глава 20 Время действия - 1861 год; Киргиз-кайсаки - прежнее название казахов. Настал день выезда на летние пастбища – джайляу. Для скотоводов-кочевников это всегда праздник, с которым связано множество примет и поверий. Казахи, приняв ислам, и соблюдая его законы, однако вовсе не отказались от старинных, ещё языческих обычаев. Из глубокой древности осталось у степняков уважение к огню, вера в его очистительную силу. Казах не станет плевать в огонь, перешагивать через него. Не будет наступать даже на потухший очаг. Бессовестного человека назовут «лишённым огня», имея в виду чистоту, истину, а добрым пожеланием будет, если скажут: да не погаснет перед тобой свеча! Чтобы очистить скот от злых сил, чтобы он хорошо размножался и был здоров, животных прогнали между разведённых костров. Вещи аульчан были сложены на повозки, украшенные яркими коврами. Поверх всего были уложены священные для каждой семьи шаныраки – навершия юрт, через которые выходит дым от очага – обручи с крестообразно уложенными перекладинами. Впереди кочёвки вели красиво украшенного верблюда, покрытого дорогим ковром, в шапочке с перьями. Это должно было уберечь аул от сглаза и неприятностей. С интересом наблюдала Дуня за новыми для неё обычаями. Возрождалась природа, оттаивали души степняков. Радость аульчан передавалась и Дуне. Остро пахла растоптанная копытами ярко-зелёная трава, высоко в небе заливались жаворонки, пели песни девушки. Есим подъехал к Дуне, сидящей вместе с Кадишей и Аминой в повозке. Рука его ещё не полностью зажила, и поводья он придерживал неловко. Но Есим был умелый наездник, его посадили в седло в раннем детстве, раньше, чем он начал ходить, поэтому опасаться за его безопасность не было нужды. - Хорошо ли тебе, душа моя? – с улыбкой спросил он Дунюшку, - нет ли в чём нужды? Не устала ли? - Ну что вы, агай, нисколько, - скромно опустив глаза и пряча улыбку, ответила Дуня. - А почему «вы»? И почему «агай»? Мне так нравится, когда ты называешь меня просто Есим, - огорчённо сказал бай, - А как я буду счастлив, когда ты станешь называть меня другими именами! - Другими? Агай, у вас есть и другие имена? – изумлённо подняла брови Дуня. - Ну… ты могла бы называть меня как-нибудь ласково – «дорогой», «милый», или ещё другими словами, - растерянно пролепетал бай. - Согласна, уважаемый Есеке*, - расхохоталась Дуня. Посмотрел Есим на Дуню и тоже не удержался от смеха: - Маленький бесёнок! Доберусь я до тебя! - Ой, что будет! – в притворном испуге прикрыла лицо ладошкой Дуня, а потом залихватски подмигнула Есиму и хлестнула лошадку. ____________________ Уважаемый Есеке* - здесь игра слов: одно и то же слово «қымбаттым» означает и «дорогой» и «уважаемый», зависит от ситуации; Есеке – уважительная форма имени, применяется при обращении к старшему. ____________________ Не укрылась эта сценка от глаз Айши. Беременность давалась ей на этот раз нелегко, плохое самочувствие отражалось на её настроении, и в праздничный день её ничто не радовало. Влюблённый взгляд мужа, обращенный к сопернице, бесил её. Никогда и никто не смотрел на неё так. В детстве не чувствовала она рядом того, кто оберегал бы её и любил просто за то, что она есть. Никто не любовался её шалостями, не вслушивался с улыбкой в её лепет. Мать была занята сыновьями, мачехи просто брезговали некрасивой, вечно сопливой девочкой. Отец смотрел на детей отстранённо, точно так же смотрел он на свои стада и табуны. Некому было подсказать девочке, что некрасивость физическая становится не так заметна, если человек добр душой. Отсвет внутренней красоты ложится на лицо, преображая его. Дурной характер же, злоба и зависть усугубляют безобразность и отталкивают окружающих. В подростковом возрасте, когда на сверстниц стали заглядываться ребята, Айша так и не дождалась восхищённых взглядов. Тот джигит из соседнего аула, который часто приезжал к отцу по каким-то своим делам, и который так нравился девушке, даже не замечал её. Однажды она, как бы нечаянно, столкнулась с ним, выходящим из отцовской юрты. Оценивающе, с лёгкой насмешкой, смотрели на девушку узкие глаза в припухших веках. Но вот раздался из юрты требовательный голос отца: «Балта!», и джигит вновь нырнул внутрь, совершенно забыв об Айше. Конечно, за бедного и худородного Балту выдавать её отец не собирался, об этом и думать нечего было. Но взгляд Есима, когда на свадьбе было открыто её покрывало, счастья не сулил. Совсем не так смотрел он сейчас на Дуню, эту проклятую русскую девку с льдистыми холодными глазами. Айша огляделась, поманила пальцем одного из верных ей работников, часто выполнявших её мелкие поручения. Тихонько, сквозь зубы, сказала ему что-то, заглушённое гвалтом и гомоном двигающегося кочевья. Работник внимательно посмотрел на неё, понимающе кивнул и занялся своими делами. Ближе к вечеру прибыли на место. Детвора носилась по становищу, мешаясь взрослым и с восторгом обнаруживая следы прошлогоднего пребывания. Амина, звеня нашитыми на бархатный жилет монетками, важно прогуливалась рядом, наблюдая за разгрузкой вещей. Кадиша хлопотала, давая указания работникам, Дуня, взяв ведро, отправилась к реке. Внезапно раздался непонятный шум, крики: - Держите, держите! По становищу неслась обезумевшая лошадь, сшибая попадающиеся на её пути тюки. От копыт её едва успевали уворачиваться испуганные аульчане. На поводе висел, пытаясь остановить её, один из работников Айши. Но вот лошадь домчалась до повозки Кадиши, сшибла с неё лежащий шанырак, смяла его копытами и, пробежав ещё немного, вдруг резко остановилась. Сбежались женщины от соседних юрт и, охая и причитая, стали осматривать шанырак: - О Аллах! Не к добру это, не к добру! Подошёл Карим и, взглянув на поломку, прикрикнул на женщин: - Ничего страшного не случилось, не каркайте! Через час шанырак был собран заново, прутья его обвиты черноталом, и он с почётом водружён на макушку юрты. А скоро жилище было готово полностью, запылал в очаге огонь, в казан Кадиша положила вариться мясо свежезабитого ритуального барашка. Причитаниям соседок она вовсе не придала значения. Работника, висящего на поводе лошади, она узнала сразу, и потому ни капли не сомневалась, что подстроено происшествие было по приказу злобной Айши. глава 21 Время действия - 1861 год; Киргиз-кайсаки - прежнее название казахов. Закончился Великий Пост, через две недели отпраздновали Ураза-айт. Настало время играть свадьбу. Трудным для Дуни было решение принять ислам. Долгими были разговоры её с Кадишой, с Есимом об этом. Есим рассказывал ей об истории ислама, о библейских преданиях, находил много общего с православием, подчёркивал отличия. В конце концов ради своей любви к Есиму, ради спокойствия молодой семьи Евдокея решилась, и стала мусульманкой с именем Дуния. На свадебные торжества пригласили баев из других родов, многочисленных родственников, уважаемых людей. В аул съезжались гости, кочевье галдело, ставили юрты для прибывших. Многочисленные работники резали скот, в казанах варили мясо, сновали женщины с самоварами. В день свадьбы на Дуню надели красное платье с воланами по подолу и широкими рукавами. Поверх платья расшитый золотыми нитями бархатный жилет с крупной серебряной застёжкой. На ноги обули мягкие, расшитые узорами сапожки. В уши невесты вдели крупные серьги с подвесками, на руки надели широкие серебряные браслеты, которые цепочками были соединены с большими перстнями, украшенными драгоценными камнями. На груди у Дуни красовалась тяжелая серебряная подвеска-оберег. Казахские женщины предпочитают серебряные украшения. Золото связано с солнцем, а солнце для казахов не всегда ласковое. Гораздо уютнее кочевнику под ночным небом. Поэтому и нежные слова у казаха с ним связаны – звёздочка моя, Венера моя, и имена– Луноликая, Лунный цветок, Красивая, как луна. И украшения степняки делают из серебра – металла лунного, ласкового. Серебро и лечит, и очищает. Даже еда, приготовленная женщиной без колец, считалась нечистой. Самым главным в наряде невесты была высокая остроконечная шапочка-саукеле, сшитая из бархата, богато украшенная, отороченная собольим мехом, на вершине шапочки красовался пучок из перьев филина, отгоняющий от невесты всякую нечисть. На обряд надевания шапочки собрались самые уважаемые женщины аула. Саукеле передавали из рук в руки, говоря добрые пожелания. Наконец, дошла очередь до Кадиши, которая, благословив невесту, торжественно надела на неё шапочку. Посреди аула поставили новую белоснежную юрту для молодой жены бая. Сюда и привели невесту, покрыв её голову лёгким покрывалом. Две молодые женщины поддерживали её под руки. В этой юрте совершилось бракосочетание Дуни и Есима. Жених в нарядном красном камзоле, в шапке с меховой оторочкой и перьями филина на макушке, в сапогах на каблуках, взволнованный, словно юноша, словно он впервые проходит этот обряд, опустился на ковёр рядом с невестой. Мулла в присутствии свидетелей прочёл молитву, спросил у молодых, согласны ли они стать мужем и женой, дал им испить воды из священной пиалы и объявил брак свершившимся. - Ах, душа моя, как я счастлив, - шепнул Есим Дуне, - Смогу ли сделать счастливой и тебя? - Разве я не счастлива сейчас? – ответила с улыбкой Дуня. Нравился ей Есим вот таким – робким, смущенным юношей. Наконец, невесту, по-прежнему укрытую покрывалом, представили гостям. Слух о русской невольнице, покорившей сердце Есима, облетел всю степь, и люди с любопытством ждали момента, когда откроется её лицо. Честь снять покрывало предоставили уважаемому акыну*, приглашённому на праздник. ___________________ акын* - певец-импровизатор ___________________ К уголку покрывала привязали конец длинной плети, а черенок её дали акыну. Рядом с ним поставили наполненную горячими углями жаровню и чашу с маслом. Взяв в руки домбру, певец начал обряд: - Эээйт! Невестка в дом пришла! За то, что вы увидите её прекрасное лицо, Вы дадите мне подарки! - Дадим, конечно дадим! – весело зашумели гости и стали бросать рядом с акыном монеты и украшения, а певец продолжал подзадоривать, выпрашивая больше подарков. - Ээйт! Невеста прекрасна, словно молодая луна! Кожа её бела, как молоко, а глаза сияют, как звёзды! – начал воспевать красоту Дуняши акын. Гости в нетерпении ёрзали на месте, но акын не спешил, ещё больше разжигая любопытство степняков. Наконец, акын перешёл к представлению родственников: - Эээйт! Вот сидит аксакал Махмет…, - запел он хвалебную песнь аксакалу, а заканчивая куплет, потребовал от невесты низкого поклона старику, легонько дёрнув при этом плетью за покрывало. Дуня поклонилась. Так по очереди представил он невесте всех родственников и уважаемых людей, приехавших на свадьбу. И каждому Дуняша кланялась. Спев напоследок наставления для невесты, акын резким движением плети сорвал с её головы покрывало. Люди ахнули, жадными глазами впились в лицо Евдокеи. - Да, прекрасна невеста, спору нет! – сказал, наконец, один из гостей, - Теперь я понимаю, почему Есим потерял голову. Дуня подошла к акыну и вылила масло из чаши в жаровню. Дым окутал невесту, и люди зашумели: - Благослови, Аллах! Пусть духи предков охраняют ваш брак! Ритуал открытия лица закончился, и начался праздник. Много дней длились гуляния. Щедро угощали гостей за дастарханами. Развлекали их акыны, вступив в айтыс – песенное соревнование. Гости от души хохотали над шутками певцов, подзадоривали их выкриками «Ээйт!», одобрительно гудели, если им нравилась песня. Победителю невеста подарила расшитую шубу. Была на торжествах и борьба силачей, собравшихся со всего Малого жуза, - курес. Молодые гости развлекались кокпаром – игрой, в которой всадники борются за тушу козла. Победители игр получали в подарок коня. Есим был счастлив, словно пьян, ему кружила голову близость Дуни, молочно-нежный запах её кожи, её улыбка. С сожалением встречал он рассвет, когда нужно было оставлять утомлённую, сладко спящую жену и выходить к гостям. С нетерпением ждал он наступления ночи, снова бросающей молодых в объятия друг другу. А в это время в одной из юрт сидела страдающая от нездоровья и ревности Айша. Окружённая старухами-гадальщицами, толковательницами снов, пожелтевшая, отёчная, сыпала она проклятьями в адрес соперницы. Старухи раскладывали овечий помёт, раскидывали цветные бобы и по их расположению обещали ноющей байше, что не пройдёт и года, как умрёт Дуния от родов. Сулили Айше здорового и крепкого сына, которого ждёт блестящее будущее. А одна старушка даже умудрилась подкинуть наговорённых горошин под перину на брачное ложе молодых. Айша была готова на любые подлости, чтобы навредить сопернице. глава 22 Время действия - 1861 год; Киргиз-кайсаки - прежнее название казахов. После Троицы пришла пора сенокоса. В казачьих станицах и мужичьих деревнях с раннего утра звенели косы, раздавались возбужденно-радостные голоса женщин, мычание быков, скрип тележных колёс. Занялись покосом и аульчане. С вечера молодёжь – парни, женатые мужчины, молодые женщины – выехали на луга и расположились недалеко от гор Кыземшек, удивительно похожих на девичью грудь, от этого и получивших своё название. Вокруг степи неоглядные – куда ни кинь, кругом трава по грудь высотой. Вместе со всеми приехали на покос и Дуня с Есимом. Пока мужчины сооружали шалаши из привезённых с собой прутьев чернотала и веток, женщины развели костры, приготовили ужин. Взволнованные предстоящим непривычным делом, люди смеялись, не спеша пили у огня чай, шутили, и расходиться на ночёвку не спешили. А чуть только забрезжил рассвет, уже взялись за дело. Руководил сенокосом бедняк Адыл, потерявший весь свой скот несколько лет назад во время сильнейшего джута и все эти годы живший в работниках у казаков. Женщинам было привычнее резать траву серпами, а мужчины освоили косы. Поглядывали на Дуняшу, сноровисто махавшую литовкой впереди, старались не отставать. Есим немало в жизни повидал, как сенокос ведётся, он знал, а вот сам косу в руки впервые взял. Идёт следом за женой, улыбается, удивляется переменам в своей жизни. Нужда ли баю самому сено готовить, жену молодую в степь тащить? Для него ли это забота? Да уж очень наскучала Дуняша по крестьянскому делу. Свежесрезанная трава ароматная, голову кружит. Всю зиму во сне девушке снилось, как сено пахнет, да горы зерна созревшего. Хочется Дуняше ещё хоть разок побывать на лугу. Да самой жары-пекла косили, а там к шалашам подались. Отдыхали в тени, пили обжигающе-горячего крепкого чая и, пообедав холодным мясом и распаренным тары, дремали. Есим заговорщически подмигнул жене: - Поедем, чудо тебе покажу! Интересно Дуняше, что же такое интересное тут водится? Коней оседлали, да в степь. По ложкам да овражкам Есим коня правит. И вдруг шум Дуняша услышала, словно вода журчит. С любопытством смотрит вперёд, а Есим только улыбается. Подъехали – среди кустарника да невысоких деревьев-карагачей озерцо махонькое, камышом заросшее. А в него речушка-невеличка впадает, только не тихо и спокойно вливается, а падает с небольшой высоты, журчит, манит освежиться в её водах. Взглянула Дуняша на мужа – а он словно мысли её читает, улыбается одобрительно. Живо скинула одежду, в одной нижней рубахе под водопад полезла. От удовольствия дух у Дуни захватило, взвизгнула, всплеснула руками, взялась в восторге колотить по воде рукой. И Есим не удержался. Огляделся – не видит ли кто его легкомыслия, скинул пропыленные штаны и рубаху и следом за женой в озерко влез, под речные струи. Вскрикнул от прикосновения к телу холодной воды, захохотал. Схватил на руки Дуняшу, ставшую вдруг лёгкой, словно пушинка, закружил. А Дуня, откинувшись, смеялась, смотрела на проплывающие в небе облачка, на сияющее лицо мужа, и сама была счастлива. - Смотри! – вдруг перестав кружиться, показал рукой Есим на озёрную воду. Дуня пригляделась – в стороне от них проплывала вспугнутая их вознёй черепаха. - Ой! Какая большая-то! – удивилась девушка. - Старая, наверное, - предположил Есим, - Они могут жить больше ста лет. - Эх, так это мы аксакала потревожили! – засмеялась Дуняша. На берегу озера нашла она заросли богородской травы, называемой у казаков чабрецом, чабером, чобором. Ценили казаки его аромат и лечебные свойства и в походы обязательно брали с собой. На привалах заваривали, пили целебный отвар, вдыхали запах родной степи. Дуня нарвала травы впрок – зимой будет как отрада. На следующий день после обеда Есим вопросительно посмотрел на жену – поедет ли? Не утомилась ли? А Дуняша только рада. Улыбнулась радостно, кивнула. Разве откажется она освежиться после работы? Но у знакомого озера кони вдруг забеспокоились, запрядали ушами, зафыркали, чувствуя чужака. Есим насторожился. Оружия у него с собой не было. Только камча. Но сумеет ли он защитить ею себя и жену, да ещё и не до конца зажившей рукой? Но в зарослях было тихо. Есим сделал Дуне знак оставаться на открытом месте, а сам двинулся осматривать заросли. Чужих коней он не обнаружил, да и людей тоже видно не было. Есим подъехал к самой воде, и вдруг увидел лежащего на бережке вниз лицом мужчину. Светлые волосы и запылённая европейская одежда принадлежали явно русскому человеку. Есим спешился. Осторожно подошёл к незнакомцу. Жив ли? Перевернул тело – да, жив, только без сознания. Есим похлопал ладонью по щеке русского: - Эй! Вы живы? Кто вы? Мужчина открыл глаза, но, увидев Есима, вдруг горестно застонал и опять потерял сознание. Есимбай позвал Дуняшу. - Кто это? – удивленно посмотрела она на мужчину, - Одет по-русски, но не казак. Городской. Как он здесь оказался?! Дуня намочила в озере платочек и протерла им лицо незнакомца. Он снова открыл глаза. - Вы русская? Вы же говорите по-русски! – медленно, с трудом произнёс он. - Да, я русская. Как вы здесь оказались? - Слава Богу! – с трудом сев, произнёс мужчина, - Я купец. Наш караван выехал без казачьей охраны из Оренбурга в Туркестан. Мы поверили обещаниям киргизцев не трогать наших купцов. Но в степи киргизцы на нас вероломно напали. Перебили всех проводников, забрали товары. Нас оставили без коней, без верблюдов, без провианта. Мы много дней шли без воды и еды, не зная куда. Направляясь на север, мы много раз сбивались. До этого озерка добрался я один. Ради Христа, отправьте помощь моим товарищам. - Где они? В какой стороне их искать? – спросил Есим. Незнакомец взглянул на Есима и вздрогнул: - Вы… Вы же киргизец! - Да, но я не бандит. И вы можете смело довериться мне. - Я не смогу показать вам, где они. Я плутал. - Хорошо. На коня сесть сможете? - С Божьей помощью. Дуня отдала своего коня купцу, сама села позади Есима. На стоянке бай отправил джигитов искать потерявшихся людей. К ночи все купцы, измученные и обессиленные, сидели у костра, рассказывая подробности нападения разбойников на караван. А уже утром Есим отправил их в Оренбург, дав им коней и провожатых. Продолжение следует...#вечерниечтения