-Так он еще и псину в дом привел!

– злобно прошипела Чурайкина, и схватившись за живот метнулась в сортир...
Что ни говори, а Феня Павловна Чурайкина с годами становилась все подлее и гаже, неуклонно превращаясь в мерзкую и пакостную старуху. По-честному говоря, Чурайкина и в молодости имела паскудный и склочный характер. Мужа своего Петра Казимировича Лепешкина, вечным брюзжанием, истериками и упреками буквально из дома выжила. Но, и ей судьба в отместку "свинью подложила".Просыпается Феня поутру как-то раз, и хочет мужа в бок локтем двинуть, - мол хорош дрыхнуть, иди по дому похлопочи! А локоток-то в пустоту попал! Петр Казимирович еще до рассвета из дома с чемоданчиком сиганул, а ей записку оставил: «прости-прощай, - я уезжаю, пока идут на север поезда!» Живи как хочешь и как можешь, - постылая, никчемная и дурная баба! А я умываю руки! Чао!
Феня Павловна конечно локти искусала себе, - где же теперь такого терпящего найдет, который все ее прихоти беспрекословно исполнит: по дому приберется, на рынок сходит, не пьет, не курит, да еще зарплату всю до копеечки отдает! Шиш на постном масле, а не такого супруга!
В общем осталась на старости лет одна Феня, и ни одна живая душа к ней не так и не прибилась. Живет Феня Павловна в своей комнатушке в коммунальной квартире, и гадит все соседям в силу своей буйной фантазии и неуемной энергии. А что, - она несмотря на то, что разменяла благополучно седьмой десяток, а здоровья у нее хоть отбавляй. Сухощавая, быстрая, энергичная, с волосами «кукишем» на затылке и пристальным, испытывающим взглядом сквозь круглые очки, Феня Павловна день-деньской снует по дому высматривая и выгадывая – кому же «насолить». Неделю назад, например, довела до сердечного приступа соседку Валерию Антоновну, и не просто довела, а кривляясь, паясничая и издеваясь. Василию Макаровичу, - добродушному пенсионеру в борщ олифы свеженькой подлила – для приварка видать, а Мартину Ревазовичу Шарашадзе, - профессору исторических наук, на двери написала мелом матерное слово. И когда, разъяренный до крайности профессор рукавом пижамы стер эту мерзость, чуть погодя, соблюдая полнейшую конспирацию гадливая старуха написала скабрезную частушку, да еще пририсовала кое-что. Помимо того Феня Павловна с удивительным постоянством и настойчивостью строчила в различные инстанции жалобы, доносы и кляузы, отчего в дом часто приходили разные комиссии, случались проверки, а уж участковому и вовсе от нее покоя не было. Сколь ни пытались жильцы порядком уставшие проделок беспокойной старухи призвать ее к совести и порядку, - все это было Сизифовым трудом. Когда казалось, что вот он компромисс, и Феня Павловна обещает не скандалить и не своевольничать, как на следующий же день все начиналось сызнова. Хитрую и неуловимую Чурайкину поймать за руку не удавалось, да и никто этим по-настоящему не занимался, жалеючи а может быть не желая связываться с откровенной тварюшкой. И так бы все это безобразия продолжалось неизвестно еще сколько времени, не поселись в сей коммуналке майор в отставке, Виктор Басаргин, - бывший оперуполномоченный, со своим любимым псом Викулой. Человек и пес, на протяжении многих лет буквально сросшиеся характерами, прошли в этой сложной и непредсказуемой жизни многое, многое потеряли, кое-то приобрели, и между прочим душами не зачерствели. Скорее наоборот – были полны веселого задора, оптимизма и жажды приключений. У Фени Павловны при виде подтянутого майора с лихо закрученными чуток седоватыми усами, на которого немедля обратили самое пристальное внимание молодухи из соседних квартир, затряслась от злобы нижняя губа, и задергался левый глаз. Ну а когда вслед за молодцеватым Басаргиным в дом вошел Викула, - большой и степенный пес, то у желчной старухи и вовсе случилась диарея.
-Так он еще и псину в дом привел! Ну сволочуга! – злобно прошипела Чурайкина, и схватившись за живот метнулась в сортир...
Быть может ревнивая и завистливая Чурайкина со временем как-то и смирилась с тем, что в доме поселился моложавый отставник, пользующийся повышенным вниманием у местных представительниц прекрасного пола, но присутствие рядом с ним здоровенного пса, с подозрительным взглядом и вечно высунутым языком, ее просто коробило. А посему Феня Павловна направила все усилия на то чтобы выжить из дома Викулу, причем старалась на славу. Началось с анонимных писем. В них старуха жаловалась на то что пес проявляет агрессию к жильцам дома, возможно не привит от бешенства, чумы и других инфекционных заболеваний передающихся от плотоядных к человеку. Своевольный и своенравный и своевольный пес ходит где ему вздумается, копается в мусорных ведрах, от него противно воняет, и он легко может напасть на любого, кто ему станет поперек пути. В доме стало невозможно жить, с появлением этой собаки, которой во всем потакает ее беспечный и безнравственный хозяин, только тем и озабоченный, что волочиться за женщинами, проживающими по соседству. Письма в нескольких экземплярах были разосланы в советующие инстанции, однако последующий след за ними проверки ничего такого нарушившего закон и общественный порядок замечено не было. А главное – Викула имел соответствующий ветеринарный паспорт, в котором были задокументированы все проведенные прививки, дегельминтизация и прочие важные данные. Все жильцы дома прекрасно были осведомлены откуда «растут ноги»ю. Но Басаргин уже имел на этот счет всю необходимую информацию, и теперь он обратил внимание на шипящую ему вслед вертлявую старуху. Викула же, тонко чувствовавший флюиды злости прямо-таки хлеставшие из Чурайкиной, знал на кого точить зубы случись какая неприятность. Отныне отсчет пошел в обратную сторону, и судя по всему до часа «Х» оставалось совсем немного времени…
***
…Слащаво улыбаясь сквозь свои, видавшие виды очки с прикрученными грязным пластырем дужками, Феня Павловна приветливо кивнула Басаргину и подмигнула Викуле наморщившему нос при ее появлении на кухне.
-Доброе утро, уважаемая Феня Павловна! – приветствовал старуху Виктор, заваривая себе крепкого кофе, - а погодка сегодня отменная! Вы не находите?
-Ваша правда Витенька, - кивнула Чурайкина, - погодка нынче прелестная. Так ведь одно плохо – у нас в доме хулюганов разных, что собак недорезанных. Ой…Не про вашего чудного песика будет сказано. Не серчайте любезный.
-Да нет, что вы – улыбнулся Басаргин. -Кофе не желаете?
-Спасибо, не употребляю. Так вот я, о чем…У нас в доме шпаны – полным-полно, - ну никакого житья от этих поганцев нет. То на стенах подъезда что-нибудь непотребное нарисуют или напишут, то нагадят под дверьми, то спиртное притащут, вылакают все, а потом бутылки поразбивают. Идешь в темноте бывало, и на осколок напорешься! Вот как я вчера! А участковому - до лампочки! Безобразие полнейшее, - хоть топор на стену вешай!
-Да уж…
Виктор Басаргин погладил по голове Викулу, и мельком взглянув на перебинтованную ступню и голень Фени Павловны, в мыслях безудержно расхохотался. На осколок напоролась говоришь? Ну, ну…
…Басаргин, вчерашней поздней ночью притаившись в кустах, наблюдал как Феня Павловна, прогуливаясь под окнами дома, аккуратненько положила кирпич в коробку из-под обуви и незаметно подбросила его на тротуар, в надежде что какой-нибудь прохожий с размаху пнет эту коробку. Очевидно старая злыдня уже предвкушала момент как сей обормот взвоет от боли на всю улицу, и перепугает спящих мирным сном жильцов. Однако, что-то пошло не так. Сделав кружок-другой вокруг дома, Чурайкина неожиданно для себя наткнулась на ту самую мятую коробку, очевидно позабыв о том, что сама ее и подкинула.
-Вот подонки, свиньи, шакалье! – злобно пробормотала Феня Павловна, оглянувшись по сторонам, - уже мусор на тротуары выбрасывают! Свиньи грязные!
Старуха с остервенением и со всей силы пнула коробку. Дикий, душераздирающий вопль осквернил ночную тишину сонного времени суток. Мешком свалившись на тротуар, Чурайкина схватившись за ушибленную ступню, стала жалобно подвывать и скулить. Потревоженные жильцы дома принялись выглядывать из окон, а старуха, собрав в себе все силы отползла в темень, откуда еще долго слышались причитания и проклятья.
Басаргин едва сдерживая хохот погладил чуть слышно скулящего Викулу, наказав ему сидеть тихо и смирно…
…Отставник, проводив пристальным взглядом Феню Павловну, волочившую за собой ушибленную ногу, почесал макушку, и улыбнувшись своим мыслям отхлебнул глоточек кофе. Ближе к обеду, готовя себе на кухне наваристый суп с картошечкой и солидным куском говяжьей грудники, Виктор подгадал момент, и как только Чурайкина появилась в дверях, приложил к уху мобильник:
-Саша! Привет! – произнес Басаргин в трубку, одновременно поклонившись старухе. –Как ты, - дорогой? Все ли нормально у тебя? Я тоже в норме. Слушай, я вот ночью в твоих краях буду, намереваюсь к тебе зайти. Да нет, ничего не случилось, просто хотел с тобой по одному вопросу посоветоваться. …Нет, не на машине. Да. Так, что с собой бутылочку прихвачу. Посидим покалякаем - я у тебя сегодня и переночую. Свою ласточку дома оставляю, - что-то карбюратор барахлит, да и сигнализация накрылась медным тазом. А у вас район неспокойный, пусть лучше у меня останется. …Отлично! Ну лады, до вечера Саш!
Виктор многозначительно посмотрел на Чурайкину, с маской безразличия на лице, моющую под краном ложку.
-Здравствуйте Феня Павловна. Как себя чувствуете? Как нога?
-Ой Витенька, и не спрашивайте. Ноет ноженька, рана-то серьезная. Будь они прокляты это поганцы что бутылку в подъезде разбили. Будь они прокляты!
-Ох-х-х, не говорите – вздохнул Басаргин, - не говорите…
…Ближе к восьми вечера, Виктор Басаргин демонстративно долго крутился возле своего видавшего виды «жигуленка»: открывал и захлопывал двери, глядел под капот и в багажник, а после как-бы удовлетворившись, взял с собой Викулу, и вскоре человек и пес скрылись в темноте сумерек.
Феня Павловна усмехнулась, проводив их взглядом, аккуратно задернув уголок занавески подошла к буфету, и вытащила из шкафчика кухонный нож…
Ночь как раз ей в подмогу выдалась безлунная и тихая. Единственный фонарь в переулке еле слышно скрипя, слегка покачивался под дуновениями ветерка, отбрасывая на тротуар тусклое желтое пятно. Старуха подобно бесплотному призраку из старинного замка, выскользнула из подъезда на улицу, и крадучись приблизилась к одинокому «жигуленку» Басаргина, припаркованному у стены дома. Феня Павловна еще раз оглянулась по сторонам, и не узрев в темноте ни единой души, вытащила из авоськи нож.
-Ну ментяра, я сейчас тебе устрою – прошипела она, и нащупав шину колеса, приставила к нему острие ножа.
-А ну убрала ручонки шаловливые! Ах ты ведьма старая!
В темноте ночи, ярко вспыхнул фонарь, залаяла собака, и вперед вышли Басаргин с участковым.
Чурайкина, завопила от страха, выронила нож, и отпрянула в темноту.
-Стоять тебе говорят!
Басаргин шагнул вслед за старухой, но та ринувшись в проем между стеной и машиной попыталась ускользнуть. Однако из-за багажника выбежал Викула, и страшно рявкнув на вопящую Феню Павловну, погнал ее обратно. Окна коммуналки одно за другим стали зажигаться светом, в них появились перепуганные воплями жильцы, и на лестнице послышался топот ног. Люди собирались во дворе оживленно переговариваясь, а в кругу стояла Феня Павловна Чурайкина, и закрыв лицо ладонями, рыдала с голос.
-Не рой другому яму... – произнес Басаргин, и вздохнув, почесал за ухом рычащего Викулу.
Автор: Георгий Асин