Предыдущая публикация
Добродетельный Сальери
Моцарт и Сальери
Всему миру известна эта грустная легенда: несчастный композитор сам себе сочинил погребальную мессу.
Странно одетый незнакомец заказал ему это произведение, но тяжело больной Моцарт понял, что пишет свою лебединую песню. Ворочаясь в жару и сыпи на своем нищенском ложе, он успел набросать последние пару нот, спел несколько тактов «Лакримозы» — и отошел.
ГДЕ ПОКОИТСЯ «НЕЗАСЛУЖЕННЫЙ ПОДАРОК ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ»
Проводить покойного собралось лишь несколько верных друзей, но и они, дойдя до городских ворот, повернули обратно из-за сильной снежной бури. Только одна собачонка следовала за одиноким гробом...
Тело Моцарта опустили в мерзлую землю где-то на кладбище Санкт-Маркс, но ни креста, ни венка — ничего.
Даже вдова не знала, где ее муж обрел последнее упокоение.
Мир и до сих пор этого не знает...
Увы, лишь одно в этой печальной сказке точно известно: что ни один из приведенных в ней фактов не подтверждается документально.
И сегодня Моцарт покоится в сумеречной области слухов, гипотез и неразгаданных загадок.
Однако потомкам до сих пор неймется — они упрямо желают знать, как все было на самом деле: такой человек, как Моцарт, этот, по выражению современника, «незаслуженный подарок человечеству», не может исчезнуть бесследно даже после смерти.
Поэтому уже более двух столетий специалисты, любители загадок и просто досужие сплетники кружат вокруг смертной спальни гения, копаются в письмах и архивах, вопрошают звезды и кофейную гущу.
Их расследованиями и домыслами полны медицинские труды, романы и толстые монографии.
Что убило Моцарта?
То ли это тиф, то ли болезнь Базедова, то ли чахотка, то ли воспаление не то мозговых оболочек, не то мочевого пузыря...
В 1994 году врач Гюнтер Дуда по разным источникам насчитал 79 различных причин смерти Моцарта — в этом списке не хватало разве что пистолета грабителя!
Зато завистник Сальери тоже туда вошел как отравитель гениального коллеги.
Ничего удивительного, что в этом тумане из правды и домыслов мы, потомки, вот уже два века возвращаемся к вопросу — что же, о боги, на самом деле произошло 215 лет назад в доме на венской рауэнтайнгассе 970 в 0.55 ночи 5 декабря 1791 года?
Музыковеды, историки врачи, юристы ломали себе голову, но впервые на роль детектива отважился представитель точных наук, 61-летний математик и статистик из Кельна Людвиг Кёппен.
Его книга «Смерть Моцарта» заинтересовала не одних только музыковедов.
Всему миру известна эта грустная легенда: несчастный композитор сам себе сочинил погребальную мессу.
Странно одетый незнакомец заказал ему это произведение, но тяжело больной Моцарт понял, что пишет свою лебединую песню. Ворочаясь в жару и сыпи на своем нищенском ложе, он успел набросать последние пару нот, спел несколько тактов «Лакримозы» — и отошел.
ГДЕ ПОКОИТСЯ «НЕЗАСЛУЖЕННЫЙ ПОДАРОК ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ»
Проводить покойного собралось лишь несколько верных друзей, но и они, дойдя до городских ворот, повернули обратно из-за сильной снежной бури. Только одна собачонка следовала за одиноким гробом...
Тело Моцарта опустили в мерзлую землю где-то на кладбище Санкт-Маркс, но ни креста, ни венка — ничего.
Даже вдова не знала, где ее муж обрел последнее упокоение.
Мир и до сих пор этого не знает...
Увы, лишь одно в этой печальной сказке точно известно: что ни один из приведенных в ней фактов не подтверждается документально.
И сегодня Моцарт покоится в сумеречной области слухов, гипотез и неразгаданных загадок.
Однако потомкам до сих пор неймется — они упрямо желают знать, как все было на самом деле: такой человек, как Моцарт, этот, по выражению современника, «незаслуженный подарок человечеству», не может исчезнуть бесследно даже после смерти.
Поэтому уже более двух столетий специалисты, любители загадок и просто досужие сплетники кружат вокруг смертной спальни гения, копаются в письмах и архивах, вопрошают звезды и кофейную гущу.
Их расследованиями и домыслами полны медицинские труды, романы и толстые монографии.
Что убило Моцарта?
То ли это тиф, то ли болезнь Базедова, то ли чахотка, то ли воспаление не то мозговых оболочек, не то мочевого пузыря...
В 1994 году врач Гюнтер Дуда по разным источникам насчитал 79 различных причин смерти Моцарта — в этом списке не хватало разве что пистолета грабителя!
Зато завистник Сальери тоже туда вошел как отравитель гениального коллеги.
Ничего удивительного, что в этом тумане из правды и домыслов мы, потомки, вот уже два века возвращаемся к вопросу — что же, о боги, на самом деле произошло 215 лет назад в доме на венской рауэнтайнгассе 970 в 0.55 ночи 5 декабря 1791 года?
Музыковеды, историки врачи, юристы ломали себе голову, но впервые на роль детектива отважился представитель точных наук, 61-летний математик и статистик из Кельна Людвиг Кёппен.
Его книга «Смерть Моцарта» заинтересовала не одних только музыковедов.
Моцарт
По его версии, Моцарт во второй половине последнего года жизни заразился сифилисом и сразу же после появления первых признаков болезни пытался самостоятельно вылечиться препаратами ртути. Эксперимент закончился трагически: композитор сам себя залечил до смерти.
Ничего сенсационного Кёппен не накопал: просто он с дотошностью математика, изучив и проанализировав все существующие документы и свидетельства, расположил их звено за звеном в необычайно убедительную цепочку доказательств и выстроил свою версию по всем правилам криминалистики.
По мысли Кёппена
Композитор, весьма свободный в нравах, подцепил широко распространенную в те годы «болезнь удовольствия» от одной из своих поклонниц либо от женщины лёгкого поведения.
Где-то к середине 1791 года он получил сверхдозу препарата, что имело роковые последствия.
Ключевой фигурой в трагическом сценарии Кёппена становится дипломат и эстет родом из Голландии, барон Готтфрид ван Свитен (1733—1803). Заметная личность в Вене — знаток и ценитель музыки Баха и Генделя, он часто общался и с Моцартом.
Его отец Герард ван Свитен был придворным врачом.
Личный врач императрицы Марии-Терезии, он сделал себе также имя как открыватель препарата на основе ртути.
«Ликвор меркуриалис Свитении» помог борцам с сифилисом спасти жизни 4 880 пациентов — жертв «болезни удовольствия».
Этот спиртовой раствор по недосмотру отца попал в руки Готтфриду, и тот предположительно летом 1791 года «оказывал услуги» заболевшему Моцарту.
Во всяком случае, достойные доверия свидетели утверждали, что композитор уже во время своего пребывания в Праге с конца августа до середины сентября 1791 года «прихварывал, был бледен и грустен и постоянно принимал лекарства».
По его версии, Моцарт во второй половине последнего года жизни заразился сифилисом и сразу же после появления первых признаков болезни пытался самостоятельно вылечиться препаратами ртути. Эксперимент закончился трагически: композитор сам себя залечил до смерти.
Ничего сенсационного Кёппен не накопал: просто он с дотошностью математика, изучив и проанализировав все существующие документы и свидетельства, расположил их звено за звеном в необычайно убедительную цепочку доказательств и выстроил свою версию по всем правилам криминалистики.
По мысли Кёппена
Композитор, весьма свободный в нравах, подцепил широко распространенную в те годы «болезнь удовольствия» от одной из своих поклонниц либо от женщины лёгкого поведения.
Где-то к середине 1791 года он получил сверхдозу препарата, что имело роковые последствия.
Ключевой фигурой в трагическом сценарии Кёппена становится дипломат и эстет родом из Голландии, барон Готтфрид ван Свитен (1733—1803). Заметная личность в Вене — знаток и ценитель музыки Баха и Генделя, он часто общался и с Моцартом.
Его отец Герард ван Свитен был придворным врачом.
Личный врач императрицы Марии-Терезии, он сделал себе также имя как открыватель препарата на основе ртути.
«Ликвор меркуриалис Свитении» помог борцам с сифилисом спасти жизни 4 880 пациентов — жертв «болезни удовольствия».
Этот спиртовой раствор по недосмотру отца попал в руки Готтфриду, и тот предположительно летом 1791 года «оказывал услуги» заболевшему Моцарту.
Во всяком случае, достойные доверия свидетели утверждали, что композитор уже во время своего пребывания в Праге с конца августа до середины сентября 1791 года «прихварывал, был бледен и грустен и постоянно принимал лекарства».
Эскиз для «Волшебной флейты»: Звездный зал во Дворце Царицы Ночи по Карлу Фридриху Шинкелю , 1847–1849, Метрополитен-музеей, Нью-Йорк
Около 20 ноября к ложу больного Моцарта был вызван доктор Томас Клоссет.
Позже он привлек к лечению своего коллегу доктора Маттиаса фон Заллаба, известного специалиста по отравлениям.
Оба они, полагает Кёппен, должны были сразу же определить симптомы сифилиса и назначить необходимое лечение. Письменного заключения они, разумеется, не давали.
Чтобы избежать сплетен и неудобных вопросов, медики не решились положить Моцарта в общедоступную больницу, хотя доктор Клоссет служил там главным врачом.
Единственное, что он мог сделать, это оказать Моцарту «маленькую услугу», которую в подобных обстоятельствах мог получить любой.
«Это была общепринятая практика,— пишет Кёппен,— больному сифилисом ставили безобидный, ничего не говорящий диагноз, с которым он и уходил в последний путь».
В случае Моцарта это была «горячечная лихорадка вследствие простуды».
Странно, однако, что никто из собутыльников Моцарта, из круга живших в Вене его друзей не удивился этому и не обеспокоился.
А семья?
«Создавалось такое впечатление, — дивится автор, — словно все они растаяли в воздухе».
В середине смертной ночи...
...В доме умирающего возникает барон Свитен.
Поставщик отравы должен сплавить усопшего пациента как можно скорее, как можно незаметнее и так, чтобы концов не нашли.
Хотя барон был несметно богат и славился щедростью, здесь он едва решается на похороны по третьему разряду.
Кёппен называет это «ужасающим бессердечием», хотя это был хитрый и обдуманный ход: в подобных случаях труп с признаками отравления навсегда исчезал во рву, где безымянных покойников хоронили штабелями друг на друге.
Ничего похожего на погребение славного коллеги Моцарта, композитора Виллибальда Глюка, который умер за четыре года до Моцарта и был похоронен со всей королевской помпой, на которую только была способна императорская Вена, — нет.
Моцарт лег в яму как безымянный Некто, один бедняга-мертвец среди многих.
Около 20 ноября к ложу больного Моцарта был вызван доктор Томас Клоссет.
Позже он привлек к лечению своего коллегу доктора Маттиаса фон Заллаба, известного специалиста по отравлениям.
Оба они, полагает Кёппен, должны были сразу же определить симптомы сифилиса и назначить необходимое лечение. Письменного заключения они, разумеется, не давали.
Чтобы избежать сплетен и неудобных вопросов, медики не решились положить Моцарта в общедоступную больницу, хотя доктор Клоссет служил там главным врачом.
Единственное, что он мог сделать, это оказать Моцарту «маленькую услугу», которую в подобных обстоятельствах мог получить любой.
«Это была общепринятая практика,— пишет Кёппен,— больному сифилисом ставили безобидный, ничего не говорящий диагноз, с которым он и уходил в последний путь».
В случае Моцарта это была «горячечная лихорадка вследствие простуды».
Странно, однако, что никто из собутыльников Моцарта, из круга живших в Вене его друзей не удивился этому и не обеспокоился.
А семья?
«Создавалось такое впечатление, — дивится автор, — словно все они растаяли в воздухе».
В середине смертной ночи...
...В доме умирающего возникает барон Свитен.
Поставщик отравы должен сплавить усопшего пациента как можно скорее, как можно незаметнее и так, чтобы концов не нашли.
Хотя барон был несметно богат и славился щедростью, здесь он едва решается на похороны по третьему разряду.
Кёппен называет это «ужасающим бессердечием», хотя это был хитрый и обдуманный ход: в подобных случаях труп с признаками отравления навсегда исчезал во рву, где безымянных покойников хоронили штабелями друг на друге.
Ничего похожего на погребение славного коллеги Моцарта, композитора Виллибальда Глюка, который умер за четыре года до Моцарта и был похоронен со всей королевской помпой, на которую только была способна императорская Вена, — нет.
Моцарт лег в яму как безымянный Некто, один бедняга-мертвец среди многих.
Портрет семьи Моцарта работы Жана Батиста Делафосса , 1764 г., Британский музей, Лондон
Уже через несколько часов после кончины Моцарта важный государственный чиновник Готтфрид ван Свитен был затребован ко двору для отчета перед императором Леопольдом II о смерти придворного капельмейстера.
Сразу же после этого доклада Его Величество издал предписание, согласно которому ван Свитен должен был немедленно оставить свой высокий пост председателя комиссии по науке и цензуре.
Почему?
PERSONA NON GRATA
Двор — так оценивает это поспешное увольнение автор книги — не желал никоим образом быть связанным с тайной смерти Моцарта.
Официальная Вена всячески затуманивала обстоятельства кончины капельмейстера двора, заметала следы и затыкала рты.
Гениальный музыкант, умерший от сифилиса, — это была нежелательная фигура, persona non grata.
Все было затушевано, заболтано, скрыто.
Было ли на самом деле это шествие к кладбищу Санкт-Маркс, или Моцарта похоронили совсем в другом месте?
Почему никогда не объявился ни один очевидец этой скорбной процессии?
И почему так долго держался фальшивый миф о страшной снежной буре 6 декабря 1791 года?
Церковь отказала умирающему грешнику в каком бы то ни было последнем утешении, в исповеди.
Не было и положенного вскрытия или хотя бы обследования тела.
Город Вена, в отличие от любившей композитора Праги, не объявил траура, не отслужил мессы.
И собратья Моцарта по товариществу вольных каменщиков — масоны — не озаботились тем, что всегда было для них железным законом: достойным погребением «брата».
Траурное собрание ложи состоялось не через неделю после смерти, как положено, а лишь через четыре месяца.
И Моцарта лишь бегло упомянули, зато прощальное слово было заключено удивительным и странным воззванием к «братьям»: «Чтобы его безвременная смерть послужила нам наисильнейшим побуждением к добродетели».
Многие свидетели и очевидцы последних дней великого гения долгие годы, а то и всю жизнь держали язык за зубами — даже тогда, когда уже писались первые биографические труды о композиторе.
Молчал и доктор Клоссет, хотя он мог бы вполне компетентно высказаться, когда пошли первые слухи об «отравителе» Сальери.
Да и сам склонный к сочинительству барон ван Свитен, переживший Моцарта на 12 лет, нигде в своих записках не удостоил жизнь и судьбу великого современника ни единой строки.
И когда Констанца Ниссен впервые начала поиски могилы своего первого мужа, он к тому времени был мертв уже ни много ни мало семнадцать лет...
И прошло 213 лет
По странному совпадению, именно в двести тринадцатую годовщину смерти Моцарта, 6 декабря 2004 года, после четырех лет «позолоченного изгнания» в окраинном театре Арчимбольдо, возвратился в свое отреставрированное здание в центре Милана знаменитый театр Ла Скала. Событие было отмечено исполнением давно забытой оперы «Узнанная Европа»... Антонио Сальери!
Ничто в мире не обладает такой живучестью, как легенды о злодеях и злодействах.
Даже те, кто не бывал ни разу в жизни в опере, но видел «Амадеуса» Милоша Формана, запомнили Сальери — почтенного дирижера Венской придворной капеллы, возмущенного оскорбительным присутствием при дворе «невоспитанного и вульгарного», но гениального выскочки Моцарта.
Пушкин тоже был увлечен «черно-белым» сюжетом о завистнике, отравившем гения.
Уже через несколько часов после кончины Моцарта важный государственный чиновник Готтфрид ван Свитен был затребован ко двору для отчета перед императором Леопольдом II о смерти придворного капельмейстера.
Сразу же после этого доклада Его Величество издал предписание, согласно которому ван Свитен должен был немедленно оставить свой высокий пост председателя комиссии по науке и цензуре.
Почему?
PERSONA NON GRATA
Двор — так оценивает это поспешное увольнение автор книги — не желал никоим образом быть связанным с тайной смерти Моцарта.
Официальная Вена всячески затуманивала обстоятельства кончины капельмейстера двора, заметала следы и затыкала рты.
Гениальный музыкант, умерший от сифилиса, — это была нежелательная фигура, persona non grata.
Все было затушевано, заболтано, скрыто.
Было ли на самом деле это шествие к кладбищу Санкт-Маркс, или Моцарта похоронили совсем в другом месте?
Почему никогда не объявился ни один очевидец этой скорбной процессии?
И почему так долго держался фальшивый миф о страшной снежной буре 6 декабря 1791 года?
Церковь отказала умирающему грешнику в каком бы то ни было последнем утешении, в исповеди.
Не было и положенного вскрытия или хотя бы обследования тела.
Город Вена, в отличие от любившей композитора Праги, не объявил траура, не отслужил мессы.
И собратья Моцарта по товариществу вольных каменщиков — масоны — не озаботились тем, что всегда было для них железным законом: достойным погребением «брата».
Траурное собрание ложи состоялось не через неделю после смерти, как положено, а лишь через четыре месяца.
И Моцарта лишь бегло упомянули, зато прощальное слово было заключено удивительным и странным воззванием к «братьям»: «Чтобы его безвременная смерть послужила нам наисильнейшим побуждением к добродетели».
Многие свидетели и очевидцы последних дней великого гения долгие годы, а то и всю жизнь держали язык за зубами — даже тогда, когда уже писались первые биографические труды о композиторе.
Молчал и доктор Клоссет, хотя он мог бы вполне компетентно высказаться, когда пошли первые слухи об «отравителе» Сальери.
Да и сам склонный к сочинительству барон ван Свитен, переживший Моцарта на 12 лет, нигде в своих записках не удостоил жизнь и судьбу великого современника ни единой строки.
И когда Констанца Ниссен впервые начала поиски могилы своего первого мужа, он к тому времени был мертв уже ни много ни мало семнадцать лет...
И прошло 213 лет
По странному совпадению, именно в двести тринадцатую годовщину смерти Моцарта, 6 декабря 2004 года, после четырех лет «позолоченного изгнания» в окраинном театре Арчимбольдо, возвратился в свое отреставрированное здание в центре Милана знаменитый театр Ла Скала. Событие было отмечено исполнением давно забытой оперы «Узнанная Европа»... Антонио Сальери!
Ничто в мире не обладает такой живучестью, как легенды о злодеях и злодействах.
Даже те, кто не бывал ни разу в жизни в опере, но видел «Амадеуса» Милоша Формана, запомнили Сальери — почтенного дирижера Венской придворной капеллы, возмущенного оскорбительным присутствием при дворе «невоспитанного и вульгарного», но гениального выскочки Моцарта.
Пушкин тоже был увлечен «черно-белым» сюжетом о завистнике, отравившем гения.
Портрет Антонио Сальери работы Йозефа Виллиброда Мелера, до 1825 г., из книги «Мир Габсбургов»
Кажется, одни только итальянцы не поддались мрачному обаянию этой легенды.
Они и сами много лет слыли по всей средневековой Европе отравителями — вспомнить хотя бы Лукрецию Борджиа или Екатерину Медичи! — да к тому же музыка всегда была для них важнее.
Никто и не подумал переименовывать виа Сальери, крошечную, в сто шагов улочку в Милане.
Здесь, в районе Ламбрате, Антонио Сальери присутствует в кругу своих знаменитых собратьев по искусству.
Улицы здесь носят имена Луиджи Керубини, Гаспаре Спонтини, Доменико Чимарозы, Джованни Паизиелло, Никколо Пуччини, целого созвездия творцов итальянской оперы XVIII века — и кстати, яростных конкурентов Сальери.
А в Леньяго, родном городке композитора в провинции Верона, где он родился 18 августа 1750 года, многие места до сих пор носят имя Сальери — прежде всего театр, перестроенный в 1999 году.
Родной дом Сальери не сохранился, но старые деревянные ворота можно увидеть с одной стороны музея Фьорони, в экспозиции которого Сальери отдано много места.
САЛЬЕРИ, ДРУГ ГЛЮКА
В Леньяго многообещающего шестнадцатилетнего «студенте ди музика» заметил и «усыновил» чешский музыкант Флориан Леопольд Гассман, который увез его с собой в Вену.
Отсюда было уже недалеко до знакомства с Кристофом Виллибальдом Глюком, бессмертным автором «Орфея и Эвридики».
Маэстро выслушал мальчика, для забавы спел с ним дуэтом и впоследствии часто делал по отношению к нему великодушные жесты.
Так в 1778 г, когда миланская Ла Скала обратилась к Глюку с просьбой написать оперу к торжественному открытию, которое должно было состояться в августе, Глюк, занятый другими делами, предложил вместо себя 28-летнего Сальери.
Так родилась «Узнанная Европа» (речь идет не о той объединенной, о которой сейчас столько разговоров, а о красавице из греческой мифологии).
Сальери, невзирая на жару, отлично справился, заделав грандиозное зрелище, в котором участвовали 36 конных воинов, и все прошло блестяще.
Кажется, одни только итальянцы не поддались мрачному обаянию этой легенды.
Они и сами много лет слыли по всей средневековой Европе отравителями — вспомнить хотя бы Лукрецию Борджиа или Екатерину Медичи! — да к тому же музыка всегда была для них важнее.
Никто и не подумал переименовывать виа Сальери, крошечную, в сто шагов улочку в Милане.
Здесь, в районе Ламбрате, Антонио Сальери присутствует в кругу своих знаменитых собратьев по искусству.
Улицы здесь носят имена Луиджи Керубини, Гаспаре Спонтини, Доменико Чимарозы, Джованни Паизиелло, Никколо Пуччини, целого созвездия творцов итальянской оперы XVIII века — и кстати, яростных конкурентов Сальери.
А в Леньяго, родном городке композитора в провинции Верона, где он родился 18 августа 1750 года, многие места до сих пор носят имя Сальери — прежде всего театр, перестроенный в 1999 году.
Родной дом Сальери не сохранился, но старые деревянные ворота можно увидеть с одной стороны музея Фьорони, в экспозиции которого Сальери отдано много места.
САЛЬЕРИ, ДРУГ ГЛЮКА
В Леньяго многообещающего шестнадцатилетнего «студенте ди музика» заметил и «усыновил» чешский музыкант Флориан Леопольд Гассман, который увез его с собой в Вену.
Отсюда было уже недалеко до знакомства с Кристофом Виллибальдом Глюком, бессмертным автором «Орфея и Эвридики».
Маэстро выслушал мальчика, для забавы спел с ним дуэтом и впоследствии часто делал по отношению к нему великодушные жесты.
Так в 1778 г, когда миланская Ла Скала обратилась к Глюку с просьбой написать оперу к торжественному открытию, которое должно было состояться в августе, Глюк, занятый другими делами, предложил вместо себя 28-летнего Сальери.
Так родилась «Узнанная Европа» (речь идет не о той объединенной, о которой сейчас столько разговоров, а о красавице из греческой мифологии).
Сальери, невзирая на жару, отлично справился, заделав грандиозное зрелище, в котором участвовали 36 конных воинов, и все прошло блестяще.
«Последние мгновения Моцарта», Арман Матье-Доре, 1888 г., Институт искусств Чикаго
Его большой удачей, позволившей пробиться сквозь толпу многочисленных конкурентов, была благосклонность императора Иосифа II Габсбурга, который придавал музыке большое значение в искусстве правления.
Времена были такие, что тот, кто хотел заниматься музыкальным театром, должен был иметь влиятельного покровителя — лучше всего, конечно, императора.
Сальери никогда об этом не забывал.
Показательный пример: однажды, будучи в Неаполе, он получил соблазнительное предложение и попросил у императора разрешения продлить свою «командировку». Ответ, переданный через придворного, был совершенно ледяным:
«Если он чувствует себя лучше там, чем здесь, может оставаться там навсегда».
Сальери мгновенно вернулся в Вену, и вместо того чтобы представиться в покоях императора, как того требовало его положение придворного капельмейстера, явился в приемную для просителей, словно был одним из них.
Но он был прав: в смирении перед власть имущими лучше переборщить...
Зато покровительство Иосифа Второго помогло ему даже в таком личном деле, как женитьба.
Его собственный рассказ об «ангеле, которого небо назначило мне в спутницы», мог бы сопровождаться звуками арфы, так он был возвышенно романтичен.
Среди девушек-воспитанниц монастыря Сан-Лоренцо он приметил одну — «стройную, выше остальных, одетую в розовую тафту».
Он последовал за ней и нашел способ заговорить.
Девушка-ангел, Тереза фон Хеферсдорфер, дочь «высокопоставленного и уважаемого» отца, не знала Антонио, но слышала о молодом придворном музыканте.
Она ответила на его чувства, оставалось лишь получить согласие опекуна. В ту же неделю Антонио почти экспромтом пригласил к себе почтенного старца.
Тут история из романтической становится похожей на комический сюжет оперы-буфф. Оказывается, опекун девушки — в точности дон Бартоло из «Севильского цирюльника»! — сам питает брачные надежды.
Он заявил Сальери, что его положение при дворе не гарантирует дохода, достаточного для будущей семейной жизни.
Однако вмешался император, повысил ему плату, и опекуну оставалось только сдаться.
Брачный союз, по словам самого Сальери, оказался на редкость счастливым.
Правда, ходили слухи, что у маэстро был роман с оперной дивой по имени Катарина Кавальери, но в театре это было обычным делом.
НАРУШИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ
Когда в жизнь венского двора ураганом ворвался Моцарт, ситуация стала напряженной.
Моцарт не зря жаловался, что «для императора существует один Сальери».
Когда нужно было давать уроки фортепиано невесте эрцгерцога Франца, внука императора Иосифа, был выбран Сальери.
Это можно было понять — уж Моцарт не стал бы жаться в прихожей для просителей!
Его «невоспитанность и вульгарность» были контрастом с безупречным поведением Сальери.
Однако менее понятно, почему за одно представление, где Моцарт был автором первой части, а Сальери второй, первый получил 50 дукатов, а второй вдвое больше.
За примерное поведение?
Но не только власть следует винить.
Прости им бог, но по всей Европе в 1778-м и последующие годы все театры гонялись за списками партитуры оперы Сальери «Аксур» (поднимите руку, кто хоть раз ее слышал!), в то время как «Дон Жуану» не аплодировали!
Хотя глубина и многоплановость этой великой оперы даже такого мастера, как Рикардо Мути, приводит в отчаяние из-за невозможности исполнить ее на уровне, достойном этого шедевра.
Его большой удачей, позволившей пробиться сквозь толпу многочисленных конкурентов, была благосклонность императора Иосифа II Габсбурга, который придавал музыке большое значение в искусстве правления.
Времена были такие, что тот, кто хотел заниматься музыкальным театром, должен был иметь влиятельного покровителя — лучше всего, конечно, императора.
Сальери никогда об этом не забывал.
Показательный пример: однажды, будучи в Неаполе, он получил соблазнительное предложение и попросил у императора разрешения продлить свою «командировку». Ответ, переданный через придворного, был совершенно ледяным:
«Если он чувствует себя лучше там, чем здесь, может оставаться там навсегда».
Сальери мгновенно вернулся в Вену, и вместо того чтобы представиться в покоях императора, как того требовало его положение придворного капельмейстера, явился в приемную для просителей, словно был одним из них.
Но он был прав: в смирении перед власть имущими лучше переборщить...
Зато покровительство Иосифа Второго помогло ему даже в таком личном деле, как женитьба.
Его собственный рассказ об «ангеле, которого небо назначило мне в спутницы», мог бы сопровождаться звуками арфы, так он был возвышенно романтичен.
Среди девушек-воспитанниц монастыря Сан-Лоренцо он приметил одну — «стройную, выше остальных, одетую в розовую тафту».
Он последовал за ней и нашел способ заговорить.
Девушка-ангел, Тереза фон Хеферсдорфер, дочь «высокопоставленного и уважаемого» отца, не знала Антонио, но слышала о молодом придворном музыканте.
Она ответила на его чувства, оставалось лишь получить согласие опекуна. В ту же неделю Антонио почти экспромтом пригласил к себе почтенного старца.
Тут история из романтической становится похожей на комический сюжет оперы-буфф. Оказывается, опекун девушки — в точности дон Бартоло из «Севильского цирюльника»! — сам питает брачные надежды.
Он заявил Сальери, что его положение при дворе не гарантирует дохода, достаточного для будущей семейной жизни.
Однако вмешался император, повысил ему плату, и опекуну оставалось только сдаться.
Брачный союз, по словам самого Сальери, оказался на редкость счастливым.
Правда, ходили слухи, что у маэстро был роман с оперной дивой по имени Катарина Кавальери, но в театре это было обычным делом.
НАРУШИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ
Когда в жизнь венского двора ураганом ворвался Моцарт, ситуация стала напряженной.
Моцарт не зря жаловался, что «для императора существует один Сальери».
Когда нужно было давать уроки фортепиано невесте эрцгерцога Франца, внука императора Иосифа, был выбран Сальери.
Это можно было понять — уж Моцарт не стал бы жаться в прихожей для просителей!
Его «невоспитанность и вульгарность» были контрастом с безупречным поведением Сальери.
Однако менее понятно, почему за одно представление, где Моцарт был автором первой части, а Сальери второй, первый получил 50 дукатов, а второй вдвое больше.
За примерное поведение?
Но не только власть следует винить.
Прости им бог, но по всей Европе в 1778-м и последующие годы все театры гонялись за списками партитуры оперы Сальери «Аксур» (поднимите руку, кто хоть раз ее слышал!), в то время как «Дон Жуану» не аплодировали!
Хотя глубина и многоплановость этой великой оперы даже такого мастера, как Рикардо Мути, приводит в отчаяние из-за невозможности исполнить ее на уровне, достойном этого шедевра.
Моцарт на смертном одре в сопровождении его жены Констанции. Масло Уильяма Джеймса Гранта. 19 век
Недавнее широко отпразднованное 250-летие Моцарта снова вернуло нас к тайне его смерти.
Двадцать первый век поумнел, и мрачный ореол злодейства вокруг имени Сальери понемногу развеивается.
Как писал один из его друзей,
«если у него и был яд, то лишь в душе. Он хранил по отношению к Моцарту молчание, которое могло быть вызвано ревностью к успехам соперника... но это еще не повод пятнать смертельным подозрением имя человека, достойного всяческого уважения».
Сальери, известный композитор и учитель таких знаменитостей, как Бетховен, Шуберт, Лист, умер в 1825 году, и призрак Моцарта являлся ему в предсмертном бреду.
Быть может, теперь «дело Сальери» вновь откроют — но не любители детективов, а музыканты.
И мы услышим и «Аксура», и «Данаид», и другие его произведения.
И «виа Сальери» в истории музыки станет длиннее еще на много шагов.
Недавнее широко отпразднованное 250-летие Моцарта снова вернуло нас к тайне его смерти.
Двадцать первый век поумнел, и мрачный ореол злодейства вокруг имени Сальери понемногу развеивается.
Как писал один из его друзей,
«если у него и был яд, то лишь в душе. Он хранил по отношению к Моцарту молчание, которое могло быть вызвано ревностью к успехам соперника... но это еще не повод пятнать смертельным подозрением имя человека, достойного всяческого уважения».
Сальери, известный композитор и учитель таких знаменитостей, как Бетховен, Шуберт, Лист, умер в 1825 году, и призрак Моцарта являлся ему в предсмертном бреду.
Быть может, теперь «дело Сальери» вновь откроют — но не любители детективов, а музыканты.
И мы услышим и «Аксура», и «Данаид», и другие его произведения.
И «виа Сальери» в истории музыки станет длиннее еще на много шагов.
04:27
Галина МАЗАНОВА
Следующая публикация
Нет комментариев