В семье не принято было сюсюкать с детьми, но любовь к дочерям жила в доме, витала в воздухе, грела прикосновениями тёплых ладоней. Мы с сестрой ею дышали, наши души росли и крепли на этой почве, щедро сдобренной родительской любовью.
По мнению родителей, в воспитании нужно соблюдать разумный баланс: если слишком хвалить, ребёнок зазнается, у него исчезнет стремление стать лучше. Это наверняка был неправильный подход. Современные психологи в один голос сказали бы, что похвалой (если она заслуженная) невозможно испортить человека. Но уже назад не отыграть и ничего не исправить.
Наверное, мы стали бы другими, если бы родители нам без конца твердили, какие мы хорошие. Нас хвалили, но дозированно. Приношу я похвальный лист (отличница!).
— Молодец, — говорит мама, — но таблицу умножения всё равно надо повторять постоянно.
У моей младшей сестры была подружка-одноклассница. Приходит моя сестра к ней в гости и слышит, как родители хвалят подружку за всё: посуду помыла — молодец, во дворе подмела — молодец. «Странно! Ведь я то же самое делаю, а меня не хвалят», — думает сестра.
У нас мытьё посуды и всё остальное — святая обязанность. А за святые обязанности кто ж хвалить будет? Маму же не хвалит её начальник за то, что она на работу пришла. Смешно даже представить такое.
…Наказания — отдельная тема. Сестра моя вообще ангел, с этим вряд ли кто поспорит. Так что наказания доставались мне полной мерой. Было за что. Если что-то под запретом — я непременно нарушала запрет. Все попробовали московские конфеты, а эту одну вазочку мама оставила к празднику, который будет через несколько дней. Ну и как пережить эти несколько дней, если конфеты пахнут даже сквозь закрытые дверцы шкафа? «Мишка на севере», «Красная шапочка», «Трюфели», «Кара-Кум», «Мишка косолапый».
У меня есть деньги, и я могу купить конфеты, идя из школы. Но в магазинах таких конфет нет. Так что ничего страшного не случится, если я съем одну. Две. Или три для ровного счёта. А вообще разве я единоличница? Сестрёнке тоже небось хочется конфет.
Я запустила руку в вазочку, и тут до меня дошло, что если и для сестры взять три конфеты, то в вазочке станет меньше на целых шесть конфет, и это будет сразу заметно. Поэтому три конфеты мы поделили, разломив их пополам, но у сестры был такой кислый вид, когда она их ела, будто я её потчую свежим лимоном. Мне-то было не привыкать к наказаниям, а сестрёнке, видимо, очень не хотелось приобретать такой новый опыт.
Прошло уже много времени, и от посуды, мытьё которой тогда было святой обязанностью, уже мало что сохранилось, и по полу тому, каждый сучок и каждую трещинку которого я до сих пор помню, уже давно ходят другие люди. Но как же причудлива человеческая память. Сто лет не вспоминала, и вдруг вчера так отчётливо увидела, как наяву...
Папа пришёл с работы, снял ботинки и сунул ноги в тапочки. И сразу же как-то странно фыркнул, будто обжёгся, с шумом втянул воздух и сказал тихо:
— Ой.
Он сел на кушетку, снял тапку и посмотрел на пятку. Канцелярская кнопка, для которой папин тонкий носок не стал преградой, вошла в его пятку по самую свою блестящую гладкую макушку. Немного скривившись от боли, папа поддел её ногтем и вынул. Крови на острие почти не было. Папа посмотрел на меня и ничего не сказал.
Конечно, он знал, на кого посмотреть. Ведь кнопки сами в тапочки не запрыгивают.
Я разрыдалась. Я почему-то решила, что папа подумает, что я специально подложила кнопку, чтобы подшутить над ним. Да я бы в жизни не смогла совершить такую дурацкую шутку!
— Папочка, прости меня! Я не видела... Я не нарочно. Я думала, что все кнопки с полу собрала...
— Ну, что ты! — он положил тёплую ладонь мне на голову и чмокнул в пробор. — Разве я такое могу подумать на свою дочь?
Я всхлипнула и вытерла слёзы рукавом платья, а папа продолжил:
— Я такого не могу про тебя подумать ни при каких условиях. Априори.
— Что? — я вытаращила глаза, услышав новое слово.
Он улыбнулся:
— Априори. Это значит, я заранее верю тебе настолько, что мне не придёт в голову в тебе сомневаться.
Он погладил меня по голове тёплой ладонью, подошёл к печке и стал укладывать в топку поленья и щепки. Я заметила, что, когда шёл, он старался не наступать на правую пятку.
— А-при-о-ри. Какое хорошее слово, — сказала я.
И папа улыбнулся, обернувшись ко мне.
Источник:
https://zen.yandex.ru/media/id/5c9deea053b66100b374c5d9/apriori-rasskaz-60895cb9a893d812c105e642
Нет комментариев