Много лет лет прошло с того дня, когда я последний раз отдал честь флагу корабля и навсегда распростился с флотом. Многое изменилось с той славной поры, когда я гордо назывался подводником-североморцем: женитьба, рождение детей, истерия перестройки, припадки гласности, «прелести» эпохи недоразвитого капитализма, обретение независимости… Жизнь пошла с места в карьер. Казалось бы, какие тут сантименты? Живи сегодняшним днем, почаще думай о завтрашнем. Прошлое пусть остается в прошлом! Но как можно забыть свой корабль, на котором пройдена не одна тысяча миль, который знаком тебе от киля до клотика? Как забыть ребят, с которыми делил все: от окурка до глотка воздуха? Странная все-таки штука – человеческая память. До чего же избирательно действует! Я могу полдня искать очки, которые сам же вчера куда-то засунул. И в то же время я хорошо помню каждый трапик, каждую выгородочку, каждый лючок. Я до сих пор помню свои действия при аварийной тревоге и свое место по боевому расписанию при срочном погружении. Иногда мне кажется, что я и сейчас мог бы выйти в море в своей прежней должности. Увы, это невозможно. И не только потому, что живу я теперь в другом государстве – в марте 2002 года РПК СН «К-447» совершил свой последний выход в море и был отправлен на утилизацию. Порезали на иголки… Впрочем, это уже личное. Вы спросите, а с чего это ты так расчувствовался, парень? Дело в том, что друзья подарили мне компакт-диск с фильмом «72 метра». Если вы хотите получить представление о службе подводников, не смотрите старые советские фильмы, в которых центральной фигурой всенепременнейше является замполит. Тем более не смотрите американских подводных триллеров наподобие «К-19». Ничего, кроме горького смеха, они вызвать не могут. Посмотрите «72 метра»… Я же хочу поделиться некоторыми эпизодами своей службы на флоте. Сразу предупреждаю: если вы ждете ужастиков, лучше сразу закройте страницу – ничего этого не будет. «Цирк», именуемый на флоте военно-морским кабаком, начался уже в поезде, увозящем нас в далекий Ленинград. Старший нашей группы, капитан 3 ранга, упился до положения риз и потерял всякий политико-моральный облик, лишь только вдали исчезли последние огоньки Чернигова. Он так и провалялся до самого Питера, приходя в сознание только для принятия очередной дозы. Его помощник, старшина 1-й статьи, не отставал от старшего товарища, но не вырубался – неуемная флотская удаль требовала выхода, за что и поплатились дверь и окно в тамбуре. Мы же, предоставленные сами себе, тоже пили, закусывали, бродили по вагону с дикими воплями «лево руля», «право на борт», «отдать якорь» и т.п., представляя себя эдакими морскими волками, а на самом деле напоминая веселую пиратскую ватагу: пьяные, наглые, оборванные (дома знатоки предупреждали – «старики» все отберут, одевайся похуже). Сразу скажу – по прибытии в полуэкипаж на Красной Горке всю одежду нас заставили отправить домой. На полуэкипаже цирк продолжился: нам выдали форму. Мне, например, 54-й размер, 4-й рост, притом, что я носил 48-3! Если с брюками вопрос еще решался: подвернул да потуже застегнул ремень, то с голландкой была просто беда: вырез доходил мне до пупка, а погоны висели по бокам, как эполеты князя Болконского! К тому же при каждом движении она норовила съехать с плеч и превратиться во что-то среднее между смирительной рубашкой и шотландской юбкой! Пришлось ушить вырез до разумных пределов (больше ничего ушить не разрешили, так и ходили чучелами всю учебку). Из учебки наиболее запомнилось ощущение постоянного голода: молодой организм требовал свое, а нормы довольствия рассчитывались, судя по всему, на грудных младенцев. Выход нашли простой: после ужина командировали на камбуз одного человека (им почему-то всегда оказывался вечно голодный паренек из Гусь-Хрустального по кличке Солнышко), и он приволакивал полную противогазную сумку хлеба. Разумеется, был и буфет, но много ли разгуляешься на 3.60? Надо отдать должное, учили нас хорошо, даже ДЭУ (действующая энергетическая установка) была, только работала она не от реактора, а от обычной котельни. Навсегда запомнились занятия по ЛВП (легководолазной подготовке). Первое же погружение добавило седины в мою коротко стриженую голову: не успел погрузиться на дно бассейна, как в СГП (спасательный гидрокомбинезон подводника) начала поступать вода! Конечно, и глубина там всего 5 метров, и трос есть страхующий, и опытные инструктора наверху стоят, но попробовали бы вы мне тогда это объяснить! В общем, вытащили меня на веревке, как лягушку на леске, закрутили потуже клапан и – вперед с песнями! Что еще в учебке запомнилось, так это первый поход в баню. Во-первых, это был первый выход в город (а в Кронштадте есть на что посмотреть), во-вторых… Когда мы закончили мыться, нам выдали свежее белье – батюшки светы! Вот оно, обещание знатоков: тельняшки – как после боя изорванные, трусы – будто в них гранату завернули и чеку выдернули, носки – промолчу. Но волновались мы зря, приехавшие за нами «покупатели» проверили все самым дотошным образом, и уехали мы на Север как новые копейки. А о том, что было там – в следующем рассказе. Чем ближе подходил срок окончания учебки, тем сильнее рвались мы на флот, на настоящие боевые корабли. Сама мысль о том, что тебя могут оставить в учебке, командовать такими же салагами, какими мы были полгода назад (да, положа руку на сердце, и продолжали оставаться), приводила в ужас! Нет страшнее для моряка слова «бербаза» – ты носишь морскую форму, а море видишь только с берега. Забегая вперед, скажу: даже попав на флот, один из наших ребят все-таки не избежал сей печальной участи – оставшиеся 2,5 года он прослужил в штабе дивизии. Боже, как он нам завидовал! Но это так, лирика, чтобы вы поняли наше состояние, когда наконец явились «покупатели». Прием-передача личного состава много времени не заняла, прощание с остающимися (двое поступали в военно-морское училище, один предпочел учебку тяготам флотской службы), старшинами, мичманами и офицерами, и вот – снова поезд, увозящий нас все дальше и дальше на север. Поездка чем-то напоминала путь полугодичной давности из Чернигова в Кронштадт: та же неизвестность впереди (подводник-то подводник, а на какой корабль попадешь? Да и попадешь ли вообще?), незнакоыме пейзажи за окном... Впрочем, пейзажи в скорости перестали нас интересовать. Вот только в этот раз сильно разгуляться нам не дали, но «погладить дорожку» мы все же умудрились. А все дело в том, что наши провожатые то ли не обратили внимания, то ли просто не захотели его обращать на «пятую колонну» в лице проводниц: «Мальчики! Печенье, вафли, курица…» – а в корзинке под печеньицем, вафельками и курочкой – бутылочки с беленькой! Конечно, морячки народ небогатый, но ко многим из нас перед выпуском родные приезжали (как же, дитятко за кудыкины горы, в Заполярье ссылают!) и, ясное дело, «захребетные» оставили. А много ли надо матросику, полгода пива не пробовавшему? Наконец, не мытьем так катаньем, очередной полуэкипаж, теперь в Североморске. По сравнению с ним Красная Горка стала казаться раем земным: весь день на плацу, питание – гаже некуда, да еще бог весть во сколько смен: завтракали в 4.00, а ужинали после 24.00. И так почти неделю. А вот и распределение – Кольский полуостров, поселок Гремиха. Хм... Гремиха... Ху из Гремиха? Хотя - какая разница, главное - знаем куда! Радовались, как дети малые. Не слышали тогда, глупые, флотской шутки: «Если весь Кольский полуостров принять за задницу, то Гремиха – самое ТО место». Когда молодым офицерам на распределении предлагали Гремиху, они старались откреститься от такого «счастья» всеми правдами и неправдами. Тогда им на выбор – Йоканьгу! Офицер на радостях соглашался, не зная, что Йоканьга… всего лишь старинное название Гремихи! Впрочем, условия для офицеров там действительно не из лучших. Нам, матросам, казарма – дом родной, но ведь и молодые мичмана с офицерами тоже с нами живут, в казарме, в четырехместных кубриках! Все это гордо именуется офицерским общежитием, но им-то от этого не легче! Да и климатические условия оставляют желать лучшего, у нас шутили: в Гремихе ветер куда ни дует – все время в морду. В царские времена туда ссылали политкаторжан, есть даже памятник – землянка, обложенная человеческими черепами. Но, как бы там ни было, Гремиха так Гремиха. Отправлялись мы из Североморска поздно вечером. Надо сказать, что в радиусе 400 километров от Гремихи нет никакого жилья, и никакие дороги туда не ведут, ни шоссейные, ни железные. Путей остается два: морем или по воздуху. Воздушный отпадает сам собой – только вертолет по спецзаданию. Морской – теплоход «Вацлав Воровский» раз в четверо суток, да и тот из Мурманска. Но на флоте для таких случаев существует безотказное средство – БДК (большой десантный корабль). Вот его-то нам и предоставили!

А во время погрузки я впервые увидел северное сияние. Поначалу даже и не понял, что это, принял за отсвет фонаря. Матросы с БДК объяснили. Я смотрел, как завороженный! Оно и впрямь завораживает, знаете, как костер – смотришь-смотришь и оторваться не можешь… Представьте себе огромную, легкую, словно воздушную занавеску, подвешенную неравномерными зигзагами прямо над головой.    И вот эта занавеска колеблется, словно под легкими порывами ветра, а за ней со свечами в руках бегает множество людей, и от этого по занавеске в разных направлениях перемещаются светлые полоски разной ширины и интенсивности. Они то пересекаются и бегут дальше своей дорогой, то сталкиваются, словно мячики, и разбегаются в разные стороны…   Потом я видел множество сияний, более ярких, более красочных, но это, первое – блеклое, одних зеленых оттенков, стало мне словно родным, и его я не забуду до конца своих дней… …Наконец, мне захлопнули рот, развернули в сторону трапа и легонько наподдали коленкой под зад – пора на борт! Разместили нас, естественно, как БТРы и танки – в грузовом трюме. Каюты личного состава и кубрики десанта – офицерам и старшинам. Ну да мы особо в обиде не были: новая неизвестная жизнь, в которую мы вступали, захлестнула обилием впечатлений. Разбились группками по знакомствам, выбрали место посуше (в трюме то там, то сям гуляла вода) и – отдыхать, впереди многочасовый переход. Одно плохо: с едой нас объегорили - вместо положенного в таких случаях сухпайка выставили несколько мешков морских сухарей. Вы пробовали морские сухари? Нет? Повезло вам. Это не соленые сухарики к пиву – здоровенная краюха черного хлеба толщиной в два пальца, засушенная до состояния разбивания кувалдой. Вообще-то их можно размачивать в кипятке, только где его взять? Вот и грызли мы их, чуть ли не обламывая зубы, и казалось нам, что ничего вкуснее мы в жизни не пробовали.

…Прорявкал ревун – Гремиха! Выгрузились мы из БДК - батюшки светы! Наверняка ногие из нас вспомнили Остапа Бендера с его "мы чужие на это празднике жизни". Назвать праздником то, что мы увидели нельзя было даже с большой натяжкой: серое унылое море, серые унылые сопки, серые дома, даже люди поначалу показались серыми и унылыми... Мог ли я тогда предполагать, что навеки полюблю этот суровый, но неповторимый край, что и спустя много лет мне будут снится "серые унылые" море и сопки? Но унывать и грустить было некогда - нас повели в казарму: стандартную пятиэтажку, коих немало понатыкано на просторах бывшего СССР. Только вот эти стандартные строения оказались не совсем приспособленными (точнее, совсем не приспособленными) к условиям Заполярья - зимой на подоконнике до половины окна лежал снег. С внутренней стороны. Возожно высокое начальство решило, что тягот и лишений воинской службы у подводников маловато? Кто знает лихой ход чиновничей мысли? Как нас распределяли по экипажам, рассказывать и не стоило бы - обычная флотско-бюрократическая рутина, если б не одна "пикантная" подробность - это была суббота. А что делает в субботу каждый уважающий себя экипаж? Правильно - большую приборку! Нас, за неимением другого места, расположили на экипаже контр-адмирала Ефимова, чем местные морячки не преминули воспользоваться - вылизали мы им казарму, шо блестела, как котовы яйца. В оправдание ребят скажу: никто не гнобил, не гонял, просто помогли их молодежи. Кстати, к слову. На флоте нет духов, черпаков, дедушек и т.д. Флотская "табель о рангах": - до полгода - карась; - от пол года до года - оборзевший карась; - до полутора - борзой карась; - до двух - полторашник; - до двух с половиной - подгодок; - до трех - годок; - ну и свыше - гражданский. Согласно этой табели, на уборках херачат все, вплоть до полторашников. Те тоже не гуляют - коечки перезаправляют и т.д. Типа - косметический ремонт. Подгодки иногда появляются из курилки, наблюдая за порядком, ну и чтоб кто постарше не особо борзел и не гнобил молодежь. Ну а после - сплошная лафа! Офицеры и мичмана (кстати, на флотском жаргоне мичман - сундук, но мы своих так не называли - уважали) разбрелись по домам, оставшиеся в "офицерско общежитии" не обращали на нас ровным счетом никакого внимания, дежурный по команде также удалился к ним и мы были представлены сами себе в прямом смысле этого слова. А что делать морячку в славной Гремихе? В самоход не пойдешь - некуда, "самоход" начинается сразу за входной дверью казармы, т.е. я хочу сказать, что территории воинской части в обычном понимании в Гремихе не было - никаких заборов, КПП и и т.д. и т.п. Ограждены только пирсы, да и то обычной сеткой "рабица" с несколькими рядами колючки наверху, ни дать ни взять - садовый участок. Из всех доступных нам развлечений самым популярным было кино. Кино... Кино у подводников 41-й дивизии... На каждом экипаже имелась своя киноустановка - "Украина" и свой киномеханик.И после окончания большой приборки в субботу и все воскресенье мы смотрели кино. Накануне киномеханик получал на базе пару-тройку фильмов, мы их быстренько просматривали, потом менялись с другими экипажами (11 наших, плюс 4-5 третьей дивизии, плюс несколько кораблей бригады ОВРа) и смотрели, и смотрели и смотрели... А в понедельник нас распределили по кораблям и наконец-то свершилось – мы убываем на СВОЙ корабль (на флоте никто никуда не идет, на флоте – убывают). Перед этим мы его уже видели из окна казармы, и до него казалось, было совсем недалеко, каких-то минут 5 ходу. Но только казалось. Дело в том, что Гремиха расположена на сопках, и дорога напоминает горный серпантин, поэтому путь может быть очень обманчивым – до того, что казалось близким, можно идти полдня, а до вроде бы очень далекого – всего лишь полчаса. Вот и до корабля было более часа ходу. Вид его меня просто ошеломил! Разумеется, после учебки я знал его технические характеристики: длину, ширину, водоизмещение и прочая, и прочая… Был даже на подводной лодке, маленькой, дизельной. Но то, что я увидел!.. Стало даже жутковато – такая махина! Поднялись по сходням на борт (не забыв, разумеется, отдать честь флагу), потом – в ограждение рубки, по трапу на мостик и – в люк. Со временем я научился слетать по верхнему трапу в мгновение ока, как говорится, «сваливаться». Первый же раз, по меткому выражению писателя-мариниста Александра Покровского, я полз, как беременная каракатица по тонкому льду. Путь в мой восьмой отсек напоминал путь на корабль: казалось бы, иди прямо – и придешь. Не тут-то было! Вверх, вниз, влево, вправо. Немудрено и заблудиться! Потом я проходил этот путь, даже не замечая его, но это было потом, с обретением опыта, когда все движения были отработаны до автоматизма, а пока… Пока я переваливался через переборочные двери, как все та же беременная каракатица. Хочу сказать, что искусство (именно искусство!) прохода переборочных дверей не так просто, как может показаться на первый взгляд. Почему-то человек, если ему необходимо пролезть в какую-то дыру, обязательно сует туда голову, абсолютно не задумываясь о том, что имеет шанс получить по ней чем-нибудь, хотя бы той же переборочной дверью!

Через переборочные двери так не ходят: сначала нога, потом туловище, и только потом – драгоценная головушка. А опытные моряки хватаются одной рукой за кремальеру (это ручка такая для герметизации двери), второй – за обрез люка, прыжок ногами вперед – и ты уже в соседнем отсеке! Но вот я уже в восьмом. Сначала – пульт ДЭУ. Мама дорогая, неужели мне когда-нибудь удастся разобраться в этом хитросплетении сигнальных лампочек, выключателей, переключателей, краников, клапанов и прочей светотени?! На мгновение захотелось на берег, на свинарник… Но отступать некуда, придется разбираться. Дальше – машинное отделение. Снова вертикальный трап, снова беременная каракатица и… Ух ты! Турбина, редуктор, турбогенератор, способный снабдить электропитанием городишко средних размеров, огромные маховики ходовых клапанов, не менее огромные кондиционеры, которые чья-то умная головушка разместила прямо над проходами. Сколько раз в походе во время шторма я пересчитывал их головой! Но без них нельзя: во время режима «Тишина», когда все лишние механизмы отключаются (в том числе и кондиционеры), температура в отсеке поднимается – куда твоей Сахаре! Но это все потом, а пока мечта молодого матроса – трюм. Да-а, унылое зрелище… Подумалось – неужели это все мое? Конечно, не все, но в первые месяцы службы – в основном. Много чего там понатыкано, способного неимоверно «обрадовать» моряка. А так, вообще-то, ничего, трюм как трюм. Смущало только то, что в самое ближайшее время необходимо было изучить размещение всех механизмов не хуже собственного лица, чтобы в любой момент ты мог найти любой клапан, любой кингстон или насос в кромешной темноте и не раскроить себе голову о стоящий рядом. А называлось это изучение сдачей зачета на самоуправление боевым постом. О, что это за зачет! Мне потом пришлось сдавать несметное количество самых разных зачетов, но этот… Вам выдают две «простынки»: на одной десятка три вопросов по общекорабельным системам, на другой – столько же по личному заведованию. И вы начинаете изучать… Делается это так. Допустим, мне нужна масляная система АТГ. Я ползу в трюм, нахожу нужную цистерну, насос и ползу по трубопроводу. Вдруг, что за черт, – дорогу мне преградил другой трубопровод, и переползти его никак! Ставлю фонарик на «мой» трубопровод и зигзагами обползаю преграду. Нахожу по свету фонарика «свой» и ползу дальше. А потом, изучив, подхожу к нужному офицеру и рассказываю ему, что узнал, благоразумно опуская попутные «приключения» – он сам знает, он тоже ползал. Без этого нельзя, иначе перед боевым номером на кармашке робы будет красоваться позорный «0», говорящий о том, что ты все еще не подводник. Как, скажете вы, и тут еще нет? Увы, еще нет. Подводником делает море, первое погружение. Первый выход в море, первое погружение – с чем их сравнить? Трудно сказать. Мой любимый писатель А. Покровский, сам подводник имеющий на счету 12 автономок, сравнивал это с первой женщиной. Не знаю, не знаю. Я и имени-то ее не помню, а вот первое погружение помню почти во всех деталях. Я бы лично сравнил это с первым прыжком с парашютом (благо, есть с чем сравнивать): и хочется, и колется! А начиналось все весьма прозаически: с погрузки автономного запаса. Увлекательнейшее, скажу я вам, занятие. И нелегкое: такое благо цивилизации, как подъемный кран, в данном процессе участия не принимает – считается, что хватит обычных веревок и экипажа. В этом есть одно маленькое, но очень приятное но: во время погрузки автономного (т.е. должного обеспечить пребывание лодки в море в течение 90 суток) запаса продуктов, находчивые морячки умудряются пополнить свои личные «автономные» запасы. А они так выручают во время долгих вахт!

Затем был переход на корабль. На это тоже стоит посмотреть: согнувшись под грузом матрацев, подушек, узлов с нехитрым матросским скарбом, потянулась черная змейка в сторону пирсов. Для местных жителей это явный знак – экипаж уходит в море. Наконец мы на корабле. Штурмана «заводят» свои гирокомпасы, дивизион движения – реактор, последние приготовления и – вот уже к нашему борту подошли буксиры. Пора! Взвыла сирена, прозвучала команда: «По местам стоять, со швартовых сниматься!», дан малый ход – и вот уже 130-метровая сигара медленно отвалила от пирса. В море! После прохода узкости сыграли отбой тревоги, и я впервые смог подняться на мостик покурить. Конечно, в базе мы делали это несчетное количество раз. Но то в базе! В море все по-другому, даже вкус сигареты кажется иным. Ошалевшими от счастья глазами всматривались мы в серую ленточку далекого берега, в перекатывающиеся через нос волны, в расходящуюся длинным, широким веером кильватерную струю, полной грудью вдыхали свежий, слегка пахнущий водорослями морской воздух… Вскоре нам придется забыть его запах на весьма приличное время. Потом – первый прием пищи на корабле. Такое изобилие тогда можно было встретить разве что в шикарном ресторане: балычок осетровый, сервелатик финский, икорка красная! О сладостях я и не говорю: варенья самые разные (до этого я даже не предполагал, что бывает варенье из лепестков роз), башкирский медок и, конечно же, слабость моряка-подводника – сгущенное молоко. Но вот ревун прорявкал срочное погружение, мы со всех ног рванули по боевым постам, посыпались команды, и лодка начала проваливаться в глубину… Если вы ждете рассказа о том, как я каждой своей клеточкой ощущал нарастающее давление воды, как в голове зароились нехорошие мысли, как в душе начал зарождаться страх – вы попали не по адресу. Ничего этого не было. И вовсе не потому, что я записной храбрец! Боится непонятного тот, кто ничего не делает и может сконцентрироваться на своих ощущениях, на происходящем за бортом. Нам же подобной чепухой заниматься просто некогда было, мы – работали. А когда мы смогли все-таки обратить внимание на собственную персону, то оказалось, что и бояться-то нечего! Все нормально, все работает в штатном режиме, вокруг смеются и шутят товарищи. И правда, чего тут бояться? Радоваться надо: я – подводник! Ура, товарищи? Да нет, пока не ура, осталось самое главное – посвящение в подводники. Это нечто сродни крестинам, только там водичкой поливают, а тут ее пьют. По «каштану» (общекорабельная громкоговорящая связь) объявили: «Глубина – 50 метров!» Мы полезли в трюм. Кто-то из ребят открутил плафон с аварийного фонаря (небольшой такой плафончик, где-то 0,5 литра), кто-то нацедил в него забортной водицы… Выпить надо было залпом, не отрываясь. Стратил – пей по новой. Делаю первый глоток. Зубы сразу же обжигает ледяной холод – температура за бортом градусов 5, не больше. Но выпить надо во что бы то ни стало! Обжигает горло, желудок, зубов уже нет, я их просто не чувствую. Мы остаемся втроем: я, плафон и вода. Мозг сверлит одна мысль – допить, обязательно допить! Запрокидываю голову, вытряхиваю в рот последние капли… Все! Я – подводник! Постепенно возвращается сознание. Вокруг столпились ребята, дружеские улыбки, тумаки, похлопывание по плечу… Свершилось! Потом был еще не один поход, в том числе и на полную автономность, и со взламыванием корпусом лодки арктического льда, и с ракетной стрельбой, и еще много чего. Но этот, первый поход, останется в моей памяти на всю жизнь. Да это и понятно – он был первый! Уникальный вне всякого сомнения поход, о котором я хочу рассказать в этой части своих записок, был совершен летом 1981-года, когда первый подводный крейсер проекта 941 "Акула" с усиленным контрфорсами для всплытия во льдах ограждением рубки, только проходил ходовые испытания. Вообще-то подо льдами ходили и раньше: и американцы на своем "Наутилусе", и советская К-3 "Ленинский комсомол" всплывала в полынье, но то были торпедные подлодки. А вот ракетные подводные крейсера там еще не бывали, ведь основная задача кораблей такого класса - запуск баллистических ракет. Возможно ли это в условиях арктических льдов? Привлекательность же такого способа несения боевого дежурства состоит в том, что в подобных условиях ракетоносец становится неуязвим для любых средств противолодочной обороны противника. Учитывая сложную акустическую обстановку подо льдами, его не то что поразить, но и обнаружить нереально. Осенью 1980-го на разведку отправился экипаж контр-адмирала Ефимова. Им была поставлена задача пройти под паковыми льдами, найти подходящую полынью и всплыть. На первый взгляд, задача не особо сложная, надо только попасть в полынью. Но простота эта обманчива. Дело в том, что без хода лодка не может оставаться на месте, она или имея положительную плавучесть всплывает, или - имея отрицательную - погружается. До самого дна... Это как у хищницы морей - акулы. Эти рыбы, в отличие от остальных, не имеют плавательного пузыря и вынуждены все время находится в движении. Вот тут-то и встает дилемма: или остановится и утонуть, или врезаться со всей дури в края полыньи, а чем это закончится для лодки и экипажа - одному Нептуну ведомо. Но выход был найден задолго до этого похода и назывался он скромно - система "Шпат". В чем суть этой системы? А суть, как и все гениальное, проста: стоит остановившейся лодке начать проваливаться, как из специальных цистерн насосами системы "Шпат" начинает откачиваться вода и лодка подвсплывает.  Автоматика сразу же переключает насосы на закачку и лодка снова проваливается и т.д. и т.п. То есть, лодка не стоит на месте, она "гуляет" вверх вниз, но нас это не заботило - главное, что бы не было поступательного движения. Забегая вперед скажу: знали бы вы, как нас во время тренировок замордовали эти бесконечные "Под "Шпат" без хода становится!", ведь такие маневры выполняются по тревоге, а значит отдыхающая и подвахтенная смены вынуждены торчать на боевых постах...

Но вернемся к экипажу Ефимова. О том, что они блестяще справились с поставленной задачей мы, экипаж К-447 под командование капитана 1 ранга Куверского, узнали возвращаясь из боевой службы в Атлантике. Конечно, мы радовались за ребят, да и чего греха таить, немного завидовали им - еще бы, такой поход! Завидовали и даже предположить не могли, что пройдет чуть более полгода и наступит наш черед. Да еще и задачу нам весьма "смачно" усложнят: нам предстоит взломать корпусом лед и дать залп двумя ракетами в район полигона Кура (Тихоокеанский флот). Самому походу предшествовало несколько месяцев изнурительных тренировок, сдача береговых задач, контрольный выход в море, погрузка автономного запаса, вобщем, рядовая флотская рутина, предшествующая выполнению основной задачи. Тем временем на корабль прибыло с десяток "яйцеголовых" - прикомандированных на время похода ученых, которые сразу же установили на корпусе специальные приборы для замера нагрузки на корпус при всплытии во льдах. Но вот наконец переход в бухту Окольная для погрузки практических ракет, а дальше - курс норд и вперед по трупам, пленных не брать! К краю ледового поля нас сопровождала АПЛ проекта 705 - маленькое скоростное, нафаршированное автоматикой по самое не балуй чудо с экипажем из нескольких десятков офицеров и мичманов. Впочем, был и срочник - кок. Ну а дальше мы уже пошли сами. Переход в заданный район ничем особенным не запомнился - все как всегда. Новым был только лед над головой и понимание того, что если что случится - всплывать нам будет некуда. Но об этом как то не думалось. Гораздо интереснее было торчать у МТ (морской телевизор, несколько его камер были установлены в верхней части корпуса) и рассматривать лед снизу. Хотя - вру, было и пару забавных случаев. Случай первый. Кто-то из наших мичманов (боюсь соврать, вроде как боцман, но не уверен), по рассказам сослуживцев из ЦП, не удовлетворенный "наркомовскими", пригласил одного из ученых, достал зашхеренный (припрятанный на флотском жаргоне) НЗ, они славненько дерябнули и решили покурить.   Прямо в каюткомпании! Разумеется, вахтенный 5-го отсека услышал запах дыма - нюх у нас на это развился отменный, ведь страшнее пожара на ПЛ может быть только атомная бомба. Я и спустя полгода после дембеля мог услышать запах сгоревшей спички находясь в другой комнате. Вобщем, вахтенный вежливо, но настойчиво попросил потушить сигареты.

Потушить они потушили, но курить то хочется! Особенно после принятой соточки, а может и не одной. Короче, эти "морские волки" не придумали ничего лучше, чем пойти покурить на мостик, трап на который находится в аккурат напротив ЦП. Первым полез мичман, за ним ученый. Но корабль то находится в подводном положении и верхний и нижний рубочные люки задраены!   Вот этого то потерявший всякое политико-моральное состояние мичман и не учел. И со всей дури врезался буйной головушкой в нижний рубочный люк! Как рассказывали вахтенные ЦП, сначала раздался глухой удар, потом отборнейший мат, потом шум рухнувших с трехметровой высоты двух тел и снова отборнейший мат. Думаю, будь они трезвые, обязательно поломались бы. А так - ничего, только командир еще долго вспоминал мичману этот поход покурить... Следующий случай произошел с вашим покорным слугой и для меня он был отнюдь не забавным - у меня разболелся зуб. Но зуб чепуха - док выдрал его быстро и вполне профессионально (корабельные доктора - они такие). Беда в том, что флюс на пол морды все никак не хотел сходить и мой перекошенный вид еще долго вызывал сочувственные улыбки у экипажа. А самое обидное, не сошел он и после всплытия, а посему, фотографируясь на арктическом льду, я вынужден был прятать правую половину фейса за впереди сидящими.

Ну и о самом всплытии. Очередной раз сыграли тревогу, послышалось уже набившее оскомину "По местам стоять, под "Шпат" без хода становится!" и началось... Проломить лед удалось только после нескольких попыток, весь процесс сопровождался кренами, дифферентами, треском льда над головой - казалось, трещит корпус... Ощущение не из приятных. Но зато после всплытия! Такой белизны я не видел ни до того, ни после. В первые минуты после люминисцентных ламп мы со стороны, по видимому, напоминали японцев, так приходилось щурится. Хорошо запомнился и вид всплывшей лодки: вокруг - снег необычайной чистоты, а посреди этой белизны - черная махина с повисшими как у слона уши рубочными рулями (их повернули на 90 градусов чтоб не обломать об лед). Зрелище потрясающее и немного зловещее.

Потом фотографирование, традиционный футбол, ученые взяли пробы льда и воды и, наконец то, зачем мы собственно сюда и пришли - стрельбы ракетами. Весь отсек собрался на верхней палубе у часов, снова тревога, старпом по боевому управлению объявил о пятиминутной готовности, потом готовность одна минута. Ждем. Минута прошла, потом еще секунда, вторая и вдруг - Низкое, утробное рычание, переходящее в рев... Я даже и не знаю, с чем сравнить этот звук. Слышал пролетающий на малой высоте Ан-22, взлетающий "Руслан" - все это не то. Наконец лодка покачнулась и рев стал удалятся. Спустя несколько секунд ушла и вторая ракета.

А потом было возвращение, снова всплытие, на сей раз привычно-обычное, ни с чем не сравнимый запах свежего морского воздуха... У края ледового поля нас снова встретила уже знакомая противолодочная АПЛ 705-го проекта и проводила до самой базы. А в базе - цветы, оркестр, традиционный жаренный поросенок. Не обошлось и без хохм. Первая хохма едва не закончилась инфарктом для нашего командира, когда он увидел, как эта малютка-"Лира" швартуется на полном ходу. Нас-то медленно и величаво тащили к пирсу два буксира. А вторая хохма немало повеселила нашу швартовую команду, вышедшую принять у них швартовые концы. У нас ведь кораблик больше десяти тысяч тонн водоизмещением, ну и швартовые соответствующие - стальные тросы с руку обхватом. Такие швартовы голой рукой не возьмешь, одевали ребята промасленные брезентовые рукавицы, чисто тебе стропальщики на стройке. А тут им бросили аккуратненькие, беленькие капроновые канатики в три пальца толщиной!

За этот поход командир корабля Леонид Романович Куверский был представлен к званию Героя Советского Союза. Кроме него еще четыре старших офицера получили боевые ордена, остальной экипаж благополучно отделался благодарностью Главкома ВМФ да вымпелом Министра Обороны "За мужество и воинскую доблесть".

Получил свою Золотую Звезду и еще один "товарищ". В качестве обеспечивающего офицера штаба дивизии ходил с нами будущий командующий Черноморским флотом РФ, а в то время командир нашей дивизии Эдуард Балтин. Не знаю, чего он там обеспечивал, но по словам ребят, несших вахту в центральном, он больше действовал командиру на нервы. Зато по происшествии нескольких лет, уже во времена "гласности", мне удалось увидеть интервью с командующим ЧФ РФ Э. Балтиным. Чего он только не наговорил! И что это была его задумка, и что в Москве даже не было известно, что корабль ушел для стрельбы из-под льда... Кто служил на ПЛ, знает - корабль такого класса без ведома Москвы реактор не заведет, а уж тем более не выйдет в море, не говоря уже о стрельбе ракетами. Остается добавить, что для нашей лодки это всплытие не прошло даром. Автор: Валерий Голодный