‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼ ‼

( Вторая часть )
ПРЕДАТЕЛЬСТВО И СВЕРЖЕНИЕ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ - БЕЛЫМИ ГЕНЕРАЛАМИ, ВСТУПИВШИМИ В МАСОНСКОЕ БРАТСТВО.
( На данное время именующими себя - ИСТИННОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКОВЬЮ (ИПЦ) или КАТАКОМБНОЙ ЦЕРКОВЬЮ, но, по сути своей фашисты - поклоняющеся ГИТЛЕРУ )
Как видим, Николай II, посылая генерала Н.И. Иванова, точно оценивал сложившуюся обстановку и хорошо осознавал ее опасность.
Генерал Иванов получил широчайшие полномочия,
ему - до прибытия Государя,
были обязаны подчиняться все министры правительства.
Но Император понимал,
что решающим фактором в водворении порядка станет его личное присутствие в столице.
Этим объясняется его решение выехать в Петроград, принятое 27 февраля.
«Решение Царя ехать в Царское Село, – пишет В. Криворотов, – при создавшемся положении, было отчаянным шагом.
Но Государь чувствовал,
что он остался один,
что никто не предпринимал ничего,
и оставалось решать ему самому:
быть или не быть.
Было ошибкой его окружения думать, что Царь спешил в Царское Село исключительно из боязни за свою семью, жену и детей.
Государь должен был сознавать,
что его появление там, в центре пылающих страстей, не могло, никоим образом, защитить семью от распоясывавшейся толпы.
Своим решением отправиться туда
Царь хотел разрубить узел всеобщего трусливого бездействия».
Генерал-адъютант Алексеев пытался уговорить Царя не покидать Ставку,
но тот остался верен своему решению.
27 февраля Император объявил В. Н. Воейкову, что уезжает и приказал сделать все распоряжения для отъезда.
Исполнив приказ, Воейков доложил Государю, что он может, сейчас же, ехать ночевать в поезд, что все приготовлено и что поезд может, через несколько часов идти в Царское Село.
«Затем я прошел к генералу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде.
Я его застал уже в кровати.
Как только я сообщил ему о решении Государя безотлагательно ехать в Царское Село,
его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение,
и он с ехидной улыбкой слащавым голосом спросил у меня:
"А как же он поедет?
Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?"
Хотя я никогда не считал генерала Алексеева образцом преданности Царю,
но был ошеломлен, как сутью, так и тоном, данного им в такую минуту ответа.
На мои слова:
– "Если вы считаете опасным ехать, ваш прямой долг мне об этом заявить"
генерал Алексеев ответил:
– "Нет, я ничего не знаю; это я так говорю".
Я его вторично спросил:
– "После того, что я от вас, только что, слышал, вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете вы опасным Государю ехать или нет?"
На что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ:
– "Отчего же?
Пускай Государь едет… ничего".
После этих слов я сказал генералу Алексееву,
что он должен немедленно сам лично пойти и пояснить Государю положение дел:
я думал, что,
если Алексеев кривит душой передо мной,
у него проснется совесть
и не хватит сил лукавить перед лицом самого Царя, от которого он видел так много добра».
Но Воейков ошибался.
Совесть позволила Алексееву спокойно смотреть, как поезд уносит Императора в расставленную западню, откуда уже Государю было не выбраться.