Лев Лурье – известный историк Петербурга.
Он родился в семье историка литературы Якова Лурье и основательницы первой кардиологической реанимации в СССР Ирины Ганелиной, стал кандидатом наук, а в конце 80-х вместе с друзьями основал классическую гимназию – по-прежнему одну из самых престижных гуманитарных школ города.
На этом пути Льва Яковлевича сопровождал футбол: впервые на стадионе он оказался еще в 1960-м. С тех пор «Зенит» всегда был в его жизни.

– Родители относились к футболу с пренебрежением и считали его не слишком достойным делом, но, с другой стороны, были толерантны и расположены выполнять мои пожелания, если они не носили криминального оттенка.
У отца был коллега – Владимир Иванович Малышев, знаменитый историк древнерусской литературы и старообрядчества. У него был приятель Борис Путилов, известный фольклорист. Они ходили на футбол, и меня пускали с ними.
Лет с десяти-двенадцати я ходил на стадион имени Сергея Мироновича Кирова, но далеко не на каждый матч. Тогда еще не было телевизора, а потом, когда он появился, что-то можно было смотреть с комментариями Виктора Сергеевича Набутова, а потом – Геннадия Сергеевича Орлова.

Потом огромное впечатление произвел чемпионат мира 1966 года – по-моему, первый, который у нас показывали по телевизору. После него я сильнее заинтересоваться футболом – доставал еженедельник «Футбол», газету «Советский спорт». В то время было полно цензурных ограничений, поэтому не только я, но и многие мужчины в нашем городе начинали читать «Ленинградскую правду» и «Смену» со спортивного раздела. На этих страницах никто особо на мозги не капал.
С тех пор и пошло: футболом я интересовался то более, то менее интенсивно. Но всегда был в курсе того, что происходило на стадионе имени Кирова, «Петровском», а потом – на «Газпром Арене».

«Зенит» проигрывал, но его все равно любили. Почему?

– В те годы «Зенит» по большей части проигрывал. Это было, конечно, мазохистическое удовольствие: борьба ленинградского Давида с московским Голиафом, в которой Ленинград раз за разом терпел поражение. Но надежда всегда была.
«Зенит» эпохи Садырина и Бурчалкина был важным городским местом. На некоторое время его затмил баскетбольный «Спартак» во главе с Кондрашиным, который стал чемпионом СССР и показывал больший класс. Один раз бронзу завоевал хоккейный СКА, но любовь к футболу в городе не исчезала. На выходе со стадиона после очередного поражения «Зенита» часто звучало: «Обидно, досадно, но ладно-ладно-ладно». Эта речевка во многом и демонстрировала наше отношение к «Зениту». Так относятся к родному, но не очень здоровому человеку.

Несмотря на поражения, команда привлекала к себе – за счет локального патриотизма. Любовь к «своему» и нелюбовь к «чужому»: есть «Спартак», «Динамо», «Локомотив», ЦСКА и «Торпедо» из богатой, зажравшейся Москвы, а есть «Зенит» из нашего бедного, но честного Ленинграда. Каким бы клуб ни был, мы всегда его поддержим.

«Футбол в Петербурге – это всегда вече, а не партсобрание»

– На стадионе ты мог почувствовать себя свободно и проявлять любовь к городу не под надзором начальства. Контроля не было, потому что следить было не за чем: это не антисоветская, антирежимная или антисистемная толпа.
Время отдельных квартир уже наступило, но их было еще не очень много: людям по-прежнему не хватало индивидуального пространства. В городе было невозможно собраться компанией, чтобы выпить или пожарить шашлыки. Баров и кафе тогда почти не существовало, в них было не попасть, или они были какие-то ужасные. А на стадионе можно встретиться с такими же серьезными, ответственными мужиками, как ты, и чувствовать себя в своей тарелке – и без какого-то указующего перста начальства. Свободно кричать: «Судью – на мыло!» То есть ничего сверхъестественного не происходило, но на контрасте с существующей фабрикой по обработке мозгов стадион казался пространством, в котором ты чувствовал себя свободным.
Футбол в Петербурге – это всегда вече, а не партсобрание.

Почему стадион имени Кирова был кратером вулкана

– Стадион Кирова был шумным и огромным – вмещал примерно столько же зрителей, как сейчас «Газпром Арена», если не больше (100 тысяч зрителей, после реконструкции в конце 70-х уменьшилась до 74 тысяч – Спортс). Замечательное архитектурное сооружение, настоящий кратер вулкана: насыпной холм, в центре которого – чаша стадиона.

До 1984-го публика на стадионе Кирова была срезом большинства населения города: рабочие оборонных предприятий, инженеры. Такие взрослые мужики, которые в перерыве открывали специально принесенные из дома чемоданчики, в которых лежали маленькая [бутылка] или поллитра, стаканы и заботливо приготовленные женой бутерброды. Культурно выпивали, как говорится в Ленинграде. Никаких пьяных эксцессов я не видел. И матерились немного. Да и кричали не очень сильно. Но интеллигентной эту публику совершенно точно не назвать. Там собирались рабочие люди, которые по советским меркам неплохо зарабатывали, не пьянствовали и ходили с ребенком на футбол. Прогулка до стадиона имени Кирова – мое первое 7 Ноября без красных знамен и выкрикивания лозунгов.
Это было похоже на поход в баню. Совершенно очевидно, что стадион Кирова был огромным ленинградским пабом, где пересекались люди, объединенные ленинградским духом и любовью к городу. Я вырос в абсолютно демократической среде – без дачи и машины, хотя оба родителя были докторами наук. С детства приучен к отвращению ко всякого рода социальным барьерам, поэтому люди, рядом с которыми я сидел на трибунах, не вызывали ничего, кроме уважения.

Чувства от 1984-го: граффити «Зенит» – чемпион» на всех домах и мода на боление за команду

– 1984-й – это взрыв восторга.
Во-первых, потому что свой тренер – Павел Садырин. Игроком он был такого же типа, что и Семак: атлетически производящий не очень сильное впечатление, не очень быстрый, сухопарый, но довольно агрессивный. Его все называли «Паша Садырин». До его прихода с калейдоскопической быстротой менялись тренеры. И вот пришел Садырин, и так неожиданно стал чемпионом страны. Невероятное ликование.
Ждали какого-то пришествия. Того, что никогда не случалось. Да, мы слышали, что в 1944-м «Зенит» взял Кубок, но с тех пор значимых побед не было. Шестое место считалось огромным достижением. А здесь – вот так сразу. Граффити с надписью «Зенит» – чемпион» появились, кажется, на всех домах. Радость в городе была невероятная.

К 1984-му как раз появились фанаты, которые ездили на выезды, дрались, устраивали шоу. Все это в некотором смысле украшало посещение матчей, но, с другой стороны, представляло некоторую опасность для города, потому что фанаты были довольно агрессивные и разные.

Тогда боление за «Зенит» стало модным. И не такое, которое было распространено в моем поколении или среди людей чуть младше. Мы смотрели, оценивали игру и понимали, почему пока не получается. А модным стало восторженное, почти религиозно-националистическое отношение к тому, что происходит.

В 90-е было не до футбола: с «Зенитом» остались только самые верные

– Дальше – спад. Садырин ушел, и началась довольно мрачная пора 90-х годов, когда «Зенит» вылетел из Высшей лиги впервые за послевоенную историю. До «Петровского» играли непонятно где – то ли на стадионе «Кировец», то ли еще где-то в дебрях Амазонки.
Сами 90-е годы тоже не способствовали болению за что-либо: надо было вертеться, выживать. Интерес упал. Все зрелищные жанры оказались в кризисе: театр, кино, спорт. Поэтому с «Зенитом» остались только самые верные.
Группа фанатов, которая сформировалась в районе 1984-го, нарастала и превращалась в неформальное молодежное движение. Появился «Зенит Интернет Альянс» – одна из первых больших интернет-площадок, где обсуждали клуб.
Так продолжалось до прихода в «Зенит» так называемых «банкиров», когда главой клуба стал Виталий Мутко. С приходом Морозова, а потом Петржелы начался тот блестящий период в истории «Зенита», который мы до сих пор переживаем.

Как воспринимать снос стадиона имени Кирова?

– Конечно, стадион имени Кирова – важное для города сооружение. Жалко, что он был разрушен, но «Газпром Арена» не хуже. Если не быть пуристом, можно сказать, что ничего кошмарного не произошло. Со стадионом явно надо было что-то делать. Выбрали довольно варварский, но с финансовой точки зрения, возможно, абсолютно логичный путь.

Не думаю, что по поводу потери стадиона кто-то сильно жалеет. Это произошло, когда люди беднели, меняли свою участь, и им было не до сохранения памятников – тем более, советских. Не знаю, сколько стоила бы реконструкция стадиона имени Кирова, которая превратила бы его в современный стадион. Все-таки «Газпром Арена» – это суперсовременный стадион, есть и крыша, и выкатное поле, а стадион имени Кирова был абсолютно советским. У нас в городе чуть разрушишь рядовой дом 1878 года постройки – сразу митинг. А это советская архитектура, и она не входила в приоритеты градозащитников.

На «Петровском» болели уже не так, как на стадионе имени Кирова.

– Для меня «Зенит» больше всего, наверное, ассоциируется с «Петровским» – туда я ходил чаще.
После переезда на «Петровский» социальный состав болельщиков поменялся: появилось огромное количество тех, кого болельщики называют «кузьмичами» – относительно состоятельных людей, которые считают, что ходить на футбол так же важно, как на балет в Мариинском театре или в ресторан. Рабочих стало меньше, а среднего класса – больше.

Кроме того, у «Зенита» появилась гораздо более организованная торсида, которая придавала перец и пикантность происходящему. Боление стало менее сдержанным – люди перестали бояться выражать чувства. Не было ничего особенного с точки зрения свободы и несвободы, но стадион окончательно превратился в место, где можно поорать с мужиками, показать, какой ты лихой, как любишь Петербург.

В 2007-м появились другие возможности. Например, в 2008-м болеющий за «Зенит» сын, как и многие мои выпускники, ездили в Манчестер, чтобы понаблюдать за игрой. Это было очень важно: вместе с «Зенитом» люди осваивали Европу. Тучные годы – уровень жизни стремительно рос, появлялось больше возможностей.
Те победы «Зенита» – часть тыквенного латте, магазина «Подписные издания» и баров на улице Рубинштейна. Новые победы для нового поколения.

Почему в Петербурге одна большая команда?

– Думаю, это связано с относительной бедностью города.
У нас существовали «Адмиралтеец», «Трудовые резервы», «Динамо», «Ижорец», но есть такое ревнивое отношение: «Только «Зенит», «Один город – одна команда». Есть даже фанаты, которые вступают в стычки с теми, кто ходит на матчи других клубов, потому что это как бы «разбивает наш единый фронт».

Наверное, Петербург мог бы потянуть еще одну команду – по крайней мере, в Первой лиге. Это как раз дало бы возможность развивать выпускников местных футбольных школ. И на «Петровском» бы играли.

«Зенит» так же важен, как Фонтанка и музей-квартира Пушкина»

– «Зенит» – необходимая часть, ингредиент Петербурга. Как «ПСЖ» – это Париж, а «Барселона» – это Барселона. Часть городской цивилизации, очень важный для города локальный пойнт. «Зенит» для Петербурга так же важен, как Фонтанка, Елагин дворец, музей-квартира Пушкина, Новая Голландия. Большая часть городской идентичности.

Популярность «Зенита» в Петербурге привела к тому, что многие пытаются отдать детей не только в «Смену» или клубную академию, но и в частные футбольные школы, потому что этим видом спорта все интересуются. О футболе всегда можно завести small talk: в любой компании обсудят, почему «Зенит» не забил вот этот момент на 44-й минуте.

В Петербурге были периоды разного отношения к «Зениту»: то рост, то спад интереса. Но команда всегда была частью городской системы ценностей. Сейчас я не вижу большого спада интереса к «Зениту», просто интерес стал чуть слабее. Все-таки команда краснощеких мальчишек, которую придумал Петржела, с ребятами с нашего двора, ушла – теперь в основном конкуренцию выигрывают бразильцы. Наша власть вроде борется с иностранным засильем, но в футболе это не очень работает. Поэтому богатые клубы, понимая, что в Бразилии в целом играют лучше, чем в России, предпочитают покупать бразильцев на вырост. Если Россия будет в изоляции, в футболе произойдет импортозамещение. Но для качества игры это, конечно, гораздо хуже – как и во всех других сферах: качество проигрывает, местные производители выигрывают.

Что «Зенит» дает Петербургу? Ощущение, что можно побеждать Москву

– В последнее время «Зенит» дает петербуржцам ощущение того, что мы – не последний город, что можем побеждать Москву. Это страшно важно для города, потому что между Москвой и Петербургом извечно происходит прохладная война. Для Москвы это не очень важно, там к нам относятся спокойно: «Есть Петербург, Воронеж – много разных городов». А для Петербурга, который потерял столичный статус, в котором люди зарабатывают то ли на треть, то ли наполовину меньше, чем в Москве, это имеет значение.

Не знаю, как сам «Зенит» воспринимает противостояние с Москвой: все-таки мы знаем много случаев, когда игроки переходили в московские команды – Денисов, Быстров, много кто. Но публика всегда жила в этой парадигме: «Спартак» – главный враг, драка болельщиков традиционно сопровождала все игры. Так что ярко выраженный антимосковский оттенок был всегда. В советские времена – тоже. Но тогда противостояние всякий раз было обречено на провал и очередное унижение.

Большой драматический театр мог соревноваться с «Современником», а «Зенит» со «Спартаком» – нет. А сейчас все иначе.

Белые ночи на «Газпром Арене»: финиш чемпионской гонки, 99-летие клуба и концерт

В субботу, 25 мая, на «Газпром Арене» «Зенит» примет «Ростов» в заключительном туре РПЛ. Это главный момент сезона: ключевой матч для итогов чемпионской гонки, в котором команду Сергея Семака устроит только победа.

Впервые в истории стадиона день рождения выпал на день игры. Гостей ждет большая программа (концерт, автограф-сессии с легендами, подарки и многое другое) в честь 99-летия «Зенита» и мероприятия, посвященные победе в Кубке России-1999. Поскольку все больше семей с детьми выбирают для досуга «Газпром Арену», для них работают уникальные развлечения.

Матч начнется в 16:30. «Фан-Променад» откроется за два часа до свистка – в 14:30.