А с сеном получилось вот что.

Посредине нынешней
зимы в колхозе Маюко, у Курданова, сгорели две скирды сена. Всего две скирды, но очень большие, и теперь
грозил голод двум фермам молодняка и, конечно, п адеж. Тогда в районе приняли решение, чтобы соседние
колхозы помогли им. Хасбий, разумеется, не отказывался. Но ко всему в жизни он подходил осторожно, обдумывая — выгодно ли? И тут он решил, как говорится,
убить двух зайцев сразу.
Надо сказать, что к этому времени Хасбий был уже
в постоянном волнении за свое председательское место.
Причин было много. Д а и возраст подвигался пенсионный. Но как удержаться, остаться? Способ он знал только один — заручиться поддержкой начальства. Но как
подружиться с Абазовым? С этим несговорчивым своенравным человеком? Ему не пошлешь в дар жирного
335
бараш ка или несколько индюшек. Об этом и думать
нечего.
Весь район знал, какой скандал возник, когда кто-то
во время праздника повесил на крыльце дома Абазова
разделанную тушу барана. Абазов устроил скандал домашним, а саму тушу переправил в детский сад.
Но вот председатель Курданов сумел же как-то найти общий язык и д аж е подружиться с секретарем р ай ­
кома? Часто виделись. Порой они в гости друг к другу
ездили.
Д ля Хасбия вывод был ясен: надо сойтись с Курдановым, с которым он жил по соседству, но был не в л а ­
дах, а уж через него войти в доверие и к Абазову.
И вот — это сено, две скирды — такой прекрасный и
неожиданный повод.
Хасбий сразу же позвонил Курданову:
— Мы на то и соседи, чтоб выручать друг друга.
Придет час, и ты поможешь мне, верно?
— Конечно, спасибо, спасибо! — Курданов был так
озабочен, что не уловил намека. В такие минуты мы все,
наверное, склонны верить не только друзьям.
Хасбий также оказал, что акунцы берутся прокормить молодняк одной его фермы. И притом предложил
не возить сено в такую даль, а пригнать животных к
себе, как раз на ту молодежную ферму, которой теперь
руководил Муаед. Это было одобрено районным.начальством.
Хасбий радовался: и Абазов его похвалил, и К урданов был доволен. А Муаед пусть теперь пыхтит!.. И
уж первого места ему не видать. Хасбий прекрасно понимал тогда, что выхода у Муаеда не было. Отказаться
от почетного дела — позор. Как можно не помочь соседям в беде?! Д а за это его все осудили бы.... Вот теперь пусть выпучивается как знает. Сена-то у них самих не так уж много. Не найдет выхода — тогда и спросить с. него по всей строгости...
Всадники ехали молча, каждый думал о своем. Д ви ­
гались они вдоль крутой горы Афабг, которая поднималась с левой стороны их пути и вершиной подпирала
небо. По отвесным ее скалам вниз в ущелье уходили
глубокие овраги. Афабг был так высок, ч т о ’ казался
тамадой в застолье гор среди целой россыпи вершин и
хребтов, поднимающихся в округе. В одном из оврагов
по склону горы протекала речка БзаЖеюко, ’что зн а336
чит — «Овраг для рыб», а по другому склону Мишоко —
«Медвежий овраг».
Обе реки славились обилием рыбы. Правда, редкие
рыболовы забирались так далеко, в это богатое рыбой
место, где ущелье сужалось и упиралось в Афабг. К
тому ж е и медведи тут водятся. Д а, для рыбаков этиместа были небезопасными.
Фуад пристально разглядывал гору, которая смотрела на всадников сверху вниз, словно гордясь и красуясь
тем, что она так высока и неприступна. Наконец Фуад
снова заговорил, повернувшись к Муаеду:
— Вот здесь они и скрывались — мои и твои прапрадеды.
— Видать, у тебя была хорошая бабка. Д а ж е об
этих местах порассказала. А мне с этим не повезло...—
Он вздохнул.
Разговор неожиданно оборвался, навстречу им наперерез по склону горы ехал всадник. Они издали узнали
его. Это был здешний старый лесник и охотник Худин.
Секретам своего дела он научился у отца и деда, которые всю жизнь тоже были охотниками и лесниками.
Ц ель поездки Фуада и М уаеда и заклю чалась собственно во встрече с этим человеком.
Вот они остановились, поздоровались соблюдая горские обычаи и законы старшинства.
И первое, что, после приветствий, спросил Фуад,,
было:
— А как у вас здесь дела с сеном?
Лесник почесал затылок, сказал уклончиво:
— С сеном в конце зимы здесь хорошо не бывает.
Он прекрасно понял, на что намекал Фуад. Сразу
же за крутой горой Шитхжан начинался необозримый
северный склон, который издавна использовали как выпасной луг. Когда-то там располагались овцефермы,
колхоз косил там сено. А сейчас1дальние луга находились во владении лесничества.
Поговаривали о том, что лесники не только свой скот
кормят душистым высокогорным сеном, но порой продают его.
А уж сено-то с этой луговины особенно хорошо! М еста здесь безветренные, травы сочные. Сторона северная, луга не выгорают. Речки-ручьи славятся здесь вкусной питьевой водой. Но обо всем этом что-то давно не
вспоминали. Видимо, причина тому — бездорожье и
трудная доступность.
22 М. М. Кармоков 337
Фуад ожидал, что старик сразу начнет жаловаться
ка собственные нехватки. Но слова лесника обрадовали.
— Знаю, что неважно у вас сейчас с сеном. Н елегкая доля досталась тебе, Муаед, в такое время года.
Сено сейчас считают не на стога, а на малые кучки,
даже навильники.— Он помолчал, обводя горы цепким
взглядом. — Но я помогу тебе. У нас есть сено. Н акосили за лето. Только надо будет подумать, как лучше
вывезти.
— Ну, это уж наша забота. Спасибо, дорогой. —
Фуад и М уаед радостно переглянулись.
19
Каким авторитетом пользуется Хасбий у колхозников, он открыл для себя внезапно.
В тот теплый, солнечный день шло собрание. П редседатель выступал перед механизаторами, которых он
собрал во дворе тракторной бригады. Говорил вежливо,
мягко, словно хотел быть похожим на этот припекающий солнцем весенний денек. В его голосе сейчас не
было слышно ноток лести или неискренности, и люди
были рады услышать перед началом работы доброе
■слово.
Но радость была преждевременна. Не прошло и пяти минут, как Хасбий потерял поначалу выбранную интонацию, стал сбиваться на свои обычные грубые окрики. Было даже странно слушать... Только что он говорил: «Друзья мои... мои дорогие...» — а теперь понес,
словно перед людьми появился другой человек: «Нет,
далеко не все у нас хотят и умеют работать... Среди
вас много бездельников, и мы строго взыщем с них...»
И пошло... и поехало...
Он как будто сам подзадоривал себя. Супил брови,
выпячивал живот, надувал щеки, даже вставал на цыпочки. И понесло его...
Понемногу люди переставали слушать. Смотрели по
•сторонам, переговаривались.
Последнее время Хасбий усердно, как он сам порой выражался, «тянул свою лямку». Он суетился, много шумел и считал, что ничего более от руководителя
не требуется. Знаний малозато? Ничего. Криком возьмет. Энергии для колхозных дел уже не хватает? Ничего. В коллективе столько молодых, здоровых, грамот­
.338
ных ребят, что всегда можно воспользоваться их силой
и знаниями.
Хасбий, который одно время всячески добивался,
чтобы его колхоз сделали совхозом,— стабильная зарплата, больше ассигнований, большой фронт работ, да
и почета б о л ь ш е— теперь об этом мечтать перестал.
Все-таки директор совхоза назначался, а председатель
выбирался народом. И Хасбий надеялся, что акунцы
опять выберут его председателем. Ведь на этом месте
он не первый год. Привыкли уже. Д а и дела вроде бы
идут неплохо. А кто знает, как поступит районное начальство, если речь пойдет о совхозе? Слегка укротив
свой нрав перед выборами, он все-таки был уверен, что
прочно сидит в своем кресле.
Поэтому на совещании механизаторов сказал несколько добрых слов для затравки и разошелся...
Сперва упреки и угрозы его не были обращены ни
к кому в частности: он вообще ругал ленивых и нерадивых, угрожал, что те будут наказаны и морально и м атериально.
Но, как это всегда бывало, Хасбию мало было выплеснуть свои мысли, ему нужна была конкретная личность, живой, так сказать, пример, чтобы видеть перед
собой испуганные глаза, слышать оправдывающийся голос. И кому он в очередной раз задаст взбучку, предсказать было совершенно невозможно. Дело было даже
не в качестве работы того человека, даж е не в личном
отношении к нему председателя. Просто было дело
случая.
Сегодня Хасбий заметил, что Исмел, опытный механизатор, его не слушает. Это был пожилой мужчина, с
обветренным лицом, испещренным глубокими морщинами. Самый младший сын его был уже взрослым, в прошлом году окончил школу. Растут многочисленные внуки... Сейчас сидит и курит, поглядывая по сторонам. И
это Хасбию не понравилось.
— Вот, к примеру, ты, Исмел,— председатель указал
в его сторону. —- Почему твой новехонький трактор простаивает? Из-за того, что нет напарника? Но разве тут
нет выхода? — и прищурился. — А позволь спросить,
что делает твой младший сын?.. Весь Акун знает, что в
институт он не попал. Что ж, ему теперь по улице
гонять с мальчишками? Все вы умеете сунуть свой нос
куда не надо, а с собственными делами не управляетесь.
22* 339:
Я вот что тебе окажу. Сажай-ка сына за рычаги вместо
себя, понятно?
Исмел, скрестив на груди руки, молчал. Ж дал, пока
Хасбий накричится. Остановить его было трудно. А потому Исмел терпеливо выждал, когда ему дадут слово.
Хасбий ж е сыпал упреками, насмешками и вовсе не
ждал на них ответа.
Наконец Исмел, потеряв терпение, сказал с места:
— Ты неправду говоришь, Хасбий. Ты и сам это прекрасно знаешь.
Хасбий от удивления словно споткнулся. Но тут же
его слова понеслись, как с горы валуны, все набирая и
набирая скорость.
■— Значит, ты уже знаешь, где истина? Лучше, чем
я? Может, ты хочешь встать на мое место? — Хасбий
переходил на крик, и спокойствие Исмела его р азд р аж а л о .— Ш апку набок нахлобучишь, нос свой, и без того
длинный, вытянешь, похаживаешь среди тех, кто работает! Только мешаешь всем! Ишь, избаловались! Теперь
вам и слова не скажи! Но я не обижаюсь... А сына своего ты работать заставь! Потом уж огрызайся! А пока
сиди и молчи!
— Не стану я молчать, клянусь аллахом! — Исмел
встал.
Все 'повернулись к нему. Товарищи знали, что человек он тихий, но только до поры до времени. Не стоило
Хасбию выводить его из терпения. Нет, не зря прошел
Исмел всю войну, был ранен, имел орден и шесть м едалей. Обычно долго молчал Исмел, если случалась ссора, но если уж открывал рот, то говорил так, что собеседник не знал, куда деваться. *
Сейчас он спокойно приподнял шапку, которая действительно была вечно нахлобучена у него набок, почесал свой и вправду великоватый нос, встал покрепче,
словно боксер перед боем, но сказал всего несколько
слов:
— Ты, дорогой председатель, совсем не умеешь говорить с людьми. Кажется, уж давно пора бы научиться.
Д ты все пустословишь. И все зря.
Хасбий взвизгнул:
— Мы что, тебя слушать здесь собрались?! — Он
только сейчас сообразил, что совершенно напрасно, некстати задел И смела, и дело может принять нежела- /
тельный оборот.
340
— Нет, уж раз я тебя выслушал, то и ты меня послушай,— не повышая голоса, ответил Исмел.
— Ладно! Хватит! — крикнул Хасбий. — Собрание
окончено. М ожете расходиться по своим местам и заниматься делом. А ты, Исмел, подойди ко мне.
Но все продолжали молча сидеть, никто не тронулся с места, и председатель колхоза понял свою оплошность.
— Ну, ладно,— сразу переходя на ворчливо-отеческий тон, сказал Хасбий.— Говори, а то, я вижу, если
ты промолчишь, у тебя сердце лопнет.
— Лучше было бы, если бы ты не связывался со
мной, председатель,— все так же негромко продолжил
Исмел. — Ни мой сын, ни моя шапка, ни мой нос ■ до
сих пор не мешали тебе жить, а колхозу работать.
Когда я сидел в танке, мой танк не простаивал зря.
Теперь уж больше тридцати лет я вожу трактор, и он
тоже не простаивает, а если и случается, то не по моей
вине. Если бы ты так же относился к своей работе, как
я, наш колхоз давно вырвался бы в передовые. А о
сыне... Что ж, мой сын и твоя дочь в одной школе учились. И все знают — любого спроси, кто носил домой
двойки, а кто — пятерки. Однако твоя дочь поступила в
институт, а мой сын не сумел. И потом.;. Плохой ты
председатель, раз не знаешь, что он уже полгода у
Муаеда на ферме работает. А насчет моего носа я
так скажу. Думаю, совать его надо во все колхозные
дела... Я и еще мог бы кое-что сказать, да... — и он м ахнул ¡рукой, садясь на лавку.
Хасбию надо было спасать свое положение.
Я ваш председатель! — громко провозгласил он,
обводя взглядом механизаторов, словно ища у них* поддержки. — Вы меня в свое время выбрали и должны
у важ ать и слушать. А ты, Исмел, авторитет руководителя подрываешь! Я на своем посту решаю задачи государственной важности — ¡выполняю постановления : партии! И требую от вас того же. Требую хорошей работы.
Люди, взгляды которых ловил Хасбий, отводили глаз а в сторону.
Но Исмел, уже сидя, сказал:
— Мы все выполняем решения партии. И задачи
производства знаем. А тебе надо взглянуть на себя хорошенько. Больше я тебе ни слова не скажу.
Хасбий в бешенстве метнул взглядом по лицам механизаторов и вдруг понял, что Исмел говорил не только от своего имени.
Он впервые почувствовал, что это мнение коллектива
и что карьера его под угрозой. А если так, то надо чтото срочно предпринимать.
Уже не обращаясь ни к кому, он поспешно закрыл
собрание и, сев в машину, уехал.
20
Нет, сдаваться председатель не собирался.
Хасбий примчался в партком к Фуаду и с яростью
стал жаловаться на Исмела, стал требовать, чтобы того
наказали за грубость, за срыв собрания.
— Ты парторг, ты обязан укреплять дисциплину,
учить людей уваж ать руководство, а ты... — он словно
споткнулся,— ты сам с ними запанибрата. Ты никогда
им не приказываешь, с них не требуешь, всегда просишь, всегда заискиваешь. — Он нервничал, бегал по
кабинету.
— Вот здесь ты глубоко ошибаешься, Хасбий. Я просто советуюсь. Обсуждаю с людьми дела. И в основном
такие, в которых они разбираются порой лучше меня,-—
Фуад говорил спокойно, но, как всегда, убежденно,,
твердо. — А Исмела я уважаю... Хорошо, я поговорю с
ним, поскольку в любом деле нужно выслушать обе стороны.
Однако Хасбий настаивал, чтобы Исмела вечером ж е
вызвали на заседание парткома, чтобы ему объявили,,
заявили, поставили на вид...
Но Фуад вызывать механизатора на партком не стал.
Ок решил не беспокоить Исмела, а выехать на место: поговорить с людьми, выяснить, что произошло, и решить,,
что делать дальше.
Рано утром Фуад собрался к механизаторам, чтобы
успеть все обсудить до их выхода в поле. Но его опередил партгрупорг, который, едва рассвело, вошел в кабинет Фуада.
Прямо с порога он заявил, что механизаторы оскорблены поведением председателя и предупреждают, что
с Хабием больше работать не станут.
Фуад обещал все обдумать и взвесить. И, проводив
групорга, сел к столу, сцепив руки у подбородка. Уже
342
давно вокруг Хасбия разгорелись страсти, теперь ситуация обострилась до предела.
И чем глубже он вникал в создавшееся положение,
тем яснее видел — пока Хасбий будет управлять колхозом, Акуну не выйти в передовые. Хасбия не уважают.
А на боязни далеко не уедешь. Стоит такому Исмелу захотеть, он без нареканий со стороны товарищей просто
не сядет за трактор — имеет право. Возраст его давно
пенсионный. И такой энтузиаст не один. Так может сдел ат ь и второй, и третий. Рабочая атмосфера изменится.
Все это и на молодежь повлияет... Нет, надо было предпринимать что-то радикальное. И делать это безотлагательно.
Время было весеннее, посевное. Надо было срочно
ехать к механизаторам, как-то уладить дело, поднять
у людей рабочее настроение, а заодно поговорить, что
все-таки так нельзя вести себя с руководителем. Какникак, а Хасбий пока председатель колхоза.
И Фуад, дождавшись восьми часов, набрал номер
директора школы Темрокова и, поздоровавшись, попросил после занятий прислать в партком тех десятиклассников, которых готовили механизаторы для родного
Акуна.
— ¿Мне хочется с ними поговорить,— сказал Фуад,—
■есть тут одна задумка.
На стан ребята ехали па грузовике целой ватагой.
Разгоряченные, веселые, они пели, смеялись, подшучивали друг над другом. Так и въехали к механизатор ам с песней, с шумом, привезя с собой задор и беспечность молодости.
Люди, извещенные о предстоящем собрании и в ож и ­
дании уже сидевшие во дворе на вынесенных из красного уголка лавках, поначалу растерялись. Ребята
спрыгивали через борта машины — рослые, сильные,
способные слушать и воспринимать, учиться и повторять,
перенимать все, что им подскажут, покажут. Механизаторы удивленно и радостно смотрели на ребят, на своих
собственных сыновей.
— Вот, дорогие товарищи,— громко объявил Фуад.—
П ривез вам смену! Еще два месяца, и все они придут
сюда работать. Решил сегодня познакомить вас с ваш ими детьми. Вы им расскажите, как здесь работается, они
вам — почему избрали такой путь. Давайте, товарищи,
рассаживайтесь, поговорим; потолкуем,— и, пока все с
шумом усаживались, обратился к бригадиру: — Ну, тебе
первому слово.
Сняв мохнатую шапку, коренастый, сравнительно молодой бригадир поднялся и заговорил конечно ж е не
о скандале с Хасбием, не о том, что еще час назад они
решили отправиться к Фуаду, рассказать о поведении
председателя. Он заговорил с молодежью о своем деле,
о труде механизаторов, о лучших специалистах колхоза, о том, как надо обращаться с машиной, беречь ее,
любить, словно это живое, доброе существо.
Один за другим выступали механизаторы. Ребята задавали вопросы. И скоро все загорелись желанием подойти к машинам, тракторам, покопаться в них, посидеть в кабине и, может, д аж е поводить их по полям.
Парторг понял, что сейчас не стоит заводить разговор о
Хаобии, пусть немного поутишится.
Когда народ рассыпался по стану, к Фуаду подошел
Исмел.
— Ты, наверно, уже знаешь, парторг, как обидел
меня вчера Хасбий? Но не об этом я хочу говорить с
тобой. Не о себе. Не о своей обиде. Мы недовольны
Хасбием. И что ни день, то больше. Мы тут много думали, прикидывали и так и этак... А что если мы тебя
предложим в председатели? А? — Он смотрел испытующе. — Это не только моя идея. Все так думают. И ты
подумай. — Он нахлобучил шапку чуть набок и пошел
„прочь, старый, с загорелыми лицом, шеей и руками,
словно прокаленный солнцем. https://vk.com/doc91549351_430067092?hash=0a7ed0b40674e5116d&dl=f580591c67c14af5f3