Только этого ещё не хватало! Один укус, и меня ждёт верная мучительная смерть. Я ринулся к ближайшему дереву. Нижняя ветка росла высоко, но я допрыгнул, подтянулся рывком, и тут она неожиданно обломилась.
Приземление было неудачным: под ногу попался камень, я потерял равновесие и перекувыркнулся через спину. Время шло на секунды. И было уже не до соблюдения осторожности. Ружьё как бы само спрыгнуло с плеча и удобно легло в руки. Глаза моментально нашли цель. Волк сбежал с дороги, нас отделяло шагов двадцать и полоса редких кустов. Не лучшая позиция для стрельбы, но выбирать не приходилось.
Присев на одно колено, я вскинул ружьё, прицелился, задержал дыхание и спустил курок. Прогремел выстрел. Приклад привычно толкнул в плечо. Зверь дёрнулся, коротко взвизгнул, но продолжил свой бег. Промазал. Я чертыхнулся и отбросил оружие на землю. Перезаряжать и целиться времени не было. Выхватив из кобуры наган, я взвёл курок и отступил на шаг, прижавшись к стволу дерева спиной. Десять шагов. Волк проламывался сквозь кусты. Голова с ощеренной пастью вынырнула из поросли. Пять шагов. Выстрел.
Волк будто налетел на невидимое препятствие и неуклюже ткнулся мордой в землю. Попал. Пуля вошла в череп, разворотив его на выходе. Моя взяла. Повезло.
Я перевёл дыхание и подошёл поближе рассмотреть свой трофей. Его левый бок пересекал росчерк ружейной пули, оставившей на шкуре длинную кровоточащую борозду. А ведь мог и с первого раза уложить! Практиковаться тебе нужно, Никон Архипович!
Осознание близости смерти, как всегда, пришло немного запоздало. Как всё же хрупка человеческая жизнь, и как сильно она зависит от случая и удачи. Ещё минуту назад у тебя всё в порядке, жизнь прекрасна, и ты ещё не знаешь, но бешеный волк уже бежит тебе навстречу.
Впрочем, долго подобные мысли держать в голове вредно. Особенно, когда путешествуешь один в тайге. Неуверенность порождает страх, а страх – панику. Верная дорога к смерти.
Я присел, привалившись спиной к дереву, чтобы отдышаться и унять лёгкую дрожь в теле. Я читал несколько лет назад статью поляка Цыбульского из Ягеллонского университета в Кракове, который описывал причину этой дрожи выработкой физиологически активных экстрактов наших надпочечников. Что ж, если верить Цыбульскому, с моими надпочечниками, похоже, всё в порядке.
Передохнув, я поднялся и подобрал ружьё, вложил новый патрон вместо использованного и повесил оружие на плечо. Потом перезарядил наган и вложил его в кобуру. Можно возвращаться.
Я вышел обратно на старую дорогу и зашагал по направлению к Ирию.
Несмотря на то, что инцидент окончился для меня благоприятно, расслабляться было нельзя. Наоборот – бешенство не врождённый порок, а инфекция. И раз есть один заражённый зверь, значит – могут быть и другие.
Конечно, вряд ли эта зараза могла быть причиной гибели Ирия. Вероятность того, что все обитатели были в короткий срок укушены, почти невозможна. Стужин и его люди были опытными, не могли не знать об опасности. К тому же с ними был профессор Вернер. Уж он-то точно знал, что это за напасть, и, вернувшись из усадьбы, сразу бы оповестил об этом власти. Так что версию о бешенстве можно пока не рассматривать.
Я шёл не быстро, немного прихрамывая, так как подвернул ногу при падении, и она давала о себе знать.
Плохо, конечно, что пришлось стрелять. Если в этих местах до сих пор живёт тот, кто погубил Ирий, он наверняка теперь знает о моём присутствии. Да и пропажа двух отрядов авантюристов-мародёров тоже не добавляет оптимизма.
К тому же у меня был рассказ ещё одного очевидца, участника второй вылазки в опустевший Ирий. Конечно, его нельзя было принимать за чистую монету, уж больно ненадёжным был этот человек, но и не принимать в расчет ничего, из рассказанного им, было бы легкомысленно.
Два года я собирал сведения об этом происшествии. Разрозненные фрагменты причудливой мозаики, которая никак не укладывалась у меня в голове в целостную картину. Не хватало каких-то важных частей.
Как раз этим я и собирался заняться по возвращении в усадьбу. Нужно будет изучить комнаты жильцов, подвал и лабораторию профессора. На неё была особая надежда.
Лес расступился, и я вышел на уже знакомый луг перед усадьбой. Здесь ничего не изменилось. Я решил, что исследованием окрестностей, пожалуй, продолжу заниматься завтра, а сегодня осмотрю, насколько позволит время, комнаты особняка. Нога всё ещё побаливала, а долгие прогулки могут и подождать.
За этими мыслями я вдруг понял, что изрядно проголодался и пора было подкрепиться. Как и прошлой ночью, огонь решил не разжигать. Конечно, мои выстрелы были слышны далеко, но кто знает, может быть, источник угрозы (если таковой вообще имелся) находится в противоположной стороне от Ирия?
Звук выстрела слышно версты за три. Но я отошёл от усадьбы примерно на две, стало быть, есть шанс, что моя пальба меня не выдала. Так что лишняя мера предосторожности не помешает, и меня не затруднит провести ещё день без огня. Ночи пока стоят тёплые, да и запас сухого пайка ещё изрядный. Впрочем, дальнейшая разведка покажет, стоит ли таиться и ждут ли меня тут какие-то особые опасности, кроме тех, которые обычны в тайге.
Подойдя к особняку, я осторожно зашёл на крыльцо, достал наган и тихо приоткрыл дверь. Ничего подозрительного. Покрывало пыли, лежащей на полу, всё так же хранило лишь мои следы. После меня тут никого не было.
Перекусить я решил в гостиной, где провёл ночь, мысленно присудив ей роль моего лагеря. Почему-то не хотелось занимать комнаты людей. Пусть и давно заброшенные, они всё же хранят память о своих хозяевах. Глупо, но чувство незваного гостя не покидало меня.
Я подошёл к своим вещам, устроенным на поняге. Жители городов носят вещи в сумках, чемоданах и саквояжах. Но это не годится в путешествии. Руки отсохнут нести. В тайге используют понягу – деревянную рамку с полкой внизу, на которую ставят поклажу. От рамки идут лямки – плечевые и поясные. Сама рамка изогнута по форме спины. Бесценное приспособление, если идёшь в долгий поход. Я представил себя бредущим сквозь чащу с саквояжем и усмехнулся нелепости этой картины.
На поняге покоился мой большой рюкзак из превосходной парусины. Я сам изобрёл его конструкцию, добавив по бокам петли, куда можно было приспособить топорик, небольшую лопату или геологический молоток, в зависимости от цели похода, а сверху клапан, не позволяющий воде заливаться внутрь во время дождя. Ведь сухость вещей и продуктов – чуть ли не самое важное в успехе любого путешествия.
Запустив руку в рюкзак, я извлёк оттуда пару галет, несколько тонких полос сушёного мяса и присел на диван, чтобы насладиться трапезой. Ел не спеша, запивая из фляги маленькими глотками.
После трапезы на свет божий из рюкзака был извлечён мой кисет и трубка. Табак был наилучшего качества, презентованный мне одним из Степанцовых из его личного запаса.
Я взял со стола початую бутылку коньяка и сделал глоток, после чего закурил, прикрыв глаза. Что и говорить: с прикрытыми глазами, сидя на роскошном диване, попивая дорогой коньяк и покуривая трубку с превосходным табачком, можно было представить, что я нахожусь в закрытом клубе столичного высшего общества.
Но я был далеко-далеко, в сердце Сибири. Да и приехал сюда не отдыхать. Так что позволил этой иллюзии продлиться лишь считанные мгновения. Впрочем, подобная слабость простительна. Утреннее происшествие с волком немного выбило меня из колеи, и я был рад восстановить силы на этом сибаритском привале. В конце концов, не каждый день отбиваешься от бешеного зверя. Даже с моим опытом это случилось впервые.
После отдыха нужно было осмотреть комнаты, и в первую очередь мне хотелось найти лабораторию профессора Вернера.
Ирий не случайно возник именно тут. Какая-то аномалия была в этом месте. Сначала она помогала больной девочке поправляться, а затем превратила окрестности Ирия в бесприютную картину, лишённую радости.
Первое, что приходило в голову, – я имею дело с каким-то событием, неизвестным науке явлением, которое могло изменить судьбу обитателей усадьбы. Никаких определённых построений и выводов разум мой не делал, но интуиция подсказывала, что ключ к разгадке может быть найден в деятельности профессора.
Впрочем, как писал классик, есть много под луной такого, что и не снилось нашим мудрецам. Мой мозг настойчиво требовал дополнительные сведения для анализа, а сведения, как известно, сами к тебе не приходят.
Было логично начать разведку с первого этажа. Скорее всего, лаборатория находится именно там. Хорошо бы успеть перед сном осмотреть её. Возможно, найдётся какая-то зацепка.
Центральная лестница привела меня в холл, от которого отходили влево и вправо два длинных коридора. После короткого раздумья был выбран левый.
Он был длинным с рядами дверей по обе стороны. Я решил дойти до конца и производить осмотр в обратном порядке, начав с самой дальней из них. Коридор окончился большой двустворчатой дверью. Я потянул створки на себя, и они с лёгким скрипом подались, открывая моему взгляду обширное пространство. Это была кухня.
Вдоль стен располагались шкафы с бесчисленными дверцами и полочками, перемежавшиеся с открытыми участками, куда были ввинчены крючки, на которых висела разная утварь: половники, вертела, и какие-то хитрые приспособления, названия которых человеку, питающемуся большую часть жизни сушёным мясом и галетами, знать не положено.
Отдельный ряд крючьев хранил обширную коллекцию тесаков и разделочных ножей. Когда-то я читал, как известный драматург Чехов утверждал, что если ружьё висит на стене в пьесе, то оно обязательно должно выстрелить. Это замечательное наблюдение весьма некстати всплыло у меня в голове, и я подумал, что предпочёл бы оставить все эти тесаки бессмысленной и немотивированной декорацией моей истории в надежде, что Судьба не знакома с трудами Чехова.
У противоположной от двери стены во всю её длину располагалась печь внушительных размеров. Я подошёл поближе. Она была произведением печного искусства, облицованная голландскими изразцами, цветными, украшенными затейливыми орнаментами и покрытыми глазурью. На металлических частях печи стояли клейма собственных заводов Стужина. Похоже, промышленник гордился своим делом и был уверен в качестве, раз не стал заказывать детали из-за границы. Похвально.
На печи стояли кастрюли и сковороды. При желании можно было развести огонь и готовить. Но я слишком ленив и непритязателен в еде, чтобы тратить время на кухне.
Во всём помещении царило запустение. Толстый слой пыли покрывал это уютное некогда место. Кое-где со шкафов и потолка свисали клочья паутины, а на металле появились пятна ржавчины – следы, оставленные неумолимым временем.
Прохаживаясь вдоль стен, я открывал наугад дверцы шкафов, находя там посуду и испортившиеся продукты, превратившиеся буквально в прах, или бесформенные высохшие комья чего-то, что трудно было определить по прошествии стольких лет. Ничего ценного я для себя не нашёл, не считая соли, лампы и запаса фитилей и масла к ней, хранившегося в плотно запечатанном сосуде. Теперь можно не экономить соль, набрав её на обратный путь здесь, а вечер коротать при свете лампы.
Я решил не задерживаться на кухне и, прихватив лампу с маслом и фитилями, отнёс их в гостиную к своим вещам, чтобы не искать потом в потёмках. Потом снова спустился вниз, но решил проверить, чем заканчивается правый коридор. Не терпелось найти лабораторию профессора.
В конце второго коридора также обнаружилась массивная двустворчатая дверь. По счастью тоже не запертая. Войдя внутрь, я улыбнулся. Вне всякого сомнения, передо мной была лаборатория.
Комментарии 1