9.2 Поговорим о кино. Там, где я участвовал в съемках в качестве главного героя — говоруна или в роли приглашенного, это совсем отличалось от того, когда меня просили просто что-то разыграть перед камерами. Какую-то незначительную сценку, связанную с выступлениями животных. Не так-то просто заставить животное делать то, что нужно оператору. Мы не животные, конечно, но и с нами делали много дублей, чтобы потом можно было из них выбрать лучший кадр. Мы по многу раз проходили одно и то же место, много раз пролезали в один и тот же люк, много раз крутили головами в разные стороны, вешали объявления о пропаже собаки, опрашивали людей, подходы, отходы, разбивки. Наши ботинки снимали по многу раз — как они топали по листве, по снегу, как останавливаются и поворачиваются или, что очень модно, вылезают из машины. Всех этих операторов я называл «хрониками» — хронику они снимают. Причем сразу по первым шагам оператора, по первым его действиям видно — профессионал работает и с первого раза у него все получится, что задумано, или какой-нибудь «пионер», который замучает тебя до невыносимости и всю душу вытащит! Мне уже неудобно было перед соседями, когда два раза на день к нам приезжали телевизионщики, и я старался уходить для дачи интервью от своего дома подальше к соседним домам. С кем-то из операторов по этому поводу приходилось ругаться. Он хочет так, а я хочу по-другому. Многие почему-то думают, что тем, что меня снимают, они делают мне большое одолжение. Они на мне зарабатывают как на сенсации. Это я им делаю одолжение, потому что слишком много желающих снять фильм про нашу работу. А сколько всего мы не показываем и не покажем! Это является служебной тайной! Я обнаглел настолько, что уже из всех предложений выбирал только те программы, которые мне нравились. Курить во время съемки нежелательно. Пропаганда. В камеру смотреть нельзя. Белый лист к физиономии поднесут — контраст меряют, звук выставят, рацию прикрепят и ходи, говори, что хочешь! Я забывал, что у меня прицеплен микрофон, и иногда выражался по возмутившему меня факту съемок слишком откровенно. Потом конфузился, но этого в эфире не было. Кинодокументалисты мне понравились больше всех. Во-первых, старая аппаратура. Старая видеокамера, которая, наверное, была еще у фронтовых операторов, да и отношение к нам было ненавязчивое. Фильм получился нежным. В той же программе «Моя семья» я познакомился с Натальей Юрьевной Дуровой. Это незабываемая встреча! Мы стали друзьями. Не мне вам рассказывать, что это за человек! Она уже знала о моей работе, слышала мою фамилию, и вот настало время, когда мы были представлены друг другу лично. Мы сразу нашли общий язык. Я позже ездил к ней домой, в театр и не переставал восхищаться этим человеком. В театре по ее просьбе я осмотрел собачку, которую покусали. Ничего страшного не нашел, просто песики выясняли между собой отношения. Был приглашен на творческий вечер, посвященный 135-летию династии Дуровых. За официальным столом я сидел рядом с Владимиром Абрамовичем Этушем. Нестареющий душой человек. Был и Лев Константинович Дуров — актер, Борис Дуров — режиссер. Им созданы такие фильмы, как «Пираты XX века», «Вертикаль» и многие другие. Мы пили вместе чай, шутили и, как говорится, весело проводили время в общении друг с другом. Сфотографировались вместе: старшее и молодое поколение Дуровых и я в обнимку с Л.К. Дуровым. За чашкой чая рассказывали друг другу разные истории, кто что мог вспомнить про животных. Племянник Н.Ю. Дуровой рассказал интересный случай: когда он первый раз пошел на охоту, то увидел, как селезень утки поднимает ветку перед своей избранницей, чтобы та могла спокойно проплыть. После этого случая, пропитавшись, так сказать, пониманием того, как разумны эти существа, племянник Н.Ю. Дуровой забросил охоту раз и навсегда. Наталья Юрьевна одобрила этот шаг, вскрикнув: «Ну и правильно! Мы же Дуровы!» Душевное спокойствие было восстановлено. Чего нельзя сказать обо мне. Я люблю охоту. И у меня в ней свой смысл. Здесь мы немного отвлечемся и побольше строчек посвятим этой теме, выделив ее в отдельный рассказ. Назовем ее «У КОСТРА» Мы много беседуем у разведенного в лесу костра. На пламя можно смотреть вечно. Жаренная в углях картошка. К нам частенько наведываются гости. Приходят разные люди и все интересуются, что же это такое — охота и как я совмещаю в себе эти совершенно два противоположных качества — охота и любовь к животным. Начинаю я свое повествование так: Эти строки обязательно надо было написать. Потому, что обязательно потом найдется какая-нибудь дамочка с претензиями к окружающему миру или юноша, давно перешедший юношеский возраст, и начнут они причитать в три горла: «Ох, ах, он охотник! Бедные животные, которых он встречал! Ах, живодер! Ох…» Да, я охотник. Не стрелок, который только стреляет, ни о чем не переживая, а именно охотник, уважающим все старые традиции русской охоты и то, что индейцы называют поклонением природе с благодарностью за то, что она нам дает. Живя с природой слишком близко, я конечно же пользуюсь ее богатствами и расстраиваюсь, если она мало мне их преподносит. Зов предков для меня сильнее, чем блага цивилизованного общества. Для меня охота — это поединок с трудностями, неисчерпаемый родник впечатлений, новых открытий, наблюдений, самосовершенствования. Главное — не добыча, главное — азарт! Чувство, когда ты что-то должен совершить, кого-то должен победить! Основа охоты — это, конечно, прежде всего, труд. И отдых после тяжелого труда. И я хочу пить родниковую воду, есть то, что ели раньше, а не то, что предлагают нам магазины. Для меня супермаркет — это лес. Трупики на магазинных полках вызывают опасения. Да и жил бы я в лесу с большим удовольствием! Я охотник по натуре, по сути, по призванию, по духу. Это, наверное, основное, что преобладает и в моей работе. Про охоту у меня написано более тридцати книг. Я охочусь на змей, на опасных животных, на воров собак. Поиск животного, распутывание его следов, его уловок, поимка животного — это тоже охота. Охота помогла нам воспитать целое поколение собак, которые потом помогали нам искать животных, идти по следу и вытаскивать их из труднодоступных мест. Я люблю животных, понимаю их, сочувствую им, но охочусь на некоторые их виды, видя в этом противоборство, соревнование в умении и хитрости. Во мне все это прекрасно уживается, совмещается и не противоборствует. Я представляю себя Пришвиным, Некрасовым, Тургеневым и многими другими писателями. Они были заядлыми охотниками и очень, чрезмерно любили природу и все живое. Этим я и оправдываю свои интересы — таким нескромным сравнением себя с великими писателями. По моему мнению, и я писал уже об этом, я больше натуралист. Мне интересно, что делает зверь или птица, как она выглядит. Пока я ее рассматриваю, она уже удерет. Я просто радуюсь этим встречам. Тем более охота — это, прежде всего, ноги, хорошая физическая подготовка, а я все же больше домосед. Не будь я им, писательство можно было и не начинать. Но, как бы там ни было, охотником я считаюсь. На вещи я смотрю трезво, четко и в основном грустно. Много веков тому назад человек уже вмешался в нормальную жизнь природы, взяв на себя право решать, кому быть, а кому нет. Это великое преступление человека. Уничтожены многие виды животных, огромные территории лесов, реки, озера. Я знаю много охотников, готовых защищать, оберегать то, что составляет часть их жизни, и знаю многих «не охотников», преступлению которых против природы нет оправдания. Настоящая охота — это не увлечение, а образ жизни. Относиться к ней надо мудро. Если по пути мне попадется муравей, я на него не наступлю и уступлю ему дорогу. Я восхищаюсь красотой селезня, рассекающего воду в парковом пруду, готов ему стихи посвятить, но буду долго и терпеливо его выслеживать осенью, в дикой природе, чтобы порадоваться трофею и тем моментам, которые связаны с охотой на него. Слишком большое количество селезней снижает прирост всего вида. Они не дают уткам сидеть на яйцах, затаптывают. У зверя и птицы есть крылья, рога, когти, зубы, ноги, чутье, скорость, сила, ловкость, зрение, осторожность. Что такое человек? Природная никчемность. Примат, разучившийся добывать себе еду своими руками и выживать в суровых условиях жизни. Мне хочется стать совершенным, играя по правилам животных, где ловкий, побеждает замешкавшегося, где выживает сильный. В конечном итоге, от этого зависит моя жизнь на работе, а может быть, и просто тогда, когда мы все вернемся в прежнее наше состояние, без города и цивилизации. Я очень часто чувствую себя проигравшим. Меня это огорчает и вдохновляет на новые испытания. Уважаю людей, не уважающих любой вид охоты, и не могу дотянуться до них по сложившимся у меня обстоятельствам, так как охота для меня — способ выживания. Поэтому я до сих пор считаю себя несостоявшимся. Это проза и трагедия моей сущности, возможно, сформированная жизненной необхо-димостью, поставившей меня в зависимость от нее. Я охотник, как бы гордо и печально это ни звучало. Главное, что я осознаю эту несовместимость в себе, совмещая ее по жизни. Пока у нас есть совесть, за честь можно не переживать! И если я не буду хорошим охотником, то меня обязательно кто-нибудь сожрет в моей работе! Это последнее слово в мою защиту, которое я могу сказать. У меня всегда находятся оправдания моим поступкам. Многие думают, что охота — это магазин, где вошедший выбирает все, что хочет. На самом деле охота — это, прежде всего, труд, и труд нелегкий. Какие профессиональные болезни у охотников? Больные ноги — прежде всего. На них вся нагрузка. Вечно в холоде, по колено в ледяной воде, и все на них, много километров. Второе — спина. Радикулиты и грыжи, защемления и все, что рядом бродит с этими болезнями. На спине ездит все — рюкзак, ружье, боеприпасы, капканы, личные вещи, а если добыл крупного животного, то приходится на этой спине тащить его много километров и по снегу до носа, и по болоту до самых «не балуй». А если за один раз не вынести, то приходится ходить много раз. Сорванное сердце… И вспомните, кто окружает охот- ника в лесу — клещи, страшная мошкара — их миллионы. Они забираются под одежду и выгрызают кожу. Все потом ужасно чешется. А некоторые заболевания от отравления больными животными? Питаться приходится тем, кого подстрелил, и не всегда на месте можно понять, здоровое животное или нет. Не все симптомы видны на глаз. Можно провалиться в полынью при сорокаградусном морозе, можно нарваться на медведя, сломать ногу в буреломе или попасть в болото. И это еще малая часть тех опасностей, которые поджидают охотника на охотничьей тропе. После всего этого у обывателя есть желание пойти в лес за добычей? И повторить подвиг, именно подвиг охотника, потому что не каждый городской житель все это выдержит. Вот сначала все это поймите, а потом уже ругайте охотников за их жестокость и кровожадность. Это не в магазин сходить с легкой сумочкой, чтобы вернутся через полчаса и опять оказаться в теплом кресле. У меня на примете есть поучительный и интересный пример. Одна женщина познакомилась со своим будущим мужем. И когда узнала, что тот охотник, стала на нем срывать все, что у нее наболело. «Ты убийца бедных птичек, они в лесу живут, ты живодер» и т.д. Он взял ее на охоту. Когда она увидела, сколько трудов стоит эта охота, сколько сил надо потратить, чтобы принести хотя бы одну птичку — ее мнение изменилось. Она уже ругалась на мужа по-другому: «Эх ты, промахнулся, не мог попасть, не мог догнать». И сама, беременная, бегала за улетающей уткой. Муж боялся за ее здоровье. Я видел охотника, приезжающего на охоту на костылях, без двух ног. Сядет на стульчик и сидит ждет, когда вальдшнеп полетит. Услышит «хорканье», засветится весь, даже не стреляет. Наслаждается весной. Вальдшнеп — это лесной кулик. Он летит под вечер, когда солнце почти уже сядет, и это его «хорканье» — тягу — ни с чем не перепутаешь. Осенью птицы собираются в стаи и летят в теплые края. Один такой маршрут проходит над Москвой. Где-то около Ленинского проспекта. Часто звонят оттуда и приносят раненых или обессиленных птиц. Птицы в основном слабые, больные и старые. Уставшие. В Москве есть приют для птиц, где их держат и лечат — туда мы всех птиц и отдаем. С птицами проблем очень много. Они требуют другого подхода, не то что кошки и собаки. У меня жили некоторые птицы, но им простор нужен и полет, а мне в моей квартире самому тесно. Охотничьи коллективы заботятся о тех животных, которые являются их радостью в добыче. Подкармливают зимой, соблюдают нормы отстрела и правила охоты. Это как анекдот… Мы сидим в охотничьем домике, и нам звонит егерь с вопросом: «Ну как охота?» На что мы отвечаем: «Сидим без дичи — соблюдаем правила охоты…» Он тоже улыбнулся. Раньше, чтобы стать охотником, надо было год ходить в кандидатах, иметь две рекомендации, поездить в колхозы и на поля на заготовку крапивы, картошки, кормов, сена для подкормки лесных животных. Это был естественный отсев тех, кто не очень хотел стать настоящим охотником, и прошли все это только те люди, у кого желание стать охотником было серьезным. Сейчас все по-другому. Я еще об этом скажу. Промышленность травит огромное количество лесной, по- левой и другой живности. Охотничьи хозяйства как могут, так и сохраняют давно бы уже обреченные виды животных. В 90-е годы деревнями гнали лосей и всех забивали на мясо. От мала до велика. Это вы называете промышленным подходом к необходимым ресурсам питания? Лосям в лесу живется сложнее любого другого животного. И мошка его мучает, и корма не всегда вдоволь. Но домашней скотине живется еще хуже. Что делается на скотобойнях и птицефермах, не вам мне рассказывать. Покупая в магазине эти продукты, мы вынуждаем специально выращивать новых мучеников и забивать их в огромном количестве, и опять все по кругу. Только вегетарианцы могут похвастаться своим благочестием и то, я считаю, что они животных не едят, а они их объедают! Это у меня такие шутки идиотские. А по старой индейской притче: «Вегетарианец — это плохой охотник». Испокон веков люди жили охотой, и от этого сила в человека прибавлялась и его выносливость. Охота — это и есть испытание на пригодность человека к тяжелой жизни, разным климатическим условиям, опасностям. Попадают в руки охотников, как правило, животные неосторожные. Охота — это своего рода естественный отбор. Оставшиеся животные выносливее, осторожнее, живучее, сильнее, хитрее, и их потомство учится этому же, что дает надежду на сохранение вида. Браконьеров не любят настоящие охотники. Вот эти действительно приносят вред природе, но их поведение чаще всего обусловлено тем, что им просто нечего есть. Голодный браконьер — это не браконьер. Это жертва сволочной политики государства. Обеспечь, накорми, потом требуй поклонения и уважения к себе и к своему закону. Кто упрекнет человека, что он от голода на необитаемом острове съел животное, занесенного в Красную книгу? Он не поймет ваших претензий. А многие деревенские жители экономическими условиями, безработицей поставлены, сейчас именно в такие условия. Как-то выживать надо. Настоящие охотники и случайно забравшиеся в лес люди с ружьями — это не одно и то же. Настоящий охотник понимает тонкую грань между жизнью и смертью, между надо и хочется, между можно и достаточно. Теперь, сказав много хорошего про охотников, я скажу и плохое. В частных хозяйствах не соблюдаются никакие правила. В любое время стреляют кого хотят. Вот богатый браконьер — это преступник. Ради денег и личного баловства стреляет и весной в зверя, и в самку с детенышем, потому что считает себя хозяином жизни и королем своего надела. Но есть очень замечательные люди, хозяева своих лесов, которые по мудрому и, по совести, относятся к ведению своего охотничьего хозяйства. Их единицы, но ими можно гордиться. Значит, еще не все потеряно, и это радует. Последние законы по охоте не поворачиваются к нормальным людям лицом. Вышел закон про то, что все переходят на единые государственные билеты одного образца. Теперь любой может стать охотником. Будут ли среди этих желающих настоящие охотники? Не знаю. Справки справками, но и они покупаются. Поэтому с оружием может оказаться любой идиот, если захочет. В связи с тем, что платить за эти билеты не надо, из обществ охотников стали уходить люди, и средств для содержания охотничьих угодий стало меньше. Стало тяжелее за них платить и сложнее удерживать их в хороших, нормальных руках. Частники моментально скупили эти хозяйства и опять что хотят, то и творят у себя. Это политика. А вернее сказать, особая политика, о которой мне и говорить не хочется. Да, конечно, охотники все-таки убивают. Они придумывают этому другие заменяющие слова, которые не так режут слух и теребят нервы, может быть, совесть, но охотники действительно убивают. В этом надо быть честным хотя бы перед самим собой. Да, это иногда бывает оправданным, а иногда и нет. Я написал много книг про охоту и хочу остановится на од- ной, которая вызвала разные разговоры в тематической прессе. Книга эта называется «Как метко стрелять из охотничьего ружья пулей». Моим соавтором был Олег Кузьмин — профессионал в своем деле, а именно в баллистике. В книге я вывел формулу, по которой определяется сила ветра, и формулу определения отклонения пули в зависимости от ее состава и других влияющих на ее полет факторов, в том числе силы ветра. Да, я заявил, чтобы эти формулы назвали именно моим именем, как ОМ или ВОЛЬТ и т.п. Скромностью меня природа не обидела. Не успеешь и глазом моргнуть или если промолчишь не там, где надо, моментально на твоем месте кто-то уже сидит, кто не постеснялся о себе громко заявить, и радостно болтает ножками! Если эти формулы были ранее напечатаны в официальной литературе, то я извиняюсь за незнание этого и не претендую на первенство. Знать силу ветра надо и при стрельбе из трубочек. Формула определения силы ветра не такая уж и сложная. Принцип ее кроется в следующих манипуляциях. Надо поднять руку на один метр с зажатым в кулаке сухим песком. Посыпать и посмотреть на какое расстояние в сторону ветер этот песок отнесет. Замерить это расстояние. А формула такая: где Vв — скорость ветра; Х — расстояние относа песка; L — 100 cм (высота руки). Мы консультировались со специалистами из Академии наук по этой формуле, и я очень благодарен всем, кто откликнулся. Вторая формула длинная. (Ее можно изучить в книге: Сугробов В.Ю. Секреты русской охоты. М.: Аквариум-Принт, 2005 или в книге «Как метко стрелять из охотничьего ружья пулей». Книга есть и в Интернете. Автор я и О. Кузьмин). Да, формула специфическая. Как написал критик Романтас Норейка в журнале «Калашников» № 3 от 2005 г., «у охотника все свободное время уйдет на эти вычисления». А ответ мой простой — не надо вычислять. Это формула для тех, кто интересуется этими вопросами, и не надо так мучиться. Каждому свое. И не так картинка в книге нарисована, ну, не так. Не я рисовал, а редакция, и не те строки написаны, хотя эти строки взяты мной из известной книги М.М. Блюма и И.Б. Шишкина «Охотничье ружье». Но это говорит только о том, что этот критик мало начитан — это простительно даже тем, кто ведет такие рубрики. Но вопрос в другом — он обвинил меня в том, что я употребил в своем литературном лексиконе слово «убил», а не «традиционное охотничье» — добыл, взял, заполевал и т.д. Уважаемый Романтас Норейка, наверное, никогда ничего не читал больше, чем то, что было у него в библиотеке, и совсем не интересовался этими вопросами, поэтому и рассуждает, как человек малообразованный. «Слышал звон, да не знаю, где он». К тому же Романтас не очень хочет или не может отойти от общепринятых правил, даже если логика и обычная жизнь говорят об обратном. Это и понятно. Все связаны старыми устоями и взглядами так, что инакомыслия боятся, как черт ладана, а официально признать новое, не опасаясь последующих нравоучений, — на это смелость нужна и гражданская позиция. А чтобы в собственных мыслях до этого додуматься, голова должна быть на это способна, потому что новая мысль — это всегда революция в мышлении, и для кого-то это — неудобство, прогресс, развитие. Возьмем книгу «Очерки утиных охот», издательство «Дом Рученькиных», 2004 г. На это издание так любит ссылаться Романтас Норейка. Автор книги — Сергей Николаевич Алфераки (1850–1918). Выдающийся русский ученый и путешественник, талантливый лепидоптеролог (специалист по чешуекрылым), орнитолог, охотник-натуралист, вице-президент Русского энтомологического общества и член Русского географического общества. Принимал участие по пересмотру охотничьего закона, корреспондент Зоологического музея Академии наук (почетное звание) и т.д. Читаем в его книге (стр. 69, сокращенно): «Если охотник не выскакивает в азарте подбирать убитых, то можно много раз стрелять по уткам…»; «а навернет какая утка, можно и влет ее убить»; «убитых уток кладешь здесь же». В каком веке это писали? Не это ли классика охотничьего дела? Кто стал во всемирной литературе придумывать оправдание своих деяний на охотничьем поприще, изменять смысл происходящего и подбирать такие слова, какие больше нравятся, а не такие, которые соответствуют действительности. Ай… Единственное, что можно сказать в этом случае: С.Н. Алфераки умнее и в своих книгах, и в высказываниях, и на порядок честнее Романтаса Норейки в своих публикациях, думаю, что и гораздо образованнее. продолжение следует........... ..................... © Авторские права защищены. Перепечатка или распространение уникального авторского контента из ленты группы возможна только с разрешения Автора. Валерий Сугробов. Друзья! Напоминаем Вам,что большие литературные произведения мы публикуем в рубрике "Вечерние чтения". Для того , чтобы зайти в эту рубрику нужно зайти в Темы и с левой стороны найти хештэк #вечерниечтения Эта рубрика выходит каждый день в 18.30 Приятного времяпрепровождения!