Жизнь замечательных людей.

Вся жизнь митрополита Мануила ( Лемешевского) прошла под Покровом Божией Матери. [2, с.316] Впервые он явственно ощутил Ее помощь в Киргизской миссии, когда написал про обновившуюся Абалакскую икону «Знамение», и в полной мере он ощутил это родство в трудах по прославлению чудотворной иконы Божией Матери Табынской во время служения его епископом, а затем архиепископом на Чкаловской, как тогда называлась Оренбургская кафедра, в 1945-1948 годах.
По воспоминаниям А. А. Савина, бывшего секретарем Оренбургского епархиального управления, владыка Мануил прибыл туда в тюремном бушлате после многих лет ссылок и заключения. [4] К этому времени в Оренбургской епархии были закрыты и разрушены почти все храмы, арестовано почти все духовенство. "С 1937 по 1943 год в Оренбургском крае не было ни одного действующего храма. Повсюду - одна антирелигиозная травля. Верующие ушли в себя, некоторые боялись открыто креститься и носить нательные крестики, а те, у кого в доме были иконы, - тщательно прятали их. Люди видели, как в 30-е годы закрывались и разрушались святые храмы, а бесконечные аресты духовенства наводили на них страх. Во время войны положение изменилось. С 1944 года потихоньку стали открываться церкви. Однако в Чкаловской (Оренбургской ) области [ как и везде в стране - ИЕ] процесс этот проходил очень трудно. Местные власти противились открытию храмов <...> За три с половиной года служения владыки Мануила на Чкаловской кафедре, им было открыто, каждый раз преодолевая сопротивление властей, более 20 храмов, и среди них был Никольский кафедральный собор с оренбургской чудотворной копией Табынской иконы Божией Матери.
У Табынской иконы многие копии становились чудотворными. Праздник Табынской иконы, покровительницы Уральского края, в девятую пятницу после Пасхи издревле собирал на месте ее явления на Святых ключах в Уфимской епархии тысячи паломников не только из окрестных сел, но и из других епархий, а ежегодный крестный ход с чудотворной Табынской иконой был одним из самых протяженных в России по количеству дней и верст. Он проходил по Уфимской, Челябинской, Оренбургской и Самарской епархиям. [5]
Сама чудотворная икона во время крестного хода в годы гражданской войны была выброшена красными из драгоценной ризы, подобрана белыми, из войска Дутова, и при отступлении вместе с ними попала в Харбин. При переходе границы в горах они вынесли только Икону, оружие и патроны. В Китае для Табынской иконы построили особый храм в Харбине, а потом в Пекине, ее почитали и русские, и китайцы. [6]
Владыка Мануил ходатайствовал перед Святейшим Патриархом Алексием I о содействии в возвращении на Родину Табынской иконы. Патриарх наложил резолюцию: «Надо вернуть святыню». Однако, вскоре владыка Мануил был арестован, и его прошение, по-видимому, пошло в архив. [7, с.32]
3.Возобновление Табынского крестного хода на Святые Ключи в 1947 году
" Сколько любви проявил Святитель [Мануил] к прославлению чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Табынской!",- писал митрополит Иоанн (Снычев). [3,70] "У Владыки была давняя мечта возобновить паломничество к месту явления Табынской иконы Божией Матери в Табынь, на Святые Ключи, в Уфимской епархии». [8,с. 56] Именно в Оренбурге он, юный келейник владыки Мануила, стал его сомолитвенником и соратником во всех делах.
Паломничество в Табынь на девятую пятницу было запрещено властями еще в 1922 году, но тайно оно никогда не прекращалось. Решив возобновить его легально, владыка Мануил в 1947 году выхлопотал «как у светских, так и у духовных властей разрешение на крестный ход с Табынской иконой Пресвятой Богородицы на Святые Ключи, что в Башкирии. Путь от Чкалова до источника – 380 км. В день Святого Духа Владыка причастил всех богомольцев, отслужил молебен «В путь ходящих» и осенил собравшихся Святым крестом», - вспоминал протоиерей Иоанн Зубарев. [7, с.7]
«Перед тем, как тронуться в путь, святыню повернули лицом к храму и – о чудо! – темный фон иконы внезапно прояснился, и лики на ней проступили яркими красками. Слезы радости и восторга потекли из моих очей, и сердце пронзил какой-то благодатный луч. Торжество было великое», - вспоминала схимонахиня Варвара (Дюнина). [3, с 70]
" На всем пути следования крестного хода совершались священнодействия: днем - служили молебны, ночью крестили, венчали, отпевали. А сколько было освящено весей ( сел и деревень), родников и кладбищ! Радости людской не было предела. Народ был восхищён, ведь крестный ход явился открытым и решительным действием Церкви после стольких лет гонений и притеснений.", - писал А А.Савин. [ 3, с.71-72]
Крестный ход длился 24 дня. В архиве митрополита Мануила сохранился анонимный дневник участницы этого крестного хода. [9]
Ее ежедневные записи свидетельствуют не столько о чудесах и исцелениях от Табынской иконы, которые по простодушному уверению женщины она не успевала записывать, сколько о главном чуде, выявившемся в крестном ходе – свидетельстве живой веры в народе, в котором вера в Бога на протяжении 30 лет безбожной власти всячески истреблялась.
Почти в каждом селе местные жители выходили навстречу паломникам с иконами, чудом спасенными из разоренных храмов, усыпали дорогу цветами, всюду служились молебны перед Табынской иконой, а участников крестного хода принимали как дорогих гостей.
Русские, чуваши, мордва, татары радостно встречали икону. И на протяжении всего пути не раз звучали слова: «Пасха! Это вторая Пасха!». Такова была радость пасхального Воскресения после 30 лет духовного гнета.
Крестный ход стал победоносным шествием, торжеством православия.
Такие же крестные ходы в это время шли из Уфы и Стерлитамака. Как рассказывала старая прихожанка уфимского Пантелеимоновского храма К.Н. Моисеева, которая в 1947 году из Уфы крестным ходом шла вместе с преподобным отцом Моисеем (Чигвинцевым): «Мне было тогда 13 лет и у меня сильно болели ноги. Ревматизм.<...> Мама мне говорит: «Клавдя, тетя Лиза собирается идти в Табынск с крестным ходом, иди с ней, может, ноги перестанут болеть». И я пошла. Голодные годы были. Мне мама даже узелочек с едой с собой не завернула, шестеро детей, нечего было давать....
Пришли мы к Сергиевскому собору. Народу много! И отец Моисей – худенький, быстрый такой...
Пошли. Всю дорогу молитвы пели и иконы несли. Везде местные нас встречали очень хорошо. Там чувашские поселения, чуваши – очень добрые, боголюбивые. И хотя они жили бедно, в каждом селении нас встречали – и кто картошки, кто луку в фартуке, в подоле несли, кто квасу – и нас кормили. Бог нас кормил. Как я дошла, не знаю, я ничего не чувствовала, шла и шла. Помню только, как мы всю дорогу молитвы пели и отец Моисей с нами шел. И Бог дал мне исцеление. Больше ноги у меня не болели». [ 10]
Все три крестных хода – из Оренбурга, Уфы и Стерлитамака – встретились на Святых Ключах. У закрытой часовни под открытым небом служил архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Иоанн (Братолюбов) со множеством духовенства. Владыка Мануил не мог оставить Чкалов.
Схиархимандрит Серафим (Томин) вспоминал: «Я тогда был иеродиаконом и участвовал в этом крестном ходе, там, на Святых Ключах, наверно, миллион человек был. Служба шла всю ночь: всенощная, литургия... по всей горе свечи горели. Такое торжество было! Пели три хора монашеских - уфимские монахини пели, эннатские матушки, стерлитамакские и оренбургские... Я умру, больше не услышу такого пения! Один хор пропоет – другие начнут, один хор лучше другого». Многие из этих монахинь по 10 лет провели в лагерях за веру.
«Они воспевали Богородицу так умиленно, что молчали даже птицы. А когда особым распевом все множество людей пело «Радуйся Невеста Неневестная», то слезы у людей рекой лились из глаз». [11]
Те же слезы радости исстрадавшихся человеческих сердец во время молитвы перед чудотворной иконой много раз упоминаются и в дневнике оренбургской участницы крестного хода. [ 9] И только одно расхождение в описании ночной службы на Святых Ключах у нее со схиархимандритом Серафимом (Томиным). Она писала, что пели не три, а два хора, а в примечаниях к публикации «Дневника»... А.А. Савин еще уточнил: «Один хор – монашеский хор из Уфы, и хор из с. Усолье [9, с 32]». Оренбуржцы не упомянули пения оренбургских монахинь.
Дневник заканчивался горячей благодарностью верующих владыке Мануилу и всем, кто потрудился над его разрешением и организацией.
Но они дорого заплатили за это.
Власти не ожидали такого подъема религиозных чувств верующих во время крестного хода и явно выразили недовольство действиями владыки Мануила. Он понимал, что надо ждать неминуемого ареста, что и произошло в 1948 году, крестный ход стал одной из его причин.
Чувствуя, что он скоро должен быть арестован, владыка Мануил читал молитву задержания для того, чтобы окончить хоть некоторые труды по агиологии, он торопился с организацией епархиального съезда духовенства и работал над редактурой акафиста Табынской иконе.
Несмотря на недовольство властей он осмелился вновь просить о разрешении крестного хода на Святые Ключи в следующем 1948 году. Он писал в Москву председателю Совета по делам РПЦ Г.Г. Карпову:" " Это хождение было традиционным, и в прошлом году оно было восстановлено. Современное хождение не имеет большого размера ( из Чкалова ходило 30-49 человек), но зато все верующие будут довольны, видели и будут видеть , что власть не мешает верующим свободно отправлять свои традиционные религиозные торжества. <...> Это хождение никоим образом не отразится на колхозных работах тех сел, через которые будет проходить эта группа, т.к. в этих сёлах больших остановок не делается, и на ночлег приходят поздно" [ 1, с.257]
Резолюция Г.Г.Карпова:
"Архиепископу Мануилу в заявлении отказано лично. Сообщите уполномоченному" [1, с.258] Торжественный крестный ход на Святые Ключи запретили, идти туда можно было только малыми группами, но владыка Мануил установил ежегодно править всенощную с акафистом в конце девятой пятницы в Оренбургском Никольском соборе и три дня подряд после молебна совершать крестный ход вокруг храма с Табынской иконой. [ 3, с.71]
Утешал его только написанный иеромонахом Иоанном ( Снычевым) акафист Табынской иконе. «Эта радость иметь свой акафист сгладила во многом скорбь от неразрешения крестного хода с нашей чудотворной святыней» – записывал он в дневнике 22.VI .1948 г. [12 ]
Ирина Ентальцева
Из статьи " Табынская святыня в жизни и трудах митрополита Мануила (Лемешевского) и митрополита
Иоанна (Снычева)