Василий Немирович-Данченко: литературный первооткрыватель уральского золота

Книга «Кама и Урал» (очерки и впечатления) Василия Ивановича Немировича-Данченко (1844—1936) — подробнейший, живой и наглядный отчет о его путешествии 1876 года по горно-заводскому Уралу...
Выпущенная А. С. Сувориным, она словно открыла окно россиянам обеих столиц, центральных губерний: где, как и кем был обеспечен российский «рывок по золоту» 19 века. Василий Иванович Немирович-Данченко, старший брат Владимира, знаменитого сооснователя (со Станиславским) МХАТА.
Весьма популярный в дореволюционной России, он опубликовал невероятное количество рассказов, романов повестей, до революции планировалось 50-томное собрание сочинений. Необычайно выразительны его «написанные с натуры картины», сопровождаемые постоянными «историческими отступлениями», на несколько десятилетий вглубь. Видно, Василий Иванович хорошо умел не только наблюдать, но и расспрашивать. В итоге — перед читателем вся «Золотая лихорадка Урала». Несколько фрагментов я разобью по «ключевым словам», и еще — позволю себе дать для ориентировки краткие подзаглавия:
Накануне реформы, «разгосударствления»:
Въ послѣдніе годы государственнаго управленія пріисками, денегъ въ казнѣ для расплаты не было; воровство золота поэтому стало чудовищнымъ. Рабочіе требовали денегъ, слѣдующихъ имъ, начальство признавало такое требованіе бунтомъ, и несчастныхъ мужиковъ, голодныхъ и измученныхъ, драли на смерть… Когда о воровствѣ золота доходили слухи до горнаго управленія, оно командировывало на пріиски переодѣтыхъ жандармовъ. Тѣ являлись въ роли покупщиковъ краденаго драгоцѣннаго металла или въ видѣ странствующихъ купцовъ. Въ кабакахъ они находили сбытчиковъ золота. Тѣ имъ продавали за хорошія деньги. Торжествующій жандармъ, уплатя, что слѣдуетъ, хваталъ преступника и подымалъ гвалтъ. Являлось начальство.
— Ты, такой сякой, продалъ это? — начинало оно струнить сбытчика.
— Я самый! — совершенно спокойно отвѣчалъ тотъ, мягко глядя въ глаза предержащей власти.
— Вотъ я тебя!.. Кандаловъ!.. Гдѣ ты досталъ золото?
— Золото?.. Какое золото?..
— Да вотъ это!..
— И отродясь золотомъ не было… Онъ у меня мѣдь мою покупалъ… Мы съ нимъ, какъ слѣдуетъ, сторговались, я и деньги получилъ… У меня запасъ былъ… Что же, это и по закону не запрещается.
— Какъ мѣдь… Какую мѣдь?
— Да вотъ эту самую…
Производили изслѣдованіе, и дѣйствительно «крупка» оказывалась самою простою мѣдью. Сконфуженный жандармъ уѣзжалъ во-свояси, и деньги, истраченныя имъ на столь блистательный коммерческій оборотъ, вписывались по разнымъ графамъ въ не предвидѣнные расходы. Въ концѣ концовъ, оказывалось, что скупщики или сбытчики золота еще ранѣе пріѣзда бирюзоваго Лекока уже знали о его командировкѣ изъ горнаго управленія.
Круговорот золота и мошенничества на Урале
Состоянія здѣсь дѣлались чрезвычайно быстро. Еще бы — около пріисковъ или близъ старательскихъ избушекъ открывались кабаки, или сажали старушенокъ, торговавшихъ оффиціально разными явствами, а неоффиціально водкой. Онѣ и то, и другое продавали не за деньги, а за золото, «за крупку». Крупку эту всѣми мѣрами старались стянуть у хозяевъ или у казны. Даже когда ее ссыпали въ аппараты, откуда кража считалась окончательно невозможной, ловкіе золотоискатели опускали туда нитки, намазанныя густымъ и липкимъ медомъ. Къ меду приставала драгоцѣнная масса, — и въ данномъ случаѣ трудолюбіе торжествовало, и терпѣніе вознаграждалось вполнѣ. Даже хозяева, вмѣсто того, чтобы отдавать золото въ казну, свозили его тайкомъ въ Екатеринбургъ и продавали его здѣсь. Случались, разумѣется, и очень ловкія мошенничества. Крупинки платины золотили и продавали за золото; за этотъ же металлъ сходили желтые мѣдные опилки. Эту операцію дѣлали такъ: желающему купить золото — приносили на домъ мѣшокъ съ мѣдной крупкой. Ему предлагали взять изъ него пробу, тотъ бралъ. Пробу завертывали въ бумажку, ловко замѣняя въ этотъ моментъ образчикъ другимъ, съ настоящимъ золотомъ. Тутъ же проба подвергалась испытанію — золото оказывалось превосходнымъ. Мѣшокъ взвѣшивался, деньги за него уплачивались и, узнавая затѣмъ объ обманѣ, покупатель не смѣлъ и пикнуть объ этомъ, потому что онъ по закону подвергался равной съ продавцами отвѣтственности.
Ярый криминал
Изъ-за золота тутъ зачастую совершались и убійства… Убивали старателей въ лѣсной глуши. Смотритель въ воскресенье, бывало, идетъ изъ пріиска съ золотомъ, нарытымъ въ теченіе недѣли; его подстерегаютъ среди самаго дикаго захолустья и мѣткою пулею кладутъ наповалъ. Никакія слѣдствія и розыски не были возможны въ этихъ дебряхъ, въ этихъ бездорожьяхъ. На воровствѣ казеннаго золота выростали цѣлые торговые дома, и не одинъ изъ пермскихъ милліонеровъ обязанъ своимъ благосостояніемъ этому, въ свое время выгодному промыслу. Иногда даже можно было и не убивать смотрителя пріиска. Зачѣмъ? Съ нимъ входили въ соглашеніе, легко его ранили — и всѣ были довольны. Что смотритель продавалъ казенные интересы, — это было не особенно удивительно. Еще бы: сія великая спица административнаго колеса получала отъ семи до восьми рублей въ мѣсяцъ, и только въ самое послѣднее время казеннаго управленія ему увеличили жалованье до пятнадцати рублей. Не могли не красть и рабочіе. Во время обязательнаго труда они получали только хлѣбъ и по три копѣйки въ день вознагражденія. За прогулъ его пороли на смерть. Пороли такъ, что терпѣливые уральскіе кроты озлобились. Управляющіе боялись спускаться къ нимъ въ шахты. — тамъ рабочіе били ихъ и сбрасывали въ колодцы за жестокость. Дѣла такого рода даже не всплывали на верхъ. Первые не разскажутъ, какимъ образомъ произошла смерть, а рабочіе единогласно показывали, что «его высокоблагородіе оступились съ лѣстницы — и душу Богу отдали, разбились». Шпицрутены въ то время были въ особенномъ ходу, и долѣе всего этотъ цивилизующій инструментъ держался на горныхъ заводахъ. Генералъ Глинка, возглашвшій: «я царь-и-Богъ Уральскаго хребта», славился своею изобрѣтательностью въ жестокостяхъ. Онъ артистически, съ увлеченіемъ виртуоза, выполнялъ ихъ.
А Екатеринбург рос на краденом золоте. Несли его на биржу — и вырвавшаяся съ пріисковъ дѣвица легкаго поведенія, и изголодавшійся рабочій, и щеголеватый управляющій, и казенный чинъ, которому жалованья не хватило бы и на подметки, и священникъ, потершійся около розсыпей. Преслѣдовалась эта операція только на пріискахъ — въ Екатеринбургѣ мсе играли въ открытую. Даже громко говорили: «Слава Богу, сегодня я тысячъ на пятьдесятъ дѣло сдѣлалъ!..» «Съ такого-то пріиска доставили мнѣ крупки, — не надо-ли кому?..» Случалось даже, что уже принятое въ казну золото продавалось здѣсь. Какимъ образомъ отдѣлывались отъ отвѣтственности эти неподкупные церберы горнаго вѣдомства — знаетъ одинъ Господь, да и тотъ никому не скажетъ.
— Хорошее время было! — вздыхаютъ теперь господа купцы…
— Наживали деньги… Теперь уже этого нельзя.
Старательство
Старатели являются или артелями, или работаютъ въ одиночку. Работникъ или работница заявляютъ желаніе самостоятельно заняться розыскомъ золота. Имъ даютъ разрѣшеніе, и они, взявъ съ собою вашгеръ — инструментъ для промывки песку, имѣющій видъ корыта, эту соху горнозаводскаго края, уходятъ съ нимъ въ дичь и глушь никѣмъ неисхоженнаго, никому въ точности невѣдомаго чернолѣсья. Со старателемъ или со старательницею — ружье для звѣря, силки для птицы, да муки съ полпуда. Руководимый инстинктомъ или знаніями, практически пріобрѣтенными раньше, золотоискатель углубляется все дальше и дальше въ это сумрачное, молчаливое захолустье, питаясь часто грибами, убитой птицей и въ самыхъ крайнихъ случаяхъ — хлѣбомъ, кое-какъ приготовленнымъ изъ муки. Идетъ онъ, случается, недѣлю, мѣсяцъ, пока не найдетъ, наконецъ, почвы, содержащей драгоцѣнный металлъ. Тутъ изъ вѣтвей деревьевъ онъ сплетаетъ себѣ жалкій шалашъ и среди вѣчнаго безмолвія лѣсныхъ великаповъ начинаетъ промывать золото. Многие дни не слыша ни единого слова, онъ дичаетъ, становится молчаливъ и сумраченъ, какъ и все это окружившее его сосновое царство. Сталкивается онъ съ дикимъ звѣремъ; если избѣгнетъ его когтей и зубовъ, ему грозитъ еще болѣе опасная встрѣча съ бродягою — бѣглымъ каторжникомъ; спасется отъ этого, передъ старателемъ выростаетъ новый врагъ — голодъ. И зачастую слѣдующіе золотоискатели, входя въ лѣсную глушь, встрѣчаютъ у полуразмытыхъ полянъ вашгеръ съ грудой песка, содержащаго металлъ, и около вашгера полуобъѣденный трупъ. Особеннаго впечатлѣнія это не производитъ. Новый старатель обыщетъ шалашъ, возьметъ все намытое тамъ золото, и, не сходя съ богатой поляны, станетъ тутъ-же продолжать недоконченную тѣмъ работу. Я уже говорилъ, что какъ мужики, такъ и бабы уходятъ въ это бездорожье. Бабамъ, разумѣется, приходится еще тяжелѣе, еще невыносимѣе. Баба дичаетъ скоро, часто даже съ ума сходитъ.
Уральские женщины
Женщины, нанимаемыя заводоуправленіемъ, получаютъ, каждая, на своихъ харчахъ, только по 12 коп. въ день, тогда какъ мальчикъ-подростокъ заработываетъ 20 коп. Не ужасно ли это?
— Отчего нсе женскій трудъ такъ мало цѣнится?
— Сбили онѣ цѣну. Баба за какую угодно плату пойдетъ.
Самыя предпріимчивыя изъ женщинъ уходятъ въ окрестные лѣса и ищутъ тамъ золото. Часть ихъ гибнетъ отъ голода, отъ морозовъ. Случалось, что здѣшнія бабы, попавъ въ совершенно безвыходное положеніе, сами составляли изъ себя артели и работали за свой счетъ; по дѣло это не ладилось, участницы большею частію ссорились между собою, и артель расходилась во всѣ стороны, хотя бы опять въ кабалу къ тѣмъ же эксплоатировавшимъ ихъ мужикамъ. Въ общемъ, баба здѣсь не заработаетъ и сорока рублей въ годъ, потому что, помимо рожанія дѣтей, изъ трудовыхъ дней ея, оплачиваемыхъ столь скудно, нужно еще исключить почти мѣсяцъ, который каждое заводоуправленіе даетъ своимъ крестьянамъ для сѣнокоса и полевыхъ работъ. Этого краткаго срока довольно, потому что хлѣбопашество тутъ ничтожно. Сѣютъ самое незначительное количество ржи, ячменя и овса, причемъ хорошіе урожаи неизвѣстны, а недородъ повторяется чуть ли не каждые три года.