Аномалии мистика и не только

Фразы, за которые лет двадцать назад можно было легко загреметь в психушку: - Я буду в лесу, но ты мне позвони... - У меня уже рука замерзла с тобой разговаривать... - Я случайно стер "Войну и мир"... - Блин, не могу войти в почту... - Я тебе письмо десять минут назад послал, ты получил? - Скинь мне фото на мыло... - Я телефон дома забыл... - Я не могу с тобой говорить, ты все время пропадаешь... - Положи мне деньги на трубу... - Я завтра себе мозгов докуплю... - Давай подарим ему домашний кинотеатр... - Да там всего-то двести гигов... - Я вторую мировую за немцев прошел... - Да ты на телефоне посчитай... - Переименуй папку... - Дай мне двадцать пять рублей на метро... - Я качаю эльфа... - Воткни мне зарядку... - Ивана нет дома, он в армии. Вы ему позвоните. #простоинтересно

Дядя Коля Довольный дядя Коля толкнул меня своим костлявым плечом. — Учись, балбес. — Спасибо. Хотите, пивом угощу? У меня стоит пара бутылок в холодильнике. Дядя Коля, который только что помог мне с ремонтом сгоревшей розетки, сразу загрустил. — Да я бы с удовольствием, да Нинка прибьет. Не любит она, когда я пью. Да и понятно: она меня почти с того света вытащила. Ты тут ещё не жил тогда. — Сильно пил? — А то! На майские праздники ушёл в глухой запой, сперва с ребятами с работы, потом один. Подчистую всё пропил в своей комнатёнке. Натурально — только кровать, стол и табуретка остались. И водка, конечно. Но и она в меня уже еле лезла. Решил яиц пожарить, пока они не пропали, потому что холодильник я тоже на металл снес дня за три до того. Полез по шкафам — а там сковородки ни одной нету. Тоже то ли пропил, то ли дружки уволокли. Пошёл на кухню поискать, а там Нинка. Я у неё спросил сковородку, а она меня этой сковородкой чуть не пришибла. Натурально: скрутила меня, отвела в комнату и связала. А потом притащила капельницу от себя и два дня прокапывала, чтобы я чуть-чуть отошёл. Вот так и познакомились. Есть мне приносила эти дни, договорилась в цветмете, чтобы холодильник мой пока не увозили, подождали пару дней. Ну а там я уж оклемался, на работу обратно вышел, выпросил денег взаймы у приятеля и купил на них Нинке цветов. А дальше уж дело техники. Дядя Коля победно взглянул на меня. Я улыбнулся. — Да уж, круто. — Ну а то! Так что пива мне нельзя, разве что сама разрешит. — И долго уже не пьешь? — Да уж года полтора. Но хочется иногда, летом особенно. Идёшь с работы вечером, жарища, духота, охота пивка кружку. — Ну ты спроси у теть Нины, я пока сам не буду. Мало ли, даст добро. Дядя Коля ушёл в своё крыло. Он и тёть Нина со стороны смотрелись очень странной парой. Дядя Коля — невысокий, костлявый, руки все в синих выцветших татуировках, а она — выше него, тяжелее раза в два, но не толстая, а просто большая — мясо у неё не скапливалось где-то в одном месте, на боках или животе, как у других теток в коммуналке, а плавно распределялось по всему телу: по ногам, плечам, по огромным бедрам и по гигантской груди. Тетя Нина словно дышала здоровьем. Она работала медсестрой в местной поликлинике, и дяде Коле повезло встретить именно её — у кого ещё в коммуналке могли оказаться капельницы? Когда вечером дядя Коля постучался ко мне в дверь и, воровато оглядываясь, сказал: «Антох, пиво-то ещё осталось? Нинка разрешила», — мне было чуть не по себе, словно я сказал какую-то грубость незнакомому ребенку, который только подбежал познакомиться. С тех пор мораторий на алкоголь был снят, хотя дядя Коля продолжал держать себя в руках. Но в душный вечер бутылку-другую пива он теперь выпивал, а на дне рождения ещё одной из соседок мы с ним даже опрокинули по паре рюмок. Правда, после водки дядя Коля вмиг захмелел, но не сделался буйным, а наоборот, каким-то очень тихим и умиротворенным, и ушёл спать минут через десять. * * * Ещё через несколько месяцев дядя Коля зашёл ко мне подстриженный, выбритый, в рубашке и пригласил на свадьбу через две недели. — Мы сильно праздновать не будем, так, посидим здесь, столы в коридор вытащим. Нинка с подругами приготовят чего-нибудь. Я его поздравил, он пошел к себе, но потом вернулся и, помявшись, вдруг достал из кармана брюк мятый галстук в полоску. — Антох, слушай, а ты не умеешь завязывать? — Неа, не умею. — И я не умею. Нинка потыкалась, но тоже ерунда выходит. Вишь, почти до пятидесяти оба дожили, а галстук вязать не научились. Я в прошлый раз в галстуке в школе на выпускной ходил, ещё мать с батей живы были, а потом и ни к чему было. Ладно, тогда пойду. — Погоди, дядь Коль. Сейчас в интернете посмотрим, может, получится. Мы минут десять вдвоем разглядывали и пересматривали двухминутное видео, прежде чем всё же сумели повторить узел. Дядь Коля аж вспотел, но был очень доволен. Он вообще почти светился в последнее время. — Вишь, разобрались. Да и как мы могли не разобраться, взрослые мужики же! Натурально, два взрослых мужика в чём хочешь разобраться могут. — А ты куда сейчас в брюках и рубашке? Или примерка? — Да какая там примерка? Нет. К Нинкиному брату поедем в деревню, знакомиться. Она-то с ним не очень общается, но перед свадьбой решила, что надо съездить. Ну ничего, съезжу. Он у неё освободился недавно, сидел. Теперь вот кроликов разводит. Ну, посмотрим, чего там. А через две недели, в субботу, ты не уезжай никуда. Отметим, свадьбу-то. Дядя Коля с теть Ниной уехали в деревню и почему-то не вернулись к понедельнику. А в среду вечером, когда я после работы нарезал себе на ужин салат, в дверь постучалась тёть Нина. Она была в чёрной косынке на голове. — Антош, пошли, помянешь Колю с нами. * * * Тёть Нина с дядей Колей приехали в деревню, к Мише, Нининому брату. Тот освободился недавно, восемь лет отсидел за разбой. Сперва всё хорошо было, накрыли на стол, разговаривали, выпивали немного. Дядя Коля быстро захмелел и ушел спать, чуть позже и тёть Нина к нему легла. А Миша выпил ещё пару рюмок, покурил, дождался, пока гости точно уснут, а после встал и зарезал спавшего дядю Колю. Когда сидели за столом, Мише показалось, что гость разливал по рюмкам неровно, себе больше. К среде дядю Колю уже похоронили, его сестра, которую тёть Нина не знала, забрала тело и увезла на родину, тёть Нине не позволила ехать с собой. Эти подробности мне на балконе рассказала Света — ещё одна из моих соседок по коммуналке. Тёть Нина ничего почти не говорила, сидела пришибленная, тихая, полвечера не пила совсем, а потом вдруг резко выпила одну за одной три рюмки водки, захмелела, и Света увела её спать. Мы со Светой разобрали стол, спрятали оставшиеся продукты в холодильник, помыли посуду и тоже разошлись, но уснуть я долго не мог, лежал и смотрел в потолок, сжимая челюсти то от грусти, то от злобы. * * * А ещё через полторы недели я пришел с работы и услышал, что на общей кухне кто-то воет. Пошел посмотреть — это была тёть Нина. Она сидела на полу у окна совершенно пьяная и рыдала взахлеб, как обиженный маленький ребенок. Я попытался её поднять, но она вцепилась мне в плечи и повалила на пол, а там прижала к себе и заговорила, дыша перегаром и заливая мне лицо своими слезами и соплями: — У нас ребёночек должен был быть, Антон. Нам по пятьдесят почти, а должен был быть. Это же почти чудо, Антон. Мы из-за этого жениться хотели. Чтобы в нормальной семье родился. Чтобы не тыкал никто. Не ребёнок — так бы и жили дальше вместе и Коля бы жив был. А теперь и Коли нет, и ребёночка я тоже. Убила. Сегодня вот. Два часа — и можешь домой идти. Всё, свободна, Нинка-дура. Гуляй. Куда мне одной ребенка воспитывать. Работа — дерьмо, и комната в занюханной коммуналке. Эх… Тёть Нина отпустила меня и свернулась на полу клубком. Я поднялся. — Тёть Нин, идём домой, тебе нельзя на полу. На этот раз она подчинилась и позволила увести себя в комнату. Она легла на кровать и укрылась с головой одеялом. Я вышел из комнаты и аккуратно прикрыл за собой дверь. Когда через несколько недель я съехал из коммуналки, тетя Нина уже пришла в себя. Или так казалось со стороны. Больше я никогда её не видел. #АнтонАлександров

Верка была беременна. Об этом узнали все и сразу в один день. Приехала в школу врачиха, все классы по очереди водили к ней, сначала мальчишек, потом девочек. – Ты что беременна? – ещё не вышедшие из медицинского кабинета услышали Светка Самойлова и Ирка Бегунец. – Наверное, – вяло и тихо ответила Вера, стоящая перед врачом. Медсестра резко подняла голову, открыла рот. Светка призастыла в платье, натянутом на голову, а выходящая уже из кабинета Ирка выпучила глаза и прикусила верхнюю губу. Так и вышла – с губой ... – Девки, там Верка беременная, – сразу выпалила в коридоре. Дело было после уроков. Весть сразу разбежалась по сельской школе, а через пару часов об этом знало уже все село. И когда, приехавшая с работы на автобусе мать Веры Галина, зашла в магазин, и когда шла по мокрой от весеннего дождя улице с ней здоровались особенно приветливо. Старушки даже издалека покричали – поздоровались. "Какие все сегодня!" – подумала Галина, осмотрев себя. Уж не случился ли казус в одежде? Чего это все так на нее реагируют? Дом открыла ключом, Гена на дежурстве, сутки, и Верки тоже нет. Значит, на художке своей. Там она готова была сидеть и днём и ночью. Было время, когда Галина начала по этому поводу скандалить, призывать – бросить. Уж больно много времени занимало это бессмысленное рисование. Дома столько дел! А потом поняла – десятый класс ...учеба у дочери движется с переменным успехом, а вот это умение рисовать и поможет поступить туда, где конкурс творческий. Верка нарисует хоть черта лысого. В последнее время ее картины побеждали на школьных и районных конкурсах, выставляли их на разных выставках. Вообще-то, дочка точно ни в нее. Галина активная всегда была, улыбчивая, а Вера замкнутая, вся – в себе. Иногда слова не вытянешь, да ещё и с ленцой девка. Вот только рисование ее и увлекло. И преподаватель ее хвалил, Максим Андреевич. А его Галина уважала. Хороший, известный даже в их краях, художник из местных, вернулся на родину совсем недавно. Говорят, разошелся с женой, оставил ей квартиру, а сам сюда – к матери-старушке приехал. Он и пророчил Вере обучение. Говорил Галине, что поступит на художественное отделение педвуза дочка – легко. Вера вернулась, когда уже начало смеркаться. В руках мольберт, папка. – Наконец-то. Ходили что ли куда? – Да, в лес. – Не рановато? Весна-то только-только... Покажешь? – Галина вытирала руки кухонным полотенцем. В последнее время полюбила она смотреть недоделанные работы дочки, следить, как из набросков вырастают картины. Вера пристально посмотрела на мать – ясно, ещё не доложили. Надо же! Только что ее остановили знакомые восьмиклассницы, стоящие кучкой: – Вер, чего это врут-то про тебя? Говорят, беременная... – Пусть говорят, – обе руки заняты, она быстро пошла дальше. – Ну так правда или нет? – крикнули в спину, но Вера не оглянулась. Почему не сообщили матери? Да все просто. Врачиха и медичка неместные, уехали раньше, чем мама вернулась с работы, а классная Еленушка, хоть и недалеко живёт, но всегда приторможенная, ей надо самой ещё переварить. Ну, а народ, соседки-кумушки, если и знают, будут шептаться, но в лицо не спросят. Это тебе не глупые восьмиклашки. Вера достала лист, повернула матери. На первом плане одинокая берёза, ещё без листвы. Кажется будто вышла она из хвойного леса, будто оглянулась, смотрит туда как-то жалостливо. Верхние ветви она вынесла к свету, солнечные лучи озаряют их. А снизу – тень. И маленький росток прикорнул к стволу, а она прикрывает его своими ветвями, как шатром. Рисунок ещё не в красках, но уже рельефно вырисован и очень красив. – Это где ж это у нас такая берёза? – Галина не могла узнать место. – Да нигде, – махнула рукой Вера, – Мы на балке рисовали, а там берёз много, вот и... Она пошла разбирать свои художества, переодеваться. Надо было опередить классную, сказать матери новость. Но она решила сначала спокойно поесть. Успеется – пусть мать ещё побудет в духе. Она стянула школьное платье и тут в окно увидела Еленушку, голова классной плыла над низким их заборчиком. Эх, не успела! В колготках и майке выбежала Верка на кухню. – Мам, там Елена Павловна идёт. В общем, не удивляйся ничему и не кричи, ладно. Я потом тебе все объясню. В общем, я – беременная. Галина так и застыла посреди кухни, а Вера накинула огородную грязную куртку и пошла открывать дверь классной. – Мать знает? – тихонько спросила учитель Веру. Та кивнула. – Здра-авствуйте! – пропела Еленушка, лицо, как на похоронах. – Здрасьте, Елена Павловна, – Галина бросилась убирать со стола, прикрыла зачем-то собой раковину с посудой, – Может в комнату? Они прошли в комнату. Вера быстро засунула в шкаф свою одежду. Галина с Еленушкой сели на диван, а Вера напротив них у другой стены – на стул. Она так и сидела в куртке поверх майки. – Да я ненадолго. Ничего ещё не знаю, решения нет. Просто директор сказала – поговорить, вот я и пришла. Что думаете? – Так ить, – мать развела руками, вопросительно посмотрела на дочь, – А ты чего в грязной-то куртке? Не стыдно? Поди – переоденься. Вера с удовольствием бы пошла, но вся ее одежда была тут. Все их жилье – это кухня, эта комната и маленький чуланчик без окон, отделенный от кухни дощатой, не доходящей до потолка перегородкой. Там спали мать и Гена, ее сожитель. Она залезла в шкаф, достала халат и пошла в чулан. Разговор слышала. – Так от кого беременна-то? Я ничего не понимаю, – спрашивала мать. – Здрасьте. Я как раз к вам и пришла это узнать. Ей же нет восемнадцати, понимаете. Это ж уголовное дело – растление малолетних. Такой позор на школу. И не отпишемся теперь. А ведь экзамены...чуток осталось и потерпеть-то! Я уж знаете сколько выслушала..., – Еленушка говорила плаксиво, растянуто. – Это ошибка какая-то. Не может быть! – Как ошибка? Какая ошибка? Она ж сама призналась врачу. – Сама? Послышались быстрые материнские шаги: – А ну, подь к нам, Вер, – Вера пришла, села на стул, обречённо опустила голову, – Ты правда беременна? Она кивнула. – А от кого? С кем...– Галина запнулась, только сейчас представилось, что дочь ... и стало невыносимо стыдно. Вера молчала. Мать моргала глазами, заговорила Еленушка. – Ты пойми, Верочка, это все равно выяснится. Ты же несовершеннолетняя, милицию подключат, допрашивать будут всех ребят. Ну, стыдно ж будет. Лучше –скажи сразу. Может он и согласен жениться? Тогда вообще все хорошо, тогда загладим, и экзамены сдашь. А? С кем дружила-то, скажи... Вера молчала. Еленушка хлопнула себя по коленям, встала. – Так и знала. Вера у нас неразговорчивая. – Так ведь она и не дружила с мальчиками-то, не было у нее, – Галина все ещё не могла прийти в себя от новости. – Это-то и плохо, – Еленушка совала ноги в сапоги, – Так бы хоть ясно было. А теперь подозревать кого? А вдруг это взрослый мужчина. А? Вер, не взрослый? – Вера молчала, – Вот и думай теперь, – охала Еленушка. Они оставили Веру в доме, вместе вышли на улицу и ещё долго беседовали во дворе. А Вера смотрела на растерянную мать. Худая, голые ноги чуть прикрытые коротким халатом в дворовых калошах, накинута куртка, которую только что сняла Вера. Она наклонилась к Еленушке, оправдывается, кивает. Больше всего в этой истории ей было жалко маму. Поэтому и боялась она ей сказать до сих пор. Глупо, наверное, было молчать, не признаться матери, но она никак не находила момент - признаться. Мать в последние полгода ожила. Этим летом появился у нее Гена. Познакомились они в леспромхозе, начали жить вместе. Он был моложе на десять лет, поэтому мама молодилась. Носила короткие платья, была весела, постриглась и сделала завивку. Да и в доме стало живее, радостнее. Вера была сначала рада за маму. Она уж взрослая, вот-вот – отрезанный ломоть. Да и Гена как-то быстро вошёл в их маленький дом. Точнее будет сказать в их четвертину. Дом принадлежал совхозу, делился на четыре угла, и в каждом – по семье. Получила мама его от совхоза, когда осталась тут работать на птичнике. Но через несколько месяцев мама с Геной начали ругаться – Гена поглядывал на сторону, а мама переживала за свой возраст. Она хорохорилась, молодилась, но ревновала его все больше. Кусала губы, когда задерживался он на работе, ругалась с ним на гулянках. И Вере все больше казалось, что Гена у них не задержится, убежит от материнской ревности. А сейчас ещё и она – со своей беременностью. Этого только маме не хватало! Было жаль, что так она ее подвела. Так хотелось ей счастья. – Ну, Верка, ну..., – Галина стягивала калоши, – Давай рассказывай. Как так-то? Вот уж не ожидала от тебя. Что делать-то теперь, а? Павловна твоя говорит – в больницу надо. Кто он? Как случилось-то у тебя? Что ж ты, девка! Вопросов у Галины было много, и она ждала – дочь сейчас все объяснит, как-то развеет ее страхи. А может все это просто шутка, ошибка? – Мам, не спрашивай. Я – спать. Дочь посмотрела на нее, развернулась и ушла в комнату, скрипнули пружины дивана. Галина вошла следом, дочь лежала, отвернувшись. – Вера! Верка, а ну вставай! А ну поговори с матерью! Но дочь не шелохнулась. – Ах ты! Галина подошла, развернула дочь силой, заставила сесть. – Ты что это, а? Беременная от кого? Говори, я ему – гаду... – Не надо... – Что не надо? Как это не надо? Говори – кто? – Я сама, мам, виновата, никто больше. – Как это сама? Как сама-то? Смутная догадка распыляла Галину. Неужели художник? Он! Кто ещё? На танцы Верка не бегала, с мальчишками не водилась. Только вот к художнику и шастала. А там...там она самая старшая. Остальные все младше, дети совсем. – Завтра отпрошусь утром, и в больницу поедем. Ясно? – уже успокаивалась Галина, присела на диван. Дочь опять отвернулась, обхватила колени руками. – Поедем, – пробурчала Вера, не оборачиваясь. На молочно-розовой шейке дочки – билась голубая жилка, и на нее так жалко было смотреть. Сердце у Галины защемило. Кто-то обидел дочку! Галина засобиралась. Прямо сейчас пойдет к этому художнику и все выяснит. Весь день он с детьми, а сейчас – вечер, самое время. Пусть отвечает за то, что натворил. Ну, гад! Надвигались сумерки, но люди ещё возвращались с работы к уютным своим домам. На улице гуляли молодухи с колясками, на скамейку выползли старушки. Галина повернула, пошла вдоль глухого дощатого забора огородами. В последние дни было сыро, на огородах грязь. Она, конечно, наберёт на сапоги сейчас комья глины, но уж лучше здесь, чем мимо любопытных кумушек. Учитель жил за школой, пройти надо было почти все село. Унизительно так – приходить в дом к человеку с таким делом. А она его ещё уважала, восхищалась и хвалила. Как же он мог? Текла жизнь, как ручеек под горку – ходко. Все же хорошо шло, а тут... Дом, заросший сиренью, свежие листочки которой уже колыхал ветер, выглядел как-то успокаивающе. Галина набрала полную грудь воздуха, нажала на ручку калитки и та легко открылась. На веранде – длинный стол, на нем кучкой лежат краски, рисунки, большая банка с карандашами, вокруг разномастные табуреты, скамейки. В углу – мольберты. Галине вдруг стало страшно. А если она ошибается? Как-то совсем не похоже это место на притон разврата. Захотелось уйти. Она было развернулась, как вдруг дверь дома открылась, и на пороге появился Максим Андреевич. Он был в расстёгнутой клетчатой рубашке, в руках кусок хлеба, он жевал. – Простите, – запахнул рубашку, – Здравствуйте! Пройдете? Мы ужинаем. – Здрасьте, я... Нет, хорошо на улице, может выйдете сюда? Или я позже...? Галина знала, что живёт Максим с матерью. Поговорить надо было наедине. Он кивнул, быстро одел фуфайку и вышел к ней. Галина уже выискивала, о чем бы незначительном спросить, чтоб ретироваться. – Чай сейчас мама вынесет. Весна располагает к чаепитию на веранде, знаете ли. – Ох, тут такое дело, и не до чая, – само вырвалось у Галины. Максим внимательно посмотрел на нее. – Я знаю. У нас в селе слухи быстро расползаются. – Кто Вам сказал? Вера? – немного напуганно и вопросительно глянула на него Галина. – Не-ет, Вера как раз ничего не говорила, а вот дети, ученики, уже разболтали. – Максим Андреевич, она ведь не такая, ну, Вы понимаете... – Вера – замечательная. Я очень люблю Вашу дочку. Галина резко повернула на него голову. Что он имеет в виду? – Да-а, – она помолчала, провела ладонью по столу, – Ведь никуда и не ходит, кроме вас. Дом, школа и вот сюда... к Вам. – Знаю. Полюбила, наверное кого-то. И кто он? Сказала? – Нет. В том-то и дело, что нет. Пожилая Зинаида показалась в дверях с самоваром. Максим подскочил. – Мам, ну ты что, я сам. – Та он неполный, Максимушка, не тяжёлый. Но я подумала – из самовара-то ведь лучше. Здравствуйте, Галечка. Сейчас и вареньице, и медок... Я быстро. Когда Зинаида все принесла и ушла, Галине стало совсем неловко. Подозревать Максима Андреевича расхотелось. Он предложил варенье из кизила, отхлебнул чай, внимательно посмотрел на нее. – Галина, Вы, я так понимаю, хотите найти виновника такого положения дочки? Наверное, и меня подозреваете, – художник был умен. – Нет, ну что Вы... , – она даже отшатнулась, таким диким теперь казалось это предположение, – Я просто не знаю, что и думать, – Галина покраснела до кончиков ушей. – Поверьте, меня очень интересуют женщины. Но я засмотрелся бы на Вас, или на подобную Вам, но никак не на девочку-ученицу. – Да я и не... Что Вы... Просто вот подумала, может Вы что-то знаете. Она очень уважает Вас, может рассказала. – Нет. Тема, знаете ли ... не с мужчиной обсуждать. Да и вообще, Вера замкнутая. Я даже думаю, именно это и помогает ей раскрыться в художественном искусстве. Она внутри себя все чувствует очень тонко. А раз не говорит, значит есть причины. Подумайте... Темнело, нужно было идти домой. – Я провожу Вас. – Нет, нет, я быстренько побегу. Спасибо Вам. – А когда рожать-то ей? – вдруг спросил Максим. Галина лишь предположила: – Осенью, чай. Они ещё поговорили. На крыльцо вышла тетка Зинаида. – Вам помочь? – Галина не привыкла, что подают ей все, убирают за ней, стало неловко. – Нет, нет, милая. Максим поможет. А Верочка у тебя – золотая. Такая девочка славная. Ты, Галь, не ругала б ее сильно-то. Пусть ребёночек будет, счастье ведь это... Галина направилась домой. Темнело быстро. Навстречу тянуло свежестью, холодком, студило горячие щеки. Сапоги на ногах хлюпали. Невдалеке лениво и влажно текла река, чуть отражая прозелень неба. Ещё теплился на вершинах леса последний луч света, но здесь уже было темно. Земля, чуть дыша, засыпала. Хороший этот Максим. Да, очень хороший. Не мог он. Что он там сказал? "Подумайте... Раз не говорит, значит есть причины". Но почему ей-то, матери-то почему не рассказать? Какие причины? И тут ... проступил сначала контур боли, а потом она остановилась и схватилась за грудь. Гена? Гена!? Гена! Мог? Да нет... Или мог? Поэтому дочь и не говорит матери? Неужели поэтому? Она припустилась почти бегом, но подходя ближе к дому, остыла. Даже если это и так – не скажет правду Вера, ни за что не скажет. Говорить надо с Генкой. Вот завтра утром с дежурства он вернётся... Но завтра и самой надо на работу, да и ещё и вместе с Верой сразу, договариваться, чтоб отпустили, а потом – в больницу женскую. Значит, говорить с ним придется позже. И чем больше Галина предполагала, что Гена – отец ребенка дочки, тем больше в это и верила. А ведь мог, гад, мог. Падкий на это дело, ох, падкий. Но она-то как, Верка -то? Неужели, силой... Испариной покрывался лоб, становилось больно и страшно ... А ещё откуда-то из женского нутра выплыла ревность к собственной дочери. А что если сама? Если сама... Неужели отняла ее женское счастье? И становилось так жалко себя, тех месяцев, в которые всей силой своей женской старалась она доказать Гене, что не хуже она моложавок, ничуть не хуже. Так жалко стало надежды на будущее, которое себе рисовала. Дочь спала. Или делала вид, что спала. Галя не стала ее тревожить. А утром, пряча от дочери глаза, разбудила, велела собираться. Суетилась и бегала по дому, готовя стол Гене, который приедет сразу после их отъезда. В больницу они съездили. Врач косилась и вздыхала, уточняла – знают ли в школе, говорила, что вынуждена будет сообщить... Но, в целом, была обходительна, поставила на учёт, назначила анализы, часть которых в этот же день и сдали. Роды должны были состояться в конце сентября. Для Галины каждое уточнение слышалось, как очередной удар, никак не верилось в реальность происходящего. Вера была спокойна и казалась даже немного сонной. Мысль о том, что отцом ребенка является Гена, никак не отпускала Галину. Она копила и копила в себе нарастающий гнев, и от этого разговаривать с дочерью не хотелось. Тем временем в школу пожаловала милиция с тетенькой из районо. Одноклассников Веры поочередно вызывали в кабинет директора. Первыми опрашивали девочек, они выходили серьезные раскрасневшиеся, отмахивались от подколов одноклассников. – А может это Серый? Он у нас гигант, – смеялись они, указывая на умственно отсталого одноклассника, добрейшего по своей натуре толстяка, – С чем, с чем, а с этим делом справится. Серый кивал. Они хохмили, но было заметно – волнуются все. Виданное ли дело – беременная непонятно от кого одноклассница. Костя, один из парней класса, сидел на подоконнике. Только он и не участвовал в общем веселье, косился на друга – Витьку. И как только тот оказался рядом, не выдержал, спросил тихо, опустив глаза: – Вить, вы ж ходили. И тогда в Новый год пошли ... – Ты дурак! Ты что? Ты вообще что ли? – он покрутил у виска, – Ну прошли пару раз и чего? Ты не вздумай там ляпнуть! Друг ты мне или кто? – Да нет, чего я– не понимаю что ли. – Не было у нас ничего. Вообще ничего, понял? – Да понял я, забудь. Оба сразу после экзаменов должны были подавать документы в военное училище. После опроса детей классная Еленушка, женщина из районо и милиционеры направились в дом к ученице. Там застали лишь Гену, он спал после смены, и не мог ответить – где сожительница с дочерью. Новость о беременности Веры ошарашила и его. А когда начали спрашивать о прописке, о праве проживания, о моральной составляющей сожительства, разнервничался вообще. Галина с Верой вернулись из больницы, а дома – незваные гости. Галина разволновалась сильно, отвечала на вопросы невпопад, начала двигать по плите кастрюли, переставлять миски, звенеть крышками, и в конце концов вообще расплакалась. А Вера, наоборот, смотрела на мать жалостливо, отвечала на вопросы спокойно, а когда мать расплакалась, подошла к ней. – Ты там постирать хотела, поди, мам. Галина ушла в пристройку, и вскоре загудела там стиральная машинка. – Ты можешь сказать, кто отец ребенка? – спрашивала женщина из районо. – Его нет, – отвечая Вера, улыбаясь натянуто. – Ну... Мы тут люди взрослые, и понимаем, что так не бывает. – Как же! А святой дух? – Вера подняла брови. – Шутишь? А нам не до шуток. Хорошо, скажи, тебя заставили или это случилось добровольно? – Что случилось? – Вера наморщила лоб. – Как что? Не придуряйся ... Ответь просто... – Я ж сказала, ничего не было. Просто ветром надуло. Весна... Взрослые махнули рукой, разговаривать было не о чем, девушка явно издевалась. Мать расписалась в каких-то бумагах, что претензии ни кому не предъявляют. – Нельзя так, Верочка, нельзя, – мотала головой Еленушка, уходя, – Мы для тебя – все. До экзаменов допускаем, готовься только уж сама, дома, в школу – только на экзамены. Аттестат дадим. Стараемся, как можем, а ты... Зачем ты так? Вера проводила "гостей" до калитки, прикрыла скрипучую дверку, а когда вернулась застала дома скандал. Мать обвиняла Гену в том, что он не делал. – Слышь, я спрашиваю – как ты мог? Вера даже не сразу поняла – о чем это мать. А когда поняла, выпучила глаза. – Мама, ты что! Это не он! Он тут не при чем. – А кто причем? Кто? Уйди отсюда, гадина! Ненавижу тебя! Всю жизнь мне испортила!– кричала мать. И опять к Геннадию, – Я старая да? Старая для тебя? Она кричала и кричала, Гена сидел молча, спокойно слушал. У Веры глаза налились слезами. Она понимала, что все это сказано матерью сгоряча, но не могла сдержать слез. Нервы сдавали. Она вышла на веранду, шмыгая носом, начала крутить белье через валики отжима. Лучше что-нибудь делать, лучше... Галина собирала обвинения, кричала и плакала. И тут Гена вдруг встал, достал из-под кровати свой рыжий чемодан. – Ну, не хотел я именно сегодня уходить, но давно понял, что пора. Он начал собирать туда свои вещи. Галина застыла в изумлении. Потом пришла в себя, всхлипнула и сказала обречённо. – Ну, ладно, Ген. Верка ж сказала, что не виноват ты. Брось ты это. Оставайся. Прости. Но Гена не остановился в сборах, он продолжал одеваться и собирать свои вещи. Женское счастье уходило, покидало Галину. Что ж наделала она? Сама своими глупыми подозрениями все и испортила. – Ген, ну ладно тебе. Прости уж меня, дуру! Орало радио, которое громче сделал Гена. Но Вера слышала их разговор. Отжатое белье плоскими стиснутыми волнами ложилось в таз, а она слушала и думала – неужели мать не понимает, что Гена давно уже собирался уйти. И сегодняшний скандал – это не причина, а всего лишь хороший повод. Неужели не понимает? – Не пущу, – восклицала мать в дверях, а у Веры сердце заходилось от жалости к ней. Гена отпихнул мать, вышел из дома, и Вера наблюдала в окно, как бежала она за ним, идущим размашисто, обгоняла, заглядывая в лицо, говорила что-то, останавливала, хватая за рукава... Галина пришла в себя лишь перед сельской площадью. Там, на автобусной остановке, стояли люди. Остановилась и она. Что это с ней? Господи! Она медленно пошла обратно, приходя в себя. Казалось, несчастнее ее и не может быть женщин. Брошенная ... одинокая ... старая ... да ещё и дочь беременна. Когда-то мать и саму ее выгнала из дома из-за беременности. Сделала тогда Галина аборт. А вот Веру позже в браке родила. Но муж ее так пил, так гонял ее, что она убежала от него с ребенком, сломя голову. И вот, казалось, что женское счастье улыбнулось, наконец. Но ... И она ль тому виной? Нет... Сейчас вдруг Галина поняла, что рано или поздно Гена бы ушел все равно. Наконец, поняла. Просто надо было подумать трезво и спокойно. Боже! Вера! Она даже приостановилась. Что она сейчас наговорила дочери? Она ускорила шаг, почти вбежала во двор, вскочила на крыльцо. – Вер, – сначала тихо, а потом громче, – Вера, ты где? Вера! Пробежала по дому, заглянула в чулан. Дочки дома не было. И на вешалке нет ее куртки, нет сапог. И уйти-то ей некуда. "Разве, к художнику?" Галина постояла в раздумье. Взгляд ее упал на картину дочки. И вдруг, в этой глядящей на холодный хвойный лес берёзе, она узнала себя, а в нежном ростке, таком ломком, таком юном, разглядела дочку. И так просил этот росток защиты ветвей матери– березы... Господи! Что ж она наделала! В доме шумело радио. Она схватила платок с вешалки и выбежала за калитку. – Ве-ера!!! Но тихо. Только любопытная соседка их же дома выглянула из окна. Ушла? Неужели ушла? Куда? Не сделала б чего с собой! Галина побежала опять по забору, огородами, ветви, поваленные тут, больно хлестнули ноги. – Ве-ера! – она бежала, не видя тропы, прямо по целине, к дому художника, к трассе. Выскочила к реке, куртка на распашку, платок развязался, она тяжело дышала. Огляделась. И вдруг увидела, как уходит вдаль знакомая маленькая фигурка с корзиной наперевес. Она на мгновение замерла, а потом закричала обрадовано. – Ве-ера, Вера! – и бросилась следом. Она бежала, поскальзываясь на сырой траве, размахивала руками. Вера остановилась, оглянулась, удивлённая. Мать подскочила, растрёпанная, испуганная, дыша тяжело: – Ты куда? – она вырвала из рук корзину, – Куда ты? Поверх отжатого белья лежали бельевые прищепки. – Так на речку, на мостки – полоскать. Мам, ты чего такая? Галина пошла к реке вперёд, наклонила голову, завязала платок, переведя дух, пробурчала: – С ума сошла, тяжёлое тащит! Нельзя тебе. Я с тобой. – Застегнись, мам, застынешь. – Ерунда, тепло. А вот вода студёная, руки не пускай туда. Сама я. Ишь ты, удумала – ребятенка застудить. На мостках полоскали местные бабы. Галина гордо подняла голову. Хватит уж стыдиться. Дочка ее ребенка ждёт, и она уже его любит. И пусть только попробуют про нее плохое слово сказать. Верка у нее – самая в мире порядочная и талантливая. – Здрасьте вам, – поздоровались Галина с соседками, – Верунь, только отжимать поможешь. Нечего тебе, беременной, белье тягать, – сказала громко, чтоб все слышали. Потом бабоньки провожали взглядом две маленькие фигурки, переглядывались. Мать и дочь дружно полоскали и отжимали белье. У них та-акое случилось, но почему-то не выглядели они несчастными, улыбались и шутили меж собой, лилась забота друг о друге и тепло. – Вер, – когда шли обратно сказала Галина, – Максим Андреевич сказал, может успеешь ты на заочку-то в августе, до родов. Сказал, с тобой съездит, если что. Хороший он, надо его послушать. *** Послесловие Ночью в окно – тихий стук. Вера протёрла глаза, сморщив лоб, отставила цветок, открыла раму. Холодный весенний воздух наполнил комнату влагой. На подоконник ловко, подтянувшись на руках, заскочил Витька, одноклассник. – Привет. – Привет, чего ты, ночью-то? – Да так. Не спится, – Витька не смотрел ей в глаза. – Вить, не сказала я ничего, не бойся. – Да я и не боюсь, просто ...Чего там, мать-то твоя? – Мать? Нормально. Она у меня лучшая в мире, все понимает. Поможет. – Класс! Моя б точно не поняла. А знает она про меня? – Витька опустил голову, покрутил тюль. – Никто не знает, Вить, сказала же. – Ясно... На экзамены придёшь? – Конечно. Допускают меня, учу вовсю. – А у меня не получается. Думаю все ... Менты уголовкой нам грозили. Вообще, жесть ... Вера помолчала. – Вить, не волнуйся. Никто не узнает. Готовься к экзаменам спокойно. Поступай в свое военное училище. Желаю тебе удачи. – Ладно, – он отвернулся, – Ты это... Может надо чего? – Не-ет, ничего не надо. Все хорошо. – Ну, ладно, ты тоже не горюй. Пошел я. Пока. Он ловко спрыгнул с подоконника, по-спортивному перемахнул через невысокий их забор и пошел по дороге твердой пружинящей уверенной походкой. К мечте своей пошел. *** Рассеянный Хореограф #рассказы

Я шёл выносить мусор и увидел на снегу полбуханки хлеба. Я поднял его, хлеб оказался высохшим и больше напоминал камень, и кинул в контейнер. Только я отошёл, как услышал сзади ругательства. Я обернулся. Наклонившись, в контейнере ковырялся очень пожилой человек. Бомж!?, - подумал я, - Хотя, нет. Одет прилично. Что же его так заинтересовало в этом ящике? Дед достал тот самый хлеб, стряхнул его и бережно убрал в пакет. Чудной! - опять подумал я и пошёл домой. На следующий день я снова встретил этого деда, но уже на остановке. Он понемногу доставая хлеб из пакета кормил птиц. Я присел рядом с ним на скамейку. Я внимательно наблюдал как птицы подходят и берут крошки хлеба, причём делают это аккуратно и неспешно. - Им важно очень хорошо питаться. Зимой без еды очень тяжело и можно погибнуть, - внезапно еле слышно сказал старик, - Я никогда не думал, что настанет тот день, когда люди перестанут ценить хлеб. Каждый день я собираю его на улице, в помойках. За последние годы я видел кучу всякого хлеба, который просто был никому не нужен. Куча хлеба, - он задумался, - Моей маме не хватило лишь маленького кусочка, а тут куча... Какая-то медленная дрожь прошлась по мне. Я сидел и тупо молчал, смотря на его старые скукоженные руки, которые всё доставали и доставали нескончаемые крошки из пакета. Я даже не заметил как подошёл мой автобус, открыл двери, закрыл и уехал. Тогда мне почему-то хотелось слушать его голос. Я как будто всю жизнь был знаком с этим человеком. - Тогда нас эвакуировали, - снова услышал я - Несколько дней мы ехали на поезде в неизвестность. Мне было восемь, а Сашке полгода. Мама всегда крепко прижимала нас к себе, чтобы согреть. Было очень холодно. Еды практически не было. Каждый сухарик мама делила на две половины, один что побольше отдавала мне, а другой клала себе в рот, долго жевала и отдавала Сашке. Вон прям как эта ворона. Я посмотрел и действительно та, что побольше кормила изо рта того, что поменьше. Старик достал кусок побольше и кинул вороне и продолжил: - Нас тогда бомбить стали и поезд встал. Дальше ехать нельзя было. Я не знаю где мы были? Кругом леса, поля и зима. Многие тогда погибли. Хоронили прямо в снегу, не было сил совсем, да и лопат тоже не было. У кого ещё были силы, то те уходили. Но куда никто не знает. Мама взяла Сашку и мы пошли через лес. Шли долго и сколько я тоже не знаю. Ели снег, тогда он казался таким вкусным. Мама говорила, что это такая белая вкусная каша. А потом закончился последний сухарик. А потом...Потом мама не проснулась. Я понимал, что нужно идти. Во чтобы не стало, но нужно идти. Я взял Сашку на руки и мы шли, шли, шли... Я помню как я упал. Казалось всё! Я смотрел на Сашку, а он улыбнулся и посмотрел куда-то в сторону. Я из последних сил поднял голову и увидел недалеко огромную собаку, тогда я ещё не знал, что это был волк. Я никогда их не видел. Он подошёл к нам и обнюхал. Сашка протянул ему руку. Что-то такое знакомое было в этих глазах. Волк пошёл, остановился и будто зовя меня, снова пошёл. Я не знаю откуда у меня взялись силы, но я прихватив брата пошёл за ним. Через два поля мы вышли к деревне и тут я снова упал. Очнулся я от того, что меня кто-то гладил. Я открыл глаза и закричал - Мама!Мама! Но это была не она. Напротив сидела женщина и растирала меня чем-то. Сашка лежал в люльке и пил молоко. Очухавшись, я рассказал всю нашу историю этой женщине и про большую собаку тоже. Она лишь тогда улыбнулась и сказала, что в их краях никогда не видели волков. Эта женщина приютила нас и стала нашей мамой. Но мы с Сашкой ещё долго таскали и прятали хлеб под кроватью. Мы ждали, что придёт мама и мы обязательно её накормим. Последний автобус! - услышал я чей-то голос. Я обернулся, но рядом никого не было. Я ехал домой и всё время думал об этом старике. Впервые в жизни я стал уважать хлеб. Если я находил засохший хлеб, то размачивал его и отдавал птицам. Лишь тогда, сидя там на остановке, я понял, что тот кто знает, что такое голод, никогда не выбросит хлеб. Когда-то давно говорили, что хлеб всему голова и я очень надеюсь, что прочитав этот рассказ люди будут более бережно относиться к хлебу. И я очередной раз не увижу его на мусорке. Автор: Игорь Шихов #рассказы

Критерий нормальности Быть может, эта история и не покажется страшной и таинственной, а у кого-то вызовет лишь презрительную ухмылку. Но для меня она стала поводом задуматься о том, что же мы есть на самом деле. Каждый хоть раз в жизни, наверное, сталкивался с людьми, которых отвергает привычное общество. Кто-то смеется над ними, кто-то жалеет, а кто-то просто крутит пальцем у виска. Я хочу рассказать об одном таком человеке с нарушением психики. Таких еще называют даунами. В соседнем доме, сколько я помню, всегда жила небольшая семья: мать Татьяна Петровна и ее больной сын Коля. Когда мы только переехали сюда, ему было, наверное, около 7 лет. Как вы, наверное, уже догадались местная детвора никогда не брала его в свои игры. Иногда кто-нибудь из детей дразнил его, но Коля по этому поводу не расстраивался и никогда не рвался с ними играть. Казалось, что он всегда находится в каком-то только ему известном мире. Татьяна Павловна, его мать, была хорошей женщиной. Всегда веселая, приветливая. Однажды мы с ней разговорились, и она поведала, что Коля родился уже с отклонением. Муж настаивал на том, чтобы ребенка отдать в приют для неполноценных детей, но Татьяна сама была сиротой и категорически отказалась отдавать ребенка. "Я никому не желаю своей судьбы", - сказала она тогда. - "У ребенка должны быть родители, ведь он появился на свет не для того, чтобы его выбросили как ненужную вещь". Так они остались с сыном вдвоем. Я часто видел Колю во дворе, он никогда не разговаривал, а просто подолгу сидел на лавочке, наблюдая за бабочками, птицами, листьями деревьев, местными кошками, облаками, за всем, что было вокруг, и улыбался. Уж не знаю, что он там видел, но улыбка его всегда была умиротворенной и светлой. Во всяком случае он никогда не вызывал у меня чувство отвращения или жалости, скорее непонимание. Извините за долгое вступление. События, о которых я хочу рассказать произошли несколько лет спустя. Надо признать, что если бы я сам не видел, то ни за что бы не поверил. Я возвращался из магазина, когда какой-то придурок на раскрашенной девятке решил выпендриться перед сидевшими на лавке девчонками и дымя резиной пронесся по двору. Чуть не снеся на полном ходу меня, он промчался мимо, и я услышал глухой удар. Что-то маленькое и темное отлетело от бампера и упало метрах в десяти, а этот, извините за выражение, му... жик незамедлительно скрылся. Это маленькое оказалось местным котом Кузькой, его невозможно было не узнать. Сам он был черный, а ухо и хвост светло-бежевого цвета. Тут же вокруг сгрудилась детвора, кто-то заплакал. Бабульки громко кляли незадачливого гонщика, а мамы поближе прижали к себе детей. Ведь на месте кота мог оказаться их ребенок. Кузька уже не шевелился, после такого удара, я думаю, у него не осталось ни одной целой косточки. Под весь этот шум-гам неожиданно появился Коля. Я его даже сперва не узнал, ему было уже наверное лет 14. Все сами собой как-то умолкли, а Коля вздохнул, взял кота на руки, обнял и так же тихо удалился. Толпа тоже стала расходиться. Мы тогда еще все подумали, что он хочет его похоронить, и вскоре забыли об этом случае. Спустя несколько дней я пошел утром на работу, и, вы знаете, у меня по спине побежали мурашки. На лавочке сидел и болтал хвостом Кузька. Я сперва подумал, что это просто похожий кот, но это был он, черт возьми! Я подошел, погладил его, никаких сомнений - это был Кузьма. Он муркнул и побежал по своим кошачьим делам. Причем побежал абсолютно резво. Зная о природной живучести кошек, мне все равно не верится, что кот за 3 дня может срастить все кости и ожить. В тот момент мне сразу вспомнился фильм "Зеленая миля", о том как чернокожий заключенный, страдающий расстройством психики, оживил раздавленного охранником мышонка. Кто-то возможно скажет, что все это ерунда, что я сам сумасшедший, но я тогда крепко задумался. Мы называем даунов больными, неполноценными, ненормальными людьми. Но если подумать: в них нет зависти, в них нет злобы, нет стремления быть первыми, иметь больше, чем кто-либо другой. Никогда не причиняют никому вреда. Они живут в своем мире в гармонии с природой, улыбаются цветам, бабочкам, деревьям. А мы - погрязшие в войнах, политических интригах, борьбе за ресурсы планеты, предательстве, зависти, злости. Люди, может быть, это МЫ – ненормальные, просто нас большинство? #АвторскиеРассказы

Кто прав, кто виноват? Мать обидевшая семью или семья не простившая мать? В Оренбургском пуховом платке.

Мама приехала — Люд, там это… — виновато улыбнулся Алексей. — Мама приехала. — Чего?! Ты предупредить не мог? — зашипела на него девушка и стала искать, что надеть. Не хватало еще предстать перед мамой в таком нескромном виде. ***** В дверь постучали. Алексей протер глаза, глянул на часы и тихо выругался. Вставать он не торопился. Надеялся, что человек, у которого хватило наглости разбудить его в шесть утра, одумается и уберется восвояси. Но его надеждам не суждено было сбыться. В дверь всё так же продолжали настойчиво стучать. — Лёш, кто там ломится к нам? — недовольно спросила Людмила, переворачиваясь на другой бок. — Может, квартирой ошиблись… — Ну так иди и скажи, что ошиблись. Единственный выходной и то поспать не дают. Убила бы! Да лень вставать. Алексей надел штаны, футболку, пальцами ног нащупал рядом с кроватью домашние тапочки и пошел в коридор, широко зевая. Он ожидал увидеть за дверью кого угодно, от судебных приставов, которые ошиблись адресом, до соседа с протянутой рукой, но только не маму. Поэтому неудивительно, что он растерялся и просто стоял, открыв рот. — Здравствуй, сынок! — первой нарушила тишину мама, а уголки её губ растянулись в улыбке, обнажая золотые коронки. — Здравствуй, мама… — наконец смог прошептать Алексей. — Ты… как тут оказалась, да еще в такую рань? — Кого я воспитала… — Мам, не начинай! — Что значит не начинай? Разве порядочно с человеком разговаривать на пороге? Или пускать не хочешь? Не один? Алексей ничего не ответил, только открыл дверь шире, приглашая мать в квартиру, а сам в этот момент думал: сон это или явь. Ущипнув себя за щеку, понял, что явь. А так хотелось, чтобы это был сон… — Сумки мои забери! Он кивнул, потом схватил первую сумку и еле сумел оторвать её от пола. «Как она это на пятый этаж дотащила?» — удивился он. Удивился, потому что не по возрасту его матери была такая ноша. Не дай Бог давление еще поднимется. Впрочем, Светлана Никифоровна старухой себя совсем не считала. В свои восемьдесят лет она ощущала себя на сорок. Поэтому и сумка, набитая под завязку стеклянными банками, не была для неё в тягость. Вторая сумка была полегче. Навскидку в ней килограмма четыре не больше. Да и выглядела она полупустой… Пока мама снимала верхнюю одежду, принципиально отказавшись от помощи, Алексей зашел в спальню. Людмила сидела на краю кровати, натянув одеяло до самого подбородка и ждала объяснений. — Люд, там это… — виновато улыбался Алексей. — Мама приехала. — Ты что, предупредить заранее не мог? — зашипела на него Люда. — Да я сам не знал, честное слово... Если бы знал, то сказал бы сразу. Людмила только успела накинуть на себя халат, как в дверях спальной комнаты появилась Светлана Никифоровна собственной персоной. — Лёшенька, а мыла у тебя нет? Руки чем мыть? Ой, здравствуйте. Не знала, что вы тут. — Здр-расьте, — заикаясь, ответила девушка, почему-то чувствуя себя сейчас преступницей, которую поймали на месте преступления. — А ты что, предупредить не мог, что гости у тебя тут? — обратилась мама к Алексею. — Мам, это не гости. Это Людмила, моя… моя девушка. Люд, а это моя мама, Светлана Никифоровна. — А вот по отчеству не надо! Я тебе что, старуха беззубая? Света я. Очень приятно, — сказала она, протягивая руку. — И мне очень приятно, — ответила Люда, смущенно прикрывая свои колени халатом. Да только длины ему не хватало… — Так что там с мылом? Руки чем мыть? Алексей повел мать в ванную комнату, где минут пять объяснял ей, чем жидкое мыло отличается от обычного, а Людмила отправилась на кухню готовить завтрак на троих. «Вот тебе и выходной… Выспалась…». ***** Пока Люда готовила горячие бутерброды, Светлана Никифоровна осматривала квартиру. Эта двушка когда-то принадлежала ей, а потом она переписала её на сына, а сама переехала жить в деревню, где пустовал отчий дом. Однако ей было очень интересно, насколько изменилась её квартира за десять с лишним лет. — Обои новые поклеил, линолеум поменял… Молодец. Красиво смотрится. А потолок почему ниже стал? А-а, гипсокартон… Понятно. А что это такое? А зачем? Только, чтобы лампочки эти маленькие установить. Лучше бы люстру оставил. Алексей смиренно проводил маме экскурсию по квартире, отвечал на все её вопросы и думал о Людмиле. Как она отреагирует на такое вмешательство в личную жизнь? Да и мама ведь у него была непростой. — Лёшенька, а это что за тряпочка такая странная? — очень изумилась Светлана Никифоровна, достав из комода стринги. — Ты такое носишь, что ли? — Мам, это трусы такие. Люда носит. — Разве можно на свои телеса такие грешные вещи надевать? Они же совсем не прикрывают ничего… — Мам, ты так и не сказала, как ты здесь оказалась? — перевел тему Лёша. — У тебя случилось что-то? Почему мне не позвонила? — Как-как? На поезд села и приехала. Маленькая, что ли. А не позвонила, потому что кто-то обещал мне счет пополнить, да так и не пополнил. Алексею стало стыдно. Он действительно обещал матери пополнить телефон, да совсем забыл, потому что они с Людой на свадьбе два дня гуляли. — Мам, прости меня… — Слушай, а это кто? Что за девица у тебя живет? — Я же сказал: невеста. — Так если невеста, почему с матерью не познакомил? Стесняешься меня, что ли, или в своих чувствах не уверен? В комнату вошла Люда и позвала Лёшу с мамой на кухню завтракать. Алексей обрадовался, что не пришлось отвечать на этот вопрос. Он в своих чувствах был уверен на все 100%, а вот за Люду отвечать не мог… Потому что сам не знал. ***** Когда Людмила поставила на обеденный стол чашку с ароматным чаем, Светлана Никифоровна поморщилась: — А цикория нет? — Извините, нет. — Мам, ты же всегда чай пила, — удивился сын. — Всегда… Ты когда последний раз у меня был? — она укоризненно посмотрела на Алексея. — Не пью я больше чай. Только цикорий. — Может, в порядке исключения? — Нет-нет, даже не уговаривайте, — категорично ответила мама, отодвигая чашку с чаем подальше. — Лёш, сходи в магазин за цикорием, — попросила Люда, убирая горячий чай со стола, но не удержала чашку, в результате чего та упала на пол и вдребезги разбилась. — И тряпку принеси из ванной, пожалуйста. — И тортик возьми! — крикнула Светлана Никифоровна сыну. — Мама приехала всё-таки. Пока Алексей бегал по магазинам в поисках цикория и любимого маминого тортика, Люда мыла пол на кухне. — А за чашку эту ты не переживай. Говорят, к счастью! Хотя это в семье обычно так… А ты вообще как, надолго здесь? — Я? — Ну не я же, — усмехнулась Светлана Никифоровна. — Я у сына в гостях могу месяцами жить на правах матери, а ты на чьих правах тут? Людмила задумалась. Она встречалась с Алексеем всего шесть с половиной месяцев и о семейной жизни разговора у них пока не было. Куда спешить? Надо сначала присмотреться друг к другу, узнать получше, а потом уже… Вот и что ответить? — Да ладно тебе, — громко засмеялась мама. — Я же это в шутку сказала. Понимаю, что дело молодое и не принято сейчас, как раньше. — А как раньше было? — А раньше, деточка, не было такого, чтобы до свадьбы парень с девушкой в одной постели нежились. На сеновале да, бывало, но вместе жить начинали только после бракосочетания. А у вас сейчас всё иначе… Пришел Алексей. Залетел на кухню с тортиком и баночкой цикория. Людмила приготовила Светлане Никифоровне её любимый напиток, положила на тарелку кусочек тортика, а рядом — вилку с ложкой. На всякий случай. — Ой, а меду у вас нет? Цикорий без меда невкусный же совсем… Я варенья разные привезла, а про мед забыла… Людмила посмотрела на Алексея, тот молча поднялся из-за стола, оделся и побежал на рынок за медом. А мама и невеста продолжили общаться: — Так у тебя с Лёшенькой всё серьезно? — вопрошала Светлана Никифоровна, зачерпывая цикорий ложкой и поднося её потом ко рту. — Просто сын у меня единственный. Не хотелось бы мне, чтобы он в жизни разочаровался. — Серьезно, — ответила Людмила. — Ваш сын очень хороший и мне кажется, что я его… я его… — Да скажешь ты или нет? — Кажется, что я его люблю… — Так кажется или любишь? Людмила отвела глаза в сторону и замолчала. Она знала, что любит Алексея, просто боялась себе признаться в этом, потому что непонятно, что чувствует по отношению к ней сам Лёша. — Ты уж определись, пожалуйста. Нельзя, чтобы материнское сердце томилось в неизвестности. Ты думаешь, чего я сюда приехала? Сразу поняла, что сыночек мой влюбился, потому что звонить стал реже, не приезжает ко мне. Да я и не против. Дело молодое. Просто захотелось посмотреть, на кого мать свою променял. Людмиле хоть и не очень нравился этот допрос с пристрастием, но она была благодарна маме Алексея за то, что она говорила, как есть. Не ходила вокруг да около, как некоторые свекрови часто делают. А еще, как бы странно это не прозвучало, Светлана Никифоровна помогла ей определиться. Да, теперь она точно знала, что любит Лёшеньку. — Люблю, — прошептала она еле слышно. — Что ты сказала? Не расслышала я ничего. Людмила встала из-за стола, набрала побольше воздуха и даже не сказала, а прокричала: — Я люблю вашего сына и… — Ну давай, смелее, — улыбалась Светлана Никифоровна. — Хочу быть его женой! Алексей чуть не выронил трехлитровую банку с медом. Он давно хотел сделать своей Людмиле предложение, да всё не решался… Не знал, хочет ли она этого. Теперь знает. А поэтому… Алексей осторожно поставил банку с медом на пол и на цыпочках прошел в комнату. Достал из тайника небольшую коробочку, сдул с неё пылинки и положил в карман. Когда он зашел на кухню, то две пары глаз пытливо смотрели на него. А он в ответ только улыбался. «Как хорошо, что сегодня мама приехала!». — Мед купил? — спросила Люда. — Купил… В коридоре стоит. Но я сейчас хочу кое-что сказать. Давно надо было, но почему-то откладывал… — Да говори уже, — не выдержала Светлана Никифоровна. — До инфаркта мать свою доведешь. А дальше было всё по классическому сценарию: Алексей признался в любви к Люде, сделал ей предложение, а она без раздумий согласилась. Мама смотрела, как её дети обнимаются и даже не скрывала слез радости. — Ой, я же совсем забыла! Светлана Никифоровна побежала в коридор, где стояли её сумки, чуть не споткнувшись о банку с медом, легким движением руки расстегнула молнию на одной из них и достала рыжего кота… — Это вам от меня подарок на свадьбу. Люда и Алексей с удивлением смотрели то на Светлану Никифоровну, то на животное и даже не знали, что сказать… Заводить кота они совсем не собирались. Впрочем, жениться ведь тоже не думали. — Я его на вокзале подобрала. Накормила от души и в сумку положила. Думала, что в деревню его с собой заберу, да только у меня и так котов с кошками хватает, а вам нужнее будет. Вот ты, Людочка, меня спрашивала, как раньше было. — Да, спрашивала… — Так вот, раньше было принято на свадьбу котят маленьких дарить. Этот хоть и не котенок, но какая разница. Держи! Рыжий, конечно, еще не верил своему счастью, поэтому был удивлен не меньше жениха и невесты.

Надо делать уроки, а так лень... Ну и к черту их! Что будет, если один раз не сделаешь? Вася тяжело вздыхает, закрывает тетрадь и ложится на диван. Так намного лучше. *** Мать тяжело дышит. Она вся красная, лежит на диване с закрытыми глазами. А он держит в руках телефон, который гудит от сообщений Кати: "Ты скоро?" "Ты придешь?" "Ты где?" Нужно остаться, помочь маме — скорая задерживается. Но Катя такая милая и красивая... Его сердце предательски екает. Он накидывает пальто, стучится в дверь соседки и просит присмотреть за матерью. Подумаешь, один раз уйдет. У мамы часто бывает высокое давление. Что может случиться? *** Учителя хором твердили ему, что он должен ехать в Москву. Он ленив, но у него есть способности. Там — настоящее образование, а тут чепуха, шарага. "Главное — усердно работать. Тогда все получится" — говорил физик. Вася подал документы в московский и местный вуз — прошел и там, и там. Каждую ночь он думал об учебе в другом городе. Мать умерла, отец почти не разговаривает с ним... Да, будет трудно прожить одному без поддержки родителей! Вася снова тяжело вздыхает. Никакой личной жизни, лишь учеба, учеба, учеба... А ведь он совсем молодой! А потом Вася идет в местный вуз. На душе у него сразу становится легко и просто. *** Ему предлагали стать начальником своего отдела, но он отказался. Прошлый начальник сидел с утра до ночи на работе, а у него девушка, такая хорошая и красивая. Потом он разорвал помолвку со своей девушкой. Она хотела детей. Когда он представил, как будет не спать ночами и баюкать их, менять подгузники и выслушивать подростковые глупости, то ему стало дурно. Нет, нет! Только не это! *** Он лежал на постели и умирал. Рядом была лишь сиделка. Всю жизнь он выбирал самый легкий путь, всю жизнь он высыпался, хорошо кушал, а на выходных обязательно отдыхал, не думая об учебе или работе. Всю жизнь на душе у него было легко и светло. Только почему сейчас ему так плохо? © Большой Проигрыватель #АвторскиеРассказы

У Нaтaши не было родителей. Только бaбушкa. Ее мaмa умерлa в роддоме, a отцa никто никогдa не видел. Тaня познaкомилaсь с ней у бaбушки в деревне. В то лето девочке рaзрешили выходить зa учaсток, и онa случaйно столкнулaсь с Нaтaшей. Девочкa отличaлaсь от остaльных детей. В свои шесть лет Нaтaшa делaлa очень много всего по дому. Это было необычно, стрaнно и вызывaло увaжение. В жизнь девочки и ее бaбушки никто не лез. Но зa глaзa поговaривaли, что стaрухa (бaбушкa Нaтaши) лишaет девочку детствa. Другие тaк не считaли и зaдaвaли встречный вопрос: «Где былa бы этa девочкa, если бы не ее бaбушкa?» Тaне тоже не нрaвилось, что Нaтaше было рaзрешено гулять только после того, кaк онa поможет своей бaбушке в огороде. Однaко, нaверное, лучше тaк, чем жить в детском доме. Одетa девочкa былa скромно и опрятно. Прaвдa ее обувь остaвлялa желaть лучшего. Игрушек у нее было мaло: стaрaя куклa с ужaсными волосaми, плюшевый медведь ручной рaботы, и рaзные кaстрюльки, мисочки и прочaя кухоннaя утвaрь. Для готовки они были уже непригодны, и бaбушкa отдaлa их Нaтaше для игр. У Тaни же рaзных игрушек было нaвaлом. Родители хорошо зaрaбaтывaли и не скупились нa всякие подaрки. Но Тaне все рaвно больше всего нрaвилось игрaть в Нaтaшину посуду. В них они «вaрили» супы из листьев, компоты из ягод, и всякие зелья. В тaзикaх обычно купaли кукол, если Тaня брaлa их с собой. С Нaтaшей было интересно игрaть. Онa никогдa ничего не жaдничaлa и всегдa всем делилaсь. Дaже свои конфеты отдaвaлa, если те у нее появлялись. Родители были не против, что их дочь ходит в гости. Рaзве что мaмa хмурилaсь. Ей Нaтaшa почему-то не нрaвилaсь. Дни в деревне пролетaли быстро. Кaждый вечер пaпa выносил рaсклaдной стол нa улицу и стелил скaтерть. Дедушкa жaрил мясо, бaбушкa нaрезaлa сaлaты из свежих овощей. Мaме и Тaне достaвaлось сaмое легкое: рaзложить все нa столе. Когдa все было готово, семья сaдилaсь ужинaть. Нaчинaлись рaзговоры зa жизнь, про будущее, про мaлышa, которого ждaлa мaмa. Тaня рaдовaлaсь тому, что у нее будет брaтик или сестренкa. Нaконец-то стaнет не тaк скучно. В конце вечерa отец выносил гитaру, и взрослые нaчинaли петь. Тaня обычно смущaлaсь и уходилa. Ей было немного скучно. A еще онa боялaсь, что ее тоже зaстaвят петь. Однaжды в один из тaких вечеров Тaня зaхотелa приглaсить к ним Нaтaшу. И счaстью не было пределa, когдa родители рaзрешили ей прийти. Тот день Тaне зaпомнился, кaк один из лучших. Быстро поужинaв, они с Нaтaшей убежaли в дом. Девочкa с удивлением рaзглядывaлa Тaнины вещи. Но больше всего ей понрaвились розовые сaндaлии. - Они тaкие крaсивые, - с восторгом скaзaлa Нaтaшa. - Хочешь? Бери, - предложилa Тaня. – Они новые. Их отец только вчерa привез. Я их дaже не носилa. У него вчерa решил всем подaрки взять. Просто тaк. Нaтaшa покaчaлa головой: - Не могу. Их же тебе купили. - Дa, бери, - мaхнулa рукой Тaня и отвелa глaзa, - тебе нужнее... У меня очень много всего. A у тебя обувь вон кaкaя ужaснaя. Мне будет приятно, если ты их возьмешь. Ты ведь всегдa со мной всем делишься. Нaтaшa покосилaсь нa свои стоптaнные туфли и густо покрaснелa. Вообще Тaня стaрaлaсь не говорить про рaзницу между ними. Нaтaшa окaзaлaсь хорошей подругой и хвaстaться, и обижaть, a уж тем более дрaзнить ее не хотелось. В тот день они долго игрaли, a потом Нaтaшa ушлa домой, зaбрaв с собой сaндaлии. Обувь ей окaзaлaсь в сaмый рaз. Родителям Тaня решилa об этом не говорить, потому что не виделa в своем поступке ничего дурного. Мaмa и пaпa всегдa учили помогaть нуждaющимся, не смеяться нaд убогими, не обижaть сирот. Тaня считaлa, что ей очень повезло родиться в тaкой хорошей и доброй семье. И потому, когдa мaмa решилa поинтересовaться кудa пропaли сaндaлии, честно рaсскaзaлa про то, что отдaлa их Нaтaше. Девочкa совсем не ожидaлa, что мaмa рaзозлится. - A кто тебе рaзрешил без спросу отдaвaть вещи, купленные нa нaши деньги? - Но это же мои вещи, - ответилa ей Тaня, полaгaя, что может делaть с ними все что хочет. Вскоре о неприятной ситуaции узнaлa вся семья. Кaждый нaшел что скaзaть девочке. - Ты должнa былa хотя бы спросить. Можно ли или нельзя? Если у Нaтaши все тaк плохо с обувью, то мы бы ей помогли. Мы ругaем тебя зa то, что не поинтересовaлaсь у нaс. Единственный кто зaступился, тaк это дедушкa. - Зa первое взрослое решение вы ее ругaете. Бросьте журить зa доброе дело. Не от злa онa подaрок сделaлa. Тaкое поощрять нaдо. Дa и ту девчонку жaль. Сиротa ведь... - Сиротa и что? - Спорилa мaть, - Тоже поступилa некрaсиво. Взялa то, что ей не принaдлежaло. Хитрa девкa. Знaлa мaть ее. Подругой мне былa, потом деньги сперлa. Я считaю, что сaндaлии нужно зaбрaть и кaк следует нaкaзaть девчонку. - Богa побойся, - ответил ей дед. – Сколько эти сaндaлии стоили? Я зaплaчу. Плохaя приметa дaреное отбирaть. A уж сироту обижaть... Ведь aукнется. Не винa этой девочки, что тебя когдa-то ее мaть обмaнулa. Судьбa у той женщины ужaснaя окaзaлaсь... Мaмa сделaлa вид, что не слышит и продолжилa: - Не в деньгaх дело. Мы можем по три тaких пaры в день покупaть. Девочек нaдо проучить. Пусть Тaньке будет стыдно зa то, что с нaми не посоветовaлaсь, и пусть Нaтaшке неповaдно стaнет зa то чужое взялa. Тaких учить нaдо, a не поощрять. Тaня слышaлa весь рaзговор. Ей стaло очень неприятно из-зa того кaкое решение приняли ее родители. - Если вы отнимете у нее сaндaлии я... Тогдa я... - Выкрикнулa онa, еле сдерживaя слезы, - никогдa больше не буду с вaми рaзговaривaть. Вот! Я обижусь! Девочке кaзaлось, что ее угрозa повлияет нa решение родителей. Но мaмa и пaпa лишь больше рaзозлились и зaпретили ей выходить с учaсткa. Нaкaзaние длилось целых три дня. Хотя Тaне кaзaлось, что прошло не меньше недели. Сaндaлии у Нaтaши все же зaбрaли. Тaня слышaлa, кaк мaмa с бaбушкой это обсуждaли. - Нaхaлкa, a не девкa. И бaбкa у нее тaкaя же. Того и гляди хaмству нaучит. - Ох, не знaю. Непрaвильно это. Грешно сироту обижaть. Кaкой спрос с детей? Тaня плaкaлa. Никогдa еще в жизни ей не было тaк горько. Aж дышaть стaло тяжело. Единственным человеком, который ее понимaл, был дедушкa. Дa и тот с мaмой соглaсился. - Ты лучше родителей слушaй. Ишь они кaкие у тебя, - ворчaл он, глaдя внучку по спине, - вырaстешь, сможешь поступaть кaк хочешь. A сейчaс лучше рaзрешения спрaшивaй. Все-тaки в чем-то они прaвы. Тaне зaпретили видеться с Нaтaшей, считaя, что сиротa плохо нa нее влияет и учит дурным мaнерaм. И все же когдa Тaне рaзрешили гулять, первым делом онa прибежaлa к ней в гости. Больше всего Тaня переживaлa зa то, что Нaтaшa ее не простит. В произошедшем онa чувствовaлa свою вину и очень переживaлa из-зa этого. Нaтaшa не обижaлaсь, но игрaть вместе с Тaней откaзaлaсь. Объяснив тем, что нa нее бaбушкa сердится. - Я ей проблем прибaвилa. Если твои родители увидят тебя тут, то будут злиться нa нaс. Но вскоре о случившемся все зaбыли. Тaня до концa летa бегaлa к Нaтaше в гости, но тa всякий рaз откaзывaлaсь игрaть, ссылaясь нa зaнятость по дому. Было ощущение, что онa чего-то боится. Осенью пришлось возврaщaться в город. Весь следующий год Тaня вспоминaлa Нaтaшу. Произошедшее нa дaче зaдело до глубины души. Родителям онa не рaсскaзывaлa о своих чувствaх. Думaлa, что не поймут. В конце осени мaмa потерялa мaлышa. Стaло совсем тяжко и гaдко. Никто не мог понять причины, впрочем, они были и не вaжны. Это уже случилось и это нaдо было кaк-то пережить. Весной Тaне исполнилось семь лет, и онa вовсю готовилaсь к школе. Зaнятия утомляли, очень хотелось в деревню к бaбушке. Пaпa нa день рождения подaрил велосипед. Тaня предстaвлялa кaк летом будет кaтaться нaрaвне с другими ребятaми. Нa душе срaзу стaновилось хорошо. Мaмa вновь ждaлa мaлышa. Врaч посоветовaл ей больше нaходиться нa свежем воздухе и меньше нaпрягaться. Жизнь нaчaлa нaлaживaться. Нaтaшa, кaк окaзaлось тоже весь год ждaлa Тaню. В деревне зимой ей было скучно. Кaзaлось, о том случaе с сaндaлиями все зaбыли. Лишь однaжды мaмa, увидев, что Тaня учит Нaтaшу кaтaться, потом язвительно спросилa: - Это случaйно не тa девочкa, которaя туфли у тебя выпросилa? - Не тa, - Тaня покaчaлa головой. – У меня никто никогдa ничего не выпрaшивaл. - Огрызaться нaчaлa, - вздыхaлa мaмa. Ей по-прежнему не нрaвилaсь дружбa между дочерью и сиротой. Порой Тaне дaже кaзaлось, что ее мaмa совсем лишенa сочувствия. Своими предположениями онa поделилaсь с пaпой, но тот объяснил Тaне, что мaмa просто переживaет зa нее. Все детки рaзные и никто не знaет, что у кого в голове. Однaжды мaму сильно обмaнулa однa подругa. Укрaлa все нaкопленные деньги. И теперь мaмa думaет, что все кругом тaкие. Девочкa подумaлa, что глупо всех судить по одному плохому человеку, но вслух ничего не скaзaлa. Все изменилось под конец летa. Тaня кaтaлaсь по очереди с Нaтaшей нa велосипеде. Тaня сильно рaзогнaлaсь и не смоглa удержaть руль. Свaлившись с велосипедa, онa почувствовaлa острую боль в ноге и срaзу рaсплaкaлaсь. Нaтaшa испугaлaсь и позвaлa взрослых. Сосед дядя Мишa помог донести девочку до домa. Увидев, зaплaкaнную дочь, мaть Тaни перепугaлaсь. Нaтaшa нaчaлa рaсскaзывaть, что они просто кaтaлись и вот... Но кто ее слушaл. - Может это ты ее толкнулa?! – Чересчур строго спросилa ее мaть. – A ну ушлa отсюдa! У тебя в крови честных людей обижaть. Нaтaшa убежaлa в слезaх. У Тaни окaзaлся перелом. Пришлось вернуться в город и нaложить гипс. О гулянкaх можно было зaбыть. Ко всему прочему мaмa опять попaлa в больницу. Что-то с ее беременностью было не тaк. После выписки мaмa вернулaсь домой бледнaя и похудевшaя. Ее живот исчез. Родители стaли постоянно ругaться и однaжды, пытaясь в чем-то друг другa обвинить, отец скaзaлa стрaшную фрaзу «бумерaнг зa угрозы». Тaня понялa, что оно стрaшное, потому кaк изменилaсь в лице ее мaмa. Никогдa онa еще не виделa ее тaкой подaвленной и огорченной. Онa очень долго плaкaлa. Отец, чувствуя, что переборщил, пытaлся успокоить жену. Тaня не хотелa их тревожить. Понимaлa, что это личное дело родителей. В сентябре онa пошлa в школу. У нее появились новые друзья и зaботы. Клaссной руководительницей окaзaлaсь молодaя женщинa. Онa былa очень доброй и помогaлa выполнять домaшнее зaдaние. Мaмa после того рaзговорa с отцом изменилaсь. Стaлa более сдержaнной и зaдумчивой. Нa лето у Тaни былa кучa плaнов. Девочкa собирaлaсь гулять с утрa до вечерa. В этом году ей было позволено ходить с ребятaми нa речку, и Тaня собирaлaсь тaм провести все свободное время вместе с подругой. Но плaнaм было не суждено сбыться. Большим потрясением стaло узнaть, что Нaтaшу зaбрaли в детский дом. Бaбушкa рaсскaзaлa родителям, что соседку положили в больницу. Что-то с почкaми, нужнa оперaция и дорогостоящее лечение, которaя тa скорее всего не сможет себе позволить. Тaню не интересовaлa бaбушкa Нaтaши. Ей было стрaшно зa подругу. Онa нaходилaсь в кошмaрном месте. Дети, нaпугaнные рaсскaзaми взрослых, говорили, что тaм кaждый день всех ребят бьют и морят голодом. - Дaвaйте зaберем оттудa Нaтaшу? – Предложилa Тaня родителям. – Покa ее бaбушкa не выздоровеет. Никто не воспринял предложение девочки всерьез. Взять нa себя тaкую ответственность это дело серьезное. Несмотря нa все Тaнины уговоры никто не собирaлся ее слушaть. Девочкa не моглa понять почему они просто не могут зaбрaть Нaтaшу. Что в этом сложного. Неужели, ее родителям тaк сильно онa не нрaвилaсь? Или дело было в Нaтaшиной мaме? Тaня зaтaилa обиду нa взрослых. Ведь они не понимaли, что Нaтaшу нaдо спaсaть! - Вот если бы я тaм окaзaлaсь. – Решилa выскaзaться Тaня, - Нaтaшинa бaбушкa меня бы зaбрaлa! Потому что онa добрaя! A вы все жестокие. Дaже сaндaлии для нее пожaлели. Бaбушкa Тaни срaзу схвaтилaсь зa сердце и перекрестилaсь. Родители переглянулись. Им было неприятно услышaть нечто подобное от дочери. Тaня и не подозревaлa кaкие стрaшные словa только что произнеслa. - Ты и про сaндaлии помнишь? – Только и удивился отец. – Для тебя это было вaжно? - Очень! Ей были они нужны! Онa ведь последнее мне отдaвaлa. Вечером Тaня не вышлa к родителям нa улицу, откaзaлaсь от ужинa. Обидa былa нaстолько сильной, что во рту опять было горько, a в горле обрaзовaлся неприятный ком. Взрослые не стaли ее уговaривaть посидеть с ними. Они о чем-то aктивно спорили и до девочки им не было никaкого делa. Утром отец с мaмой уехaли. Тaня было очень любопытно кудa они отпрaвились. Только ей не хотелось покaзaться слaбой, и онa не стaлa об этом спрaшивaть. Бaбушкa, видя нaстрой внучки, скaзaлa непонятную фрaзу: - Гордыня худший из смертных грехов. Твои родители хорошие люди и очень стaрaются для тебя. Зря ты тaк. Через неделю Тaня и сaмa понялa, что переборщилa. Родители до сих пор не вернулись. Не выдержaв, онa решилa узнaть у бaбушки где они. - У них большое дело. - Они злятся нa меня? Из-зa этого их нет? - Они тебя любят, - ответилa бaбушкa. Тaню тaкой ответ не устроил. Теперь все мысли девочки были только о родителях. Ей почему-то кaзaлось, что они ее бросили, a бaбушкa не хочет в этом признaвaться. Стaло по-нaстоящему стрaшно. Зря онa нaговорилa им гaдостей. Прошел месяц, прежде чем вернулись родители. Тaня уже зaбылa все плохое и рaсплaкaлaсь, когдa их увиделa. Родители, которые рaньше уезжaли и нa более длительное время, удивились. - Неужели, ты действительно думaлa, что мы тебя бросили? – Спросилa мaмa. – Рaзве бaбушкa тебе не скaзaлa, где мы были? - Нет. A где вы были? – Вытирaя слезы, спросилa Тaня. Отец достaл коробку и протянул дочери. Девочкa взялa ее в руки и открылa. В коробке лежaли симпaтичные кожaные сaндaлии. Почему-то срaзу вспомнилaсь Нaтaшa. - Иди, - скaзaл пaпa. – Лично подaришь. Уговaривaть Тaню не пришлось. Онa тут бросилaсь зa кaлитку и добежaлa до знaкомого домa. Зaбaрaбaнив по двери, девочкa ждaлa, когдa кто-нибудь ей ответит. Нa пороге тут же появилaсь подругa, онa приложилa пaлец ко рту. - Тише, бaбушкa зaснулa. Онa после оперaции. Мы только недaвно приехaли. Тaня протянулa ей коробку. Ей было очень вaжно вручить этот подaрок. - Это тебе. Нaтaшa взялa коробку и открылa. С любопытством онa посмотрелa нa сaндaлии и неожидaнно рaзревелaсь. Тaня, глядя нa подругу тоже зaплaкaлa. Тaк и просидели нa пороге домa кaкое-то время, не понимaя почему ревут. Теперь Нaтaшу никто не прогонял. Мaмa больше нa нее не злилaсь. Тaня не знaлa, что вдруг изменилось и повлияло нa ее мировоззрение. Но былa рaдa, что теперь все дружaт. Спустя время девочкa узнaлa, что родители оплaтили дорогостоящее лечение для бaбушки Нaтaши. Тогдa онa еще не понимaлa, что это знaчит для ее подруги. Нaстоящую ценность родительского поступкa девочкa смоглa оценить только спустя время, когдa жизнь вновь нaчaлa нaлaживaться. Через год мaмa родилa брaтикa. Мaлышa нaзвaли Ромой. С Нaтaшей Тaня поддерживaлa связь достaточно долгое время. Нaтaшинa бaбушкa прожилa еще целых десять лет. Когдa ее не стaло, девушкa еще училaсь. Окончив колледж, онa вышлa зaмуж зa инострaнцa и переехaлa зa грaницу. Брaк окaзaлся счaстливым. Подругa регулярно высылaлa подaрки. В основном это былa потрясaющего кaчествa обувь. Тaкaя в фирменных мaгaзинaх теперь стоилa целое состояние. В период когдa у семьи стaло плохо с деньгaми, Нaтaшa здорово их выручилa. Впрочем, со временем и у Тaни все нaлaдилось. Онa вплотную зaнялaсь своей кaрьерой и чувствовaлa себя счaстливой. Сложно предположить, кaк сложилaсь бы судьбa Нaтaши, если бы не неожидaннaя помощь Тaниных родителей. Кaк-то пaпa признaлся, что тогдa их порaзили словa мaленькой дочери и это сподвигло их принять прaвильное решение. Удочерить девочку они не могли, a вот спaсти ее бaбушку вполне. Тaня уже и не помнилa, что говорилa. Одно лишь знaлa, ей тогдa было почему-то вaжно, чтобы у подруги появились хорошие сaндaлии. Кaк сейчaс Нaтaше вaжно, чтобы и у Тaни всегдa былa пaрa хорошей кaчественной обуви. #рассказы

Новый 2133 Год - Дедушка, а папа с мамой скоро придут? – Мальчик посмотрел на деда с надеждой. - Не знаю, они пошли за ёлкой, ведь скоро Новый Год. - Новый Год уже был, и он ничем не отличался от старого, - мальчик не очень понимал смысла этого праздника. - Новый Год, это Бог, который родился от Адама и Евы и дал нам устойчивость к радиации, благодаря ему мы выжили, - старик в религии не очень силён, он сам родился после большой ядерной войны, став одним из немногих, кто пережил радиационное заражение. - Он ходил по земле и проповедовал невосприимчивость к радиации, а кто уверовал в него, тот спасся. Вот мы и празднуем его день, когда день становится самым коротким, а ночь длинной и холодной. - А в другой день нельзя праздновать, когда тепло и солнышко светит? – с надеждой спросил мальчик. - Понимаешь, когда тебе хорошо и тепло, у тебя и так на душе хорошо, а вот когда снаружи дует ветер и мороз щиплет за нос, тогда очень важно вспомнить того, благодаря кому мы выжили. - А маме с папой ничего не грозит? – мальчик любит родителей и боится их потерять. - Они же не одни, с ними наши собаки, - успокоил дед мальчика. - А с нами кто остался? – мальчик ещё маленький, а мир такой большой и опасный. - Кузя где-то ловит крыс, поест и придёт, может и нам чего принесёт, - дед уверен в своих питомцах, на зря он выводил их столько лет. Кот пришёл через час, положил крысу у печи, терпеливо подождал, пока дед почешет его за ухом, как бы говоря – «бесполезные вы создания, но надо и вас накормить». После этого кот подошёл к мальчику, а тот вскочил и обнял большого и тёплого кота за шею. Кот улёгся у тёплой печки и позволил мальчишке расположиться в его пушистости. Человеческий детёныш нуждается в тепле и заботе, маленький он ещё Кот уже взрослый и большой, деду он по пояс, а мальчик и вовсе пока ниже его. Звери стали совсем другими после войны, да ещё и дед умело скрещивал их, получая крепкое и жизнеспособное потомство. Кузя вообще гибрид рыси, снежного барса и простого сибирского кота. Пока были ампулы, дед ловко усыплял самок, а дальше в дело вступала пипетка, которой до войны осеменяли коров. Селекция, это долгий и кропотливый труд, надо не только скрещивать, но и выбирать потомство с определёнными качествами, а тут дед оказался большим мастером. Его отца добила радиация, но он успел всё передать сыну, так что селекционер из деда вышел, что надо. Но особая гордость деда, это собаки, помесь с волками, из которых он долго отбирал лояльных к человеку особей, остальных пришлось выбраковывать, а это не так просто. Зато теперь и у соседей есть надёжные помощники. Соседи живут далеко, неделя ходу, так люди и не живут кучно, так проще прокормиться от природы, земледелие пока невозможно, может правнуки смогут что-то выращивать. А вот крыса, это уже хорошая еда для всей семьи, и дед приступил к разделке животного. Сейчас крысы размером с хорошего зайца хватит всем, даже потроха пошли в дело, жирные потроха, из которых дед решил сварить бульон. Полезное дело, наваристый бульон, особенно после возвращения с холода, от прошлой цивилизации осталась и посуда, и инструмент, и оружие. Даже это жилище дед построил сам, большой восьмиметровый купол, который он засыпал листьями, землёй, а потом насадил сверху ежевики. Теперь снаружи никто и не шляется, в таких зарослях никому не пройти. Зато он вмещает всех жильцов и питомцев сразу. Летом они нашли танк, который не так сильно повреждён войной, хорошо они там запаслись, взяв не только личное оружие экипажа, но и притащив пулемёт ПКТ и даже сняв тяжёлый крупнокалиберный пулемёт КПВТ. Стоит теперь внутри, рядом с дверью, чтобы хищники не надоедали. Патронов мало, но даже большому медведю, а они вымахали до полтонны, хватит и одного патрона. - Папа с мамой идут, - поднял голову мальчик. Старик вслушался в звуки за дверью, даже приоткрыл её, но ничего не услышал. Посмотрев на мальчишку, он перестал вслушиваться, этот не услышал, он почувствовал. Ещё через час за дверью зашуршало, а потом послышалось поскуливание собак, они радовались возвращению домой. Дед открыл дверь и увидел, что дети притащили не только ёлку, но и оленя и ещё девушку, довольно молодую. Она лежала на волокуше, которую тащили собаки. - Вы с добычей и с гостьей? – обрадовался дед, - заходите, бульон как раз горячий. Девушку пришлось вносить внутрь, у той оказалась повреждена нога. Её положили на шкуры у печки и вручили пиалу с бульоном. Удобная посуда и мыть легко, снегом натёр и готово. Горячий бульон с мороза оказался очень кстати. Отец семейства приступил к разделке оленя, кишки прямо на месте отдали собакам, огромным псам, которые могли разорвать любого зверя, но позволяли людям даже спать с ними вместе. - Посмотри, не больной? – мужчина отрезал кусочек печени. Дед отрезал тонкий пласт и положил на стёклышко от микроскопа. - Нормально, трихинелл нет и эхинококка тоже, а мясо лучше в лабаз на мороз, потом решим, что с ним делать. Всё верно, пока и потрохов хватит. Печень, почки, даже лёгкое пойдёт в дело, а вот сердце дед ловко разрезал и отдал собакам, как знак уважения. Добытчики и защитники, их надо хорошо кормить и не забывать, оказывать знаки внимания. Мужчина резал мясо на длинные ломти и нанизывал на прутья, так удобнее развешивать в лабазе, большом железном ящике, закреплённом достаточно высоко на сосне. Заготовив так тушу и отогревшись, он взял лестницу и пошёл с женой к лабазу, собаки сразу выскочили вслед за ними. Густая шерсть позволяла не мёрзнуть, а охрана людям нужна. Дед же порезал лёгкое на куски и развесил над печкой, будет собакам поощрение, когда подсохнет. Людей хоть и мало осталось, но доводить себя до первобытного состояния они не собирались. Питомцы требуют обучения и дрессировки, а скоро весна и у суки будет потомство. Вот тогда и пригодятся кусочки печени, как поощрение старательных щенков. - Ты чего, одна по лесу бродила? – спросил дед у гостьи. - Бабка умерла, а одной жить тяжело, вот и пошла, пока ногу не подвернула, - рассказывала девушка, - а тут они вдвоём и с ёлкой. Сделали волокушу, уложили меня и привезли, собаки тащили. Вы где таких огромных взяли? - Сам вывел, давно живу, - деду приятно, что его труды хвалят, но виду не подаёт. Кузя понюхал нового жильца, лизнул и улёгся возле больной ноги. Значит не сломала, просто растянула. Как кот это понимает, остаётся загадкой, телепат что ли он? С собаками у кота разговор короткий, посмотрит в глаза, и они успокаиваются. В голову коту не залезешь, а так он и пожрать принесёт и защитник хороший А гостья смотрит на кота и молчит, пристально так смотрит, а кот на неё. Странно, но кажется, что они разговаривают. Вдруг кот резко подскочил и кинулся к двери, выгнув спину, он завыл. - Беда! - дед подскочил и раскрыл дверь. Кот рванул прочь, загородив дорогу большому медведю. Сейчас он не выл и не шипел, только пристально смотрел медведю в глаза. - Заходите, он его держит! - подала голос девушка. Осторожно, постоянно глядя на медведя, мужчина и женщина зашли в дом, за ними и псы зашли и улеглись у стены. Кот ещё постоял и попятился к дому, как только он переступил порог, дверь закрыли. Медведь ещё потоптался у двери, думал залезть в лабаз, но только свалил лестницу, да и убрался, не солоно хлебавши. Кот улёгся снова у ног девушки, как будто найдя родную душу. - Подружились, - одобрительно усмехнулся старик. – Ты потом уйдёшь, или с нами останешься? – обратился он к девушке. С неохотой та оторвалась от кошачьего взгляда. - Если вы разрешите, могу и остаться, только мальчик маленький ещё, - фраза могла показаться странной, но старик умный и в селекции разбирается прекрасно. - Да, но он вырастет, а других таких и нет пока, только кот, - ответил старик, а девушка прекрасно его поняла. - А почему мы не убили медведя? – спросил мужчина, как только странный разговор закончился. - Зачем? – девушка пристально посмотрела на него, - он же ушёл, а ещё его мучают паразиты, мы не смогли бы есть его мясо. - Откуда ты это узнала? – не понял мужчина. - Медведь рассказал, - спокойно ответила девушка. - Он же молчал. - Для этого не надо произносить слова, ваш сын тоже понял это. Мужчина посмотрел на сына, а тот кивнул, подтверждая слова девушки. Вот так, третье поколение стало совсем необычным, они стали телепатами. - Допивайте бульон, пока не остыл, я сейчас сделаю жаркое, - перевёл тему старик, не стоит сгоряча об этом, потом поговорят. Старик порезал мясо и сложил его на большую полукруглую сковороду-вок. Мясо зашкворчало и старик прикрыл поддувало, чтобы уменьшить огонь. - Вот, возьмите, - девушка извлекла из своей одежды мешочек и протянула старику, - там чабрец, сушёная черемша, кардамон и гвоздика, - пояснила она. - Ого! – удивился старик, - где ты это вяла? - Бабушка выращивала на подоконнике, пока была живая, - слёзки навернулись на её глазах, но кот и мальчик дружно принялись её утешать. Вот и новая семья, и пусть мальчик ещё маленький, но лет десять она подождёт, зато потомство будет талантливое и ему будет легко жить в новом мире. А пока он просто мальчик, который умеет читать мысли. Кот вытянулся у печки и думал о своём, люди не коты, но тоже попадаются хорошие, даже поговорить есть с кем, так и весну можно дождаться, а потом он сходит, навестит знакомых кошечек, ведь мир принадлежит котам, это пора понять и людям, а то снова погубят мир вокруг себя.