Встретить сватью.

Наталья Павлинова
Фаина стояла на перроне и высматривала нежданную свою гостью. О ее прибытии узнала она только вчера. Дочь с зятем и внуками уехали на отдых в Турцию, позвонили и сообщили, что к ним в гости едет свекровь.
Прогресс, в виде сотовой связи, на село, где жила свекровь дочки, конечно, спустился. Но было похоже, что спустился на вражескую территорию и ещё не победил. Бесконечные сбои сети и вызвали эту неразбериху с ее приездом: дети с внуками вернутся через три дня, а сватья уже едет.
– Мам, на тебя вся надежда. Толик волнуется очень. Она же никогда так далеко не ездила. Даже на поезде – первый раз. Хозяйство ... Она год собиралась, планировала. А тут с билетами – беда, какая-то соседка – девчонка онлайн билеты ей брала, напутала. Встреть ее, пожалуйста, займи чем-нибудь. А там и мы вернёмся.
Новость эта Фаю не обрадовала. Нет, она ничего не имела против Марии Михайловны, но ...
Во-первых, были свои планы на эти дни, встреча с хорошим человеком, во-вторых, работу никто не отменял, в-третьих, гостья – а значит уборка, которую не планировала, и, наконец, в-четвертых, она свою сватью не знала совсем, ни разу не видела.
Дочь ее была во втором браке. Первый – с пышной свадьбой, волнениями, сватовством, знакомством с родней жениха, шесть лет назад приказал долго жить, оставив дочь с сынишкой на руках.
Дочь и первый зять закончили медуниверситет, семью их было жаль. Фаина тогда горевала очень, но унывать дочери не позволила. Вернее, сама не унывала при дочке, держалась стойко – надеясь, что дочь, глядя на нее, быстрее эту ситуацию переживет.
Фаина вообще была стойким оловянным солдатиком.
Так и вышло. Через полтора года дочь объявила, что есть некий Анатолий, любит и ее, и Федьку, и они подали заявление. Не было никакой необходимости знакомиться с мамой нового зятя, потому что жила эта мама в далёком Вологодском селе. Правда, дочь дала Фаине номер ее телефона, попросила позвонить, что Фаина тут же и сделала. Новая сватья была не слишком разговорчива, отвечала односложно, вздыхала, как будто сильно волнуясь.
– Мам, ну что ты хочешь? Ей телефон-то только недавно Толик купил. Кнопочный. Они там по-другому живут – ох. Печи топят, представляешь? Там и газа нет, – делала большие глаза дочь, хоть заносчивой никогда не была.
Позже дочь побывала в тех краях, повез ее Толик к матери. Она закатывала глаза и высовывала язык, изображая крайнюю степень потрясения.
– Нет, мам, вообще-то, все хорошо. Нас встретили по-царски. Я поправилась на пирожках мамы Маши. Кормила нас целыми днями. Перины...ох! В общем, все там есть у них, и школа начальная, и клуб. Просто... Просто я все думаю – как они вообще там жить могут! Там же медвежий угол. Они с утра до ночи – в хозяйстве. Дрова, навоз, огород ... Разве что природа-а-а... Ух, природа! Но я б там никогда жить не смогла. Правильно Толик свалил.
И позже Фая отправляла на номер телефона сватьи лишь смс к новому году и к женскому дню. Сватья родилась 8 марта, поэтому эти праздники проходили одной смс-кой.
Вскоре у дочери в новой семье родилась Фросенька. И Фаина всем говорила, что имена внуков – на ее любимую букву.
В поселок к матери Анатолия они ездили, и Фая хваталась за голову, когда возвращались внуки с диалектом вологодского села: говорили протяжно, растягивали гласные и ударяли на "о". Но через месяц говорок уходил, и в следующий раз Фая по этому поводу уже не беспокоилась.
Анатолий оказался парнишкой деловым, неплохо раскрутился, арендуя с другом помещения и гаражи под авторемонт. Фая такого от второго зятя даже не ожидала. Но он, приученный к труду, вкалывал как папа Карло, и это дало свои результаты.
Время шло, внуки росли. Фая бабушкой была современной, работающей. И вообще она была женщиной современной. О старости даже и думать не хотела.
Она сидела на диетах, следила за фигурой, любила красиво и модно одеться, меняла сумки, раз в месяц устраивала себе день красоты в салоне: маникюр, педикюр, покраска головы, бровей, ресниц, стрижка ... В общем, все то, без чего, как она считала, не может существовать современная женщина.
И это не было какой-то самоцелью, высшим смыслом. Нет. Это просто многолетняя привычка, необходимость, без этого она не могла жить позитивно, без этого просто не могла она жить. Фая никогда не делала процедуры косметологические серьезные, даже депиляции производила сама. Вообще, она многое умела, и многое давалось ей легко.
Вот, например, практически весь ремонт в своей квартире она сделала сама. Дизайн квартиры, которым восхищались – тоже ее заслуга. Когда-то, когда было это актуально, она шила и вязала. Она легко сдала на права, купила и давно водила маленький свой Матиз.
С мужем разошлась она довольно рано. Были всего лишь одни отношения после брака, которые вспоминать не хотелось. И вот совсем недавно появился в ее жизни новый ухажёр по имени Леонид. Представительный мужчина, член союза писателей шестидесяти лет.
Для того, чтоб жить так, как хотелось, Фаина всю жизнь работала. Была она уже опытным экономистом, на хорошем счету, трудилась на большом предприятии. А в последнее время даже получалось работать удаленно.
Были и у нее нелегкие времена, но сейчас, когда дочь и зять довольно нормально существовали сами, в помощи не нуждались, вздохнулось свободнее. И когда наваливалась усталость, Фая подумывала о том, что вот-вот пенсия, и, возможно, можно сбавить ход паровоза – работать поменьше. Иногда звонила она подругам и отправлялась с ними в спа-салон или театр.
Вот и сейчас настроилась на встречу сватьи она позитивно. Надо так надо. Она привыкла проблемы решать. Вздохнула, включила робот-пылесос, взялась за тряпку, помыла сантехнику и почистила кухню. Не то, чтоб было все так грязно, но, как известно, уборку стоит только начать, и окажется, что она бесконечна.
Три дня уж как-нибудь можно и потерпеть в квартире человека, в общем-то, чужого, совсем незнакомого. Ради дочки, ради внуков.
А может будет и интересно пообщаться? Хотя это вряд ли. Общие у них дети и внуки, а вот общие темы для разговоров надо ещё поискать. О чем говорить с женщиной из далёкого села? У них там свои интересы. Впрочем, природа... погода...
Ладно, разбираться надо будет по ходу дела...
Но все же Фая, привыкшая к основательному подходу к делу каждому, подготовилась заранее экскурсией в Эрмитаж, сертификатом в спа-салон и билетом в театр. На три дня хватит.
– Надька, Господи, я лишь на фотках ее и видела – с Федькой и Фросей. Боюсь, что и не узнаю на вокзале-то. Вот удружила мне Дашка! – звонила она подруге утром в день встречи.
– Ну-у, телефон-то есть у нее, не потеряетесь.
– Ой! По-моему, не слишком она с ним дружит. Дозвониться – проблема. А там вокзал, шум.
– Попроси, чтоб сказала она – в чем одета, пока едет. И ты напиши. Решила, в чем поедешь?
– Да неловко как-то. В чем одета... В чем одета... Ладно, как-нибудь найдемся.
Надо сказать, что близких подруг с юности у Фаи было две: Надя – довольно амбициозная, самодостаточная и не хило обеспеченная состоятельным отцом и мужем, врач по профессии. Она давно работала в частной стоматологической клинике. И Людмила, Люся – подруга по вузу, которую они с Надеждой поддерживали и жалели. Правда, и судачили о ней тоже часто. Жизнь ее била не раз, то пьющим мужем, то разбитным сыном, то непутёвой дочерью, сваливающей на нее детей одного за другим.
Люся тянулась к ним, подругам более везучим и успешным. Вместе они собирались не часто, больше трындели по телефону, но все же вылазки на праздники и Дни рождения осуществлялись.
Дети и внуки, подруги, новые отношения, работа, стильный здоровый современный образ жизни – это и была жизнь Фаины, женщины к шестидесяти, совсем не ощущающей себя стареющей.
Вокзал встретил отсутствием места для парковки, и Фая кружилась, ругаясь про себя не слишком по-женски. Припарковаться пришлось далековато. Она спешила, взглянула на табло – поезд прибыл. Побежала, уворачиваясь от чемоданов и груженных вещами тележек.
Когда вошла на перрон, люди из состава уже шли навстречу. Она высматривала женщину примерно своих лет, которую видела лишь на фото. На этих фото обнимала сватья ее внуков, была круглолицая, белокожая, чуть курносая, на голове – белая косынка, повязанная назад, неизменный цветастый фартук.
Что там под фартуком – Фая не могла вспомнить, а вот носки и калоши на ногах почему-то запомнила. Как-то шокировали ее тогда эти калоши. Понятно – хозяйство. Но на скамье она сидела с внуками, значит – гуляла, занималась с ними, но почему в калошах? А ведь была Мария на три года моложе ее.
Фая всматривалась в толпу, поднимала руку, махала. Она понимала, что также, как она ищет Марию, Мария ищет ее. Не заметить ее было трудно. Она была довольно высокой, со светлым каре, стояла на видном месте.
Но, когда народ посхлынул, Фая растерялась – на перроне осталось всего несколько человек, и среди них не было женщины подходящей. Несколько семей с детьми, молодежь студенческая, и пара старух.
Пропустила?!
Фаина уже смотрела в спину пассажирам прошедшим, искала там свою гостью, даже шагнула в сторону вокзала, чтоб догнать, найти Марию. Как вдруг ее окликнули сзади.
– Фая! – одна из вышедших с поезда, из тех, кто показался Фаине старухой, шагнула к ней, поставила сумки на перрон и неоожиданно обняла, – Здравствуйте, Фаечка!
– Здравствуйте, – растерянно пробормотала Фаина.
И, когда объятия расцепились, внимательно посмотрела в лицо: Мария открыто улыбалась, у нее был поломан передний зуб, гусиные резкие и светлые лапки у глаз, очки в светло-коричнево толстой роговой оправе, а в глазах – невероятная открытая радость от встречи с ней.
– А я смотрю – машете. А руки-то заняты. Поставила сумки, тоже давай махать, а Вы и не видите, отвернулися.
Сердце Фаины отчего-то заколотилось, зашлось. То ль от речи этой окающей, чужой, то ль от вида сватьи, совсем неожиданного для нее, потому что эта женщина, действительно, была похожа на бабулю.
Одета Мария была очень тепло, не по погоде. У Марии до бровей была натянута черная плюшевая шапка с маленьким козырьком, торчали рыжеватые волосы, фиолетовое старушечье длинное пальто-пуховик, а на ногах ... А на ногах ... Фая помнила – ее мама такую обувь, кажется, звала – бурки.
– Кх, кх, – отчего-то напал кашель на Фаину, – Кх, да, я не видела. Давайте, помогу.
– Да я сама...
– Давайте, давайте.
Она подхватила сумку. Чемодана у гостьи не было. Но оказалось, что впереди на тележке для багажа едет ещё одна огромная клетчатая ее сумка.
– Ого! – пыталась поднять ее Фая.
– Так там же заготовки. А где автобус -то, туда нам? – озабоченно озиралась гостья.
– Катите за мной, – обратилась Фая к носильщику, а потом к Марии, – Так и эти сумки поставьте, зачем несёте? Я на машине, припарковаться пришлось далековато.
– Донесу-у. Так на автобусе бы доехали. Чего на машине-то? – не понимала Мария.
Фая ничего не ответила, носильщик шагал широко, а они – вслед за ним.
– Как доехали? – из приличия спросила Фаина.
– Так чего не ехать? Не знала куда себя и деть. Отопок какой-то со мной ехал, вот и балакали.
– Кто ехал?
– Так дед. Старый. Я ему полку свою отдала. У него-то сверху была.
– А зачем?
– Так ить старый, говорю ж, морока одна туда лезть-то. А я то шустренько – шасть и тама.
Багаж в машину помог загрузить носильщик, поинтересовавшись – откуда гостья. Уж больно диалект ему показался удивительным.
Увидев Фаину за рулём, Мария притихла. Она глазела по сторонам, Фаина чувствовала – пассажирка старательно сдерживает эмоции.
– Как Вам? – вдруг захотелось, чтоб Мария заговорила.
– Что ли здесь люди живут? – смотрела она на высотный жилой комплекс.
– Да-а. Конечно. А что не так?
– ВысОко больно, – выдохнула она с ударением на второй слог.
– Привыкли. Я вот тоже на седьмом этаже живу. Но это совсем не высОко, – улыбнулась Фая.
– На седьмом? Мы сейчас ехали, я всё думала – работают, наверное, там, на высотине-то этой. А жить-то как? Страшно, наверное.
– Не думаю. Человек ко всему привыкает.
Фая хотела было сказать про предстоящие планы – про Эрмитаж, про спа-салон и театр, но отчего-то замолчала. Как-то совсем не ассоциировалась эта женщина со спа-салоном. А она ещё, глупая, и девчонок позвала – Надю с Люсей. Мол, посидим, познакомитесь с моей сватьей, покажем ей, как отдыхают леди в городе, хвастнем. А в Эрмитаж пригласила Леонида.
Ох!
Сейчас Фая приуныла. Нет, наверное, демонстрировать сватью не стоит. Другая она – на них совсем не похожая. И от этого ощущения как-то рассердилась она на сидящую рядом Марию, на зятя и даже на дочь.
А сватья с характерным оканьем все рассказывала про деда, с которым довелось ей ехать, пересказывала дивную, как показалось ей, историю его жизни.
Вот ведь – свалилось на нее это разговорчивое чудо!
Сумку затянули в лифт с трудом. Мария опять притихла. Только в лифте взглянула в высокое зеркало, перевела взгляд со своего отражения на отражение Фаи, заморгала глазами, как будто застеснялась свою сватью вот только сейчас.
А Фаина только кивнула своему отражению, взыграло самолюбие, она старше своей гостьи, и пусть гостья видит – как могут и должны выглядеть женщины возраста под шестьдесят.
А дома, когда Мария раскрыла рот от зеркальности прихожей, от раздвижных шкафов и нещадного чуть ли не солнечного света по периметру, Фаю вообще понесло. Она важно расхаживала по квартире, будто свысока и немного небрежно разъясняла гостье свой быт.
– Это кофемашина. Я по утрам пью кофе на лоджии, там у меня особый релакс. Это тренажёр, спорт, знаете ли, в нашем возрасте просто необходим. А если хотите послушать радио, просто скажите Алисе ...
В обтянутой футболке, спортивных штанах и привезенных ею домашних тапочках полная Мария ходила за хозяйкой, кивала и восхищалась.
– Как же красиво у Вас, Фая! Как красиво! Да-а, дом вести, не головой трясти...
И Фаина в эти минуты была невероятно довольна собою и горда.
– А это холодильник, он у меня встроенный... Да, я так решила...
– Ой! А я ж столько всего привезла-то!
Мария ринулась к большому баулу, и стол начал заставляться и закладываться банками, перевязанными бечевками, свертками, пакетами и коробками.
Надо сказать, что было всё это достаточно привлекательно. Мед, земляничное и черничное варенье, маринованные огурчики и опята, брусничный джем. А ещё сало, рыба, капуста квашенная...
– О Господи! Куда мы столько всего денем?
– Сколько? – взглянула на стол Мария, – Та чё тут разе много? Было б чё съесть, так стоит нам присесть.А настоечку будем? Своячная! – она наклонилась, загремела бутылками.
– О! Нет-нет! – строго погрозила пальцем Фаина, – Мне завтра с утра поработать нужно. Уж простите, Маша.
– Да? Ну тогда в другой раз. Было б чё выпить, а разговоры найдутся.
Они убрали продукты в холодильник, вынесли на лоджию – до детей.
– Ух! Страх-то какой. А видно как далеко-о. Интересно, село мое не видно?
И опять Фаина демонстрировала свое хозяйство. Рабочее место, робот-пылесос, машинку для мытья окон. Хотелось удивить, шокировать. И это получалось. Мария охала, качала головой.
Остановилась Фая только тогда, когда начала показывать, как работает душ в ванной, подробно объясняя работу смесителя. Мария смотрела на нее как-то не столь внимательно, чуть улыбаясь, и вдруг сказала:
– Да уж как душ-то работает знаю. Чай, и мы моемся.
И тут Фая поняла, что с хвастовством слегка переборщила.
Ну, да ладно.
Из душа Мария вышла во фланелевом цветастом халате с полотенцем на голове.
– Фен же есть там, – махнула Фая.
– Ааа, не нать... Само высохнет.
Так и ужинала Мария с полотенцем на голове.
– Не хотите поближе к сыну перебраться? Хоть в пригород, – спрашивала Фаина.
Она была уверена, что из той глуши, где живёт Мария, надо бежать.
– Так ведь... Сорваться -то можно. Но жить после как? Человек ведь, как то дерево, не всегда поддается пересадке.
– Да у вас же, Толик рассказывал, даже отопления нет, газа. Да и пойти некуда.
– Нету. Что верно, то верно. Обидно бывает – жуть. Вот в Новый год у нас сельсовет все уличное освещение отрезал. Тё-омка! Страсть. А причина знаете какая – платить энергетикам за уличное освещение нечем.
Нету денег у администрации. А по телевизору – Москва в огнях утопает. И всё-то там сверкает, всё горит. А мы ходим, в заборы тычемся... Как не обидно -то?
– Вот и говорю, переезжайте. Здесь другая жизнь, и женщины тут другие, – Фаине неловко было сравнивать сейчас ее с собой, вдаваться в детали, но показалось ей, что Мария поняла, о чем она говорит.
– Другие... Конечно, другие. Только не представлю никак – вот выйду на улицу, а поздороваться не с кем. Ни я людям не нужна, ни они – мне.
– Ну-у... Друзья ж есть. Если нет, то появятся.
– Так друзья у меня и тама есть, дома, – улыбалась Мария, – Горестями проверенные, временем закреплённые и ветрами не унесённые. И не надо им ничего доказывать, потому что они – просто друзья.
Комнат у Фаины было две. Постелила она Марии в зале. Мария рассматривала корешки книг в стенке, наклонив голову читала названия. А когда вошла Фая, как-то застыдилась, засуетилась, как будто застали ее за неприличным занятием.
– Любите книги?
– Есть такой грех, – вздохнула Мария.
– Почему же грех?
– Так ить... Времени-то сколько на них нужно. А дел сколько! Вот и у Вас, наверное ... Вы уж простите, что столько времени у Вас отняла. Связь эта... У нас только на втором конце села ловит, там гора. Вот и хожу туда звонить. Так уж вышло...
Она сидела на диване, на белой простыни в цветастом халате, торчащей из под халата трикотажной рубашке, которую она почему-то называла станушкой, усталая и простоволосая.
Она совсем не гармонировала с этой современной комнатой, как предмет – не вписывающийся в интерьер. И этот ее внешний вид очень мешал Фае. Казалось, что гостья ее стара, что все, что понятно и интересно ей, Мария никогда не поймет, что они совершенно из разных миров.
И как теперь быть? Как провести эти дни вдвоем с этой женщиной? Как вытерпеть?
– Даш, все хорошо. Встретила, вроде, спит она уже. Только...
– Чего, мам? Что-то не так?
– Да понимаешь... Я экскурсию в Эрмитаж заказала, спа...
– Эрмитаж – это хорошо. А спа, мам... Это не для нее, наверное. Зачем?
– Даш, я вот думаю. В Эрмитаж ехать, а она в бурках.
– В чем?
– Ну, это обувь такая.
– Ну и что? Какая разница? Ты ж знала, что она не гламурная особа, что она из деревни, вообще-то.
– Знала, но как-то...
– Мам, тебе стыдно с ней куда-то ходить? Так и скажи. Не ходи тогда. Посидит и дома. А мы уже сами устроим ей и экскурсии, и ...
– Да нет-нет! Ты неправильно меня поняла, Даш, – Фаине вдруг стало стыдно перед дочерью, – Мы завтра же поедем в Эрмитаж. Завтра же!
Разговор закончили.
Ох... Накрутила она себя что-то. Опять заныло сердце.
Как же не хотелось представлять завтра Марию Лёне, как свою родственницу – сватью.
Как же не хотелось! Было стыдно. Что скрывать? От себя не скроешь. Он ведь такой интеллигентный мужчина!
И Надя с Люсей теперь знают о ней и непременно захотят познакомиться.
Фаина проворочалась полночи. Крутила варианты, искала выход ...
***
Утром Фаину разбудил телефонный звонок. Начальству срочно требовался отчет в казначейство. Фаина уже начала работать над ним, но была уверена, что время есть – отчет нужен к понедельнику, а тут ... сегодня до часу дня.
– Это нереально.
– Постарайтесь, Фаина Олеговна. Сами понимаете, если и справитесь, то только Вы. Сделать надо обязательно!
Фая спустила ноги с койки, встряхнула головой и, наклонившись, нажала кнопку компьютера. И только потом вспомнила, что дома – гостья.
Она заглянула в зал и встретилась глазами с Марией. Та уже сидела на диване в халате, белье было аккуратно собрано.
– Мария Михайловна, тут такие дела...
Она рассказала о срочной работе.
– Так и делайте, чё ж, раз надо.
– Мне до часу сдать нужно. Завтрак...
– Работайте! Работайте-работайте. Я сама.
Фаина включила чайник, показала на круасаны и хлебницу, прямо в пижаме уселась за компьютер и ушла в отчет. Таблицы, цифры, вбить, копировать, сосчитать, совместить ...
И тут перед ней неожиданно появилась чашка кофе.
– Вы разобрались с кофемашиной? – обернулась она на Марию.
– Нее... Так сварила. Зачем?
И как она угадала? С молоком, без сахара... Фая глотнула кофе, прикрыла глаза от удовольствия. То, что надо сейчас... и опять ушла в работу. Чуть позже, по дороге в туалет, заглянула в зал – Мария что-то увлеченно читала.
Как же хорошо! Стыд за то, что совсем не занимается она гостьей ушел. Гостья не скучает.
Позвонила Надежда, предложила встретиться в мебельном. Ей что-то было нужно. Фаина не обещала. Понятно же – хочет на сватью ее взглянуть. Но сейчас было не до разговоров и встреч.
Звонила Даша, спрашивала, как их дела. Фая передала трубку Марии и слышала, как та хвалила ее квартиру и благодарила сноху за хорошую встречу.
Без пятнадцати час отчет улетел в казначейство. Она отчиталась начальству, потянулась в кресле, направилась в зал.
– Все! Свобода! Спасибо, что дождались. За кофе спасибо. И уж простите, что так вышло.
– Уханькались, чай? Я книгу взяла. Ничего?
– Конечно. Что читаете? Ооо ... Платонов. И как?
– Мне нравится. И грустно, и смешно, и немного страшно.
– Верная характеристика, – Фая книги Платонова не понимала.
– А давайте я борщ Вам сварю, – вдруг предложила Мария, – Чё без дела-то сижу, дурью маюся.
– Вы проголодались? Простите, заморила Вас голодом. Не надо борщ, у меня пюре и котлеты есть. Сейчас пообедаем, и – в Эрмитаж. А рядом там кафе хорошее есть. Сходим. Только...
– Что?
– Мария, Вы простите, но... Как-то тепло Вы одеты. Давайте я Вам свои кроссовки дам. Жарко в сапогах по Эрмитажу ...
– Так ить Эрмитаж большо-ой. Там ходить и ходить. А у меня больные ноги -то. Не смогу я, – опустила она голову, – Оттого и ношу мягкие.
И почувствовала Фаина какую-то обречённость в этих словах. Как будто понимала Мария всю свою деревенскость, смирилась с ней и готова принять, что Эрмитаж – это не про нее. И дальнейшие уговоры, слова о том, что кроссовки у нее тоже мягкие, Фая проглотила.
Ладно! Гори все огнем! Пусть едет так. В конце концов должен же и импозантный ее кавалер понять, что она для Фаи, в общем-то, никто. Случайно оказавшаяся с ней в родственных связях абсолютно чужая женщина.
Они пообедали, потом Фая сказала фразу, которую Мария поняла, ну слишком, буквально.
– Теперь собираемся!
А когда шла Фая в ванную – ее гостья стояла в прихожей, готовая натянуть пальто.
– О! Нет-нет, Мария Михайловна. Я же ещё только начала собираться. Сейчас голову помою, высушу. Я, в общем, это имела в виду.
В ванной она взглянула на себя в зеркало – лицо недоуменное. И как так! Она что – даже ресницы не подкрасит?
Нет, определенно свою сватью она не понимала!
А потом, когда ехали в лифте, Мария, с напевностью вологодского говорка, попросила.
– Обязательно в западноевропейскую часть сходим давайте. Уж больно там некоторые картины мне посмотреть охота. Так охота...
– Сходим, – кивнула Фая, удивлённая этой фразой. Надо же! Она что-то знает об Эрмитаже.
Фая все ещё очень переживала за встречу с Леонидом. И зачем она его туда пригласила!? И из-за этого волнения опять нашла на нее обидная окостенелость и чванливость. Она нервно и молчаливо вела машину. Меж бровей – сердитая складка.
Ладно – она же стойкий оловянный солдатик. Выстоит!
Сегодня она надела короткий светлый теплый пиджак с цветком из такой же рыхлой ткани на плече, светлые брюки и туфли на небольшом каблуке, украсила себя подходящей бижутерией. Она видела, как Мария наблюдала за ее сборами – как сушила и укладывала она волосы, как накладывала тональник и красилась полупрофессиональными мазками, как тщательно начищала туфли и орошалась духами.
Мария села в машину в своих сапогах с пыльной подошвой, шуршала пуховиком, держала на коленях черную старушечью сумку и улыбалась, с радостью глядя на проспекты Питера.
Леонид пришел чуть позже, когда они уже созерцали картины. Удовольствия от созерцания Фая сегодня не испытывала, хоть сто лет и не была в Эрмитаже. Зато ее гостья вдохновенно стояла у каждого полотнища, чуть склонившись, держа свою сумку впереди обеими руками у колен.
И странно, сейчас она выглядела вполне себе прилично, как будто вписалась в эти стены, слилась с обстановкой. Несколько потрёпанная прическа – пучок, бордовый свитер в обтяжку, черные брюки скрывающие бурки. К ней даже подошла сотрудница музея, они что-то обсуждали довольно долго. Всех удивлял и заставлял улыбаться окающий говор, как будто тянул он к дальнейшему продолжению общения.
А Фая выглядывала Леонида, волновалась. И вот, наконец, он появился: импозантный, высокий, подтянутый, с холодными серыми глазами. Он шел широким размашистым шагом, спешил к ней.
Фая расцвела.
– Знакомьтесь, это моя сватья, мама мужа дочки, Мария Михайловна. Приехала издалека, с Вологодчины.
Мария от неожиданности дёрнула руку, которую решил он поцеловать, запротестовала и покраснела от этого поцелуя.
– Можно просто – Маша.
Они довольно долго ещё ходили из зала в зал. То втроём, то разбредались парами, то по-одному, обсуждали картины, рассматривали экспонаты.
Было невооружённым глазом заметно, что Леонида живопись привлекает не сильно, но он старался.
В одном из залов, посреди которого стояла огромная ваза, Мария вдруг выдала информацию:
– О! Это ж Царица ваз. А знаете, что сначала тут поставили ее, а потом уж возвели вокруг и стены музейного зала, иначе она бы просто не влезла сюда. Вона двери-то какие, разе влезла б? И в войну ее не прятали, никак было. Просто мешками обкладывали, да и все.
– Маша, а откуда Вы все это знаете?
– Я-то? Так в книжке читала. У меня подруга Галька – директор клуба нашего. У нее там библиотека есть. А однажды в клубе у ней печь ремонтировали. Начали, разобрали, да работников взяли, да и перебросили на школу в Ивантеевку. А клуб-то деревянный, сразу промерз, книжки ж намокнут, жалко. Вот мы их по избам и разобрали. И не только книжки, много чего. Вот у меня и оказалась книга, "Сокровища Эрмитажа" называется. Мечтала я сюда попасть. Спасибо Вам, Фаечка.
– Интересно Вы там живёте, – качал головой Леонид.
Фая приглядывалась. Нет, вроде не похоже, что Леонид напрягся от присутствия ее сватьи. Вполне себе довольный, как всегда. Даже галантно помог Марии надеть пальто.
Они направились в кафе. Мария мучительно долго и старательно читала мудреное меню. А Фая принципиально не стала помогать. Хотелось понаблюдать, как она справится. В конце концов гостья что-то выбрала, наугад, прочитав самое знакомое название.
Казалось, она в шоке от цен, и от всего этого заведения – хочет убежать. Это был чужой ей мир, непонятный и очень дорогой. Она примолкла.
– Какой кофе будете? – спросил ее Леонид, – Латте, эспрессо, американо?
– Американо, – это слово было понятнее других.
– Вам с медом, с корицей или сиропом?
– Можно, – кивала Мария.
– Так с чем? – Леонид не понял.
– С медом, – ответила за потерянную Марию уже Фая.
Чашка, как из кукольного сервиза, горечь кофе и цены... Мария вышла из кафе и облегчённо вздохнула.
Леонид опять целовал руки, вынужденно прощался, мило улыбался... Фая успокоилась и уже улыбалась тоже.
– Маш, Вы чего-то как будто расстроены. Удивили цены кафе?
– Расстроена? Да не знаю...
– Что не так? – Фае было интересно на каком-то чисто женском уровне.
– И сама не поняла. Вот сижу там и как будто себя со стороны вижу. Вам, наверное, стыдно за меня такую колхозницу, да?
– Да с чего Вы взяли? – Фаина готова была доказывать обратное, хоть и поняла, что Мария попала в точку.
– Таа... Другие тут люди. А я сижу в этих чунях. И зачем сижу? Одни расходы от меня! Лучше б дома осталась, кисель бы брусничный сварила. Позорище со мной.
– Ну, что Вы, – захотелось успокоить, – Вон Вы как в Эрмитаже себя показали! Знаток!
– Да-а, – махнула она рукой, – Книжка, просто. А Леонид он кто?
– Он – писатель.
– Писатель? А что пишет?
– Вот это ещё тайна. Обещал мне свою книгу презентовать в будущем, и все карты о себе раскрыть в торжественной обстановке. Понимаете, Маш, есть большая разница меж людьми у вас там, на селе, и здесь. Если человек многого достиг, он ...как бы это сказать, не хочет, чтоб его ценили только за эту заслугу, хочет, чтоб просто полюбили, за другие качества, как простого человека.
– Да у нас и так все друг про друга всё знают. Не скроешь.
– Вот я и говорю. А у нас можно подержать интригу. А почему Вы о нем спросили?
– Спросила -то? Дэк так... Чего б не спросить? – как-то потухла Мария.
– Я не поняла, – Фая перевела на нее взгляд, – Он не понравился Вам что ли?
– Лишь бы Вам нравился. А я-то чё? Просто ... может из-за меня это.
– Маш, даже интересно..., – Фаина уже крутила головой, заинтересовалась, – Что из-за Вас?
– Ох! Да это уж мое, личное. Вы внимания не обращайте. У всякого свой вкус и своя манера: кто любит арбуз, а кто офицера.
– Маш, ну, пожалуйста! Я ведь совсем недавно с ним встречаться начала, и мне интересно мнение каждого. Вот Надежда, подруга моя, пришла в восторг. Хорошо хоть замужем, а то б отбила, наверное, – нервно хихикала Фая, – Пожалуйста, объясните и свое впечатление.
– Так и не знаю, как объяснить-то? Жеманный больно. Заносистой. А в глазах – пустота. У картины одной говорит: "Милая девочка", а это картина Караваджо "Юноша с лютнёю". Там написано даже. А он... Прочитал бы хоть. И в кафе....
– Что в кафе?
– Так он, уж простите, может у человека проблемы денежные, но мне показалося, что обрадовался он, когда Вы сказали, что оплатите.
– Ну, может и проблемы.
– И ещё... Вот не могу объяснить, но, когда любят, не так смотрят.
– Любят? – Фая хмыкнула, – Да кто ж говорит о любви, Маша? У нас пока просто дружба.
– И на друга – тоже. А у него взгляд куда-то мимо. Хоть может это, потому что я тут примешалася. Просто, очень жаль стало мне вас там в кафе. Так жаль, что плакать захотелося.
– Плакать? Вот те и на! Я ее развлекаю, а она... Ладно! – Фая отчего-то вдруг развеселилась, и сама начала жалеть свою гостью, – Ладно. Сейчас поедем дальше развлекаться. Подружка в мебельный магазин звала, – она набрала номер Надежды.
Торговый центр находился в получасе езды, двухэтажный с несколькими переходами, отдельно оформленными сквозными залами. В таком легко затеряться. Туда можно было ходить тоже как в музей.
Фая представила женщин друг другу и сразу заметила, как совсем незаметно надменным взглядом оценила Надежда ее сватью. Она всего лишь слегка подняла бровь, но на лице было написано все.
Фаине сейчас просто хотелось пообщаться, побродить по мебельному, ну, и показать Маше тот самый удивительный мир комфорта. Гостья немного потерянно ходила за ними, придерживая сумку двумя руками, дабы не задеть что-нибудь ценное.
Разве можно есть за таким вот инкрустированным столом или спать на такой королевской кровати? Это кощунство. А цены ... цены в салоне зашкаливали за все разумные пределы, и Марии странно и даже как-то стыдно было, что подруга Фаи тут что-то собирается купить.
Вспомнила она, как мечтала купить сыну Тольке кровать. На единственной кровати в спальне спала у них Катя, старшая дочка. Мария сама с покойным мужем – на диване в зале. А Толик – на твердом узком раскладном кресле. И вот однажды на очередном медосмотре, когда было ему лет двенадцать, обнаружился у него сколиоз. Они поехали в районную клинику, к ортопеду. Тогда и посоветовали – удобное ложе.
Начали они с мужем откладывать деньги. С одной зарплаты, с другой... И вдруг ... беда: Саша, друг и одноклассник Толика, на мопеде разбился. Собирали по частям мальчишку, да видно собрали неправильно. Мать воет – в Москву везти надо, а денег нет.
Толик тогда пришел, ложкой по тарелке водит, а сам на нее из-под бровей поглядывает, да так, что достала она эти деньги – саданула по столу.
– Без койки будешь! Так и знай!
Толик деньги схватил и хотел было припуститься.
– Стоять! Пока не съешь, не уйдешь!
И он хлебал, спешил, пил прямо из тарелки, радостно и счастливо глядя на нее.
И жалко денег было, и... Тут сколиоз, а там – то ль встанет на ноги Сашка, то ль нет. Всем поселком тогда скидывались. Вернулся Саня в село через полгода в инвалидном кресле, а вскоре и на ноги встал. Техникум закончил, на МТС работает, двое детей уж. До сих пор с Толькой на связи они, друзья.
Надежда оживлённо болтала с Фаей, то и дело "пробалтываясь" о чем-то, по ее мнению, производящем впечатление. "Я в Таиланде видела ...", "Такой пуфик я Вике взяла, дорого, конечно, как диван, но взяла....", "Мне до Испании надо успеть ...", "Мой дорогой оплатит, это же бренд..."
– Как Вам этот набор? – показывала Надя Марии на белый итальянский туалетный столик с округлыми формами и сверкающей золотой отделкой.
– Мне? – Мария вдохнула, глаза забегали, искала ответ.
– Ну, да.
– Белый больно.
– Так я и ищу белый. У меня спальня в бело-золотых тонах.
– Вокурат как у царей?
– Ну-у... Почему бы и нет, хочется жить по-царски, – Надежда усмехнулась как-то невесело.
– Тогда подойдёт, – кивнула Мария, – Добавит Вам блескучести.
– Ха! Блескучести. Здорово! Впрочем, у меня этой блескучести и так достаточно, – Надя ещё раз взглянула на туалетный столик, – Может и правда, что-то поскромнее посмотреть, – и пошла дальше по салону.
Фаина удивилась: Надежда прислушалась? Да не может быть! Она всегда все делала по-своему, и прислушиваться – ни в ее характере.
Фая глянула на сватью со стороны. Наружность деревенская, чего уж. Но, если присмотреться внимательно, замечаешь в серых глазах ее под стеклами очков спокойную уверенность, самодостаточность что ли. Как будто смотрит она на них, как на актеров – умный, дотошный зритель.
– Как Вам моя подруга, Маш? – спросила, когда ехали обратно.
– Хорошая...
– И все? Она у нас самая яркая и успешная. Отец – стоматолог известный был. Муж – в правительстве города.
Как-то эти регалии на Марию впечатления не произвели.
– Живут очень хорошо. Квартира, загородная дача, – продолжила Фаина, – У самой Нади – два авто. Дочка в Москве замужем. Тоже очень обеспеченная. Отдыхают исключительно за границей, – а Мария все молчала, – В общем, нам так не жить..., – закончила Фая.
– Так и не нужно, – наконец ответила Мария.
– Почему это?
– Так ить почему? – ответила она вопросом на вопрос, – Чужая судьба — как чужая обувь: может и хороша, но не по ноге.
– Не по ноге? – Фая остановилась на светофоре, – А я б пожила вот так. Хорошо, когда есть на кого положиться. Спокойно. Вы вот тоже одна. Не хотелось после смерти мужа быть за кем-то? А? – она обернулась к Марии.
Шапка эта ужасная, волосы выбились, очки старушечьи. И ещё думает, что она что-то понимает в их жизни, может учить!
Вопрос об отношениях был риторический. Нет, эта женщина точно не начнет флиртовать.
– А я и не одна уже, – вдруг ответила Маша, и Фая пропустила зелёный светофор, сзади засигналили и Фая ругнулась неприличным словом, обозначающим женщину лёгкого поведения.
– Ёнда... Говорите лучше это слово. Обозначает тоже, но никто не осудит.
– Да? Надо запомнить. Значит, не одна? Мужчина есть?
– Да. Есть. Очень хороший, любит меня. Да и я – его.
– И кто же он?
– Так кто. Пенсионер уж. Семьдесят почти ему. Он родственник наш, Катиного мужа дядька. Жена померла, болел он сильно, бегали мы все. Вот так и сложилось.
– Семьдесят? Не староват?
– Да разве старость важна тут. Другое важно. Чутье – твой человек или нет. Я ж не сразу. Я много думала, размышляла. Да и он. В селе ... о-ох, чего только не говорили, смеялися, конечно. На чужой роток не накинешь ведь платок. А мы ж чего? Нам просто хорошо вместе было, да и все. Чё нам другие-то? Показное – оно и есть показное, а главное там, – она положила руку на грудь, – В сердце.
И говорила она сейчас такие простые слова, но говорила так откровенно и от души, что Фая поверила. Нет, есть в ней что-то другое, совсем ни на грамм нет фальши, не похожа она на них.
И Фая как-то расслабилась. И дома сама предложила.
– Где там Ваша настоечка? Надо, пожалуй, на "ты" нам перейти.
– Давно пора, – улыбалась Мария, доставала настойку, – Без вина и беседа не длинна.
– Спа-салон отменяем на завтра. Люся – с внучкой. Вечно она... Ох, жизнь у нее... Живёт, как плачет.
И Фая рассказывала о Людмиле. Живет с детьми и давящей матерью. Работает, убирает, готовит, как приговоренная, совершенно несчастна по-женски и по-человечески.
– А Надя счастлива? – вдруг перевела разговор Мария.
– Надя? Ну да... Чего ей несчастной быть.
Маша пожала плечами.
– Не знаю. Показалося. Как будто не может она справится с нервами какими, оттого и дёргается. Дома может чего у нее?
– Дома? Да нет... Муж занят вечно. Вот в Испанию одна поедет.
– Вот-вот. Одинокая она очень.
– Одинокая? Ох, нет... Знаешь, какое у нее окружение?!
– Так ить и в окружении можно одинокой остаться.
Странный это был разговор. Фаина только пожала плечами.
– Маш, а давай другие очки тебе купим. Ну-у, старушечьи эти какие-то! Не нравятся мне ужасно.
– Очки? – она сняла, покрутила их в руках, – Так целые они, и вижу в них нормально.
– Ну, а посовременнее не хочешь разве? Я место хорошее знаю. Там и зрение проверяют. У нас такие только бабки носят.
– Так а я кто? Бабка и есть.
– Ну...ну что ты! Ты ж моложе меня. Моложе Надежды. Неужели не хочется выглядеть получше?
– Ну, так красиво, как вы тут одеваетеся нам уж не выглядеть.
– А что мешает?
– Мешает? Да ничего не мешает. Скорее – не помогает ничего. Вам ведь что – окружение фильтровать надо, доказывать чего-то, демонстрировать благополучие свойное. А нам... Говорю ж, знают про меня всю подноготную у нас. Ну, надену я халат шелковый, чего изменится? Ничего... Только скотину перепугаю.
– Нет, ну, а самой себе нравится разве не хочется? В зеркале...
– Хочется. Так ведь и нравлюся. Вот я пальто это недавно купила. Рада радешенька. У нас ведь автолавка приезжает, там и одеваемся. А за пальто я в район ездила.
– Ясно, – вздохнула Фая.
Разговор зашёл в тупик. И все же она не хотела сдаваться.
– Нет, очки и покраску волос я тебе подарю. Это будет мой подарок. Можно? – подняла Фая бокал с вином.
– Ох, лишь бы дома меня признали, а то ведь и погонют, – улыбалась ее гостья.
И всё-таки она молодая, эта Маша. Без тени косметики, без прически, но молодая.
Они вышли на лоджию, вдохнули дуновение ветра, как вдруг откуда-то сверху прямо на плечо Фаи спланировал дымящийся окурок.
– Эй... Что это? – она стряхнула окурок, он упал на пол, – Что за безобразие! Эй! – она кричала наверх, на восьмой этаж.
Оттуда показалась кудлатая мужская голова.
– Ой! Простите, пожалуйста! Я случайно.
– Где огонь, там и дым, – раздавила дымящий окурок тапкой Мария.
– Случайно? Случайно! Да я уже..., – настойка оказалась крепкой, Фаина была разгоряченной, и сейчас готова была растерзать соседа, потому что окурки убирала с лоджии не впервой, – А ну-ка выходите! Выходите! Нам надо серьезно поговорить!
Она направилась к двери.
– Фай, Фай, да успокойся. Чего такого-то? Ну, покурил мужичок, – следом за ней семенила Маша.
– Покурил? Покурил! Я ему сейчас покурю!
Они поднялись на этаж – дверь квартиры закрыта. Фая решительно нажала на кнопку звонка.
– Эй, откройте! Откройте сейчас же!
– А ты его не знаешь что ли? Звать-то как?
– Он новый... Не знаю, – Фая барабанила в дверь кулаком.
И тут из-за двери раздался голос:
– Иду! Да иду я! Только чур не драться!
– Фая, ты руки не распускай. Дави интеллектом, – бормотала из-за спины Мария.
Скрип, дверь щёлкнула, мужчина в возрасте на костылях стоял в коридоре.
– Сколько это будет длиться! Вы почему бросаете окурки на мою лоджию!? Вы сожжете весь дом! Вы...
– Каюсь! Обещаю больше так не делать, – кивал мужчина.
– Че-то с руками не так у Вас чё ли? – из-за спины спросила Маша.
– Да-а... А как Вы догадались? Не слушается правая, падла. Пальцы, – он показал руку, продемонстрировал, что пальцы плохо шевелятся, – А на лоджии уж больно курить тянет. Прям тянет. Не буду больше. Меня, кстати, Дмитрий зовут, я новый сосед, а Вас?
– Фая, – буркнула Фаина, – А это гостья моя Мария. Не курите больше, – сбавила пыл она, – Ещё пожара нам не хватало.
– А Вы бы прошли. Правда, у меня не очень убрано. И очень по-мужски.
– Нет-нет...
– Вам, может, помочь чего? Как сами-то справляетеся? – спросила Мария, шагнула вперёд, Фаина отталкивала ее в сторону.
– Нет, что Вы. Ко мне сестра приходит. Но это ненадолго. Надеюсь, скоро и сам ... Я ведь только пару недель, как сюда приехал. Из больницы прямо.
– А чего случилося?
Фаину это любопытство сватьи раздражало, она дергала ее за рукав халата.
– Авария. Женщина на встречку выехала. Сама цела, а я вот ..., – он приподнял костыли.
– Вот ... ёнда! – качала головой Мария.
– Кто?
– Не обращайте внимания, и следите за окурками, – Фаина тянула Марию вниз.
Он не закрыл дверь, ещё извинялся, пока они не спустились.
– Во-от, Фай. Хороший мужчина. В глаза как смотрит!
– Чего ж хорошего? Окурки не держит.
– Ну, это временно. Здоров будет — все добудет. А вот Леонид твой и телом здоров, да душой болен. Присмотрися-ка ты к нему.
– Так, Маша, нам спать пора. Кажется мне, что не дело ты говоришь уже. Ругаешься вон. Много выпили. И чего ты там бормотала? Руки не распускай? Ха! Ты что и правда думала, что я драться полезу?
– Ооо, вона какая злая была. Кто тебя знат... В тихом омуте...
Они долго ещё хохотали.
И вот, вроде, не слишком поверила Фая Марии насчёт Леонида, но уснуть не смогла, полезла в интернет искать членов союза писателей... А их, союзов этих, довольно много. Леонида там не нашла.
Но ведь это интернет, разве там разберёшься.
***
– Фай, а может не поеду я. Вон Платонова почитаю, а вехоть дашь, так и уберуся.
– Чего дать?
– Тряпицу какую-нить... Чё со мной, ведь морока одна. Чуньки эти мои...
– Маш, ты не выдумывай. Едем!
И почему-то сегодня Фая ничуть не сомневалась, везя сватью в гости на дачу к Надежде. Сегодня она очень хотела, чтоб Маша была рядом.
По дороге заехали в центр оптики, заставила ее подобрать очки, но забрать их можно было лишь завтра.
– Не очень вычурная я? – примеряла новую оправу Мария, – Ох, вострошарая, зыристая стану.
– Как-как? Надо записать, – хваталась за карандаш сотрудница центра.
У Надежды на даче они обычно занимались одним – обсуждали проблемы Люси. Так уж повелось. А сегодня все перевернулось. Все разговоры – с новой гостьей.
И так эта беседа Фаине понравилась. Общие темы есть у всех женщин, интересы одни. Говорили о женских проблемах села и города, сравнивали, вспоминали, как жили раньше, как рожали и растили детей. И, вроде, все было по разному у них, а переживания – одни.
Городские бегали в поисках лучшего роддома и врача, а Мария рассказывала, как рожала дочку без всякого врача, потому что до роддома доехать не успела. Они рассказывали, как ублажали воспитателей и учителей, дабы ребенку училось благостней, а Мария – о том, как дети ее ездили в школу вместе с учительницей на лыжах, когда дорогу заносило, и автобус не мог проехать.
А потом разговор пошел о любви. И тут уж... Ох!
Плакала Люся на груди у Маши. А Маша нашла те слова, какие не могли найти они за столько лет. А потом разоткровенничалась и Надежда. Столько лет они вместе, но почему-то именно сейчас рассказала всю правду.
Права была Мария – одинока Надежда. Муж давно живёт на две семьи, есть у него любовница, и уже не первая. А от жены откупается дорогими подарками.
– Вы думаете, чего он меня в Испанию отсылает... Надо ему с той пожить, отдохнуть от меня. Вот и...
И вскоре Надежда тоже плакала на груди у Маши.
И не из каких не из разных они миров. Один у них мир, одни интересы. Да привычки и образ жизни отличается, но суть – едина.
Может не просто так родилась она в день женский?
Она – знает про женщин все, умеет найти подход к каждой.
Потом они плавали в бассейне. Маша не плавала, сидела на лежаке, смотрела на них. И хоть была она здесь самая молодая, Фаине казалось, что смотрит она на них, как мать на глупых детей – любя смотрит.
Она открытая, не умеющая рисоваться, обманывать. Просто по сути своей не видящая в этом никакого смысла. Даже накрасить лицо – для нее, вроде как, обмануть.
А они ... Нет, они вовсе не бегут от реальности. Они так привыкли жить. Но иногда их заносит и, обманывая окружающих и самих себя, становятся они глубоко несчастными.
"Просто, очень жаль стало мне вас там в кафе. Так жаль, что плакать захотелося." – вспомнила она слова Маши.
На прощанье все обнимались с Марией, прощались, как с лучшей подругой.
Надежда утирала слезы:
– Жду тебя в понедельник в клинике, Маш! Сделаем тебе зуб, как новый! – потом обернулась к Фаине, – Повезло тебе со сватьей, Файка! Такая она душевная ... Ох!
А день следующий они посвятили красоте. Марию в салоне перекрасили в приятный шоколадный тон, чуток постригли, с трудом уговорили нанести лёгкий макияж.
Она смотрела на себя в зеркало, тихонько улыбалась, и Фая понимала, что радость ее совсем не такая, какая бывает у женщин после таких действий и процедур, подобных ей самой. Маша просто как бы наблюдала со стороны себя и была довольна, что порадовала их – свою сватью и парикмахера.
– Представляешь, как Толик твой обрадуется, увидев такую красивую маму, и Федька с Фросей, – улыбнулась она и попала в точку. Эта мысль Машу обрадовала очень.
А вечером – театр. И тут Фаине с Марией было необыкновенно хорошо, как будто знала она ее всю жизнь. И совсем не важно было – что не так уж модно она выглядит.
И какое счастье, что у ее внуков есть такая бабушка.
Надо сказать, забегая наперед, что прозорливость Марии нашла свое подтверждение. Вскоре у Леонида случилась беда – "заболела дочь", он просил денег в долг, довольно приличную сумму. И Фаина представляла, как бросилась бы она помогать ему, не случись предостережения сватьи.
А сейчас ... Стоило попросить подтверждения, чуток схитрить – мол, переведу деньги, но только сразу на больницу, как тут же Леонид исчез с радар.
Зато замаячил в поле зрения сосед сверху – Дмитрий. Мужчина с чувством юмора, добродушием, оптимизмом и порядочностью.
***
В аэропорту детей и внуков встречали две уже ставшие близкими женщины: представительная дама на каблуках, в голубых джинсах, длинном плаще из мятой ткани, с крупными серьгами в ушах и стильной сумочкой, и другая дама – в фиолетовом пуховике, бурках и черной вязаной шапке.
Шапка была другая – без козырька, и очки – современные в тонкой оправе. Это всё, что согласилась поменять Мария.
А остальное зачем?