1.

ДЕТСКИЙ ЦИКЛ ОБРЯДОВ-ХАБЗЭ
Не будет преувеличением сказать, что не
так много народов, сохранивших такое разнообразие обрядов, связанных с рождением
и воспитанием детей, как у адыгов. Помимо
небольших, не выходящих за пределы семьи
ритуалов, было множество и таких, которые
проводились с участием всех родственников, соседей, всей сельской общины. Разумеется, все они направлялись на то, чтобы
обеспечить ребенку здоровье, предохранить
его от злых духов, создать нормальные условия развития. Для этого, хотя народ и был
бесписьменным, адыги традиционно из поколения в поколение передавали много
эмпирических знаний и хабзэ, которые способствовали правильному росту дитяти, его
физическому и умственному совершенствованию.
Известие о том, что в семье ожидается
пополнение, все ее члены, естественно, воспринимали с радостью. Однако никаких
приготовлений — постельные принадлежности, пеленки, люльку, одежду и прочее -
не делали. Более того, это считалось грехом
(гуэныхь). Причину, наверное, нетрудно
узнать. Несмотря на все предосторожности
и заботу, детская смертность была высокой,
и явно показывать свое особенное желание
иметь ребенка было не принято по хабзэ.
Причем адыгская традиционная сдержанность и скромность не допускали чрезмерно
восторженного выражения своих эмоций,
будь то радость или печаль. Всё соотносили
со Всевышним (Тхьэшхуэ), который может
не одобрить неприятие отдельными людьми
его воли. Как сильное желание, так и подобное огорчение были вне хабзэ.
И все же, когда ожидаемое пополнение
становилось явственнее, глава семейства
как бы незаметно для всех начинал пропитывать длинный кожаный ремень маслом,
а его хозяйка (унэгуащэ) коптила в очажной
трубе (уэнджакъ) круглый сыр (кхъуей
плъыжь). Их примеру следовали и другие
взрослые члены семьи. Мужчины вроде бы
для себя делали уздечки, путы, недоуздки,
плетки, различные принадлежности конской сбруи, а женщины - предметы рукоделия: платочки, кисеты, разного рода темляки, плетения из золотых ниток и т. д. Все это
делалось на случай, если родится мальчик,
чтобы устроить обряд “подвешивание красного сыра” (кхъуейплъыжь к1эрыщ1э). Это
было красивое хабзэ. В обряде принимали
участие родственники, соседи, односельчане -
все, кто разделял радость семьи, в которой
родился мальчик.
Главе семьи было приятно, что другие
домочадцы заметили ремень, который он
пропитывает маслом, что по их примеру
соседские парни и девушки готовят какие-то
призы для “кхъуейплъыжь к1эрыщ1э”. Однако, как подобает старшему и согласно
хабзэ, сам он не афишировал свои намерения, а если как бы между прочим спрашивали друзья, родственники, то не принято
было прямо отвечать на этот вопрос, и всетаки давал знать: такое событие он не
оставит незамеченным. Другие члены семьи
без утайки могли сообщать об ожидаемом
торжестве и о ремне, который пропитывается маслом. Что означало это, было понятно
каждому адьпу: во-первых, будет жертвоприношение (къуэныш) в честь рождения
внука, во-вторых,- сам обряд “подвязывание красного сыра”.
Все это происходило, как отмечено, между прочим, чтобы не говорили: “Жеребенка
еще нет, а для него уже приготовил седло”.
Но заметное внимание проявляли о собирающейся стать матерью молодой, хотя и тут
делали вид, что не замечают никаких перемен в ее жизни. Даже когда свекровь обсуждала с соседками состояние своей невестки,
она говорила иносказательно: “В кадушку
моей невестки мышь упала”. Такое же выражение употребляли те, кто справлялся о
здоровье будущей матери: “Кажется, в кадушку вашей невестки упала мышь. Бог,
который нас создал, сделай, чтобы она благополучно разрешилась”.
В далеком прошлом женщину, которая
вскоре должна родить, согласно хабзэ, забирали ее родители, и она разрешалась там.
Однако об этом помнили самые старшие
наши информаторы, которым в семидесятых годах было за сто лет, и то по рассказам
своих предков: дедов и бабок. А так обычным
стало появление ребенка на свет в отцовском доме. Роженица, как правило, избегала
людей, особенно стариков, в том числе и
свекра. Ее “самозатворничество” усиливалось с приближением родов. Но за нею постоянно следила свекровь. Она ее консультировала “у знающих женщин” , просила
соседок, имеющих по два-три здоровых ребенка, поделиться с нею опытом. И вообще
задолго (иногда за два-три месяца) до родов
свекровь забирала свою невестку к себе, и
они спали в одной комнате. Делалось это для
здоровья будущего ребенка и его матери.
Правда, многие, особенно наблюдавшие положение женщин, рожавших в двадцатыхтридцатых годах прямо в поле, с такими
высказываниями о внимании и заботе о роженицах не соглашаются. Это является,
видимо, одним из нарушений адыгэ хабзэ в
тот период, ибо никто не заставлял автора
первой половины XIX века К. Коха писать,
что во время беременности у черкесов жена
“отделяется от своего супруга и мечтает о
том времени, когда она станет матерью.
Муж... на это время избегает жены”1.
Советы “знающих женщин” (фыз 1эзэ)
содержали чисто практические рекомендации: как себя вести, спать, кушать и т. д. Не
меньшее внимание уделялось психологическому настрою роженицы, учитывая ее
тревожное состояние, боязнь смерти (лъхуэрэ л1эрэ - ч то р о ж а т ь , ч т о ум ирать). Ей
советовали побольше двигаться, заниматься
физическим трудом, например, работать на
крупорушке, ручной мельнице и т. д.
Было в духе хабзэ первородящую периодически заставлять прыгать с порога высотой в 20-30 см, прыгать то на одной, то
на другой ноге. Беременную старались уберечь от неприятностей, душевных потрясений, например, ее не пускали на оплакивание умершего. Вечерами ее не оставляли в комнате одну, при ней не кричали, не
ссорились. Ей категорически запрещали
заниматься побелкой и обмазкой дома, принимать участие в тяжелых работах по взаимопомощи. Особое внимание обращалось
на то, чтобы женщина, ожидавшая ребенка,
не выполняла никаких работ, связанных с
поднятием рук высоко вверх. Считалось, что
в таком неудобном положении она может
перевернуть и задушить ребенка пуповиной.
Роженице не разрешалось убивать насекомых и птиц, разжигать утром очаг, садиться на предметы утвари. Ей надлежало
соблюдать различные пищевые запреты.
Например, не только не есть рыбу и кроличье мясо, но даже и смотреть на них.
Считалось, что если она посмотрит на рыбу,
ее ребенок родится с глазами навыкат, на
кролика - с “заячьей губой” (ерыкъ). Шапсуги не разрешали беременной женщине
убивать пресмыкающихся, садиться на сундук, корыто или ведро, разжигать огонь.
Они верили, что нарушение этих запретов
отразится на внешности, здоровье или судьбе ребенка. Сходные поверья имели и другие
народы, в частности, чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы.
О том, какое внимание уделяло адыгэ
хабзэ здоровью ребенка еще до его рождения, свидетельствует и то, что для будущей
матери, по мере возможности, доставали все
те блюда, фрукты и овощи, которые она хо-
тела бы съесть. Часто мужчины, проявляя
внимание даже к соседским невесткам, которые ждали ребенка, привозили им из леса
землянику, малину, ежевику, фундук, а в
осенне-зимнее время - калину, облепиху,
терн и т. д. Если соседки готовили какоенибудь вкусное, аппетитное блюдо, они
обычно приносили роженице и угощали.
Считалось, что если женщина, ожидавшая
ребенка, хотела что-то съесть и это желание
не исполнить, то ему, ребенку, в жизни всегда будет недоставать того, что требовала
душа его матери. Во время родов, согласно
хабзэ, все взрослые мужчины семьи обязаны
были покинуть дом. Однако будущего отца
предупреждали, чтобы он не уходил далеко:
на случай, если жене будет трудно рожать,
он должен был зайти в комнату и перешагнуть через нее. При этом делая вид, что
наступает на нее. Предполагали, что это
способствует быстрому разрешению. Видимо, боязнь матери за будущего ребенка усиливала родовые потуги, что являлось одним
из методов бабок-повитух, хотя известно,
что у адыгов большим грехом считалось переступать через лежащего человека.
При тяжелых родах также приглашали
людей со сросшимися пальцами на ногах,
человека, освободившего лягушку от змеи,
в комнате настежь открывали двери и окна,
отпирали сундуки, развязывали любые узлы и т. д. Обычно рожали полулежа, сидя на
жестком стульчике, на который клали плотный мокрый жгут из полотенца, чтобьт от
потуг не выпала прямая кишка.
С первыми пожеланиями к появившемуся на свет ребенку обращалась бабка-повитуха во время отрезания пуповины: “Зоб,
жир, кадушка, орех, множься, как колос
проса, будь здоров, красив, пусть пропадут
все твои болезни и вырастешь ты крепкий.
Будь удачлив, справедлив, мужествен, чтобы тобой гордились все. Для бабушки ты
мил, для деда - надежда, к матери будь ласков, для отца - опорой, будь осторожен, как
собака, послушен, как верный конь, меток,
как клюв у птицы, желанным для всех красавиц. Сделай тебя, великий Тха (Всевышний), мечтой для всех нас”.
С этими словами бабка-повитуха три раза
хлопала новорожденного по лбу. Несомненно, магическое значение имели слова “зоб,
жир, кадушка, орех” и другие, но о том, что
именно они символизировали, приходится
догадываться. Пожелания для девочек были
не такими торжественньгми. Ей желали
счастья, здоровья, красоты, прославиться
мастерицей рукоделия, чтобы то, что она
делает, не пропадало, а что шьет - не распарывалось; сделаться известной своей воспитанностью, иметь храброго, смелого мужа, много детей и побольше мальчиков (къуэ
бын, щэ бын).
Тут же бабка-повитуха новорожденному
отрезала пуповину, купала. Личико, лоб и
губы мазала кровью из пуповины, пеленала.
Признаком здоровья и ума считалось, если
ребенок сразу же после рождения открывал
глаза, плакал, чихал. Напротив, появившегося на свет в обморочном состоянии ребенка “приводили в себя” стуком по медному
тазу3. О наличии в доме последнего или чего-нибудь другого, издающего звон, бабкаповитуха специально справлялась, особенно тогда, когда роды являлись первыми и
могли быть тяжелыми.
Наречь новорожденного именем мог
каждый член семьи, сосед и даже проезжий
гость, но для всех обязательным было то,
чтобы тот, кто давал ему имя, сделал для
малыша “рубашку нареченному” (ц1эф1эгц
джанэ). Причем к рубашке обычно добавляли какой-нибудь подарок новорожденному и
его матери. По адыгэ хабзэ было принято,
если в то утро, когда в семье появилось пополнение, во двор заходил чужой человек,-
давать его имя мальчику. Однако чаще имя
“заготавливали” заранее. Для мальчика -
одно, для девочки - другое. Как правило,
этим занимались девери, золовки молодой
матери. В обычных случаях ребенка могли
наречь именем давно умершего родственника или же какого-нибудь нартского богатыря. Если же в семье часто умирали дети
или рождались одни девочки, то им давали
имена-символы, подобно вышеупомянутым. Когда ребенок еще не родился, но погибал его отец, ему давали имя Тхарахмат
(тхьэрахьмэт: Тхьэ - Всевышний, рахьмэт -
не адыгское слово, означало, видимо, благословленный). По сведениям стариков, такое
имя должно было всегда напоминать мальчику о смерти отца и, если он погиб от руки
недруга, отомстить за него. В “Черкесских
преданиях” Хан-Гирей такого мальчика называл Ахемин4.
Много у адыгов было имен, составной
частью которых являлось слово “хьэ” (собака), что, видимо, имело тоже символическое значение, хотя с принятием ислама оно
зачастую приписывалось тому, что в имени
пророка Мухаммеда (Мухьэмэд) имеется
такой слог. В любом случае, какое бы имя ни
носил ребенок, ему желали быть настоящим
адыгом, соблюдать адыгагъэ и намыс. Если,
как отмечалось, имя давал гость, он мог подарить малышу жеребенка или телочку. Они
и их приплод становились собственностью
мальчика или девочки. В честь появившихся на свет весной или осенью обычно сажали
фруктовое дерево. Для рожденных в зимний
период этого не делали.
В зависимости от материального состояния семьи устраивали небольшие торжества. Новоиспеченный дед освежевал ягненка (къуэныш), собирал друзей, главу семейства поздравляли с прибавкой, произносили
здравицы (хох). Отцу новорожденного незаметно от старших “драли ухо”, что, видимо, означало: будь достойным папой.
Шапсуги “ухо драли” старшему брату младенца. В семьях княжеско-уоркских, как известно, детей отдавали на воспитание в
“чужой дом” аталыкам, где они росли до
совершеннолетия.
Было хабзэ в честь рождения мальчика
вывешивать белый материал, подобно флаiy, на видном месте возле ворот. Знающие
этот обычай приходили к деду и бабке и
поздравляли их с радостью. О рождении
оповещали также выстрелами из пистолета
и ружья. Как свидетельствуют авторы, еще
в середине прошлого века пистолет, из которого стреляли в честь новорожденного,
висел над постелью роженицы. Одни этот
знак объясняли желанием предохранить
женщину, ожидающую ребенка, от “злых
духов”, другие - тем, что из него должны
были оповестить о рождении мальчика.
Правомерными, видимо, были оба объяснения.
Появлению ребенка на свет и первым
дням его жизни посвящались самые различные обычаи и обряды, но особое внимание
уделялось предохранению дитяти и роженицы от “злых духов”. Именно эта цель являлась
основой обряда “подвязывание красного
сыра”, впоследствии ставшего торжеством,
исполнявшимся как адыгэ хабзэ. https://vk.com/doc91549351_374553183?hash=05724af215d44496e5&dl=d4349b677160ef010e