Она была внучкой императора Александра II и кузиной Николая II. Ее красоту превозносили Ремарк и Сент-Экзюпери, она блистала на обложках журналов и вдохновляла французскую элиту, но при этом была несчастна и завершила свою жизнь в затворничестве. Рассказываем, как аристократка в эмиграции покорила мир французской моды, но так и не смогла стать счастливой. В начале XX века работа манекенщицы совсем не была пределом мечтаний для многих девушек и не ассоциировалась с привилегированной жизнью. Поэтому когда аристократка Наташа Палей сказала своей маме, что будет работать моделью, это известие стало для семьи сродни катастрофе. Натали Палей была дочерью князя Павла Александровича Романова, внучкой императора Александра II и приходилась двоюродной сестрой Николаю II. Некоторое время ее семья жила за рубежом, но потом все же вернулась в Российскую империю. Привычное течение жизни аристократической семьи изменилось с началом революции в 1917 году. Когда к власти пришли большевики, в роскошном особняке Палей разместили солдат, а семью держали под домашним арестом. Сводный брат Натальи великий князь Дмитрий участвовал в убийстве Григория Распутина в 1916 году, за что его сослали на границу с Ираном. Ее брат князь Владимир Палей был убит революционерами в июле 1918 года, а еще через год расстреляли и отца. Матери Натальи с двумя дочерьми чудом удалось спасти, и семья приняла решение бежать в Европу. Некоторое время они провели в Швеции, а затем отправились в Париж, где укрывались многие друзья и родственники. Несмотря на родство с королевской династией, семье Палей происходило непросто. Денег становилось все меньше и меньше, и Натали пришлось устроиться на работу. Тогда девушка сказала, что приняла решение стать манекенщицей. В то время профессия считалась «низкой», и от этой новости мать пришла в ужас. Однако со временем смягчилась и разрешила дочери подрабатывать моделью — в полной уверенности, что этим девушка разрушит свою жизнь. Широкий круг знакомств позволил Натали попасть в высшее парижское общество. Здесь она познакомилась с Коко Шанель, которая восхитилась красотой девушки и порекомендовала ее кутюрье и основателю модного Дома Люсьену Лелонгу. Дизайнер моментально пал под чарами Палей и сделал ее не только своей любимой манекенщицей, но и женой.

В высших кругах русской эмиграции брак с Лелонгом казался крайне невыгодным и даже позорным — все же она была княжной с кровью Романовых. К тому же, ходили слухи о нетрадиционной ориентации Лелонга. Зато карьера Натали пошла в гору. Она снималась для журналов и демонстрировала одежду самых престижных модных домов Парижа. Ее супруг посвящал ей свои новые коллекции, а парижский бомонд превозносил и подражал ее безупречным манерам. Она была любимой моделью великих фотографов своего времени — Эдварда Стейхена, Сесила Битона, Андре Дерста и Джорджа Хойнинген-Хуэна. После развода муж Люсьен Лелонг продолжал любить Натали, он создавал для нее потрясающие наряды и духи. А свой самый лучший аромат под названием N Лелонг выпустил после расставания с любимой и посвятил его Наташе. Духи из выпуском коллекции роскошных туалетов и духами под названием "N" - по-французски название "Le N" звучит как слово "ненависть" Еще будучи замужем Натали начала встречаться с артистом балета Сержем Лифарем, который танцевал в «Русских сезонах» Дягилева. Серж привлекал Натали своей харизмой и талантом, а он в свою очередь был очарован красотой Палей. Натали прекрасно знала о гомосексуальности Сержа, но ей было все равно, так как их отношения были скорее сентиментальными и платоническими, нежели физическими. Роман продлился два года. В конце концов, когда Сержу пришлось выбирать между Натали и своей карьерой, он предпочел последнюю. Тем не менее они остались близкими друзьями на всю жизнь.

В 30-х годах Натали начинает увлекаться миром кино. Она была невероятно фотогеничной, а роскошные платья от Лелонга делали ее еще ярче на экране. Правда, актерские способности Палей оценивались критиками гораздо ниже, чем умение позировать перед камерой. Несмотря на это, ее пригласили в Голливуд, где Натали снялась в двух фильмах. А в одной из лент ее партнерами были восходящие звезды американского кино Кэтрин Хепберн и Кэри Грант. В этот период судьба свела ее с писателем Жаном Кокто, с которым у нее завязался роман. Эти отношения опять же были скорее платоническими, однако Кокто даже подумывал жениться на ней. Некоторые историки предполагают, что Палей забеременела от Кокто и сделала аборт, из-за чего у нее впоследствии никогда не было детей. Отношения с Лелонгом дали трещину довольно быстро, однако официально Люсьен и Натали развелись только спустя десять лет. После расставания с кутюрье Палей вышла замуж за театрального продюсера Джона Чалмана Уилсона и стала развивать актерскую карьеру в США, не забывая и о работе модели. Правда, в личной жизни ей по-прежнему не везло, и брак с Уилсоном также оказался несчастливым — ее муж пристрастился к алкоголю. В жизни у Натали будет еще два романа, причем оба раза — с известными писателями. В начале 40-х она встретила Антуана де Сент-Экзюпери. Спустя год после знакомства он вернулся во Францию, но продолжал писать ей. А вскоре Натали познакомилась с Ремарком. Его возлюбленной тогда была Марлен Дитрих, хорошая подруга Натали. О Палей он написал после одной из первых встреч: «Наташа П. Красивое лицо, серые глаза, стройная, как подросток. Несколько слов, флирт, нежная кожа лица и губ, внезапно требовательная… Красивое, чистое, сосредоточенное лицо, длинное тело — египетская кошка. Вначале возникает ощущение, будто ты влюбился в пуму…». Эти отношения длились одиннадцать лет. Сначала они были бурными и страстными, со сценами ревности с обеих сторон, но затем все более и более спокойными. Когда Ремарк уехал в Швейцарию, Натали поехала с ним. Их отношения угасли, когда писатель влюбился в актрису Полетт Годдар. Натали решила вернулась в США, к почти забытому супругу. В 1961 году Джон Уилсон умер от цирроза печени, а Натали страдала от очень тяжелой формы депрессии. Последнее десятилетие легендарная парижская икона стиля жила очень одиноко, крайне редко контактируя с внешним миром. Она выбрала путь затворницы, оставив модельный бизнес, множество друзей и почти на 20 лет ушла в тень. Она заперлась в своем доме и долгих 20 лет жила, почти никуда не выходя. В последние годы практически не видела, много пила и ни с кем не общалась.В конце 1981 года полуослепшая Натали Палей – Уилсон сломала шейку бедра. Врачи поставили неутешительный прогноз: до конца жизни оставаться неподвижной. Оставшись одна, в комнате, где по стенам были развешаны ее собственные снимки – в пору ослепительной молодости – и портреты последнего императора и императрицы, матери, отца, брата Владимира, она приняла большую дозу снотворного. В записке написанной изящны мромановским почерком со сложными росчерками стояло три слова: «Хочу умереть с честью». Была похоронена на кладбище Первой пресвитерианской церкви в Эвинге , Нью-Джерси . Княжна из императорского дома Романовых стала не просто первой топ-моделью, покоривших мир, она заставила всю индустрию моды восхищаться славянской красотой по сегодняшний день, она была одной из тех, кто ввел моду на Россию.

Семь писем Антуана де Сент-Экзюпери к Натали Палей 1942 года. «Молоко и мед» для Экзюпери. Близкие отношения связывали Натали с Антуаном Сент-Экзюпери. Они познакомились в начале 40-х в Америке, и он сразу влюбился в яркую красивую княжну. Вскоре ему пришлось вернуться во Францию, но он еще долго писал ей письма, а позднее говорил, что от Натали исходит «свет молока и меда».

I Я верю в архангела Гавриила. Но, видишь ли, он явился...в другом обличье. Я точно знаю: меня только что взяли за руку. Впервые за много лет я закрыл глаза. Ощутил покой в сердце. Мне больше не нужно искать дорогу. Я всегда закрываю глаза когда счастлив. Так закрываются двери житниц. Переполненных житниц. Ты во мне - благодатный хлеб. Да, я сделаю тебе больно. Да, ты сделаешь больно мне. Да, мы будем мучиться. Но таков удел человеческий. Встретить весну- значит принять и зиму. Открыться другому - значит потом страдать в одиночестве. (Как нелепы телефонные звонки, телеграммы, возвращения на скоростных самолетах, люди разучились жить ощущением присутствия. ) В XIII веке моряк-бретонец ни на миг не разлучался с невестой, что осталась ждать в далекой Бретани. Она просто была рядом с ним. В час отплытия к мысу Горн он уже торопился к ней. И я, не боясь нажить непоправимое горе, предаюсь радости. Благословенна грядущая зима. Я не прошу избавить меня от боли. Я прошу избавить меня от сна, который сковал во мне любовь. Не хочу больше ровных дней, не ведающих о временах года, не хочу бессмысленного вращения земли, которое не ведет ни к кому, ни от кого не уводит. Сделай так, чтобы я любил, Станьте мне необходимой как свет. Я знаю, как много для меня существует ограничений, знаю как часто погружаюсь в небытие, тоскую. Знаю, сколько у меня обязательств, преград, противоречий. Само несовершенство. Но это лишь материал. Ничего, что сейчас все в разладе. Будьте светом, взрастите дерево. Любимая моя, так давно я не произносил этого слова. Оно сладко мне, как новогодний подарок. Знаешь, вчера вечером я почувствовал себя рабочим из черного от копоти предместья, который вдруг увидел перед собой цветущий луг и ручей с белыми камешками. Я тут же зажмурил глаза, чтобы сберечь чудесное виденье. Свежий мой ручеек с белыми камешками, поющая моя вода, моя любимая... Антуан

II Вчера я послал тебе письмо и вдруг испугался. Ты не позвонила. Я подумал, тебе не понравилось. Не знаю, право, что тебе почудилось, но , поверь, в нем только нежность. Прими от меня подарок: обещаю тебе никогда не лгать. Разумеется, о чем-то я умолчу. Мои воспоминания принадлежат мне одному. Гнусно, если признания становятся предательством. Но тебе я не солгу, даже при всей многозначительности умолчаний. На душе у меня стало светло и ясно. Я не омрачу этот свет политикой. Никогда. Сразу скажу тебе правду: у меня было много любовных историй, если только можно назвать их любовными. Но я никогда не предавал значимых слов. Никогда не говорил просто так "люблю" , "любимая", лишь бы увлечь или удержать. Никогда не смешивал любовь и наслаждение. Я даже бывал жесток, отказывая в значимых словах. Они срывались с губ три раза в жизни. Если меня переполняла нежность, я говорил: "Я полон нежности"; но не говорил "Люблю". Я сказал тебе "любимая", потому что это правда. Не сомневаюсь, что больше никогда и никому не скажу этого. Озарения сердца редки. Я встретил любовь, может быть последнюю. В моей жизни это ничего не меняет, но это правда. Скажу тебе еще вот что. Я довольно скрытен и не рассказываю о тех давних обязательствах, с которыми невозможно покончить. Если ты впоследствии узнаешь о них, не подумай, будто они возникли после нашей встречи. Я глубоко чту ожившее сердце. Я страшно неловок, я запутался, но любовь я не предаю. Это письмо покажется Вам, возможно, еще нелепее предыдущего. Нелепее и бессмысленнее. Но я нащупываю язык, слова которого говорили бы о сути. Я не лукавлю с весной и чудесами. Происходящее для меня необычайно странно. Самое лучшее, что Вы можете для меня сделать, - это положить мне на лоб руку доброй самарянки. Я издерган, несчастен - исцелите меня. Слеп- помогите прозреть. Иссох - сделайте щедрым в любви. Не делай мне слишком больно без особой надобности и спаси меня от возможности причинить боль тебе. Пребывай всегда в мире, Антуан.

III Милая, я лежу, болею и несказанно этому рад. Я словно бы окунулся в детство и за себя не отвечаю. На животе у меня пузырь со льдом, в животе беладонна, и я наслаждаюсь передышкой от насады предательства. Нелегко ждать каждую секунду спазма - строчка, еще строчка, еще... Оба процесса необычайно схожи между собой. Сейчас я не работаю. Краду отдых, пока незаслуженный, незаконно обеспеченный мне беладонной. Но мне так не хватает жалоб и утешений. Окажись ты со мной, я бы поплакал - конечно притворно, ведь я был бы так рад тебе! А ты приняла бы мои слезы всерьез, но не слишком, потрепала бы меня за ухо, положила руку на лоб, улыбнулась. Ты приласкала бы меня с радостью и на меня не досадовала бы, так ведь? А мне так хочется любить вас. Сейчас я совершенно спокоен, необыкновенно мил и лежу на подушке совершенно ручной - но недавно, мечтая о тебе, страшно злился на заточение. Бессонные ночи долги. А когда ты один, не гаснет и желание.Вот и воображаешь, воображаешь, а что- я тебе никогда не скажу. Я умираю от жажды. Но опять начались боли, и этим вечером я совершенно безгрешен, я сама нежность. А как хорошо было бы чувствовать твою руку у себя на лбу. Удивительно хорошо, любовь моя. У меня приступ холецистита, и не первый. Желчный пузырь мой износился от недостатка воды в Ливийской пустыне. Но, думаю, будет лучше, если ты меня немножко пожалеешь,а я еще немножко пожалуюсь. Так будет гораздо симпатичнее. Мелкие неприятности мне отраднее, чем большие, которые меня поджидают. Конфликты, хлопоты. Я имею право ненадолго сбежать от забот взрослой жизни. Имею право на небезутешное горе и твое утешение. Любовь моя, поверьте, что на самом деле я попрошу у вас совсем не утешения, а сердечного покоя, без которого я не могу ни жить , ни творить. И еще света, молочного и медового, которым вы вся светитесь: расстегнешь ваше платье - и сразу рассвет. Рассвет, моя радость, моя любовь, мне необходимо насытиться вами. Знаешь... желание, оно не уснуло. Кроткий малыш на подушке - картинка весьма обманчивая. Мои помыслы не так уж невинны. Стоит тебе только положить руку мне на лоб, как я схвачу ее и ты попалась. Будь настороже- я хитер и коварен. Лежу с закрытыми глазами, чтобы придать тебе смелости , но на самом деле. я их только прикрыл и наблюдаю за тобой. Если ты подойдешь к постели слишком близко, обхвачу тебя обеими руками, словно дерево, и не упущу сладких плодов. Любимая, не могу больше молчать, поговорим о другом. Я обещал, что буду говорить тебе все. В прошлый раз я дал тебе понять, что кое-чего опасаюсь, оно и случилось против моей воли. Я же говорил, что у меня непростая жизнь. Случилось путешествие длиною в сутки. Разумеется, я не могу сказать с кем, но могу сказать: случилось. С одной стороны было очень тепло, а с моей - горько и уныло. Грустная комедия. Милая, это случилось не по моей вине. Как уйти , не сделав слишком больно? Я уже многое упорядочил в своей вольной жизни. Хочу быть хранимым и связанным одной тобой. Оставалась последняя неурядица, я считал, что повел себя очень умно, но ко мне прилетели на помощь, приняв молчание за отчаяние. Да творит ваша рука чудеса. Положите ее мне на сердце и умиротворите его, на лоб и дайте немного мудрости. На тело и пусть оно принадлежит вам. Антуан.

IV Любовь моя, пришла отвратительная телеграмма от секретаря канадского посольства, меня примут только в среду, готов повеситься. Не могу больше без тебя. Я в отчаянии, полном, безисходном. Любовь моя, моя любимая, я обрел благодаря тебе покой. Обрел в тебе кров. Обрел доверие, а теперь терзаю ожиданием. Причиняю боль, выматываю. Меня нет с тобой день за днем, я нарушаю все свои обещания, хоть и не по своей воле. Я заслуживаю, чтобы ты обо мне забыла. Заслуживаю, чтобы больше не ждала. Заслуживаю одиночества. А я , хоть и не могу пересечь без визы границу, люблю тебя с каждым днем сильнее. С каждым днем становлюсь все несчастнее. Разучился даже тебе писать. Жестоко увидеть рай и тут же потерять. Очень устал. Антуан.

V Любовь моя, любимая моя, моя любовь, я в таком волнении, в таком отчаянии, что перепутал все каблограммы. Я похож на пьяного, качаюсь из стороны в сторону, не понимаю, зачем, почему. Я все таки пошлю тебе каблограмму, которую собирался послать. Я люблю тебя слишком сильно, сомнений нет. Страдаю всем существом. Я болен от ожидания. Ты мне нужна. Необходима. Как воздух. Как дневной свет. Умоляю вас, когда мы увидимся, обнимите меня. Убаюкайте. Успокойте. Помогите. Мне и так невыносимо, и стало еще невыносимее с тех пор, как со мной сыграли злую шутку, поманив покоем и счастьем, а потом лишив их. Умоляю, любите меня, когда я вернусь. Антуан.

VI Странно, никак не могу тебе дозвониться. А мне хотелось почитать тебе все, что я наработал за последние месяцы. И еще я хотел сказать тебе что-то, что сказать очень трудно. Некоторое время мы виделись очень редко. Думай обо мне, что хочешь, но не обвиняй в равнодушии. Это не так. В Канаде мы ждем с минуты на минуту телеграммы-освободительницы, ждем вдвоем, моя жена, с которой внезапно меня свел случай, и я. Вышло так, что в мое отсутствие она распечатала твою телеграмму, подписанную полным именем. Я не сразу узнал об этом. А когда узнал, почувствовал себя виноватым. Не по отношению к ней (с ней мы давно живем врозь). Я виноват перед тобой. Невыносимо, если вдруг из-за меня поползут компрометирующие слухи. Я едва ли уговорю ее молчать , тем более при таких обстоятельствах. Я клялся всем, чем только можно, старался затемнить смысл телеграммы. Настаивал: "Мы давным-давно не виделись", ссылаясь на алиби( сцены ревности всегда выносил с трудом). Все это отвратительно, мне тяжело писать тебе об этом, дрязги калечат любовь. Глупая, пошлая, дурацкая случайность. Вот я и объяснил тебе причину своей необъяснимой сдержанности. Я ждал передышки. Сто раз собирался сказать тебе об этом. И не решался. Мне было невыносимо стыдно. Неужели я не смогу защитить тебя? Я сказал тебе все. Я хотел все сказать. Мне показалось, что ты замолчала намеренно, и поэтому я не могу дозвониться тебе. Хотя вполне возможно, мне просто не везет. Наверное больше не буду и пытаться. Я никогда не был навязчивым. Уважаю даже то, чего не понимаю. Ну вот, я все написал. Должен был написать. Нелепая планета, нелепые проблемы, нелепый язык. Может быть, есть где-нибудь звезда, где живут просто. Целую тебя с такой тоской. Антуан.

VII Я в дурацком положении. Написал тебе несколько слов, уловив, что-то неощутимое, невесомое как воздух. Вполне возможно, нежданное ощущение обмануло меня. Зато письмо могло внушить тебе мысль, что писать мне домой не стоит. А я, ничего не получив, снова пишу тебе. Я так остро чувствовал твою любовь вопреки всей нескладице жизни, что не могу из-за недоразумения - если оно было - принять молчание. Прошлое письмо не отличалось ясностью и в другом отношении. Речь не шла о необходимости опасаться "моего дома". В "моем доме" вот уже четыре года каждый живет своей жизнью. Если твое молчание - плод моего воображения, я просто дурак. И я все -таки рад, что ничего не утаил от тебя. Я должен был сделать это признание. Я не открещиваюсь ни от чего, что происходит из "моего дома". Если твое молчание не случайность, объясни его. Я не буду оспаривать твое решение, я чту права другого. Все права. Твои - в особенности. Твой ответ будет знаком уважения ко мне. Я не из тех недочеловеков, что, настаивая на своем, засыпают телеграммами и способны замучить до смерти телефонными звонками. Думаю, ты во мне не сомневаешься. Мы с тобой одной породы. Я узнаю своих издалека. Ты тоже верна себе. Думаю, телефонная молчанка не для нас. Будем самими собой. Я настаиваю на объяснении только потому, что для меня нестерпима мысль: ты обижена из-за недоразумения или ошибки. Мы живем в отвратительное время. Всюду грязь, она пятнает каждого. Не могу перенести, что она коснется моего личного. Запачкает. Моя вселенная не от мира сего. Ничто извне не заставит меня изменить мнение о тебе. Если я не смогу смириться с тем, что внешний мир искажает твой внутренний мир, то только потому, что полон глубокой нежности. Потому что в моих глазах до тебя ничто не может дотянуться. Мой друг всегда правее окружающего мира. Я наделил его правом быть независимым. Я дома завтра, в понедельник. Позвони мне между одиннадцатью и тремя. Если ты согласна позавтракать со мной, позвони в 11 и разбуди ( звони подольше, этой ночью я работаю). Позже я, возможно, буду занят. Мы пойдем в спокойное кафе, любое, какое захочешь. Хочу прочитать тебе, что я написал. Мне это необходимо. Если не позвонишь, я останусь со своим недоумением, но никогда больше не потревожу тебя. Причина недоумения проста: честное слово, я понимаю, что жить со мной невозможно, но во всех остальных отношениях я не сделал ни единого движения, не сказал ни единого слова, за которое мог бы краснеть. Держу свои обещания. Не дорожу унижаю того, чем дорожу. Прощаюсь. Сказать больше нечего. Антуан

/материал из инета/ #НаталиВасина