СТЕНЫ

I.
ночь заплывала в комнату и оставалась в ней навсегда
(спасибо вечно закрытым шторам и перегоревшей лампе).
ночь расползалась по спинке стула, по полу, по рукавам,
по старым конспектам, книгам, забиралась в дыхание.
и пар изо рта окрашивал тьму в белый цвет.
алехин хрипел в колонке. за гипсокартоном под треск дивана
прокуренным голосом хрипел пьяный сосед.
он, наверное, неизлечимо болен. впрочем, как все.
пожалуй, пора выбираться неуверенным шагом наружу
пока тьма не сожрала всего, оставив в сети висеть.
слышал кто-то шагает по коридору. он явно простужен
приступом безысходности, нигилизмом, желанием умереть.
и тьма отрицала саму себя, как явление и как причину
распинаться пьяным на двадцать с остатком строк.
таксист, пожалуйста, возьми все, что есть, но вынеси
тело наружу, обернув туманом надежды или сигаретным смогом.
II.
прохожий упирается взглядом в систему домов и громоотводов.
унылость ворует нас друг у друга, кладет в бетонный футляр.
цветы у обочины засыхают и разлетаются в такт с погодой,
твои красные губы - последний шанс на счастливый финал.
брусчатка, забор, бегущие люди, хочется лечь под трамвай.
девушка на задней площадке что-то шепчет на ухо подруге.
я так угнетен и растерян, что мне, наверное, нечего и сказать.
композитор терзает себя за неспособность писать романы.
провода, провода, провода, дороги, веревки - руки свободны,
но в спешке путаются глаза и ноги вечно сбивают ритм.
только эстетика дореволюционных районов
компенсирует крах попытки по-новому посмотреть на мир.
тело прячется в лабиринты каменных переходов
в надежде вернуть себе право на хоть какой-нибудь кров.
серость, серость и перед глазами красные губы,
как в новелле о.генри никогда не опадающий лист.
III.
бездомный из дома напротив на окраине жжет костры
из этилена сердец и в опилки раздробленных судеб.
телефонные будки (символ ненужности) набивают коты.
палитра - из красного в черный. коты покидают улицы.
чужое тело плывет за ними по водосточным канавам.
мое - слишком брезгливо - прикрывается, щурится.
в отсутствие целей мечты детства достаточно слабы.
мой кораблик - распадается, тонет, превращается в мусор.
и кто-то на фоне что-то бормочет о сожженных мостах.
сырость пробирает до дрожи. мокнут последние гривны.
и знаешь, даже, если будь я невменяем и пьян.
не стал бы жечь куски суши перед наступающим ливнем.
ведь, в итоге, смирившись с собой ты будешь сидеть один
на неоплаченной кухне в солнечных полутонах,
глотая таблетки и, как лекарство, самый дешевый джин,
собирая в кучу клеем сгоревшие спички, мечтая о кораблях.