В комнате тускло горела лампа.

Видавшие виды занавески задёрнуты. Атмосфера в доме была такой же безысходной, как и погода за окном –дождь, непрекращающийся третий день, затянутое тучами небо и ветер, тоскливо воющий в трубе.
У Артёмки температура не падала вторые сутки. В свои девять лет он держался очень по-взрослому, и как мог, успокаивал свою маму, не отходившую от него ни на шаг. Забываясь сном, бредил и всё звал кого-то, а кого – не разобрать.
До ближайшего фельдшерского пункта, находящегося в райцентре – 40 км. Но в такую погоду по грунтовой дороге, размытой дождём, добраться нереально. Спасти могло только чудо…
Память настойчиво возвращала Антонину к недавним событиям. Соседка Степанида, попросту баба Стеша, была верующей. Маленькая, худенькая и невероятно деятельная старушка постоянно бегала в сельскую церквушку. Местный священник был добрейшей души человеком и едва ли не членом семьи каждого прихожанина. Он знал все их семейные проблемы, беседовал и мирил повздоривших супругов, наставлял детей и благословлял стариков. Его любили даже неверующие односельчане. Но только не Антонина.
После смерти мужа она не просто перестала верить – с глубокой неприязнью стала относиться ко всему, связанному с религией. Более того, ненависть, разрастающаяся в душе, находила выход в поступках, совершенно ей не свойственных. Объектом для козней стала соседка. Стоило той развесить выстиранное бельё – Тоня тут же поджигала заранее сложенные в огороде ветки. Посаженные возле дома цветы, ночью были вырваны, вскопанные грядки к утру затоптаны. А сколько неправды рассказано односельчанам про неё – даже сама Антонина уже не помнит. Лить грязь на старушку, обвиняя её в колдовстве и наведении порчи на соседей, вошло в привычку, и если поначалу люди не верили этим сплетням, то со временем стали настороженно относиться к бабе Стеше, стороной обходить её дом, а вскоре и вовсе перестали с ней общаться.
Но больше всего Антонину смущало и злило то, что старушка знала о всех её кознях, но продолжала относиться к ним с Артёмкой с теплом и добротой. То пирожками мальчика накормит, то конфетами угостит. В такие моменты что-то вспыхивало в душе Тони, словно оживала совесть, но женщина, однажды впустившая тьму в своё сердце, уже не могла остановиться.
– Тонечка, пойдём в церковь. Сегодня же Благовещенье! – сочувствующий и одновременно приветливый взгляд бабы Стеши был устремлён на упрямо пропалывающую ещё не взошедшие грядки женщину. А та, словно назло всем, всё яростнее махала тяпкой, пытаясь выместить на ней всю боль и отчаяние, поселившиеся в душе два года назад.
– Чего там делать, в вашей церкви? – злость непрошенными слезами закипала в глазах – где был ваш Бог, когда умирал мой муж? Где??? Ненавижу вас всех, вместе с вашим Богом!
Соседка поспешила уйти. Не потому, что испугалась злых слов. Нет. Прошедшая войну, похоронившая мужа и двоих сыновей, она не боялась уже ничего. Более того, Степанида прекрасно понимала, что чувствует вдова. Единственное, чего опасалась старушка, что Тоня своими словами и недобрыми поступками навлечёт на свой дом беду.
А через два дня заболел Артёмка. И самое странное – не было никаких симптомов. Просто высокая температура и всё. Сбить получалось на пару часов, причём с каждым разом столбик термометра поднимался всё выше.
– Не плачь, мамочка, всё будет хорошо…
Слабый голос сына отвлёк женщину от тягостных воспоминаний. Ничего уже хорошо не будет – это она вдруг осознала с пугающей ясностью. Словно со стороны увидев всё, что натворила, Антонина пришла в ужас от своей жизни, и если срочно всё не изменить, то потеряет и сына. И врачи тут не помогут.
Женщина, резко встала со стула. Голова закружилась от недосыпаний и голода. Все дни, что болел сын, она не могла есть. Ухватившись за спинку кровати, дождалась, пока прояснится в глазах и направилась к дверям. Тёма вновь забылся сном, столбик термометра дополз до 42-х.
Не замечая, что под дождём моментально промокла вся одежда, а ветер яростно срывал платок с головы, она направилась в церковь, зная, что сегодня, в канун Пасхи, там собрались на службу почти все односельчане.
Когда распахнулась дверь и на пороге показалась насквозь промокшая Антонина, все обернулись и затихли. В этой тишине было слышно лишь потрескивание горящих свеч.
Справившись с неуверенностью, сковавшей её в первые минуты, женщина решительно прошла к священнику.
– Батюшка, я хочу исповедаться – её слова гулко раздавались в стенах церкви, приводя в недоумение присутствующих.
– Я виновата. Очень виновата. И перед Богом, и перед людьми. Особенно перед бабой Стешей.
Обернувшись к односельчанам, Тоня подробно рассказала о той лжи, которую говорила им всё это время. Голос дрожал, по лицу текли слёзы, смешиваясь с каплями дождя, женщина не смела поднять глаз на старушку, только сейчас до конца осознав, сколько боли причинила ни в чём неповинному человеку. А когда всё же взглянула на неё, то оказалось, что та плачет вместе с ней. Антонина даже не догадывалась, сколько молитв было вознесено за неё, и что баба Стеша давно всё ей простила…
Домой женщины возвращались вдвоём. Когда они вошли в комнату, Тёма спал. Привычно ставя градусник, женщина вдруг обнаружила, что сын весь мокрый, а температуры нет. Не поверив, она взглянула на столбик термометра – 36,6. Заглушая рыдания, мать сгребла в охапку спящего ребёнка, словно обретя его вновь. Баба Стеша обнимала её сзади за плечи, беззвучно шепча молитву…