Воспоминает Г.Д. Гудкова:
«Светало. Из сплошной тьмы справа и слева выступали очертания пологих холмов, а на холмах - смутные пятна то ли строений, то ли скирд. Позади осталось около двенадцати километров. Неужели выбрались из вражеского кольца и приближаемся к реке Червленой? Вдруг показалось, что скирды на холмах движутся. Остановились.
— Да это танки!
— Не разводить панику! Прекратить крик! — послышалось с разных сторон.
Но многие уже заметили, что «скирды» пришли в движение. А тут еще они опоясались огоньками, до нас донеслись звуки пушечных выстрелов, раздался заунывный вой снарядов.
Сомнений не осталось: на холмах находился враг, замыкавший кольцо окружения. Но снаряды до нас пока не долетали. Позднее выяснилось — фашисты сначала стреляли по группе дивизионной разведки.
Только что в колонне считали, что худшее позади. Оказалось, нет. Вот оно, худшее: вокруг открытая степь, у нас только личное оружие, а враг многочислен, защищен броней танков и бронетранспортеров, вооружен до зубов и может, если понадобится, вызвать авиацию.
Признаюсь, я растерялась. Слышала, кто-то кричит, требуя отходить, а кто-то бранится, приказывая залечь, окапываться. Стояла, не зная, как быть, догадываясь, что и отход и окапывание сейчас бессмысленны: отходящих быстро догонят, а надежного окопа в голой степи за считанные минуты не выкопаешь. Да и личное стрелковое оружие — плохой помощник в борьбе с танками!
Спасло в тот критический хладнокровие командира дивизии. Трезво оценив ситуацию, Колобутин отдал приказ разбиться на мелкие группы, рассредоточиться и продолжать движение к реке Червленой, как бы
ни складывались обстоятельства. И колонна стала расползаться по степи, растекаться по ней. Это оказалось своевременным: вражеские танки и бронетранспортеры уже накатывались. Теперь враг был
озадачен — он не знал, куда направить свой главный удар.
Гитлеровцы приняли не лучшее решение. Их машины тоже стали расползаться по степи, оказались между отдельными нашими группами, пытаясь преградить путь отходящим.
Однако танков и бронетранспортеров было не так много, чтобы вытянуться в сплошную цепочку и окружить нас. Между машинами возникали бреши, в эти бреши мы и устремлялись.
Память обладает свойством иногда щадить нас, и, возможно, я помню далеко не все из того, что видела. События того раннего утра возникают перед мысленным взором почему-то в виде отдельных, не связанных друг с другом эпизодов, и крайне трудно сейчас восстанавливать их последовательность.
Твердо могу сказать одно — выполняя приказ, мы продолжали идти к Червленой.
Помню: из фашистских танков и бронетранспортеров, подходивших вплотную к группам наших командиров и бойцов, слышались команды: «Поднять руки!», «Бросить оружие!», «Сдаваться в плен!», и если люди не выполняли эти команды, по ним открывали огонь. Обессилевших раненых фашисты добивали, иных затаскивали в машины.
Но, несмотря на полное превосходство и в численности, и в вооружении, враг не мог подавить волю бойцов дивизии к сопротивлению, всюду получал отпор. Многие командиры и красноармейцы жертвовали собой, чтобы выручить, спасти товарищей.
Отдавая приказ продолжать движение, пробиваться сквозь вражеское кольцо мелкими группами, полковник Колобутин беспредельно верил в людей, понимал, что другого выхода у нас нет. В седьмом часу утра
множество групп сумели либо пробиться, либо просочиться сквозь заслон из вражеских танков и бронетранспортеров, пройдя сквозь стену из стали и огня.
Сообразив, что задержать и пленить всех уходящих не удастся, фашистские танкисты перестали курсировать по степи, выстроили машины за нашей спиной в линию и открыли огонь из пушек. Почти одновременно с этим в небе появилась вражеская авиация.
Вести огонь по уходившим и бомбить их ,гитлеровцам было легко: в ровной степи каждый человек как на ладони! Нам же оставалось только одно — делать перебежки, залегая при особенно близких разрывах. Так приблизились мы к приметному издалека, выжженному полю. Оно буквально кипело взрывами мин и снарядов. Люди, пересекавшие поле, часто падали и не вставали. Но иного пути к своим не существовало.
Перед броском через горелое поле комиссар Бахолдин, лежа, оглянулся, немного отдышался и первым поднялся с земли, вскинув руку с пистолетом:
— Вперед! За мной!
Я бежала за батальонным комиссаром. Раза три падала, чтобы не
угодить под осколки разрывавшихся вблизи снарядов. Очередной рванул совсем рядом. Меня осыпало землей и пылью. Выждав с десяток секунд, приподнялась, огляделась. Бахолдин лежал на расстоянии вытянутой руки. Пилотки на нем не было. По темным волосам обильно текла кровь. Бросилась к комиссару, перевернула
на спину, и перехватило дыхание: мертв...»
( Бахолдин Владимир Георгиевич 1905 г.р.,Воронежская обл., 29 сд батал. комиссар. Пропал без вести)
Нет комментариев