Какая нежность в слове "медсестра"!
В нём и забота, и внимание,
В нём и тепло душевного костра,
И благородное призвание.
Когда в тиши больничного угла
Забьется птицей сердце робкое,
Когда на сонной плоскости стекла
Дождинка вторит грустной тропкою,
К тебе спешит на помощь медсестра -
Свет озаряет стены хмурые,
А из-под благодарного пера -
Строка хвалебной увертюрою.
И тише-тише голосит беда.
Укол, таблетка, слово доброе -
Унылых дней растает череда.
Восторженно в ладоши хлопаю:
Аплодисменты, милые мои!
Стихи
в честь
вас
летящей
лесенкой!
Есть выход из глубокой колеи!
Мир расцветёт румяной весенью!
Какая неж
«Милый мой, дорогой Иосиф! Прости меня за такое письмо, но я не могу больше молчать. Я должна сообщить тебе только правду... Я пострадала на фронте. У меня нет рук и ног. Я не хочу быть для тебя обузой. Забудь меня. Прощай. Твоя Зина». Написать такое жениху она смогла не сразу — только через несколько месяцев после операций и бессонных ночей... О чем думала искалеченная молодая женщина, когда диктовала эти строки, можно только догадываться. Но то, что ответ изменил её судьбу, сомнений не вызывает. С Иосифом Марченко Зина Туснолобова познакомилась весной 41-го, расписаться молодые не успели: Зина проводила его на фронт в первые дни войны. А сама ушла добровольцем в июле 42-го после того, ка