Предыдущая публикация
САМАЯ ПОДРОБНАЯ ИСТОРИЯ АЛЧЕВСКА КАК ОНА ЕСТЬ
РАЗДЕЛ III
1901 – 1913 гг.
СТАНОВЛЕНИЕ
ГЛАВА 1
КРАХ АЛЧЕВСКОГО *
В 1899 году, предвидя приближение кризиса А.К. Алчевский в докладной записке на имя министра финансов С. Ю. Витте просил о созыве совещания для отмены мер по смягчению промышленного и финансового кризиса, предлагая не ограничивать производство металла, а расширить экспорт металлопродукции. Через несколько месяцев в Петербурге было созвано особое совещание представителей горнозаводской промышленности, но никаких решений оно так и не приняло, а новых мер по смягчению кризиса не предложило. Слова А.К. Алчевского о том, что вскоре падение стоимости промышленных ценных бумаг может стать таким, что выданные под них кредиты окажутся необеспеченными, показались представителям Кредитной Канцелярии и банков странными и необоснованными – вероятно, в правительственных и банковских кругах многие не вполне осознавали масштабы надвигающегося кризиса.
Беспокойство А.К. Алчевского по поводу приближения кризиса было вполне обоснованным – доля заемного капитала в его финансово - промышленной группе все больше росла. Так в 1899 г. Алчевский взял под различные обеспечения только лишь у главных своих кредиторов – московских банкиров Рябушинских 1,5 млн. руб., затем в 1900 г., не вернув старый долг, еще 0,5 млн. руб.
Впрочем, по поводу слишком большого размера заемных кредитных средств у А.К. Алчевского бухгалтер Н.В. Орлов, член правления Земельного банка, говорил, что «имя покойного, его положение были таковы, что даже эта чрезмерность считалась явлением нормальным», а «его предприятия составляли гордость всего юга»192.
Летом 1900 года цены на чугун упали с 80 до 45 копеек за пуд, на уголь – с 11 до 7 копеек. На заводах и рудниках скопились небывалые залежи продукции. Завод ДЮМО не успев крепко встать на ноги, был лишен выгодных сделок. Правление лихорадочно искало выход, пытаясь получить от правительства выгодные рельсовые заказы. Алексеевское горнопромышленное Общество – главный кредитор ДЮМО, едва держалось на плаву. В августе 1900 года председатель Правления Алексеевского горнопромышленного Общества А.К. Алчевский, идя навстречу Общему Собранию Акционеров ДЮМО, желавшему приобрести благонадежные угольные месторождения, решается уступить наиболее подходящую для завода часть угольной площади при деревне Селезневка в урочище Долгом в количестве 461 десятины земли с усадьбой и домом. Решение оговаривалось рядом условий. Одно из которых – уплатить Алексеевскому Обществу миллион сто тысяч рублей наличностью или акциями по номинальной цене. Алчевский предложил также избрать особую комиссию из горных инженеров и техников для исследования запасов угля и известняка в недрах предлагаемого участка. После его смерти попытка слияния Алексеевского Общества и ДЮМО не удалась193.
«Алчевский создал свои предприятия в значительной мере на чужие деньги, беззастенчиво используя в своих целях ресурсы Харьковского Торгового банка и прибегая к незаконным операциям по перекачиванию туда средств из Харьковского Земельного банка»194. Действительно, созданные А.К. Алчевским предприятия финансировались Харьковским торговым банком, который, в свою очередь, обеспечивался ресурсами более крупным Харьковским земельным банком. Взаимная зависимость двух банков давала повод для многочисленных нарушений – в Харьковском торговом банке члены правления выдавали из кассы Алчевскому и себе «суммы в виде временных ссуд без всяких документов», разрешая Алчевскому «ничем не обеспеченный кредит». Желая скрыть эти операции, «правление предоставляло акционерам неполные, отчасти неверные отчеты», и «торговый банк служил почти исключительно для того, чтобы поддерживать Алчевского и его предприятия». Хотя основной капитал банка составлял 1 млн. руб., размер кредитов, выданных преимущественно самому Алчевскому и членам правления банка, превышал 10 млн. руб. Как показали дальнейшие события, Харьковский торговый банк стал жертвой «своей связи с одним лицом – Алчевским, одновременно клиентом и негласным руководителем банка»195. «Благодаря тесной связи между банками и массой других акционерных компаний злоупотребление чужим доверием приняло в высшей степени опасные … формы», поскольку последствием могло быть не просто банкротство банка, а «крах целой системы, на которой построены не один банк, но и многочисленные промышленные предприятия»196.
После того как Торговый банк израсходовал все свои капиталы, он «перебрал огромные суммы из Харьковского земельного банка». Екатеринославский же коммерческий банк был несамостоятельным и также использовался Алчевским в своих целях; он полностью зависел от двух Харьковских банков. Все три банка потерпели крах из-за неудачного учредительства, а «развязка была ускорена металлургическим кризисом»197.
Говоря о влиянии А.К. Алчевского на политику этих банков, его сын Дмитрий на судебном процессе отмечал, что А.К. Алчевский был не только основателем Харьковского земельного банка, но и крупнейшим его акционером (владея пакетом в 12 тыс. акций – около 30%). «Кроме того… он был и самым деятельным работником… все эти обстоятельства давали особый вес его голосу. Голос его был решающий во всех делах, ни одно распоряжение … не проходило без того, чтобы прежде не быть санкционированным моим отцом. Что касается членов правления… они несли свои обязанности, которые сводились к роли исполнителей воли моего отца»198. По словам сына, сам Алчевский «лично на себя… тратил немного. Он вел очень скромный образ жизни, о чем знал весь Харьков. На нужды его большой семьи расходовались в год 12- 15 тысяч». Имущество «отца заключалось почти исключительно в процентных бумагах», и кредитоспособность Алчевского «была более кредитоспособности Алексеевского общества. Дела последнего пришли в расстройство благодаря тому, что Донецко-Юрьевское общество, взяв у Алексеевского на 4 млн. товара, не оплатило его»199.
«Алчевский, бывший основателем обанкротившихся земельного и торгового банков в Харькове, доставал себе правдами и неправдами миллионы рублей для основания и поддержки горнопромышленных предприятий, суливших золотые горы»200 - писал в своей статье лидер большевиков В.И. Ленин.
Подобный стиль управления крупных предпринимателей был весьма распространен и свойственен не только А.К. Алчевскому – все банки были зависимы как от финансово – промышленных групп, так и от отдельных лиц, что нередко приводило к их краху (Так, Русский торгово - промышленный банк полностью зависел от братьев Павла и Сергея фон Дервизов, Среднеазиатский коммерческий банк – от туркестанского предпринимателя Е.И. Иванова. Перечень таких случаев можно было бы продолжать). В этом отношении чрезмерная зависимость Харьковского банка от Алчевского, стали причиной его краха. Такие нарушения можно найти и в других банках. Широко распространенной была практика, когда «общие собрания акционеров составлялись по обыкновению из подобранных лиц, с обязательным большинством голосов в пользу правления, в члены ревизионной комиссии выбирались или лица, заинтересованные в злоупотреблениях правления, или ничего не понимающие в банковских делах, или интересовавшиеся вознаграждением, им платимым… Все эти злоупотребления в одних банках практиковались в больших, в других в меньших размерах»201.
По словам М. Я. Герценштейна, «ссылка на кризис в Харьковском банке совершенно неуместна», здесь мы видим сугубо акционерные злоупотребления, возникшие задолго до кризиса, а во время кризиса «их нельзя было больше прикрывать». «Кризис является оправданием… в тех случаях, когда предприятие, без вины лиц, стоящих во главе отчасти – не несёт убытки»202.
В общей обстановке акционерного ажиотажа, обычного перед каждым кризисом, когда курсы ценных бумаг максимальны, а кредиты доступны, возникает соблазн принять участие в рискованных операциях, могущих за короткое время принести значительный доход. Чем ближе грань начала кризиса, тем больше этот соблазн, но тем выше и риск таких операций, могущих привести к распаду всей сложившейся схемы, как это было с харьковскими банками.
Когда земельный банк помещает свои свободные капиталы в тот или иной коммерческий банк, капитал земельного банка начинает использоваться для операций, «не имеющих ничего общего с земельным кредитом». «Если капиталы земельного банка переводятся в коммерческий банк, а последний открывает кредит промышленным предприятиям, покупает или принимает в залог их акции и облигации, то в… итоге, причём без нарушения устава, получаются те же результаты, какие имели бы место, если бы сам земельный банк принимал в залог имущества промышленного характера и выпускал на этом основании закладные листы». За счёт всего этого «при умелом распределении своих акций на общих собраниях акционер может получить в своё распоряжение огромные капиталы, многократно превышающие его собственные затраты». «При тесной связи коммерческого банка с промышленными предприятиями получается бесконечная цепь, взаимная зависимость целого ряда кредитных и промышленных обществ, которые все питаются средствами, принадлежащими земельному банку» (почти одновременно с Харьковским крахом прекратили платежи четыре земельных банка», известных под названием «Шпильгагеновских банков». (При этом «погибли не только акционерные капиталы, но и часть облигационных. Попытка объяснить крушение банков кризисом оказалась крайне неудачной», так как новых банкротств не последовало, а дивиденды остальных 36 земельных банков практически не изменились. Четыре немецких банка потерпели крах потому, что были построены на одной и той же «своеобразной системе». Все они были «связаны с разнообразными торговыми и промышленными… обществами», и «под различными предлогами производили операции», не имеющие ничего общего с ипотечным кредитом. В основном это были необеспеченные кредиты биржевым спекулянтам, использовавшим эти капиталы в игре с ценными бумагами. Результатом стал крах банков, хотя земельная недвижимость никак не изменялась в это время в цене. «Харьковский крах во всех подробностях напоминает то, что имело место в Германии». И это сходство, конечно же, не случайность, следствие использования одной и той же схемы, изобретённой, вероятно, в немецких финансово-промышленных группах. В истории харьковских банков «до мельчайших подробностей повторилось то, что имело место в процессе ипотечных банков в Германии. Совпадение это не случайное, оно только потому и представляет интерес, что даёт возможность уловить некоторые черты акционерного строя» и подчеркнуть особенности организации управления некоторых акционерных компаний, во главе которых стоит «один влиятельный хозяин предприятия, которому беспрекословно подчиняются все остальные». «Это мы видим в процессе Прусского и Германского ипотечных банков… Померанского банка, Кассельского общества, Лейпцигского банка… и берлинского банкира Штернберга»203.
Объективное положение Алчевского во время начавшегося кризиса за счёт слишком большой доли заёмного капитала и накопившихся взаимных долгов действительно стало критическим. С. Ю. Витте в докладе царю 18 мая 1901 г. отмечал, что Донецко - Юрьевское общество должно 3 млн. руб. за каменный уголь Алексеевскому обществу, а то учло «в разных частных банках как полученные от первого векселя, так и другие обязательства всего до 6 млн. руб.». При этом «Алчевский заложил в Харьковском Торговом банке разных паёв и акций на 6 млн. руб.; не имея возможности быстро выручить выданные под них деньги, банк затруднён в расчётах с Харьковским земельным банком, держащим свои текущие средства в Торговом». Витте считал, что решить проблему этих взаимных долгов можно будет, если удастся «найти под обеспечение самими предприятиями средства, достаточные для погашения наиболее срочных обязательств и для снабжения предприятий необходимым оборотным капиталом и осуществить постепенную ликвидацию расчётов Торгового и Земельного банков»204.
По словам П. П. Мигулина, профессора Харьковского университета и современника описываемых событий, «совершенно случайно обнаружены были злоупотребления в Харьковском земельном банке, учредитель которого… был всегда на особенно хорошем счету в министерстве финансов и даже слыл за «финансового гения». В данном случае этот «гений»… закладывал в разных учреждениях закладные листы земельного банка… полученные деньги передавал на текущий счёт местного торгового банка, правление которого… состояло из тех же лиц, что и в земельном Харьковском банке, а затем получал их из торгового банка для своих операций, главным образом для финансирования огромного Донецко-Юрьевского металлургического завода. Завод предполагалось… продать иностранным капиталистам с крупным барышом и, погасив долг торговому банку, дать возможность последнему возвратить деньги земельному банку, который выкупил бы сверхсрочные закладные листы и их уничтожил бы. При таких условиях никакое злоупотребление открыто не было бы»205. Основной ошибкой Алчевского, по мнению П. П. Мигулина, было то, что постройка огромного Донецко-Юрьевского металлургического завода была начата, когда уже очевидными были признаки приближающегося кризиса.
Дела А. К. Алчевского резко ухудшились после начала кризиса в 1899 г. В результате сокращения спроса на промышленную продукцию по всей стране производство сократилось и без работы осталось 100 тыс. человек. Из 70 рудников Кривого Рога работал только 41, а из 56 доменных печей – 23206. Донецко-Юрьевский завод, основное предприятие А. К. Алчевского, не был достроен, взятые на его постройку кредиты необходимо было возвращать, а объём продаж металлургической продукции снизился. А ожидавшийся государственный заказ на 3 млн. пудов рельсов был отменён207. «Алексеевское горнопромышленное общество», тесно связанное с Донецко-Юрьевским заводом, также имело многомиллионные долги. «Повсюду производство свертывалось, и в этом бушующем океане экономического кризиса завод ДЮМО был одно время как бы островком. Здесь ещё продолжали плавить чугун и сталь, выпускать разносортный прокат… На территории росли груды чугунных отливок и металлических изделий… но рабочих не увольняли, и… здесь не чувствовались в полной мерее бедствия, которые уже свирепствовали по всей империи. Это странное в условиях экономического спада явление было связано с деятельностью А. К. Алчевского, который хотел противостоять стихии кризиса и… облегчить положение рабочих… Но его финансовые ресурсы иссякли, и он оказался накануне банкротства. Ходили слухи, что в связи с этим Алчевский решил обратиться к самому Николаю II»208.
Общее собрание акционеров постановило ходатайствовать перед министерством финансов о получении разрешения выпустить облигации на 3 млн. руб., которые планировалось разместить в Бельгии с целью трансформировать краткосрочные долги в долгосрочные. «Алчевский просил меня поскорее направить ходатайство о размещении этих займов, не передавая, однако, того, что случилось в Харькове. С. Ю. Витте отнёсся сочувственно к ходатайству Алчевского»209. Однако слухи о проблемах в харьковских банках слишком быстро распространились. «Был граф Татищев. Об Алчевском разговор, – вспоминал А. С. Суворин. – Граф думает, что банк ворует ежегодно в пользу правления больше 2 миллионов рублей»210.
Когда все эти слухи дошли до Витте, его отношение к Алчевскому резко изменилось. В отличие от многих других предпринимателей Алчевский как создатель региональной бизнес -сети был в гораздо большей мере одиночка, подчёркивающий свою независимость, и заступиться за него в этот момент было некому. «После отказа Витте Алчевский снова просил меня поддержать его пред министром финансов, но сделать этого я уже не мог, и посоветовал ему непосредственно и откровенно рассказать всё самому Витте»211.
Перед отъездом в столицу Алчевский пошутил: «Поездки в сановный Петербург можно сравнить разве что с летописными поездками русских князей в Орду, где могут и грамотой одарить, а могут и головы лишить»212.
При личной встрече 4 мая 1901 г. А. К. Алчевский просил у С. Ю. Витте предоставить Донецко - Юрьевскому заводу часть государственных заказов и дать разрешение на выпуск облигаций. Но Витте окончательно отказал Алчевскому и в разрешении на выпуск облигаций (хотя незадолго до того Брянское общество получило разрешение на четвёртый выпуск облигаций), и в предоставлении государственного заказа на том основании, что формально ДЮМО не был «казённым поставщиком».
«У нас, батенька Алексей Кириллович, - сказали ему в Петербурге, - едва хватает средств на содержание двора его Величества, так что вы уж как-нибудь сами…»212а. По мнению В. Д. Белова, такая позиция С. Ю. Витте была связана с тем, что при Алчевском Донецко-Юрьевское общество было единственным крупным металлургическим предприятием на юге Украины, созданным без участия иностранного капитала213.
Существует также мнение, что Алчевскому было отказано в финансовой поддержке из-за его проукраинской позиции. Его жена – Христина Даниловна, называла его «фанатичным украинцем». Он вкладывал огромные деньги в украинское движение, в тот период, когда отношение к идейным украинцам было даже хуже, чем отношение к евреям. Однако автор не нашел каких-либо документальных, хотя бы косвенных, подтверждений этой причины отказа в финансовой поддержке А.К.Алчевского со стороны государственной власти Российской империи. Версия отказа в связи с появившейся в определенных кругах информацией о финансовых трудностях и возможных банковских махинациях со стороны А.К. Алчевского выглядит более убедительно и фактажно.
Так, узнав о том, в какую ситуацию попал Алчевский, к нему тут же обратились бельгийские промышленники. Они просили продать принадлежащие ему 10 тыс. акций Алексеевского горнопромышленного общества по 2 тыс. рублей за каждую (при номинальной стоимости 500 рублей). Согласившись с этим предложением, Алчевский мог получить 20 млн. рублей, покрыть все задолженности и еще остаться в прибыли. Однако 66 -летний харьковский предприниматель отказался от этой сделки. Это решение он мотивировал нежеланием передавать свое дело в руки иностранцев, а также сказал: «Что же будут делать и чем будут заниматься мои сыновья, неужели станут тунеядцами - купонщиками? Нет, на это я не могу согласиться»214.
Но в действительности, как уже отмечалось, разговоры о создании предприятий Алчевского без участия иностранного капитала были сильно преувеличены.
Возможно, на Витте в это время оказали влияние Рябушинские, значительные капиталы которых были вложены в предприятия Алчевского (по некоторым данным, до 8 млн. рублей - прим. авт.). Но, вероятнее всего, в действительности дело было не столько в Рябушинских, сколько в особенностях характера С. Ю. Витте. Известно, что он поддерживал многих предпринимателей лишь до тех пор, пока они представляли ценность для него (и для государства), а потом утрачивал к ним всякий интерес, особенно если у тех, кого он поддерживал, начинались трудности. Склонность Витте «сразу танцевать со всеми» была хорошо известна современникам, как и то, что «окончив танец, С. Ю. Витте сажает своих дам не на стул, а мимо… Так что уж те никогда не могут подняться». Так было с Мамонтовым, которого Витте вовлёк в масштабные и рискованные предприятия, посулив свою поддержку, но потом, во время кризиса, не стал ему помогать (см. Раздел I Глава 2). Так же было и с Алчевским: «Он танцевал с Алчевским… И как клал ему Алчевский голову на плечо: – Я поеду в Петербург. Я переговорю с Сергеем Юльевичем… И как он сел мимо стула»215.
«Рассказывали, что… Витте докладывал «его величеству» о просьбе Алчевского выделить ему кредит в несколько миллионов рублей. Николай II якобы разрешил ассигнование лишь трети от этой суммы, что не устраивало Алчевского. Он попросил Витте ещё раз обратиться к царю, но тот ответил решительным отказом»216. Трудно сказать, так ли это было на самом деле, но очевидно, что отношение Витте к Алчевскому изменилось, когда министр финансов узнал о сложных взаимных задолженностях харьковских банков, как и о том, что финансовое положение Алчевского очень нестабильное. Вероятно, Алчевский не ожидал такого изменения отношения, полагая, что интерес Витте к нему является признаком личной симпатии к его деловым качествам как промышленника и финансиста. Поэтому Алчевский надеялся, что в трудную минуту Витте его поддержит, тем более что практика взаимной задолженности между банками, как и прочие «злоупотребления», были в то время обычным делом не только в харьковских банках.
Но для Витте в этот момент, вероятнее всего, наиболее важным было то, что Алчевский «скомпрометировал себя». О подобной ситуации он писал в своих воспоминаниях, говоря о В. В. Максимове, директоре департамента железнодорожных дел: «человек способный, знающий… но любил различные аферы и запутался в деле постройки дороги, которое вёл Мамонтов. Я не могу судить: запутался ли он из интереса или просто из увлечения, но… он скомпрометировал себя. Поэтому я должен был с ним расстаться»217.
Неожиданно оказавшись на грани краха и поняв, что отношение Витте к нему изменилось, и он не будет его поддерживать, Алчевский в отчаянии покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд (точные обстоятельства смерти А. К. Алчевского не известны. В первой половине дня он занимался обычными делами в Европейской гостинице, где жил со старшим сыном и секретарём А. Гродецким. По сообщениям прессы, Алчевский около двух часов ходил по перрону вокзала Варшавской железной дороги, потом сошёл на пути и пошёл по ним. Погиб он примерно в одной версте от вокзала – «попал под дачный поезд № 39, шедший из Гатчины в Петербург… был отправлен в Александровскую больницу, где в 8-м часу вечера, не приходя в сознание, скончался… обстоятельств, позволяющих предполагать что-либо, кроме несчастной случайности, не обнаружено»218.
«Сегодня на Балтийской дороге был найден… директор Харьковского земельного банка Алчевский… который утром попал под поезд… Биржа началась при очень крепком настроении, но затем пришло известие о смерти Алчевского… Алчевский занимал очень видное положение в промышленном мире… весть о его смерти вызвала всеобщее понижение бумаг… всего более это отразилось на донецко-юрьевских акциях»219.
Перед смертью Алчевский отправил с почтамта Варшавского вокзала краткое личное письмо своему секретарю А. Л. Гродецкому («Дорогой… Антонин Людвигович! Как ужасно я кончаю… если Христина Даниловна останется в живых, помогите ей… Сколько людей я погубил, не исключая и собственных детей»)220. Немало было слухов, что Алчевского убили конкуренты, толкнув его под поезд. М. А. Любарская-Письменная считала, что смерть А. К. Алчевского была «насильственной»: «Ещё на суде выяснилось, что паникой, последовавшей за насильственной смертью Алчевского, воспользовались люди, ничего с бескорыстными целями не делающие – это товарищество мануфактуры М. П. Рябушинского»221. Сейчас уже трудно установить, так ли это было, хотя такая версия кажется маловероятной.
По одним оценкам долги Алчевского достигали 19 млн. руб., а реальная стоимость его имущества была намного меньшей, и в этом случае причины его краха – сугубо экономические. По другим – долги составляли 15 млн. рублей, а курсовая стоимость принадлежавших Алчевскому акций его предприятий была 18 млн. руб. В этом случае на момент смерти он отнюдь не был несостоятельным банкротом, не имевшим возможности расплатиться с долгами. Курс акций Алексеевского горнопромышленного общества достиг перед кризисом максимума в 2000 руб. (при номинале 500 руб.), акций ДЮМО – 660–680 руб. при номинале 250 рублей222 . Основной причиной банкротства Алчевского стала чрезмерная доля заемного капитала в сочетании с концентрацией крупного пакета акций в руках одного держателя. Харьковский торговый банк «напоминал частную контору, принявшую акционерную форму»223, поскольку А.К. Алчевский был почти единоличным владельцем акций этого общества, и ему принадлежало по 30% акций созданных им банков. Какими бы ни были мотивы такой политики у самого А.К. Алчевского, это и привело во время кризиса к нестабильности, а затем и краху всей его финансово-промышленной группы.
Злополучный Донецко-Юрьевский металлургический завод один из лучших и грандиознейших во всей Европе, а между тем именно его устройство и разорило Алчевского, а за ним и все учреждения, где он пользовался кредитом. Завод оказался слишком обширен и несоразмерен» с реальным спросом на его продукцию224.
Металлургические предприятия Российской империи были в то время достаточно прибыльными за счет государственного заказа на рельсы для железных дорог. Протекцию металлургическим заводам оказывали члены царской семьи и представители аристократии, занимавшие высшие государственные посты, за счет чего среда владельцев металлургических заводов была чем-то вроде закрытого клуба, попасть в который Алчевскому было тяжело. И хотя ему это удалось, он оставался этой среде «не своим». Поэтому когда у него начались трудности, заступаться за него никто не стал, а те нарушения, на которые у кого-то другого возможно просто закрыли бы глаза, в банках Алчевского наоборот раздули до целого судебного дела.
Судьба А.К. Алчевского, которая так подробно здесь рассматривалась, интересна не столько как пример быстрого взлета и такого же быстрого краха финансиста и промышленника – таких случаев было немало и до, и после, - а как история формирования региональной бизнес - сети на востоке Украины, возглавляемой Алчевским, пытавшимся создать крупную финансово – промышленную группу, не контролировавшуюся иностранным капиталом (впрочем, хотя существует стереотипное представление, что Алчевский был явным противником иностранного капитала, как мы уже отмечали, оно далеко от реальности. В учрежденную Алчевским металлургическую компанию «Русский Провиданс» в Мариуполе были вложены бельгийские капиталы, так же как в Донецко-Юрьевское металлургическое общество, где использовались преимущественно немецкое оборудование и немецкие специалисты из Силезии).
ЭТО ИНТЕРЕСНО:
До сих пор не утихают споры по вопросу действительности самоубийства А.К. Алчевского. И, несмотря на официально принятую версию самоубийства, находятся основания предполагать, что следствие не было достаточно полным и объективным. Читателю будет занимательно ознакомиться, пусть и с художественным, но весьма исторически логичным и требующим внимания произведением харьковского писателя Дениса Азарова в жанре детектива «Падение дома Алчевских. Харьковский детектив» ( публикация размещена у нас на странице и доступна в архиве страницы).
ГЛАВА 2
ЮРЬЕВСКИЙ ЗАВОД И ДЮМО
БЕЗ А.К. АЛЧЕВСКОГО
После смерти Алчевского и краха Земельного и Торгового банков, акции Донецко - Юрьевского металлургического общества при номинальной цене 250 рублей упали до 50 рублей, то есть в 5 раз, а против 1899 года, когда они на бирже оценивались в 660-680 рублей – более чем в 13 раз225. Донецко--Юрьевский завод был остановлен226. Вследствие критической ситуации сложившейся на Юрьевском заводе Донецко-Юрьевским металлургическим обществом 21 июля 2001 года был образован контролирующий орган в лице Администрации по делам ДЮМО, принявшей на себя ответственность за дальнейшее развитие Юрьевского общества и погашение кредитов. Уполномоченными «Администрации по делам завода ДЮМО» в 1901-1907 годах были сменявшие друг друга М.Беккер, Є.Сундгрен, К.Дихман. В своем первом докладе Общему Собранию Кредиторов Администрация докладывала: «… К сожалению, на первых же порах действия завода допущена была крупная ошибка, состоящая в заключении с Алексеевским Обществом долгосрочного и по высоким ценам контракта на кокс. Когда же впоследствии в связи с общим падением цен, цены и на кокс повсюду стали понижаться, борьба с конкуренцией, работающей на своем, или на приобретенном по низким ценам коксе, делалась для Юрьевского Завода из года в год труднее и в настоящее время, при сильном падении цен на фабрикаты завода, становится непосильной. К тому же и качеством Алексеевский кокс требованиям завода не удовлетворял и не удовлетворяет. … Донецко-Юрьевский завод приспособлен главным образом для прокатки крупных сортов железа, самыми выгодными из которых являются рельсы. Между тем нашему заводу приходится катать только швеллера и балки… Все старания, которые прилагались сперва Правлением, а затем Администрацией к получению рельсового заказа, до сих пор еще не увенчались успехом, но тем не менее не потеряна надежда на то, что при следующем распределении заказов на рельсы Донецко-Юрьевский Завод не будет обойден. Раз это справедливое требование будет удовлетворено, он получит полную возможность конкурировать со всеми другими крупными прокатными заводами. Громадность вложенного в наше дело капитала составляет также одну из неблагоприятных его сторон. Вследствие этого ДЮМО, несмотря на значительный акционерный капитал, все время страдало от недостатка оборотных средств, который, в конце концов, привел к крупной задолженности Общества …». Доклад подписан председателем Администрации В.Д. Беловым.
Управляющим Конторой завода в это время был Г.Г. Штро, германский подданный. В апреле 1902 года он был откомандирован на совещание представителей южных заводов, где рассматривался вопрос о совместной работе по сбыту чугуна, железа и стали. Однако союз не состоялся из-за несогласия Новороссийского и Дружковского заводов. Проблема сбыта оставалась самой злободневной227.
Когда Юрьевский завод перешел в ведение франко-бельгийской компании, на завод были приглашены заграничные специалисты, платили им в два раза больше, чем русским, им были предоставлены хорошие квартиры228.
Между тем к концу 1903 года экономический кризис постепенно затихал. У завода ДЮМО открылось как бы второе дыхание. Производство пошло на увеличение, а из 1904-1905 годы были получены хоть и небольшие, но выгодные правительственные заказы на изготовление рельсов. Появилась необходимость новых технических устройств. К примеру, при ходе четырех доменных печей «оказался недостаток дутья». Нужно было ставить пятую мартеновскую печь, миксер и др. устройства. В прокатном отделе потребовалось усилить пар. В сравнении с 1902 годом оборотный капитал ДЮМО увеличился в 1,5 раза. В 1904 году предполагалось достигнуть чистого дохода в пределах миллиона рублей и погасить часть долга кредиторам.
С 1904 года предприятие участвовало в синдикате «Продамет» («Общество для продажи изделий русских металлургических заводов»). Первое соглашение по сбыту с «Продаметом» было заключено ДЮМО еще в 1902 году. В последующем, финансируемый крупнейшими французскими, бельгийскими и российскими банками «Продамет» стал одной из самых могущественных монополий в России229.
1905 год, богатый на исторические события (окончание русско-японской войны, Кровавое воскресенье, начало первой русской революции), для ДЮМО сложился не лучшим образом. Несмотря на то, что с марта по октябрь недостатка в заказах на железо не было и завод работал полным ходом, радужные надежды были омрачены забастовкой железнодорожников с октября по декабрь 1905 года. Отправка железа сильно сократилась, и ДЮМО понесло потери при расчетах с покупателями. Убытки могли быть значительно больше, если бы завод не избежал забастовок. Этот факт был учтен Администрацией в пользу рабочих.
5 мая 1906 года Председатель Администрации В.Д. Белов подводил итоговую черту под пятилетней деятельностью Администрации: «Избранный Администрацией путь ведения врученного ей дела был верен, он состоял в постепенном удешевлении стоимости фабрикатов и в расширении их сбыта, а, следовательно, и увеличении производства. Этого самого пути следует держаться и в будущем, но разница в возможности исполнения такой программы в будущем, сравнительно с настоящим огромная.
Донецко-Юрьевский завод достаточно доказал свою жизнеспособность и имеет полное право стремиться к дальнейшему развитию своих сил, это особенно важно теперь в виду предстоящих общих реформ и ожидаемого в связи с этими реформами оживления рынка. Завод вырос и окреп настолько, что пеленки кредиторского управления становятся для него тесны. Пора акционерам понять это и позаботиться о возвращении своего дела в те формы хозяйственного управления, в которых далее оно может развиваться с большим простором и при свободных средствах. Дать эти средства…. Кредиторское правление не имеет ни права, ни фактической возможности. Частичное улучшение одной прокатной с затратой на то 800 тысяч без одновременного решения вопроса о передаче завода акционерам, составляет только бесцельную и непосильную для завода затрату, которая на дальнейшей его деятельности отзовется печальными последствиями. Посему я могу только сочувствовать проекту Г.Г. Штро о реорганизации самого ДЮМО (Штро к этому времени был заместителем председателя Администрации и имел свою реформаторскую точку зрения - прим. авт.) и одобрить открытые им по сему делу переговоры с заграничными капиталистами. Мой совет: согласиться на сделанные в этом смысле предложения. В таком случае и исполнение проекта Сундгрена о технических преобразованиях нашего завода считаю уместным. … Если же проекту Штро не суждено осуществиться, и господа кредиторы предпочтут продолжать наше дело тем же путем, каким оно шло до сих пор, то наоборот, я высказываюсь против всяких частичных крупных улучшений даже в тех размерах, как это допускалось до сих пор. Нашему заводу следует в таком случае по возможности съежиться в своих расходах, все внимание сосредоточить на хозяйстве и экономии и ограничиться производством одного сортового железа и то, в размерах, лишь до известного предела. Такой путь на первые два-три года даст результаты, которые до некоторой степени удовлетворят желания кредиторов, но вместе с тем завод с каждым годом будет ослабевать в своей деятельности, теряя свое значение на рынке и в конце концов не избегнет ликвидации»230.
В сентябре 1906 года Уполномоченный Администрации Э.А. Сундгрен отказался от службы и сдал завод бывшему своему помощнику К.Х. Дихману. Одновременно с этой переменой началось ухудшение результатов заводского производства, выразившееся в постепенном увеличении стоимости фабрикатов. Сундгрен отправился на Днепровский завод, а Дихман продолжал разрушать то, что таким трудом было достигнуто.
1907 год. В августе новый Уполномоченный К.Х. Дихман отправил в Петербург расчеты затрат, которые могли возникнуть в связи с остановкой завода. Положение было критическим. Дихман предлагал два варианта остановки: 1 - остановка при самых благополучных исходах; 2 – остановка, сопряженная с осложнениями. Главной причиной, приведшей к критической ситуации, он назвал ухудшение качества кокса. Но положение на заводе не изменилось и тогда, когда кокс улучшенного качества использовался в доменном производстве.
Дихман также указывал и на то, что между ним и инженерами произошло столкновение из-за интриг заведующих цехами. Часть специалистов он удалил, остальные ушли сами. То есть последовала полная замена технического персонала. Желаемых последствий эта мера не имела. Не дала результатов и энергичная переписка Белова с Дихманом. Председатель требовал безотлагательных мер к сокращению цеховых и общих расходов. Дихмана вызвала в Петербург Администрация. Он пообещал в своих распоряжениях придерживаться ее указаний. Однако по возвращении продолжал действовать самовластно.
В.Д. Белов настоял на увольнении Дихмана и передаче заводоуправления М.В. Бурлеву. Сам Василий Дмитриевич Белов, верой и правдой служивший ДЮМО, весной 1908 года вследствие продолжительной болезни был вынужден сложить с себя обязанности Председателя Администрации. На его место был избран Ф.Д. Плеске, представлявший до момента избрания интересы Государственного Банка.
В сентябре 1908 года, в ходе поездки по 16-ти промышленным предприятиям Юга России, инженером по испытанию и освидетельствованию заказов Министерства Юрьевскому заводу ДЮМО была дана следующая характеристика: « Нет собственных ни руды, ни угля, ни кокса. Производство исключительно мартеновское на жидком чугуне… Для новых технических условий вовсе не подготовлен. Рельсопрокатная расположена неудобно. Болванки подогреваются на роликовых печах и проходят через блюминг. Весь представляет впечатление очень отставшего. Необходимо обратить внимание на проход плавок от печи до сдачи. Можно ожидать путаницы»231.
Всего за время с 25 июля 1901 года по 1 января 1908 года кредиторские претензии к ДЮМО уменьшились на 2,4 млн. рублей и их остаток составлял, не считая процентов, примерно 4,5 млн. рублей, почти на 1 млн. рублей сократился облигационный долг232.
С 1908 до конца 1909 года промышленность переживала новый кризис.
В условиях начавшегося в 1910 году экономического подъема контрольный пакет акций Общества перешел в руки группы французских капиталистов во главе с банкирским домом Тальмана (одновременно группа приобрела контроль в Алексеевском горнопромышленном Обществе), которая провела финансовое оздоровление и реорганизацию предприятия, уменьшив капитал с 8 до 3,2 млн. рублей, затем увеличив его до 15,2 млн. рублей, доведя его к 1914 году до 22,1 млн. рублей. Председатель Правления — П. Г. Дарси233.
Здесь имеет смысл разместить частное письмо, которое отправили в ссылку К.Е. Ворошилову его другом с Юрьевского завода в декабре 1910 года. Письмо в деталях отображает то, чем жили и что было важно для жителя Алчевска того времени:
«Уведомляю я тебя, дорогой куманек, что я и мое семейство все живы. Поздравляю тебя с праздником Рождества Христова и желаю тебе всего лучшего. Ты писал мне, чтобы я писал тебе обо всем. Особенно у нас ничего нет: завод работает полным ходом, 4 дом. печи, 6 мартеновских и прокатная: завод перешел в руки французских банкиров и Алексеевское общество, т.е. павловские рудники, и экономия на Васильевке тем самым французам. Экономия уже ликвидирована, наверно, вся земля пойдет под шахты. Словом, эти французы – капиталисты не дремали, а забрали в Донецком бассейне: Юрьевский завод с прилегающими к нему рудниками и с коксовым углем, Макеевский завод с прилегающими к нему рудниками и с коксовым углем и Керченский завод и вблизи шахты.
Впрочем, ты это знаешь, наверно и сам из газет. Труд рабочих в заводе оплачивается, можно сказать, ничего, но зато порядочно выжимают из рабочих соки за эту оплату. Репрессии со стороны начальства сильные, как чуть что, так-таки остается мало. На 80 коп. в день с семейством жить нельзя. Еще благодаря евреям, что они хлопотали перед правительством и им долго не разрешали, а потом все-таки разрешили жить на Васильевском базаре, и они настроили много богатых магазинов и начали конкурировать русских кожадеров Савченковых, Халиповых и других подлецов – паразитов рабочих. Теперь эти самые паразиты рабочих повыстроили себе корпусов таких, что и в Луганске нет, - и все это обирание юрьевских рабочих. Когда у нас евреи понастроили магазины, сейчас же мануфактурные и одежные стали наравне продавать с луганскими, а раньше было эти подлецы кожи драли с рабочих в два раза дороже против Луганска.
Ты писал, чтобы я рассказал подробнее о кооперативах. В нашем районе, насколько я знаю, на кооперативных началах только в Луганске кооперативное общество рабочих в трех отделениях, Луганска, Гусиновке и Каменный Брод, дело идет хорошо на тех же началах, как и было, но в союз Московских обществ потом вступили: Ольховское, Юрьевское, Дебальцевское, Павловское и другие. Бывают районные съезды представителей от обществ потребителей, говорятся хорошие речи о кооперативах и в некоторых обществах читаются лекции. Словом, кооперативное дело продвигается, но только нашу потребиловку трудно поворотить на кооперативный строй, разве только ликвидировать все дела и начать сначала, а иначе ничего не выйдет, задолженность и дорогая аренда за помещение – 6 тыс. руб. в год. Так что мы не в силах конкурировать базар, а бросить нам заводское помещение и взять под аренду помещение на базаре, там дешевле, то, которое сейчас же бросить, вычитывать (будут) через контору из кредитов и наш магазин сейчас же лопнет.
Паранич, как ты, наверно, знаешь, был осужден на 7 лет каторги. Старуха сама за кусок хлеба живет, а брат у него есть, старший – Вася – уже проходит 4-й класс заводской школы, у нас теперь есть коммерческое среднее (училище), но дорого – 100 руб. Одно правоучение, да одежда и книги, – 100 руб, цифра почти и не подходящая, но посмотрю дальше, что будет, дело в том, что нашу центральную, где я работаю, окончательно к весне ликвидируют, и тогда меня и не знаю, куда денут. Работать я почти не гожусь – старик, а куда денут – не знаю (видимо центральная электрическая станция завода, которая к тому времени «устарела и износилась»234. (отчет завода за 1908 г.) – прим. авт.).
За что же штрафовали рабочих? Основной причиной штрафов работников обрабатывающей промышленности в Екатеринославской губернии в 1901-1914 гг. были прогулы - 49%, за нарушение внутреннего распорядка – 38%, за производственный брак или порчу машин – 16%. Общая сумма штрафов не должна была превышать 1/3 заработка (закон). По факту, сумма штрафов была небольшой. В среднем на 100 рублей – 9 копеек, т.е. 0.9%235.
Средняя заработная плата заводских работников в Екатеринославской губернии достигала 161% от среднего заработка в промышленности по всей России. Зарплата шахтера была в полтора-два раза выше чем на сельскохозяйственных работах236.
Таким образом, утверждать, что штрафы, как и размер заработной платы рабочих, были несправедливыми, следует с некоторым недоверием к источникам советского времени.
В некоторых упоминается, правда как легенда, что в 1913 году во время празднования 300-летия дома Романовых завод посетил царь - Николай II. Ю. Белов пишет: «Окруженный многочисленной свитой и местной знатью, он прошел по улице перед глазами ликующей толпы, и больше его не видели»237. Однако в исторической литературе посещение нашего региона царем нигде не упоминается. Более того, в дневнике Николая II за 1913 год, который он писал лично и достаточно подробно, весь 1913 год он провел в весьма отдаленных от наших краев местах. Так, максимально географически близко Николай II мог находиться к Алчевску только между 8 и 9 августа 1913 года, когда ехал на поезде из Москвы в Севастополь. И согласно его личного дневника, 8 августа он проезжал Курск, а уже 9-го прибыл в Севастополь. В обратный путь из Крыма царь отправился 17 декабря 1913 года, а уже 18-го он указывает на проезд города Орел. Таким образом, Николай II никак не мог посетить Юрьевский завод ДЮМО в 1913 году238.
Имеются сведения о затратах ДЮМО на содержание служащих в 1914-1915 годах: жалованье, наградные пособия – 666 139 р. 15 к.; горячие завтраки – 29 785 р. 40 к.; плата за обучение детей служащих – 5000 р.; медицинская помощь - 2262 р. 50 к.239.
ДЮМО просуществовало еще 8 лет. В начале 1911 года оно приобрело в арендное содержание завод французского «Уральско – Волжского металлургического Общества» в городе Царицыне (ныне – Волгоград – прим. авт.) с целью «понижения против первоначальной себестоимости изделий Донецко-Юрьевского Завода, путем более выгодной реализации вырабатываемых заводом полупродуктов и увеличения сортамента заводских изделий». В этом же году капитал ДЮМО был увеличен согласно Высочайше утвержденным 17 сентября и 14 декабря 1911 года положениям Совета Министров до 22 100 000 рублей (против 15 200 000 рублей ранее) разделенных на 110 500 акций, по 200 рублей каждая.
4 февраля 1914 года на Юрьевском заводе вспыхнула крупная забастовка вызванная ухудшением материального благополучия рабочих. Волнения начались накануне масленицы. Рабочие обратились к администрации с просьбой выдать аванс в счет заработной платы и выбрали для этого от каждого цеха делегатов для переговоров с директором завода. Но директор – распорядитель А.К. Журжон не захотел принимать делегацию. В ответ на это забастовало свыше 4 тысяч рабочих. Предприятие остановилось. К ним примкнули шахтеры. Несмотря на то, что к бастующим на переговоры из Екатеринослава прибыл губернатор генерал-лейтенант Келлер, переговоры не дали результата. Стачка продолжалась еще несколько дней, несмотря на арест участников стачечного комитета240.
В последние годы деятельности ДЮМО в списках заведующих предприятиями значились: Антон Клавдиевич Журжон, директор Юрьевского металлургического завода, французский гражданин; Лев Павлович Лоэст, директор Царицынского металлургического завода, бельгийский подданный; Иван Федорович Круг, директор Петроградского железопрокатного и проволочного заводов, русский подданный; Иосиф Альфредович Вивье, директор Горного Отдела Юрьевского завода, французский гражданин. Возглавлял Правление ДЮМО также французский гражданин Петр Генрихович Дарси. Его заместитель Георгий Георгиевич Штро был подданным Германии. Из 19 членов правления, ревизионной комиссии и заведующих предприятиями только семеро были граждане Российской империи241.
ДЮМО было национализировано согласно Декрету СНК РСФСР от 28 июня 1918 года.
ЭТО ИНТЕРЕСНО:
Имя директора (уполномоченного по делам завода) Юрьевского завода в 1904-1905 годах – Сундгрена, нигде в краеведческой литературе не упоминается. Пишутся только инициалы – Э.А. Имя Сундгрена мы находим на сайте Днепровского металлургического комбината в Каменском, где указано, что после того как Эрнест Сунгрен оставил Юрьевский завод, он переехал работать на Днепровский завод в Каменском, где вначале занимал должность начальника доменного и сталеплавильного отделения, а в период 1907-1914 гг. – директора завода242.
Следующая публикация
Нет комментариев