обнаружили спасатели. Никаких повреждений на его теле не было кроме тех, которые он мог получить при падении с обрыва, но и они оказались достаточно обезображивающими, чтобы похороны состоялись в закрытом гробу.
Это всё, что мне нужно было вспомнить. Добавлять что-то ещё не стану, поскольку мне и так нелегко далось записать то, что вы только что прочитали. Теперь же мне нужно вернуться к тому кошмару, который происходит со мной сейчас.
Мы с Денисом хоть и живём в одной квартире – занимаем разные комнаты. Я не могу спать с кем-то в одной кровати. На прошлой неделе произошло то, чего я так боюсь. Он пришёл ко мне среди ночи и стал разговаривать со мной… на незнакомом языке. Его голос стал таким же, которым тогда говорил Витя, когда у него случились подобные приступы. Голос настолько мерзкий, что от одного лишь этого хочется убежать куда подальше, но всё тело при этом сковывает.
Днём я разговаривала с Денисом о том, что с ним было ночью, но он не поверил. Счёл, что я заболела, и даже поинтересовался, что я употребляла накануне. О его последующих приступах я ему не говорила, он всё равно не верит. Заверяет, что спит всю ночь и не высыпается, а на лице у него появляются мешки под глазами, щёки отвисли, а лоб весь сморщился. Жалуется на боль в суставах и спине, но продолжает думать, что это от того, что у него кровать какой-то неправильной формы. Сегодня ночью я снова увижу, как он лишается человеческой внешности, чтобы овладеть мной в своём дьявольском обличье, а потом становится тем, кого я привыкла видеть перед собой. Но я уже не могу это терпеть. Сегодня я напомню ему, что надо бы вместе посмотреть на звёздное небо. Скажу, что с балкона открывается чудесный вид на ночное небо. И после этого больше никогда не подпущу его к себе, лишу его такой возможности.
#мистическиеистории