Владимир Алексеевич Герасимов родился 8 декабря 1926 года в селе Утка Гагинского района Горьковской области.Сейчас ему 93 года. Когда ему было 9 лет, семья переехала в город Горький – отец стал работать плотником на авиационном заводе, мать хлопотала по хозяйству. Когда началась война, Владимир был еще подростком, учился в школе №121 Канавинского района. - 22 июня 1941 года, как сейчас помню, был выходной, светило яркое солнце. И вдруг по радио Молотов объявляет, что началась война, - начинает свой рассказ Владимир Алексеевич. – Взрослым мы тогда помогали, чем могли: собирали макулатуру, ездили в колхозы… А в ноябре 1943 года пришла повестка из военкомата. Определили меня в кавалерийскую часть коноводом. А я по молодости взял да и пропустил время сборов. Причем хорошенько так опоздал – на несколько дней. Естественно, получил за это выволочку, но место в той части уже было занято. В итоге курс молодого бойца Владимир Алексеевич проходил в так называемых «Гороховецких лагерях» - Гороховецком артиллерийском научно-испытательном опытном полигоне. - Условия там, конечно, были, мягко говоря, не очень, - вспоминает Владимир Алексеевич. – Жили в землянках, каждая – на 100 человек. Спали на деревянных двухэтажных нарах. Нужно было успевать и заниматься – по 10 часов ежедневно, и на кухне дежурить, и убираться, и землянку отапливать. Дрова заготавливали ночью те, кто получил наряд: после отбоя запрягали в сани по четыре человека и отправлялись в лес – там ручной пилой пилили бревна, нагружали сани дровами и привозили их в часть. И так до трех-четырех часов ночи. А там и спать-то уже некогда – в шесть подъем, и никаких поблажек. Так молодые солдаты обучались в течение четырех месяцев. А потом настало время отправляться в действующую армию. Владимир Алексеевич попал в 308 Латышскую Краснознаменную стрелковую дивизию и рядовым пехотинцем прошел с боями всю Латвию. -Как у вас складывались отношения с латышами, когда вы служили в Латышской стрелковой дивизии. - Знаете, когда была советская власть, у нас не существовало никаких различий между разными национальностями. Как-то этого не замечали. Дружили, и все. Я вам скажу так: в этом вопросе все зависит от руководства, от того, как он себя поведет. Что брать народ? Народ — он всегда добрый. С этим делом у нас все складывалось отлично. - Были ли вы во время войны ранены? - Я был легко ранен в руку зимой. В то время мы носили трехпалые перчатки. И вдруг разорвалась мина. Мне попало в руку. Оставило, как говориться, рубец. Но, чтобы не отстать от своей части, я в госпиталь обращаться не стал. Пробыл, пока не заживет, в санроте, а потом опять стал в строй. -Среди ваших наград есть орден Красной Звезды. За что его вы получили? - Мне его дали за то, что когда командира роты у нас ранило, а командира взвода не оказалось на месте, я, будучи помкомвзвода, возглавил роту. Да и не только — я спас еще и командира, вынес его на плащ-палатке. А потом, как уже я вам об этом сказал, возглавил роту и пошел в атаку. За это мне и дали «Красную Звезду». Вручил мне эту награду перед строем командир полка. -Приходилось ли вам на фронте встречать штрафников? - У нас они были, это да. Причем воевали они здорово, нужно сказать. Сильно воевали штрафники. Обычно они первыми в бой и шли. Среди них трусов, как правило, не встречалось. -Проводились ли у вас показательные расстрелы? - Да, как-то раз у нас перед строем расстреляли одного латыша. Как сейчас помню, нас пригласили в лес. Там уже стоял стол, накрытый какой-то красной тряпкой, и за ним сидело три человека судьи. В то время это так называлось — тройка. Через какое-то время привели виновного вместе с автоматчиками. Тут же для него уже была вырыта яма. Его поставили прямо у ямы, прочитали приговор, в котором, как и положено, говорилось о том, что именем Советской Республики он приговаривается к высшей мере наказания, и расстреляли, а после тут же, прямо на месте, закопали в яму. В октябре 1944-го принимал участие в освобождении Риги, был легко ранен, контужен. А в начале 1945 года всех русских, воевавших в Латышской дивизии, распределили по другим фронтам – так Владимир Алексеевич попал на Третий Белорусский фронт, в Первую Московскую Краснознаменную дивизию, воевавшую тогда в Восточной Пруссии. - Бои там были очень жестокие, днем и ночью гремела канонада и с той, и с другой стороны. 6 апреля мы начали штурмовать Кенигсберг. Наше командование предложило немецкому сдать город, чтобы не нести дальнейших потерь, но немцы отказались. 8 апреля мы снова предложили прекратить кровопролитие – и снова это предложение было отвергнуто. Тогда начали последний штурм Кенигсберга. 9 апреля Красная Армия вступила в город. Наше подразделение форсировало реку Прегель (Преголя – прим. ред.), разделяющую Кенигсберг на две части. Помню железнодорожный вокзал – он был весь объят пламенем. Очень много вещей там было, горели чемоданы – немцы в последний момент пытались удрать, но не успели… И вдруг слышу тишину - немцы выбросили белый флаг. И в этот момент я просто там же, где был, прислонился к стене и даже не мог ничего сказать. Слезы катились градом. Владимир Алексеевич и сейчас не может вспоминать этот момент спокойно – глаза блестят, голос дрожит от волнения. После взятия Кенигсберга наша дивизия не пошла дальше на Запад – осталась наводить порядок в городе, - продолжает Владимир Алексеевич. – Поселились в немецких казармах. Главная проблема заключалась в том, что далеко не все немцы сдались, многие скрывались в развалинах. И многие наши солдаты и офицеры погибли уже после того, как немцы, казалось бы, сдались. После Победы военная служба для Владимира Алексеевича не закончилась, теперь нужно было бороться с «лесными братьями» - так неофициально называли вооруженные националистические группы, действовавшие в 1940-1950-е годы на территории прибалтийских республик СССР – Латвии, Литвы и Эстонии. - Там действовала хуторская система, жили не как у нас – деревнями, а каждое хозяйство на большом расстоянии друг от друга. Это очень усложняло задачу. Днем местные жители работали, а ночью многие из них уходили разбойничать. И очень сложно было понять, кто же на самом деле является "лесными братьями". - Как так получилось, что вы стали офицером? На форме у вас погоны капитана. Окончили после Победы военное училище? - Нет, военного училища я не заканчивал. Просто после того, как окончилась война, поступил приказ Сталина о том, чтобы для укрепления армии тех сержантов, которые воевали, оставлять в кадрах и присваивать им офицерские звания. Я остался и мне это звание присвоили. Так Владимир Алексеевич прослужил до 1953 года. А потом его часть расформировали, наш герой вернулся домой, поступил в Горьковский педагогический институт, в 1959 году окончил филологический факультет. Шесть лет проработал педагогом-воспитателем в ДК имени Ленина, еще шестнадцать – возглавлял Канавинскую районную организацию «Общество «Знание», а потом работал в управлении Горьковской железной дороги инструктором по воспитательной работе. Но после выхода на пенсию деятельный характер требовал работы. И таковая нашлась – Владимир Алексеевич сформировал Совет ветеранов района, где и трудится до сих пор на общественных началах, выступая в школах, гимназиях, на митингах. Секрет своей бодрости Владимир Алексеевич видит в постоянной активности – он до сих пор делает зарядку, много ходит пешком. Не дает заскучать и большая семья – двое детей, трое внуков, трое правнуков. С женой Владимир Алексеевич прожил 61 год, за что в дополнение ко всем прочим наградам – военным и трудовым – получил медаль «За любовь и верность». интервью взято 13.09.2018 И. Вершинин https://iremember.ru/memoirs/pekhotintsi/gerasimov-vladimir-alekseevich/ https://www.nnov.kp.ru/daily/26368/3249236/ #великаяотечественная