И дверь он запер на цепочку лет
И. Бродский
Впервые я увидел Валентина Петровича в издательстве «Советский писатель»: высокого с военной выправкой, несмотря на то, что ему было уже почти 70.
Элегантно одетого в длинное тёмно-синее кашемировое пальто, опережающее грядущую моду лет на десять, в твидовом английском кепи, которых у него была целая коллекция, ярком мохеровом шарфе.
К этому времени я знал, сколько у него завистников, врагов в писательской среде.
Завистники и враги копились у Валентина Петровича, талантливого и успешного писателя, с 20-х годов, завидовали не только его успеху в литературе, а, прежде всего, успеху в жизни.
Высокий, красивый, элегантный, быстрого ума, работящий − он щедро дарил сюжеты многим писателям. Хотя чаще всего вспоминают случай, связанный с Ильфом и Петровым, с их бестселлерами «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок».
Он не только подарил им сюжет, но и давал советы по ходу работы, и без В.Катаева романы вряд ли так быстро вышли бы и получили прессу и известность.
За этим успехом, безусловно, стоял щедрый В.Катаев.
Писатели завидовали его энергии, вкусу, успеху у женщин, эпатажности, даже его холодильнику, который впервые появился в Москве именно у Катаева, завидовали из-за его жены Эстер − красавицы с французскими корнями.
Я видел его жену в очень зрелом возрасте, в писательской поликлинике, заметьте – не в театре, но с макияжем и от парикмахера.
Глядя на неё, я мысленно процитировал: «Такие женщины похожи на чуть увядшие цветы».
Не зря друг Валентина Петровича земляк-одессит Юрий Карлович Олеша написал повесть «Зависть», наверное, и здесь без совета В.Катаева не обошлось.
Хотя примеров для зависти Олеша и сам мог привести тысячи.
Кстати, Катаев, Светлов, Олеша в молодости очень любили ресторан «Националь».
Для многих может оказаться неожиданной новостью, что Валентин Петрович не только выдающийся романист, но и прекрасный поэт, он и тут следовал за кумиром всей своей жизни И.А.Буниным, который оставил для нас тоже удивительный том поэзии.
В 1919 году И.А.Бунин готовился к эмиграции и, в ожидании парохода, жил в Одессе. Туда, на съёмную дачу, и пришёл к нему Катаев и не только с рассказами, но и с подборкой стихов.
Хочу познакомить вас хотя бы с одним стихотворением Валентина Катаева, чтобы вы почувствовали его поэтическую мощь.
Её глаза блестели косо,Арбузных косточек черней,И фиолетовые косы свободно падали с плечей.Пройдя нарочно очень близко,Я увидал, замедлив шаг, лицо скуластое,Как миска и бирюзу в больших ушах.С усмешкой жадной и невернойОна смотрела на людей, а теньБензиновой цистерны, как время, двигалось за ней.Совсем недавно, один молодой преуспевающий издатель на мой совет издать Катаева и Бунина ответил – нынче они «не формат», устарели, их словесные кружева никому не интересны.
Его я понять могу, он один из тех издателей, кто всю русскую литературу мечтает перевести в комиксы, конечно, «кружева» в комиксах излишни.
А вдруг ему это удастся?
Новое поколение привыкло к телеграфному стилю, который у нас появился только благодаря Эрнесту Хемингуэю. А из первых читателей старика Хэма уже выросло несколько поколений писателей, у которых в предложении больше четырёх-пяти слов не бывает...
Частое появление во многих главах мемуаров имени моего любимого писателя вызвало неожиданный поток писем читателей, благодарных за упоминание Валентина Катаева.
Не отстают от них и те, у которых даже малейшая ссылка на его творчество вызывает раздражение. «Уже достали со своими Буниными и Катаевыми», – вот лейтмотив этих корявых, наспех написанных мне посланий.
Анализируя то или иное письмо, я вдруг убедился, что их авторы никогда не читали ни того, ни другого. Читающим по слогам людям, лишённым ассоциативного мышления, конечно, мои кумиры чужды.
Поэтому вынужден объясниться.
Катаев – писатель настроения, быта и жестоких социальных катаклизмов, пришедшихся на его век. «Уже написан Вертер», «Юношеский роман», «Трава забвения» − яркие примеры тому.
На его долю выпало много войн и потрясений: Катаев – участник Первой мировой войны, воевал храбро, награждён двумя Георгиевскими крестами и орденом Святой Анны четвёртой степени. На той далёкой войне он сильно подорвал здоровье, попав под газовую атаку, получил отравление, чудом выжил.
В 1916 году из-за тяжёлого ранения в бедро его комиссовали с фронта. Он свидетель двух революций, Гражданской войны, войны Отечественной, человек, переживший сталинские репрессии и дождавшийся хрущёвской оттепели – всё это ярко, со знанием дела и запечатлено в его романах.
Его поздние книги – это подробнейшее изложение иллюстраций жизни, увиденные его зорким зрением и сохранённые его феноменальной памятью.
Он не только мастерски, в деталях, описывает жизнь, но и комментирует её по-катаевски, не обходя острые углы.
Я не ученик Катаева – к сожалению, я слишком поздно встретился с ним, чтобы он мог повлиять на меня в самом начале моего пути.
Когда я начал читать романы Катаева, написанные в стиле «мовэ», я уже сам издал десятки книг, и у меня к этому времени сложился свой стиль, своя манера. Я мог только наслаждаться его великолепным слогом и восторгаться умением постоянно менять форму повествования, делать неожиданные повороты в сюжетах.
Владеть такими изобразительными возможностями, как Катаев, я даже не помышляю, поскольку это не манера и этому нельзя научиться, это – другое видение мира, другое многоохватное зрение.
В этом жизнелюб Катаев неподражаем, неповторим, это вам не Хемингуэй с его телеграфным стилем, который не справился с собственной жизнью и алкоголем, загнал себя в творческий тупик и трагически покончил с собой. А вот способности искать для каждой вещи свою форму, свою подачу материала у Катаева можно поучиться, можно что-то перенять.
Он оставил после себя школу, и она открыта для всех, но учиться в ней не каждому дано, слишком высоко поднята планка для учеников, можно нечаянно и расшибиться.
Катаев не только великий стилист, но и кудесник формы, я наслаждаюсь не только его волшебным текстом, но и блестящей формой написания.
Но он, наверное, радует, восторгает только подготовленного читателя, который до Катаева прочитал сотни разных книг.
Катаев – мой кумир в литературе. Оттого, наверное, и у меня всё сущее, описанное в моих произведениях: предметы, вещи, еда, напитки, интерьеры, природа – всё имеет свое имя, название, а не подаётся «общо» − мужчина, женщина, дерево вместо берёзы, тополя и т.д.
Более того, большинству из них, в силу необходимости, я ещё даю объяснения или оценки с предельной категоричностью и субъективностью, свойственной мне. Одним такая манера повествования нравится, и они благодарны мне за обилие деталей.
Конечно, написать: «он был в чёрном костюме» – проще и для писателя, и для читателя. Но мой кумир Валентин Катаев так никогда бы не поступил, одежда его героя всегда дает нам сразу и портрет, и характер.
В мемуарах я уже отмечал два принципа написания прозы, которые советовал Катаев молодым. Первый гласит: пиши, раздевая своих героев донага.
По этому принципу написаны тетралогия «Чёрная знать» и другие мои романы. Что из этого получилось, я уже писал.
Второй принцип: хочешь, чтобы тебя читали, чтобы тебе верили – раздевайся и сам догола, не жалей ни себя, ни тех, кто попал в твое поле зрения.
Следуя этому совету, я и пишу свои мемуары.
Что получилось – узнаем скоро, мои откровения подходят к концу.
Рауль Мир-Хайдаров, 17 февраля 2014г., Испания
*
Рау́ль Мирсаи́дович Мир-Хайда́ров ― российский писатель, автор более 30 книг. Лауреат Литературной премии МВД СССР (1989 год), заслуженный деятель искусств (1999 год), академик РАЕН.
Комментарии 1