Не за силу, не за качество золотых твоих волос сердце враз однажды начисто от других оторвалось. Я тебя запомнил до крепка, ту, что много лет назад без упрека и без окрика загляделась мне в глаза. Я люблю тебя, ту самую,— все нежней и все тесней, — что, назвавшись мне Оксаною, шла ветрами по весне. Ту, что шла со мной и мучилась, шла и радовалась дням в те года, как вьюга вьючила груз снегов на плечи нам. В том краю, где сизой заметно; песня с губ летит, скользя, где нельзя любить без памяти и запеть о том нельзя. Где весна, схватившись за ворот, от тоски такой устав, хочет в землю лечь у явора, У ракитова куста. Нет, не сила и не качество молодых твоих волос, ты
Летят недели кувырком, и дни порожняком. Встречаемся по сумеркам украдкой да тайком. Встречаемся — не ссоримся, расстанемся — не ждем по дальним нашим горницам, под сереньким дождем. Не видимся по месяцам: ни дружбы, ни родни. Столетия поместятся в пустые эти дни. А встретимся — все сызнова: с чего опять начать? Скорее, дождик, сбрызгивай пустых ночей печаль. Все тихонько да простенько: влеченье двух полов да разговоры родственников, высмеивающих зло. Как звери когти стачивают о сучьев пустяки,— последних сил остачею скребу тебе стихи. В пустой денек холодненький, заежившись свежо, ты, может, скаж
Когда мне говорят о красоте Восторженно, а иногда влюблено, Я почему-то, слушая, невольно Сейчас же вспоминаю о тебе. Когда порой мне, имя называя, О женственности чьей-то говорят, Я снова почему-то вспоминаю Твой мягкий жест, и голос твой, и взгляд. Твои везде мне видятся черты, Твои повсюду слышатся слова, Где б ни был я - со мною только ты, И, тем гордясь, ты чуточку права. И все же, сердцем похвалы любя, Старайся жить, заносчивой не став: Ведь слыша где-то про сварливый нрав, Я тоже вспоминаю про тебя...
"Свободная любовь" Слова и улыбки ее, как птицы, Привыкли, чирикая беззаботно, При встречах кокетничать и кружиться, Незримо на плечи парней садиться И сколько, и где, и когда угодно! Нарядно, но с вызовом разодета. А ласки раздаривать не считая Ей проще, чем, скажем, сложить газету, Вынуть из сумочки сигарету Иль хлопнуть коктейль коньяка с «Токаем». Мораль только злит ее: — Души куцые! Пещерные люди! Сказать смешно! Даешь сексуальную революцию, А ханжество — к дьяволу за окно!— Ох, диво вы дивное, чудо вы чудное! Ужель вам и впрямь не понять вовек, Что «секс-революция» ваша шумная Как раз ведь и есть тот «пещерный век»! Когда ни души, ни ума не трогая, В подкорке и импульсах тех люд
Я могу тебя очень ждать, Долго-долго и верно-верно, И ночами могу не спать Год, и два, и всю жизнь, наверно! Пусть листочки календаря Облетят, как листва у сада, Только знать бы, что все не зря, Что тебе это вправду надо! Я могу за тобой идти По чащобам и перелазам, По пескам, без дорог почти, По горам, по любому пути, Где и черт не бывал ни разу! Все пройду, никого не коря, Одолею любые тревоги, Только знать бы, что все не зря, Что потом не предашь в дороге. Я могу для тебя отдать Все, что есть у меня и будет. Я могу за тебя принять Горечь злейших на свете судеб. Буду счастьем считать, даря Целый мир тебе ежечасно. Только знать бы, что все не зря, Что люблю тебя не напрасно!
Когда любовь охватит нас Своими крепкими когтями, Когда за взглядом гордых глаз Следим мы робкими глазами, Когда не в силах превозмочь Мы сердца мук и, как на страже, Повсюду нас и день и ночь Гнетет все мысль одна и та же; Когда в безмолвии, как тать, К душе подкрадется измена,- Мы рвемся, ропщем и бежать Хотим из тягостного плена. Мы просим воли у судьбы, Клянем любовь - приют обмана, И, как восставшие рабы, Кричим: "Долой, долой тирана!" Но если боги, вняв мольбам, Освободят нас от неволи, Как пуст покажется он нам, Спокойный мир без мук и боли. О, как захочется нам вновь Цепей, давно проклятых нами, Ночей с безумными слезами И слов, сжигающих нам кровь... Промчатся дни без наслажденья,
Как жил? Как жил?— Я не жил.— Что узнал?— Забыл. Я только помню, как тебя любил. Так взвейся вихрем это восклицанье! Разлейся в марте, ржавая вода, Рассмейся, жизнь, над словом "никогда!", Все остальное остается в тайне. Циркачка в черно-золотом трико,- Лети сквозь мир так дико, так легко, Так высоко, с таким весельем дерзким, Так издевательски не по-людски, Что самообладанием тоски Тебе делиться в самом деле не с кем!
ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК Ты подошла с улыбкой старомодной И отвернулась, не всмотревшись в нас, И каждый гость, когда ему угодно, Вставал, шутил, стрелялся — в добрый час! И воскресал в другую дверь — химерой И неопасной тенью. Вот и ночь Окаменела, превратилась в серый Гранит Невы, но не смогла помочь. Вот съежились, усохли, почернели Разносчик, баба—немец, гайдуки... Вот на ветру, не запахнув шинели, Прошел костлявый дух моей тоски. И я проснулся тенью ответшалой, Изображеньем чьих-то давних лет. Но быть собой мне все-таки мешала Чужая жизнь, которой больше нет. И нет тебя, проплывшей в легком вальсе И отпылавшей, молодость губя. И как н
Показать ещё