Всадник и конь Надо отметить, что верховая езда занимала особое место в народной системе физического воспитания адыгов, и поэтому они имели большое количество конно­ спортивных игр, которые сопровождали народные гуляния, значительные семейные праздники. « Особенное очарование народным празднествам придавали джигитов­ ки, — писал Хасан Гергов. — В такие моменты старики оставляли пиршествен­ ные столы, молодежь — плясовой круг, женщины — ритуальные хлопоты, а дети со всей округи влезали на деревья, чтобы не пропустить ни один момент захваты­ вающего зрелища. В джигитовке принимали участие самые искусные наездники и лучшие скакуны. Накопилось много видов черкесской джигитовки..»4. Эти игры имели прямое отношение к военной выучке, боевому искусству, которые достигались неустанными тренировками. «Главнейший предмет телесных упраж­ нений состоит в том, чтобы владеть с особенной ловкостью оружием и лоша­ дью, в чем они (черкесы) действительно неподражаемы: с неимоверной скоростью, на всем скаку самой быстрой лошади заряжают ружья и стреляют, — отмечал Хан-Гирей. — Черкесы всегда носят ружья в чехлах, и хорошему наезднику нужен только один миг, чтобы выхватить (его) из чехла и выстрелить. Непрестанно упражняются в том, чтобы с земли поднять самую маленькую вещь...» Обучение верховой езде, естественно, начиналось с детей, и оно проходило в не­ сколько этапов. Сначала ««они упражнялись на вкопанном в землю столбе, навер­ ху которого было утолщение с двумя выступами — сучьями, напоминавшее седло и две луки, — писал исследователь физической культуры и военной подготовки ады­ гов Г.Я. Гонежук. — Этот искусственный конь был в два человеческих роста, глад­ ко обтесан и очень скользкий. Молодые джигиты должны были взбираться или сле­ зать, не касаясь его туловищем, а лишь при помощи рук и ног. Кроме того они должны были каждое утро бороться, расшатывая его. После соответствующей подготовки учили ездить на объезженной лошади без воору­ жения, без седла, а затем в седле и в полном вооружении. Главным упражнением для последующего обучения и тренировки были: прыжки на лошадь и с лошади, пе­ репрыгивание с одной лошади на другую, доставание с земли различных предме­ тов. Обучали на полном скаку попадать в подвижные цели, прыгать через овраги, рытвины, ямы, бугры, поваленные деревья и другие преграды»5. Всадники достигали высокого мастерства джигитовки, они умудрялись проез­ жать по лабиринту, подбираться бесшумно к цели, на всем скаку останавливать коня перед обрывом. ««Пэтэрэз обратно мчится ураганом, Поднял перед курганом на дыбы коня, Джигитуя смело въехал на вершину», — упоминается в нартском предании. Шора Ногмов, автор книги «История адыгейского народа», отмечал, что: ««ады­ ги удивляли соседей своей ловкостью и неутомимостью в верховой езде, красивой одеждой, искусством накидывать аркан; они соскакивали с лошади на самом бы­ стром скаку и поднимали кольцо или монету...» Адиль-Гирей Кешев писал, что ««кавалерийское искусство просвещенной Ев­ ропы не выдержит сравнения с бешеной, кипучей отвагой горского наездника. Там искусство парадное для глаз, а здесь ради самого искусства, необходимость, — 24 — Вестник науки, выпуск №5(29) потребность, можно сказать вдохновение». А Н. Витсон отмечал, что «... адыгские воины так смелы на коне, так быстро умеют гнаться на лошадях, что нельзя не сдаваться им». Надо сказать, что наездническая культура адыгов, их система воспитания всадни- ков-воинов в свое время, после депортации черкесов в Османскую империю 19 века оказала серьезное влияние на развитие турецкой кавалерии. А после захвата Франци­ ей Сирии и Ливана, Англией Ирака основу их войск составляла черкесская конница. Черкесские всадники обладали способностью не только быстро бегать, пока­ зывать отменную джигитовку, но они и демонстрировали изысканную наездниче­ скую культуру, высшую школу верховой езды: шыгъэудж (заставлять коня плясать). Шыгъэудж не простой, а плясать сакральный танец удж, круговой танец, посвящен­ ный Солнцу. Шыгъэудж проходил под игру гармониста, который располагался на краю ровной просторной площадки, окруженной зрителями. Исполнялся наигрыш «Шыгъэ- удж» и, меняя друг друга, в круг выходили всадники, и показывали свое искусство, за­ ставляя коня плясать удж. Это были искусные всадники и прекрасные наездники. Адыги владели секретами особой подготовки скакунов к состязаниям, трудным и длительным переходам. Н. Дубровин отмечал, что «кабардинская лошадь не требу­ ет особого ухода, пасется круглый год в поле и питается зимою кореньями трав, вы­ рываемых ею из-под снега копытами. Лошади кабардинские не знают ковки, но в те­ чение целого месяца легко делают переходы от 60 до 100 верст в день, без дневок»6. Еще про одну особенность подготовки скакунов, известную адыгам издревле сле­ дует указать. Одну из трех больших вен на каждой задней конечности коня перере­ зали и завязывали, чтобы кровь больше не шла по ней. В течение года коня корми­ ли по-особому, держали на деревянном настиле. Поэтапно конь восстанавливался, и его начинали готовить к нагрузкам. Со временем он набирал такую физическую форму, что мог часами бегать и не уставать (в нартском эпосе упоминается, что конь нарта Шэуая мог бегать от зари до зари, при этом не уставал и даже не потел — А.К.). Американские ученые недавно пришли к выводу, что конь по своему физиологиче­ скому строению способен бегать часами без устали, его могут подвести только задние конечности, которые забиваются от длительной перегрузки. Они подтвердили зна­ ния древних адыгов, которые вывели одну из прекрасных пород лошадей. Наездники Зекуатха Говоря о верховой езде, надо отметить, что наездничество (зек1он) сформиро­ валось у черкесов в самостоятельный институт со своей обрядовой системой, здесь был свой этикет, была своя идеология. У наездников был даже свой бог Зекуатх (Зек1отхь). Тот, кто был под покровительством Зекуатха, достойным всадником, ге­ роем, «не поворачивающим назад голову своего коня», всегда был в почете и уваже­ нии народа. «... Шли на хасе нартов речи О геройской сече грозной, О путях непроходимых, О конях неутомимых, О набегах знаменитых, О джигитах непоборных, Об убитых великанах, О туманах в высях горных, О свирепых ураганах В океанах беспредельных, О смертельных метких стрелах, О могучих, смелых людях, Что за подвиг величавый Песню славы заслужили»7. — 25 — Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований имени Т.М. Керашева С детства мальчиков учили сложной науке наездничества, которое требовало от­ менного здоровья, искусство верховой езды, силу духа, характер, умение ориентиро­ ваться по звездам, по погоде. Достигалось все это участием в народных играх, теле­ сными упражнениями, и естественно духовным воспитанием. Юноша, считавший себя готовым к испытаниям в пути, подвергался трудному практическому испыта­ нию: он уходил вместе с другими в зек1о. А наездничество предполагало путь длин­ ный и долгий, чаще всего за пределами своей земли, полный опасностей и неожи­ данностей, но такой желанный для настоящих мужчин. Таких Зекуатх принимал под свое покровительство. Всадник, физически совершенный и сильный, способный обеспечить в семье до­ статок, при необходимости с оружием в руках защищать свою землю становился шыу хьазыр (готовый, совершенный всадник). Он владел виртуозно конем и оружием, был готов к любым испытаниям в пути, даже смертельным. К сожалению, не все возвра­ щались с зек1о, они уходили, но не бесследно, их имена оставались в наезднических песнях. Когда песня доходила до самых известных путеводителей, бывших лидерами, наездники снимали шапки (а черкесы никогда практически не снимают головные уборы, даже за едой), и наклонялись к гриве коня. Н. Дубровин отмечал, что, весна и осень были самыми лучшими временами года для наездничества, это было время, когда жизнь черкесов отличалась наибольшею деятельностью. «С наступлением весны или осени, — писал он, — князь, собрав себе достаточную партию молодых дворян-наездников, выезжал с ними, что называется, в поле (курсив автора — А.К.). Избравши удобное место, партия располагалась в ша­ лашах или просто под навесом. Княжеская свита, прислуга и молодые дворяне разъ­ езжались по ночам в аулы, искали добычи, захватывали, т. е. воровали и пригоняли быков и баранов для пищи. Если ночной поиск бывал неудачен, то отправляли днем посланных в аулы, где они закупали необходимые припасы и ту провизию, которую нельзя было приобрести молодечеством, как-то: пшено, молоко, сыр и пр. Лучшие наездники отправлялись в экспедицию в дальние племена, пригоняли к своим това­ рищам табуны лошадей и приводили пленных. Пир за пиром, угощение за угощени­ ем следовали в это время и сопровождались стрельбою, скачками и другими играми. В жизни черкеса нельзя указать ни одного момента, чтобы он сидел смирно; всег­ да есть какое-нибудь происшествие, занимающее общество и, преувеличенною ве­ стью, обегающее весь край. Только ненастные дни, бури, да ночь заставляли каждого сидеть дома и греться у огня, домашнего очага, развалившись на разостланной поло­ сти. Простая домашняя обстановка убаюкивала их сильные ощущения; в сакле было ему тесно, душно. Все существование черкеса сложилось так, что без хищничества не было для него жизни, не было удовольствий в настоящем, не было блаженства и в будущем мире. Выводив хорошего коня, выдержав его несколько часов без кор­ ма и призвав на помощь Зейкута (Зекуатха — А.К.) — божество, по понятию народа, покровительствующее наездникам — черкес отправляется на хищничество или один, чаще же в компании, состоявшей из нескольких человек.»8. Далее Дубровин описывает противостояние черкесов, уходящих в набег к каза­ кам в Кубанской равнине и линейных казаков. Река Уруп и ее притоки, перерезан­ ные глубокими рытвинами, оврагами и балками, служили удобным местом для укрывательства черкесов и казаков. «Здесь был полный разгул для конных черкесов и для наших линейных казаков, — пишет автор. — Первые искали добычи, вторые гонялись за ними, оберегая линию. И те, и другие отличались смелостью, ловкостью, наездничеством и сметливостью; оба уважали друг друга и избегали встречи, но, встретившись, не отступали и не просили пощ ады.»9. Здесь уместно сообщить, что черкесские наездники при встрече с казаками ча­ сто вызывали их на поединок. Мотив вызова противника на поединок, и как след­ ствие, пути разрешения возникающих противоречий между персонажами, относятся к важным структурообразующим элементам конфликтных ситуаций. Как верно от­ мечает адыгский мифолог А. Ципинов в повествовательной ткани текстов вызовы — 26 — Вестник науки, выпуск №5(29) противника на поединок «часто предстают в виде развернутых схем^-ситуаций... Эпи­ зоды, связанные с вызовом противника, затрагивают и поведенческий аспект персо­ нажей, вскрывая один из существенных элементов образостроения»10. У черкесов маленькие междоусобные войны и столкновения племен между собою часто кончались поединком представителей обоих враждующих сторон. Но поедин­ ки происходили и по другим мотивам. Как верно указывает Н.Дубровин, «...едино­ борство было в большой моде и до такой степени усвоено народом, что черкесские наездники, получившие известность и славу, искали себе достойных соперников, при встрече с которыми находили предлог к ссоре и непременно вступали в едино­ борство, чтобы порешить вопрос: который из двух наездников должен пользоваться громкою славою и известностью. Предлог к состязанию бывал почти всегда самый ничтожный, например: кто для кого должен посторониться при проезде по горной тропе. Поединок всегда вызывал, по выражению черкесов, неминуемую смерть од­ ного из противников, потому что победитель, во всяком случае, мог поступить с по­ бежденным как с убитым, т.е. снять с него оружие, и обобрать до нитки. Подобное обстоятельство было для побежденного соединено с таким бесчестием, что он пред­ почитал верную смерть бесчестной ж и зни .»11. И вполне естественно, что вызов противника черкесы перенесли и на русских, особенно казаков. «Часто и во время военных действий с русским, черкесский наезд­ ник вызывал на поединок наших милиционеров и казаков, и оба противника начи­ нали, джигитуя, перестреливаться, постепенно сближаясь друг с другом. Победитель, при громких криках, овладевал телом противника и с самодовольством приказывал снять с побежденного оружие и доспехи, составлявшие его гордость и славу»12. Перед набегами предводители всадников Зекуатха «прибегали» к магии предска­ зания, или стремились предугадать исход похода. Обычно предводитель, обладавший способностью предсказывать будущее на бараньей лопатке (блэбгъу) или альчике (к1эн), после сытной еды, начинал гадать. Он смотрел на лопатку и по тому рисун­ ку, что он видел там решался будет поход или нет. А если брошенный альчик падал гладкой поверхностью вниз, то это было хорошее предзнаменование, и набег тотчас же предпринимался. Если альчик падал поверхностью кверху, то это предвещало не­ благоприятный исход предприятию, и тогда набег откладывался. Надо отметить, что перед походом адыги приходили и к святым деревьям, испол­ няли вокруг них круговой танец, просили покровительства, затем устраивали пир. Вернувшись, они также приходили в святое место. Им в жертву приносили коров, ба­ ранов, и вешали на дерево мечи, кольчуги, шлемы, позже разноцветные тряпки. При­ ношения сопровождались просьбами к божествам об удаче перед весенними похода­ ми, благодарностью за удачные свершения, молитвами о выздоровлении больных. Еще одна немаловажная деталь в подготовке к набегу: походная одежда. «Весь костюм черкеса и его вооружение приспособлены были как нельзя лучше к наездни­ честву и к конной драке, — пишется в воспоминаниях кавказского офицера. — Буроч- ный чехол скрывал его винтовку от нечистоты; она закидывалась за спину, и ремень к ней был пригнан так, что черкес легко заряжал ее на всем скаку, стрелял и потом перекидывал через левое плечо, чтобы обнажить шашку. Последнее оружие черкес особенно любил и владел им в совершенстве. Черкесская шашка остра как бритва, страшна в руках наездника и употреблялась им не для защиты, а для нанесения уда­ ра, который почти всегда был смертельным. Он носил шашку в деревянных, обтяну­ тых сафьяном, ножнах и пригонял так, чтобы она не беспокоила его во время езды. За поясом заткнуты были два пистолета и широкий кинжал, неразлучный его спут­ ник даже в домашнем быту. На черкеске, по обеим сторонам груди, пришиты были кожаные гнезда для зарядов, помещаемых в газырях — деревянных гильзах. На поя­ се висела жирница, отвертка и небольшая сумка, наполненная разного рода вещами, дозволявшими всаднику, не слезая с лошади, вычистить оружие. Несмотря на то, что черкес был с ног до головы обвешан оружием, оно пригоня­ лось так, что одно оружие не мешало другому, ничто на нем не бренчало, не болталось, — 27 — Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований имени Т.М. Керашева а это было весьма важно во время ночных набегов и засад. Все незатейливое хозяй­ ство в походной, скитальческой жизни черкеса находилось при нем. Отвертка вин­ товки служила огнивом, кремень и трут висели у него за поясом на поясе, в кожаной сумке. В одной из патронных гильз положены были серные нитки и куски смолистого дерева для быстрого разведения огня. Рукоять плети и конец шашки обмотаны бу­ мажною материею, напитанную воском, скрутив ее, он имел свечку. Хорошо вы­ держанный конь его был отлично выезжен и повиновался уздечке в совершенстве, он не боялся ни огня, ни воды . Седло черкеса было легко и покойно, не портило ло­ шади даже и тогда, когда по целым неделям оставалось на сп и н е. за седлом висели небольшой запас продовольствия и тренога, без которой ни один наездник не выез­ жал из дому...»13. Всадники Зекуатха выступив в поход, ехали ночью, а днем отдыхали, скрываясь в лесу. Чаще всего выбирали поляну, огороженную непроходимою чащею терновни­ ка. Прорубив тропинку в ней, вводили туда своих лошадей, и вырубленный тернов­ ник втыкался снова на прежнее место. Это способствовало тому, чтобы их укрытие сложно было обнаружить. А дальше каждый занимался конкретным делом, поручен­ ным предводителем: один доставал гъомыл (походная еда) и готовил пищу, другой шел за водою, третий стреножил лошадей, пускал их на поляну, и начинал косить кинжалом для них траву. Поев, ложились отдыхать кроме тех, кто стерег лошадей и оставался в дозоре. Надо отметить, что партия наездников, если она выступила не совсем готовой к походу, что бывало совсем редко, могла рассчитывать на помощь и гостеприимство близлежащих аулов. Этикет требовал не спрашивать того, кто зашел в аул и попросил помощи кто они, кто предводитель партии, куда направляются. Им приносили еду и оставляли в предполагаемое место недалеко от убежища наездников. Если в окрест­ ности потом выяснялось, что был набег, никто не выдавал никого, даже кормившие партию, ведь и они на самом деле не знали, кто были эти наездники. Убыхи и унэрыу Следует сказать, что отдельные черкесские племена вошли в историю «своеобраз­ ными» набегами. Например, убыхи, которые отличались дерзостью, изощренными способами нападения. У них существовало особое сословие, которое называлось унэ- рыу (унэ — «дом», рыу, иу — «врывающиеся в дом»). Группа из пяти-семи человек неожиданно врывалась в аул, нападала на семью, грабила, убивала тех, кто оказывал сопротивление, пока соседи проснутся, уходили, захватив пленных и добычу. И сей­ час среди адыгов есть фамилии, которые носят название этих унарыу. Надо отметить, что убыхи славились своей военной организацией, порядком. Они организовывали и конные походы, и пешие, эта особенность была свойственна убыхам. Остановимся на пешем походе. Сперва избирали предводителя, опытного, мужественного, храброго мужчину, достаточно сильного и телом и духом, закаленно­ го физически, способного переносить холод и стужу. Дело в том, что убыхи в отличие от других этнических групп черкесов, организовывали набеги обыкновенно зимой, крепкие морозы и ясные дни они считались самыми благоприятными. Предводитель на время похода наделялся особыми полномочиями: он становился единоличным начальником, по своему усмотрению регулировал вопросы организации набега, мог себе позволить чрезвычайно жесткую форму руководства, вплоть до определенных побоев. Члены группы обязаны были все это переносить стоически, потому что за та­ кую «вольность» вне похода убых ответил бы кинжалом. Каждый брал с собой необходимую одежду, носил с собою гъомылэ (гомылэ — еда в пути), рассчитанный на месяц, только предводитель освобождался от этой тя­ жести. Чаще всего в гомылэ входило пшено, копченые сыр и мясо, масло, тесто, ва­ реное на меду, соль, перец. По словам известного сказителя Мэджаджэко (Шапсы- го) Индрыса (Иордания), мясо для гъогу гъомылэ (гомылэ для дороги) готовили — 28 — Вестник науки, выпуск №5(29) специально. «Резали нетельную старую корову, варили мясо так долго, что оно само отходило от костей, затем помещали его в печь, где доводили до такого состояния, что можно было его крошить. Затем из проса или пшена готовили лепешки, которые так же поджаривали. Смешав все это, получали такой калорийный гомыл, неболь­ шой кусок которого мог продержать без другой еды целые сутки»14. Среди гомыл ин­ форматор называл еще концентрат щхыу (своеобразное кислое молоко). Кашевары получали ежедневно от членов группы столько гомылэ, сколько долж­ но было хватить на всех. Никто не имел права расходовать лишнюю еду, а кто уму­ дрялся кушать дополнительно тайком, его подвергали стыду, ибо такой поступок счи­ тался не только постыдным, но и по народному суеверию предвестником неудачи или не дай бог несчастия. Приблизившись к намеченной цели, авангард и арьергард объединялись в без­ опасном месте, разводили огонь, делали шалаши, имевшие вид четырехугольника, одну сторону которого оставляли открытой для возможного оперативного подъема. Партия выступала в поход до рассвета, на стоянке оставались старики и молодые, пока еще не готовые к нападению. Самые сильные составляли группу грабителей, они обычно находились в середине между арьергардом и авангардом. В походе убыхи следовали два человека рядом, одна пара за другой, довольно близко и плотно, пере­ ход с места на место воспрещался. Как описывает Н. Дубровин, скурпулёзно изучавший феномен черкесского наезд­ ничества, партия убыхских грабителей, разделившись на кучки, человека по четыре в каждой, бежала в дом, вязала, резала и грабила. Нападение всегда было непродол­ жительным, от четверти часа до получаса, затем начиналось отступление: авангард обращался в арьергард и удерживал натиск неприятеля, а бывший арьергард состав­ лял сплошную массу для прикрытия добычи. «Достигнув сборного места, партия делила добычу, — пишет Н. Дубровин. — Из толпы выходил старый седой воин и произносил благодарственную молитву за удачную победу и хорошую добычу, а затем начинался дележ. Прочитавшему мо­ литву выдавалась одна из лучших вещей; предводитель выбирал себе пленного или пленницу и по одной вещи из награбленных предметов одного рода. Остальная добыча делилась поровну; кашевары и дровосеки получали менее. Подходя к своим деревням с пленными и добычею, убыхи пели песни, стреляли, в знак победы и удачи»15. Автор указывает на одну особенность оповещения семьи погибшего во время по­ хода: один из односельцев, подойдя к сакле убитого или взятого в плен, становился на возвышенном месте и вызывал родственника убитого. «Возвратился — ли такой- то из похода?» — спрашивал он вызванного. Это значило, что того, о ком спрашива­ ют, нет в живых, и тогда в семействе убитого начиналось оплакивание. То, что убыхи могли нападать на соплеменников, или другие черкесские племе­ на, могли находиться в определенном противостоянии, подчеркивается и другими авторами, например, Пейсонелем. «Черкесские беи и племена находятся в постоян­ ной вражде между собою, — писал он, — и с целью захвата рабов, производят набеги, причем все захваченное считается законной добычей и не требуется назад. Но, если нападающий имел несчастье быть пойманным, все люди, находившиеся с ним, стано­ вятся рабами. Не удерживается один только бей и подвергшийся нападению доволь­ ствуется тем лишь, что, отпуская захваченного бея, отрезывает предварительно уши и хвост его лошади. Это единственное мщение, допускаемое в подобных случаях. Сы­ новья беев не изъяты от рабства; раз они были захвачены и проданы, они уже утрачи­ вают права дворянства и не могут быть более беями. Но, если, получив свободу, они снова возвращаются к себе, в таком случае делаются сипагами и не должны считаться дворянами.»16. Действительно при осторожности жителей, набег не всегда удавался, случалось часто, что, за украденного коня или быка, участник набега платил жизнью или уве­ чьем. Но в этом состояла и вся его слава, дававшая молодому черкесу вес и уважение, его начинали приглашать на походы и набеги. Особо отличившиеся в таких делах, — 29 — Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований имени Т.М. Керашева сами собирали партии, и количество собранных под его начальство участников было лучшею вывескою его достоинства. Настоящий наездник должен был быть щедрым, поэтому добычу свою он раздавал знакомым, а сам ходил чуть ли не оборванным, до­ вольствуясь одною славою лихого наездника. Только три вещи — ружье, обувь и кин­ жал, без которых нельзя было жить в горах, были у него исправны, а сытая умиротво­ ренная жизнь ему была чужда. «Желание приобрести известность, — отмечал Н.Дубровин, — сделаться храбрым джигитом (витязем), прославиться своею удалью, не только в одном каком-нибудь селении, но в целом обществе, в долинах и по горам, составляли его цель, его жела­ ние и, вместе с тем, лучшую награду переносимых трудов. Во многих случаях черкес брался за оружие, не знал отдыха, презирал опасности во время хищничества и боя для того только, чтобы стать героем песни, предметом былин и длинного рассказа у очага бедной сакли, а этого нелегко было достигнуть при врожденной скромности черкесов и отсутствии хвастовства и самохвальства. Черкес знал, что прославленный поэтом-импровизатором он не умрет в потомстве, что слава его имени и дел пережи­ вет и самый гробный гранит. «Его гробница, — говорит народная песня, — разрушит­ ся, а песня до разрушения мира не исчезнет.»17