Предыдущая публикация
Северный Дзен
Новое поколение: почему молодёжь возвращается к стадам и чуму?
Это не риторика про "вернуться к истокам". Это не фольклорный перформанс для туристов. Это реальность: молодые уезжают в тундру. Назло урбанистике, в сторону холода и тишины.
Те, кто ушли в города, возвращаются сюда. Здесь — их путь.
Возвращение в чум
Они не спасаются от жизни — они выбирают её по-своему. Меняют офисные кресла на чум, приложения — на упряжку, кофе навынос — на горячий отвар из багульника. И это — не вызов обществу. Это — внутренняя правда.
За последние годы на Ямале, в Ненецком округе, на Чукотке всё чаще встречаются молодые лица в стойбищах. Кто-то вернулся к родителям. Кто-то пришёл в профессию с нуля. Кто-то сменил город на снег, сам.
Это парадоксальное движение — обратно в тундру, к кочевью, к стаду. Не массовое, но устойчивое. Не под флагом "традиций" — а потому что им здесь — дышится.
Герои новой тундры
Саша, 26 лет. Вернулся с юга — и остался.
«Сначала было страшно. Ни душа, ни тёплого туалета, ни улиц — только снег, рёв оленей и ветер. А потом понял: здесь всё настоящее. В городе ты будто бы в аквариуме. Здесь — в жизни».
Саша родился в Ныде, потом учился в Тюмени. Профессия — автомеханик. Жил, как все: аренда, вайфай, пятёрочка, спешка. Но на третьем году устал. Начал приезжать в тундру на сезон — и остался.
Сегодня он водит стадо. Спокойный, крепкий парень. Говорит, что впервые за долгое время не чувствует тревоги по утрам.
Возвращение в чум
Они не спасаются от жизни — они выбирают её по-своему. Меняют офисные кресла на чум, приложения — на упряжку, кофе навынос — на горячий отвар из багульника. И это — не вызов обществу. Это — внутренняя правда.
За последние годы на Ямале, в Ненецком округе, на Чукотке всё чаще встречаются молодые лица в стойбищах. Кто-то вернулся к родителям. Кто-то пришёл в профессию с нуля. Кто-то сменил город на снег, сам.
Это парадоксальное движение — обратно в тундру, к кочевью, к стаду. Не массовое, но устойчивое. Не под флагом "традиций" — а потому что им здесь — дышится.
Герои новой тундры
Саша, 26 лет. Вернулся с юга — и остался.
«Сначала было страшно. Ни душа, ни тёплого туалета, ни улиц — только снег, рёв оленей и ветер. А потом понял: здесь всё настоящее. В городе ты будто бы в аквариуме. Здесь — в жизни».
Саша родился в Ныде, потом учился в Тюмени. Профессия — автомеханик. Жил, как все: аренда, вайфай, пятёрочка, спешка. Но на третьем году устал. Начал приезжать в тундру на сезон — и остался.
Сегодня он водит стадо. Спокойный, крепкий парень. Говорит, что впервые за долгое время не чувствует тревоги по утрам.
Саша ушёл из автосервиса. Теперь каждый день начинается с упряжки.
Лена, 23 года. Родилась в чуме, сбежала — и вернулась.
«Долго стыдилась. Казалось — чум, шкуры, все эти традиции — это отсталость. Но как-то ночью, в Москве, мне стало нечем дышать. Настолько буквально, что я выбежала из квартиры. И поняла: надо домой».
Теперь Лена — одна из немногих девушек, кто сама строит чум, разделывает оленя, и учит подруг готовить строганину по-ненецки. В свободное время Лена записывает короткие тексты о жизни в тундре — для тех, кто остался в городе. Иногда — выкладывает их в мессенджерах.
Никита, 19 лет. Айтишник в чуме.
«Спутник у нас стоит. Код пишу ночами. Интернет слабый, но хватает. Я не бегу от технологий — просто хочу, чтобы они работали на мою жизнь, а не наоборот».
Никита из Салехарда. Родители — учителя. Он сам выучился на курсах по Python. Поступал в Питер, но не поехал — остался помогать дяде на стойбище. Говорит: «Я строю жизнь на стыке. Между миром моего народа и современностью. И в этом, кажется, смысл».
Почему они уходят обратно?
«Тундра — это не бегство. Это возвращение к себе». Так объясняют они свой выбор. И за каждым объяснением — не лозунг, а жизнь.
1. Потому что тут всё понятно
В городе — слишком много лишнего. Слишком много слов, планов, звонков, пробок, контекста, которого не удержать.
В тундре всё по-другому: если олень ушёл — ищи. Если ветер поднялся — укрепи чум. Если греешь чай — не отвлекайся. Это не философия. Это уклад, где каждая вещь делает то, что должна.
2. Потому что это — их дом, даже если они забыли об этом
Многие уезжали с мыслью: «Я не вернусь». Но прошло время, и что-то внутри начало тянуть обратно — не к комфорту, а к точке, где ты принадлежишь.
«Когда ходишь по тундре — вспоминаешь, кто ты. Не кем стал, а кем был всегда».
3. Потому что здесь ты нужен
— Помогаешь пасти — спас стадо.
— Чинишь сани — кто-то успеет к родам.
— Готовишь еду — люди не замёрзнут ночью.
Здесь ты — часть цепочки. Живой и важный. А в городе ты часто — номер, потребитель, пользователь.
4. Потому что есть кому передать
«Если я не научусь — дед уйдёт, и с ним — всё. Слова, рецепты, дорога. Я не хочу, чтобы моя семья стала просто фото в музее».
Молодые возвращаются не только ради себя. Они восстанавливают обрывы, потому что чувствуют ответственность за тех, кто жил до — и кто придёт после.
Изнутри: день из жизни кочевника
"Снег не ждёт. Стадо — тоже. Здесь день начинается не с будильника, а с дыхания оленей за стенкой чума."
05:30 — утро в тундре
Холод. Тишина. Первым делом — растопить печь. Потом — проверить стадо. Кто ушёл, кто отбился, кто не встал.
Никто не будит, но все знают, что будет, если проспать.
Лена, 23 года. Родилась в чуме, сбежала — и вернулась.
«Долго стыдилась. Казалось — чум, шкуры, все эти традиции — это отсталость. Но как-то ночью, в Москве, мне стало нечем дышать. Настолько буквально, что я выбежала из квартиры. И поняла: надо домой».
Теперь Лена — одна из немногих девушек, кто сама строит чум, разделывает оленя, и учит подруг готовить строганину по-ненецки. В свободное время Лена записывает короткие тексты о жизни в тундре — для тех, кто остался в городе. Иногда — выкладывает их в мессенджерах.
Никита, 19 лет. Айтишник в чуме.
«Спутник у нас стоит. Код пишу ночами. Интернет слабый, но хватает. Я не бегу от технологий — просто хочу, чтобы они работали на мою жизнь, а не наоборот».
Никита из Салехарда. Родители — учителя. Он сам выучился на курсах по Python. Поступал в Питер, но не поехал — остался помогать дяде на стойбище. Говорит: «Я строю жизнь на стыке. Между миром моего народа и современностью. И в этом, кажется, смысл».
Почему они уходят обратно?
«Тундра — это не бегство. Это возвращение к себе». Так объясняют они свой выбор. И за каждым объяснением — не лозунг, а жизнь.
1. Потому что тут всё понятно
В городе — слишком много лишнего. Слишком много слов, планов, звонков, пробок, контекста, которого не удержать.
В тундре всё по-другому: если олень ушёл — ищи. Если ветер поднялся — укрепи чум. Если греешь чай — не отвлекайся. Это не философия. Это уклад, где каждая вещь делает то, что должна.
2. Потому что это — их дом, даже если они забыли об этом
Многие уезжали с мыслью: «Я не вернусь». Но прошло время, и что-то внутри начало тянуть обратно — не к комфорту, а к точке, где ты принадлежишь.
«Когда ходишь по тундре — вспоминаешь, кто ты. Не кем стал, а кем был всегда».
3. Потому что здесь ты нужен
— Помогаешь пасти — спас стадо.
— Чинишь сани — кто-то успеет к родам.
— Готовишь еду — люди не замёрзнут ночью.
Здесь ты — часть цепочки. Живой и важный. А в городе ты часто — номер, потребитель, пользователь.
4. Потому что есть кому передать
«Если я не научусь — дед уйдёт, и с ним — всё. Слова, рецепты, дорога. Я не хочу, чтобы моя семья стала просто фото в музее».
Молодые возвращаются не только ради себя. Они восстанавливают обрывы, потому что чувствуют ответственность за тех, кто жил до — и кто придёт после.
Изнутри: день из жизни кочевника
"Снег не ждёт. Стадо — тоже. Здесь день начинается не с будильника, а с дыхания оленей за стенкой чума."
05:30 — утро в тундре
Холод. Тишина. Первым делом — растопить печь. Потом — проверить стадо. Кто ушёл, кто отбился, кто не встал.
Никто не будит, но все знают, что будет, если проспать.
Просыпаться в чуме — значит быть ближе к земле и небу.
07:00 — работа начинается сразу
Мужчины расходятся по снегу — искать следы, оградить периметр, наладить сани. Женщины готовят еду, чистят шкуры, ставят чай. Всё — руками. Всё — с утра.
И да, иногда роли меняются. Особенно у молодёжи. Они не держатся за пол — только за смысл.
Полдень — чум живёт, как организм
Кто-то чинит нарты, кто-то учит детей (на коленке — буквы, рядом — нож для строганины). Кто-то, если есть связь, выходит в Zoom — рассказать горожанам, как живёт их тундра.
Вечер — время тишины
Печь потрескивает. Собаки подползли ближе. Старики рассказывают, как в 80-х года стадо ушло в пургу. Молодые слушают. Кто-то шьёт меховик. Кто-то просто смотрит в пламя.
"Город устал, и пошёл в бар. А тундра устала — и пошла молчать у огня. В этом — разница."
07:00 — работа начинается сразу
Мужчины расходятся по снегу — искать следы, оградить периметр, наладить сани. Женщины готовят еду, чистят шкуры, ставят чай. Всё — руками. Всё — с утра.
И да, иногда роли меняются. Особенно у молодёжи. Они не держатся за пол — только за смысл.
Полдень — чум живёт, как организм
Кто-то чинит нарты, кто-то учит детей (на коленке — буквы, рядом — нож для строганины). Кто-то, если есть связь, выходит в Zoom — рассказать горожанам, как живёт их тундра.
Вечер — время тишины
Печь потрескивает. Собаки подползли ближе. Старики рассказывают, как в 80-х года стадо ушло в пургу. Молодые слушают. Кто-то шьёт меховик. Кто-то просто смотрит в пламя.
"Город устал, и пошёл в бар. А тундра устала — и пошла молчать у огня. В этом — разница."
Пища тут не просто еда. Это знание, переданное во вкусах.
Ночь — короткая, но крепкая
Иногда дежурства. Иногда тревога за бурю. Иногда просто звёзды — такие, какие не видно нигде больше. Они — как огни памяти. Как подтверждение, что ты — на своём месте.
Цифровая цивилизация — и жизнь вне сигнала
«Я не против интернета. Я против того, чтобы он заменял мне реальность». — говорит Лена, заваривая чай в чуме.
Они не бегут от технологий — но ставят их на место
Никита монтирует видео на солнечной батарее. Лена ведёт телеграм-канал. Саша читает о ветеринарии в офлайн-энциклопедии, скачанной с телефона друга.
Но интернет тут — инструмент, а не стихия. Никто не проверяет ленту из нервного рефлекса. Здесь даже переписка идёт медленно — как сама тундра.
«Сигнала нет — и голова проясняется. Сам удивляешься, как много в городе ты делал просто потому что можно, а не потому что нужно».
Они не в оппозиции городу — они просто выбрали тишину
Город — это скорость. Тундра — это глубина.
«Там всё быстро, но поверхностно. Тут — медленно, но по-настоящему. Мне больше нравится по-настоящему».
Их не пугают телефоны, не раздражают приложения. Просто они не дают им главного — покоя, связи с собой, правды вокруг.
Но они учатся у обоих миров
Слушают слушают музыку офлайн, чтобы не отставать от ритма мира. Скачивают сериалы на ноутбук, чтобы смотреть вечером. Иногда выходят в эфир — чтобы сказать: "Мы здесь. Мы живём. Не вымерли. И не планируем."
Ночь — короткая, но крепкая
Иногда дежурства. Иногда тревога за бурю. Иногда просто звёзды — такие, какие не видно нигде больше. Они — как огни памяти. Как подтверждение, что ты — на своём месте.
Цифровая цивилизация — и жизнь вне сигнала
«Я не против интернета. Я против того, чтобы он заменял мне реальность». — говорит Лена, заваривая чай в чуме.
Они не бегут от технологий — но ставят их на место
Никита монтирует видео на солнечной батарее. Лена ведёт телеграм-канал. Саша читает о ветеринарии в офлайн-энциклопедии, скачанной с телефона друга.
Но интернет тут — инструмент, а не стихия. Никто не проверяет ленту из нервного рефлекса. Здесь даже переписка идёт медленно — как сама тундра.
«Сигнала нет — и голова проясняется. Сам удивляешься, как много в городе ты делал просто потому что можно, а не потому что нужно».
Они не в оппозиции городу — они просто выбрали тишину
Город — это скорость. Тундра — это глубина.
«Там всё быстро, но поверхностно. Тут — медленно, но по-настоящему. Мне больше нравится по-настоящему».
Их не пугают телефоны, не раздражают приложения. Просто они не дают им главного — покоя, связи с собой, правды вокруг.
Но они учатся у обоих миров
Слушают слушают музыку офлайн, чтобы не отставать от ритма мира. Скачивают сериалы на ноутбук, чтобы смотреть вечером. Иногда выходят в эфир — чтобы сказать: "Мы здесь. Мы живём. Не вымерли. И не планируем."
Айтишник в чуме. Звучит странно — но это их реальность.
Что думают старшие?
«Я думал, они забудут. А они не только помнят — они делают по-своему. И это правильно». — говорит Тимофей Неня, 71 год.
Мария Аксентьевна, 62 года, Сеяха
«Когда внучка сказала, что будет жить в чуме — я подумала, шутит. А потом смотрю — сама строит, сама стадо водит. Я и сама заново учусь».
Она родилась в тундре, прошла интернат, жила в посёлке. Думала, дети не захотят жить в условиях, где нет удобств. Но теперь помогает дочери шить малицу, делится рецептами ухи и говорит:
«Они другие, но они свои. Не как мы — но и не чужие. А этого достаточно».
Тимофей Неня, Ямбург
«Молодые... они не боятся холода. Они боятся быть пустыми. А в тундре пустым не быть. Тут ты нужен».
Тимофей — старый каюр. Учит внуков читать следы. Говорит, не ждал, что его внуки захотят остаться.
«Они что-то увидели в этой жизни. Не знаю, что. Может, ту правду, что у нас давно на глазах, но мы её уже не замечаем».
Не осуждение — но и не восторг
Старшее поколение — не романтики. Они знают цену снегу, ветру, молчанию.
«Жизнь в тундре — не для красивых фотографий. Но если ты остался, несмотря на это — значит, у тебя есть внутренний корень. Такой не сломать».
Что думают старшие?
«Я думал, они забудут. А они не только помнят — они делают по-своему. И это правильно». — говорит Тимофей Неня, 71 год.
Мария Аксентьевна, 62 года, Сеяха
«Когда внучка сказала, что будет жить в чуме — я подумала, шутит. А потом смотрю — сама строит, сама стадо водит. Я и сама заново учусь».
Она родилась в тундре, прошла интернат, жила в посёлке. Думала, дети не захотят жить в условиях, где нет удобств. Но теперь помогает дочери шить малицу, делится рецептами ухи и говорит:
«Они другие, но они свои. Не как мы — но и не чужие. А этого достаточно».
Тимофей Неня, Ямбург
«Молодые... они не боятся холода. Они боятся быть пустыми. А в тундре пустым не быть. Тут ты нужен».
Тимофей — старый каюр. Учит внуков читать следы. Говорит, не ждал, что его внуки захотят остаться.
«Они что-то увидели в этой жизни. Не знаю, что. Может, ту правду, что у нас давно на глазах, но мы её уже не замечаем».
Не осуждение — но и не восторг
Старшее поколение — не романтики. Они знают цену снегу, ветру, молчанию.
«Жизнь в тундре — не для красивых фотографий. Но если ты остался, несмотря на это — значит, у тебя есть внутренний корень. Такой не сломать».
Те, кто возвращаются, приносят новое — но берут старое с уважением.
Чему мы можем у них поучиться?
«Тундра — это не место. Это способ быть настоящим». — сказала однажды Лена. И в этой фразе — вся суть.
Быть, а не казаться
Город учит нас производить впечатление. Тундра — быть собой. Без лишнего. Без лайков. Без образов. Здесь ты не «казуал», не «профи», не «инфлюенсер» — ты человек.
«Ты не скроешь, что устал. Или что ошибся. Или что не готов. Здесь видно всё. Это пугает. Но и освобождает».
Жить в ритме земли
Снег не спрашивает, готов ли ты. Стадо не ждёт. Тундра диктует условия — и ты либо находишь с ней язык, либо уходишь.
И в этом — что-то древнее и честное, чего нам так не хватает в мире, где можно отложить всё «на потом».
Быть нужным — и быть на месте
«В городе я всё время чувствовал, что мешаю. Здесь — что нужен».
Возможно, именно это и есть главное. Не сам чум, не олень, не чай на багульнике. А чувство, что ты на своём месте. Здесь и сейчас.
Чему мы можем у них поучиться?
«Тундра — это не место. Это способ быть настоящим». — сказала однажды Лена. И в этой фразе — вся суть.
Быть, а не казаться
Город учит нас производить впечатление. Тундра — быть собой. Без лишнего. Без лайков. Без образов. Здесь ты не «казуал», не «профи», не «инфлюенсер» — ты человек.
«Ты не скроешь, что устал. Или что ошибся. Или что не готов. Здесь видно всё. Это пугает. Но и освобождает».
Жить в ритме земли
Снег не спрашивает, готов ли ты. Стадо не ждёт. Тундра диктует условия — и ты либо находишь с ней язык, либо уходишь.
И в этом — что-то древнее и честное, чего нам так не хватает в мире, где можно отложить всё «на потом».
Быть нужным — и быть на месте
«В городе я всё время чувствовал, что мешаю. Здесь — что нужен».
Возможно, именно это и есть главное. Не сам чум, не олень, не чай на багульнике. А чувство, что ты на своём месте. Здесь и сейчас.
Если ты на месте — снег не давит. Он несёт.
А вы бы смогли?
Вы бы решились на такую жизнь? Стадо, тундра, ночь без сигнала, день — без лишних слов.
Где всё зависит от тебя — и в то же время ничего не зависит.
Напишите в комментариях:
Что вам ближе — скорость или тишина? Город или северный ветер? Жизнь в потоке или жизнь в себе?
А вы бы смогли?
Вы бы решились на такую жизнь? Стадо, тундра, ночь без сигнала, день — без лишних слов.
Где всё зависит от тебя — и в то же время ничего не зависит.
Напишите в комментариях:
Что вам ближе — скорость или тишина? Город или северный ветер? Жизнь в потоке или жизнь в себе?
Следующая публикация
Комментарии 1