Вячеслав Ермолаев: В плену самообмана: «традиционные» религии и этногенез

Автору этих строк однажды довелось побывать в заморском автономном регионе Португалии – на Азорских островах. Несколько сейсмически активных вулканических образований этого архипелага лежат в Атлантическом океане примерно в 1650 км к западу от Пиренейского полуострова. Это составляет около одной трети того морского пути, какой ведёт из Лиссабона в Нью-Йорк. Именно поэтому революционный поэт В.В. Маяковский, путешествовавший на пароходе в Америку и обратно, написал в 1925 г. знаменитые строки: «Вот и жизнь пройдёт, как прошли Азорские острова» (Маяковский, 1957, с.369). Главная географическая достопримечательность Азорских островов – реликты древнего субтропического леса. Не только в континентальной Европе, но и на испанских Канарах они давным-давно сведены человеком. А на Азорах ещё можно наблюдать древовидные папоротники на фоне горячих водопадов…
К моему удивлению, реликты Азорских островов не ограничились флорой и фауной. Одна из наших поездок по острову Сан-Мигель пришлась как раз на Духов день, и мы имели возможность наблюдать деревенские ритуальные мероприятия в честь Пятидесятницы. На крестный ход вышло практически всё местное население, не исключая младенцев на руках у матерей. Подростки в тщательно отглаженных белых стихарях с фонарями и восьмиконечными Stella Maris; священник и дьякон в богатых праздничных облачениях. Не было заметно никакого фанатизма, но не было и следа равнодушия. Деревенский народ не просто собирался отдохнуть от трудовых будней, но явно и религиозно искренне переживал происходящее.
Самый интригующим элементом зрелища оказались деревенские старшины. Все трое несли роскошные бархатные хоругви с символикой «S.J.». Да откуда здесь взяться братьям Societas Jesu?! Однако из разговоров выяснилось, что местная община действительно является ревностно иезуитской! Оказывается, католический культ отправлялся в деревеньке исключительно по дореформеннному чину Sacratissimum Cor Jesu, хотя т.н. тридентская месса была отменена II Ватиканским собором ещё в первой половине 1960-х годов…
Всякий, кто был в современной Франции, Германии и уж тем паче в Бельгии или Голландии, согласится: латинское христианство там представляет собой сегодня самую приниженную религиозную конфессию. У французских мечетей по праздникам бывало буквально не протолкнуться в толпе местных мусульман. В нашем Свято-Николаевском соборе Ниццы на Троицу собиралось довольно много состоятельных соотечественников. Они съезжались к св. Николаю со всего Лазурного берега. «У нас-то в Антибах такой большой и красивой церкви нет, а мы же всё-таки русские!» - так поясняла автору трудности местной православной жизни соборянка, укутанная в умопомрачительный шёлковый платок от Louis Vitton.
Тем временем бедные прелаты по нужде продавали Московской патриархии священные реликвии, опасаясь их осквернения или утраты. Католические культовые здания в Германии и Голландии продавались под общественные пространства и даже под частные апартаменты. И на этом общем упадочном фоне, тем не менее, далеко в океане нашлись деревенские католики Сан-Мигель, ведущие себя так, как будто эпоха западноевропейского Просвещения ещё не наступила.
Контраст от увиденного на Азорских островах по сравнению со «старой» континентальной Западной Европой был настолько разительным, что поневоле возвратил к юношескому воспоминанию. Духов день на Сан-Мигель был моим вторым знакомством с католическим крестным ходом. А первое такого рода мероприятие я наблюдал подростком, отдыхая с родителями в Игналинском районе Литовской ССР в середине 1970-х годов. И тогда литовские католики с тем же самым торжественным энтузиазмом собирались на какой-то свой религиозный праздник.
Интригующее объяснение этих различий в положении католического христианства даёт пассионарная теория этногенеза Льва Николаевича Гумилёва. Католицизм – это первичная религиозная суперэтническая доминанта этногенеза западноевропейского суперэтноса. Мы отчётливо наблюдаем её формирование, начиная с VI в. в Италии. Уже при папе Григории Великом вполне проявилось обособление папства от вселенского православия. Это обособление, собственно, и составило содержание всей фазы пассионарного подъёма Западной Европы в 500-1000 гг. Завершилось оно в 1054 г. окончательным разделением дотоле единого христианства на восточную (греческую) и западную (латинскую) церкви.
Критическое значение для состояния любого суперэтноса имеет его суперэтнический возраст Ae, т.е. период времени, прошедший от взрыва этногенеза до текущего момента. Именно параметр Аe определяет уровень пассионарности суперэтнической системы, а тем самым – фазу этногенеза и доминирующие иллюзорные цели (идеалы) её поведения. Предельный период существования любого суперэтноса составляет около 1500 лет. А для Западной Европы на момент завершения II Ватиканского собора в 1965 г. Ае = 1965-500 = 1465 лет. При сравнении с античным Римом, этногенез которого начался около 1000 г. до н.э., оказывается, что близкий Аe даёт падение Западной Римской империи в 476 г.: Ae = 476 – (-1000) = 1476 лет. в Таким образом, во второй половине XX в. западноевропейский суперэтнос находился не просто в глубокой обскурации, а в финале своего этногенеза. А в финальных фазах этногенеза действенная пассионарность сохраняется лишь на далёких окраинах суперэтнического ареала. А в его историческом центре пассионарности уже не остаётся.
Именно эту картину воспроизводит сегодняшний западноевропейский католицизм. Там, где когда-то формировался западноевропейский суперэтнос - во Франции, Германии, Бельгии, Голландии - люди стали полностью индифферентны к католическому наследию. И только на самых далёких окраинах остаточная пассионарность ещё сохраняет связь со своей старинной религиозной доминантой. Но эта пассионарность связана с территориями, которые вошли в западноевропейский суперэтнос тогда, когда он не только сформировался, но уже прожил значительную часть своей исторической жизни. Ведь Литва стала католической лишь в конце XIV в. Необитаемые Азорские острова были открыты португальцами лишь в первой трети XV в., а осваивать их европейцы начали в конце XV столетия.
Следовательно, религиозное поведение составляет лишь доминантную часть всего суперэтнического поведения. Состояние религии (равно как идеологии, литературы, культуры и проч. человеческих деяний) само является функцией пассионарного состояния суперэтноса и потому прямо зависит от его поведения. Вот почему состояние религии в любом суперэтносе столь же динамично. Действительно, в любой стране религиозные практики постоянно меняются. В Древней Руси таковыми практиками были сначала языческие (анимистические) культы, а затем норманнское язычество и православное христианство. Во Владимиро-Суздальскую (затем Московскую) Русь только после 1312 г. начал активно проникать ислам, который стал весьма заметен после падения Казанского и Астраханского ханств, то есть со второй половины XVI в. Раскол русского православия (1666) породил разделение православных на никониан и старообрядцев, поныне избегающих евхаристического общения. Союз Петра Великого с калмыками познакомил Россию с буддизмом. После разделов Польши в стране образовалось многочисленное христианское католическое и иудейское население. С созданием Великого княжества Финляндского (1809 г. ) появились в заметном количестве лютеране. Ну а братоубийственный XX век привёл в Россию множество сект и экзотических религиозных культов.
Так что же считать критерием традиционной религии для России? Её древность? Тогда самой традиционной религией является язычество, которого мы в списке традиционных религий вообще не наблюдаем. Непрерывность отправления культа? Тогда традиционным надо считать даже не никонианское, а древлеправославное (старообрядческое) христианство, ибо с конца X до середины XVII в.в. на территории России отправлялся именно этот культ. А уж если мы причисляем к традиционным религиям России иудаизм, появившийся здесь в конце XVIII в., то как можно исключить из этого перечня лютеранство, массово появившееся в начале XIX в.?
Следовательно, само принятое у нас деление религий на традиционные и нетрадиционные является сугубо произвольным. Как таковое оно не несёт в себе никакого сущностного смысла. Но ведь то же самое можно полностью отнести и ко всем другим так называемым «традиционным ценностям», одной из разновидностей которых религия является. Легко заметить, что с каждым новым взрывом и последующим от него циклом этногенеза этническая традиция и порождаемые ею «традиционные ценности» претерпевают радикальные изменения. Например, для Китая и Кореи считается общим местом утверждение насчёт универсализма конфуцианских ценностей. И ведь действительно, даже современный нам «красный Китай» сохраняет множество конфуцианских обыкновений. В Северной Корее вскоре после смерти Ким Ир Сена (1994 г.) вообще был официально восстановлен «традиционный культ» почитания духов предков (Курбанов, 2018, с.619).
Всё так, но ведь в истории Китая и Кореи было вполне историческое время ранее 551 г. до н.э., когда никакого конфуцианства в помине не было постольку, поскольку ещё не было Конфуция… Почему же гонимое конфуцианство эпохи Цинь Шихуанди нужно включать в число китайских «традиционных ценностей», а гадания на панцирях черепах эпохи Шан, сопровождавшиеся человеческими жертвоприношениями, надо из числа китайских «традиционных ценностей» исключить? Извините, но никакого внятного и единого критерия для подобного разграничения не существует.
Больше того. Даже внутри одного 1500-летнего цикла этногенеза колебания поведения, вынуждаемые пассионарностью, таковы, что не дают оснований говорить о сохранении каких-то единых «традиционных ценностей». От фазы к фазе и в фазовых переходах традиционные ценности меняются столь значительно, что становятся неузнаваемыми. Традиционные ценности России при Василии III подразумевали безусловную личную преданность государю; его сын Иван Грозный винил бояр в том, что они не хранили ему должной верности. А спустя всего полстолетия в России Смутного времени подданные считали возможным выбирать между разными кандидатами в цари, переходить от сильного претендента к сильнейшему и так далее. Так что есть наша традиционная ценность - безоглядный патернализм или вечная «шатость»?
В представлении патриарха Никона Московское государство должно было проводить политику во имя высших интересов распространения православия: «Божие выше государева». А Пётр Великий полагал, что даже принадлежность людей к монашескому чину не должна создавать им никакого преимущества в исполнении государственных или публичных обязанностей. «А что, говорят, молятся, то и все молятся, <…> Что же прибыль обществу от сего? <…> понеже большая часть бегут от податей и от лености, дабы даром хлеб есть» - жёстко констатировал государь в именном указе о монастырском устроении от 31 января 1724 г. (ПСЗРИ, 1830б, с.230). Какую из этих взаимоисключающих точек зрения прикажете принять за русскую традиционную ценность? А ведь и Никон, и Пётр Великий, вне всякого сомнения, лежат в самом русле нашей суперэтнической традиции. Что уж говорить о неопределённости ценностей на её окраинах…
Размытость понятия «традиционные ценности» становится особенно рельефна, как только вы прилагаете традиционные ценности одного времени к более поздней эпохе в истории той же суперэтнической традиции. Если руководствоваться политическими представлениями XVI-XVII в., то все руководители России, начиная с А.Ф. Керенского и В.И.Ленина. – суть самозванцы, достойные топора и плахи, а не высшей власти. По критериям вполне традиционной православной морали XIX в. сегодняшние матери-одиночки, родившие детей вне церковного брака, это «блудницы», «порочные женщины». Они заслуживают не социальных пособий от государства российского, а церковного покаяния и изгнания из «приличного общества». Сколь реально действенна была эта «традиционная ценность» ещё в начале XX в. можно уяснить из эмоциональных эссе В.В. Розанова, дети которого от второго брака считались незаконнорожденными (Розанов, 1903, c.149-172). Стало быть, сам объём понятия «традиционные ценности» значимо меняется во времени, что делает его инструментом малоубедительным.
Итак, «традиционные религии» как и «традиционные ценности» – это такие же мифы, как и сказки про некий «культурный код», присущий каждому народу или «нации». Стесняюсь спросить – где он, этот «культурный код», обретается? «Достоевский – это наш безусловный культурный код», - говорит по телевизору всеми уважаемая дама с признанной репутацией патриотичного историка Отечества. Пусть так. Но как быть, если шахтёр, воюющий сегодня на Донбассе, не читал Фёдора Михайловича? Нет, вы, конечно, можете высокомерно считать, что шахтёр-то человек некультурный. Но шахтёр, который нынче воюет на Донбассе – это бесспорно русский человек, независимо от того, читал он «Идиота» или нет. Следовательно, весь ваш культурный код, все ваши наукообразные рассуждения про «нашу культурную идентичность» - это всё из разряда гуманитарных выдумок, гарантирующих этнографам и культурологам обеспеченную занятость непыльной, а главное - безответственной работой. Проблема лишь в одном – эти выдумки небезопасны, ибо имеют мало отношения к реальному поведению людей.
Например, говорится, в том числе и с самых высоких трибун, что в России люди традиционно против сексуальных извращений. Спору нет, современное российское общество в абсолютном большинстве своём, конечно, тошнит от лукавой западной инклюзивности, и в том числе – от навязчивой «радужной» пропаганды. Однако насчёт традиционности такого восприятия нам не стоит быть столь категоричными.
В 1524 г. старец псковского Елеазарова монастыря Филофей выступил с двумя посланиями великому князю Василию III. Они снискали широкую известность, так как именно в них была сформулирована новая политико-идеологическая концепция о Москве как о Третьем Риме. Гораздо меньшую известность получил тот факт, что второе из двух посланий Филофея имело красноречивое заглавие: «Послание Великому Князю Василию, в котором об исправлении крестного знамения и содомском блуде». «И мерзость такая преумножилась не только среди мирян, но и средь прочих, о коих я умолчу, но читающий да разумеет», - писал Филофей высокопоставленному адресату (Послания, 2000).
Но для уяснения суперэтнического поведения самое показательное в другом. «Содомский грех» в России преследовался гораздо менее жестоко, чем в тогдашней «цивилизованной» Европе. Так, в соответствии с имперским уголовным правом, действовавшем при Карле V, содомия безусловно наказывалась смертью. Ту же норму воспроизводил современный имперскому английский закон 1533 г. А в России XVI-XVII вв. гомосексуализм вообще не составлял никакого уголовного преступления! По установлению Стоглавого собора 1551 г. он подлежал церковному покаянию, а при отсутствии деятельного раскаяния – отлучению от церковного общения (Стоглав, 1863, с.110). «Уложение» 1649 г. также не содержало за него никакой уголовной санкции (См.: ПСЗРИ, 1830а, с.1-161). Этот русский гуманизм был настолько удивителен для тогдашних европейцев, что они с трудом его осознавали.
Отношение русских к нетрадиционным сексуальным отношениям действительно было тогда куда более терпимым, нежели у современных им европейцев. Было время, и сравнительно недалекое, когда мы в этом деле заметно опережали Европу, а она сильно отставала от нас в чаемой нынче инклюзивности…
Всё так, но если не «традиционная религия» и не «традиционные ценности», то что же тогда создаёт и удерживает суперэтническую традицию? Её создаёт постоянное ощущение «своего», выражающееся в противопоставлении: «Мы - такие, а все другие - не такие, как мы». Вот это ощущение, выраженное в противопоставлении, существует до тех пор, пока этническая система удерживает избыточную пассионарность. «Ты - немец, тебе всё русское - нипочем!» - упрекал в 1812 г. грузин Петр Багратион шотландца Барклая де Толли. «Россия - наша, мы вам её не отдадим», - сказал в 2023 г., адресуясь к европейцам и их адептам, осетин Сослан Фидаров. Ни о каком единстве ценностей у князя в 1812 г. и актёра в 2023 г. говорить не приходится. А вот это ощущение противопоставления России Европе, глубокого несовпадения между ними у них одинаково, несмотря на разрыв в два столетия. И до тех пор, пока люди ощущают и отстаивают в поведении, что Россия и Европа не одно и тоже - Россия имеет шанс существовать как некое суперэтническое единство.
Однако было бы огромной ошибкой думать, что суперэтническая пассионарность и порожденное ею государственное величие к России-матушке гвоздями приколочены....
Полный текст ещё 2859 слов (22%).