Финские оккупанты: палачи и некрофилы

В прошлом материале речь шла о многочисленных примерах преступлений на оккупированной советской территории финских «палачей в белых халатах», лишь по недоразумению могущих называться врачами...
Наверняка у многих читателей возник вопрос:
...если такие зверства допускали те, кто вроде бы относился к представителям «самой гуманной профессии», — то насколько ж более запредельной жестокости можно было ожидать уже от собственно финских палачей, карателей-оккупантов в обычной военной форме? Увы, данное предположение будет вполне обоснованным — доказательством чего служат многочисленные факты, изложенные в уже много раз упоминавшейся здесь книге «Финские зверства». Как уже упоминалось ранее, не избежали их даже советские дети, — заключенные, часто с родителями: — в финские концентрационные лагеря, стыдливо именовавшиеся оккупантами «переселенческими». Вот воспоминания одного из таких малолетних узников: «Однажды меня и Василия Фокина поймали в городе возле солдатской кухни. Нас впихнули в автомашину и отвезли в полицию, где посадили в карцер. Здесь мы провели 3 дня. Каждый из нас получил свою порцию. Мне дали 25 плёток, остальным — по 15». — Но если кто думает, что только лишь поркой пойманных в поисках пищи голодающих советских мальчишек исчерпывалась фантазия финских, гм, «педагогов», — он глубоко ошибается. В доказательство чему может служить отрывок, приведенный ниже, из жизни тринадцатилетнего Валентина Горина:
«Шустрый мальчонка не отставал от своих товарищей. Он так же убегал из лагеря и так же, как другие, сидел в “будке”, в тюрьме, в исправительном доме. Его ловили — он убегал. Однажды его поймали в Заонежье и водворили в петрозаводский исправительный дом. Вот его рассказ о том, как это произошло:
— Финн Эйно Юккарайнен ехал на пролётке, а нас пустил бежать впереди лошади. Так мы пробежали 15 километров. Кто отставал, того били плёткой. Так вот мы и добрались до исправительного дома. Но и здесь бега не кончились. В течение трёх часов нас заставляли бегать вокруг дома. Ноги были в крови, — мы их порезали о битое стекло, но бежать надо — из окна будки часового слышались окрики: “Беги скорее!” Чтобы не упасть, я про себя считал, сколько кругов мы сделали вокруг дома. Оказалось — 120. Бегали трое: я, Борис Клюхин, Юрий Гонтелев. От Гонтелева финн Сурья не отстал и тогда, когда бег кончился. Он вынул два сигареточных окурка, приказал Юрию руки держать по швам, стоять смирно и проглотить два окурка. Этим дело не кончилось. Финн вынул свою трубку и заставил, чтобы Гонтелев её курил. Мне и Клюхину дали по кусочку хлеба — приказали съесть на глазах у нашего товарища. Я и Клюхин отказались, хотя очень были голодны. Тогда финн заставил Клюхина, так же как и Гонтелева, проглотить сигаретку. Со мной поступили иначе: мне дали 57 плетей. Всё это произошло в один день: и бег впереди лошади, и бег вокруг дома, и сигареты на завтрак, и порка».
Вообще при всем уважении к таланту советских военных журналистов, бравших это интервью, можно заметить, что самые вопиющие моменты жестокости финских фашистов в отношении к ребятам поданы как-то, что ли, «буднично» и «вскользь», почти без должного максимального акцента на них. Не зря же Штирлиц говорил: «Запоминается последняя фраза», — здесь же под конец лишь «сухое» перечисление вражеских издевательств, без углубления в их суть. Которая, если разобраться, была просто чудовищной!
В самом деле, издевательства с сигаретой и даже порка плетьми — это однозначно преступно в отношении к детям, но, все же относительно предсказуемо для практики «носителей западной культуры» в финской военной форме. А вот заставлять мальчишек соревноваться а беге с лошадью, пусть даже пущенной не в галоп, но на более чем приличной дистанции в 15 километров — это, что называется, «зрелище не для слабонервных». А ведь потом, пусть даже после кратковременного отдыха, заставлять бежать ещё 3 часа! Притом что скорость передвижения даже 5-6 км/час — это еще не бег, а всего лишь быстрая ходьба, бег — это уже 8-10 км/час минимум. На протяжении 3 часов — 24-30 километров преодоленного расстояния. В дополнении к 15 «кэмэ», которые дети уже пробежали ранее.
В итоге общий «километраж» приближается (или даже превышает) 42 километра, знаменитую «марафонскую дистанцию»! Пробежав которую, кстати, молодой и здоровый греческий воин-гонец, только и успел крикнуть своим землякам: «Радуйтесь, афиняне, — мы победили персов!» — и тут же упал мертвым. Конечно, юноша бежал с оружием и в доспехах, — но ведь до этого его и тренировали в ходе обязательной для тогдашних афинских «срочников» военной подготовки — да и кормили однозначно хорошо, а не держали на голодном пайке, как финны советских пленных. Что военных, что гражданских. То есть для наших ребят такая запредельная нагрузка была чревата смертельным риском — их организм мог просто не выдержать!
Но оккупанты на такие «мелочи» не обращали внимание. А может, и специально выбрали для «проштрафившихся» советских детишек наказание на грани смерти, с тайной надеждой, что они его просто не осилят. Не в опасении какой-то возможной ответственности в случае откровенного убийства — вероятность таковой была для карателей не больше риска словить метеорит на голову во время прогулки. Просто этим извергам хотелось, чтобы мальчишки испытывали как можно большие страдания — так что даже их возможный финал, смерть от запредельных физических перегрузок, не представлялся палачам абсолютно необходимым, пусть и желательным.
Главное — причинить побольше мучений! Садизм в чистом виде.
Весьма характерна в этой связи ещё одна деталь, мельком упомянутая Валей Гориным — о том, что во время заключительного этапа устроенного ребятам «марафонского бега» их порезанные ноги были все в крови. Но ведь даже бегом, даже по стеклу, но в мало-мальски сносной обуви порезать ноги весьма проблематично. Стало быть, дети были либо босиком — либо в чем-то очень символическом, лишь напоминающем полноценную обувь — вроде лаптей или чего-то такого же хлипкого. Конечно, заставлять бежать босиком по битому стеклу «инквизиторской» пыткой назвать сложно — в Средние века стеклянные изделия были дефицитными, а потому и дорогими. Куда больше это истязание любили фашисты 20 века, — что гестаповцы при допросах участников Сопротивления во Франции, что каратели латиноамериканских диктатур образца Сальвадора 80-х годов при расправах с мирным населения, — о чем в свое время широко писала мировая пресса. Но, конечно, «срастить» просто ходьбу по битому стеклу с «марафонский бегом» — до такого садистского «ноу-хау», похоже, никто, кроме финских фашистов (пардон — цивилизаторов), доселе пока ещё не додумался...
Кстати, третий момент в вышецитированном эпизоде — «все ноги в крови» — это не только больно. Это, как пишет любой научно-популярный медицинский сайт, чревато ещё и развитием столбняка! Тяжёлой, а нередко и смертельной болезни, — которую иногда так и называют: «болезнью босых ног». В СССР, конечно, благодаря соответствующим прививкам, подобные эксцессы что у взрослых, что у детей большей частью отошли в область истории. Но ведь финское (суть было не слетело с языка «свинское») отношение к медицине для «неполноценных русских» уже упоминалось нами ранее. В смысле — реального доступа к медицинской помощи у русских жителей Карелии в годы оккупации практически не было — в открытые оккупантами больницы их просто не пускали. Так что бег босиком по стеклу явно рассматривался финским садистами в качестве некоего «контрольного выстрела» в отношении к наказываемым детям. Не «кончатся» от самого бега — так потом столбняк добьет. Но даже если и не добьет — не велика беда, можно будет и какой-нибудь другой способ наказания, чреватый смертью, придумать. Главное, чтобы мучений снова было побольше, как и положено для «добропорядочных» садистов...
А ещё во всем этом удручает ещё одно обстоятельство. И правда — ведь изложенные моменты не оказались должным образом акцентированы и авторами книги, и опрощенными ими детьми, побывавшими в плену не из-за какого-то мнимого «непрофессионализма». Просто для них — и на фоне остальных творимых финнами злодеяниях, и ввиду распространенности таких эксцессов — такие зверства выглядели едва ли не «рутиной», чего на такое особое внимание обращать? Как и ныне, просматривая криминальную хронику, большинство просто «на автомате» воспринимает сообщения об «обычных» преступлениях, — обращая внимание лишь на что-то из ряда вон выходящее. Вот и не стали подробно рассматривать «марафонский бег босиком по стеклу» с участием советских мальчишек, — видно, такое в оккупированной финнами Карелии творилось сплошь и рядом...
Вообще патологическое пристрастие финских палачей к пыткам, истязаниям босых ног своих жертв отмечалось не только в применении к русским детям, — но и взрослым тоже. Доходя еще и куда до более бесчеловечной жестокости:
«Павел Музыченко, работавший до войны дежурным по станции Пяжиева Сельга, не успел эвакуироваться и попал в плен. Его отправили в Петрозаводск. Здесь у него начали допытываться, куда он дел оружие. Музыченко никогда никакого оружия не имел. Он доказывал, что он железнодорожник, но всё это не убедило финских садистов:
— Ко мне начали применять самые разнообразные пытки, — рассказывает т. Музыченко. — Первым делом били по лицу резиновыми перчатками. Затем меня заставили наклониться над раскалённой докрасна плитой. Трижды мне задавали один и тот же вопрос: куда я спрятал наган? Я упорно повторял, что у меня нет, и не было никакого оружия. Тогда меня заставили снять валенки и носки. Затем финны вытащили из плиты железный прут длиной в метр. Он был раскалён докрасна. Этим прутом мне начали прижигать ноги».
А вот свидетельство финского военнопленного Лейно Кустаэ: «Я видел в Эйлие пленных красноармейцев, примерно 120 человек. У них отняли сапоги и босых отправили на полевые работы. Они привязывали к ногам доски и обёртывали их тряпками, чтобы не поранить ноги. Их в таком виде показывали народу и говорили, что вот, мол, в таком состоянии воюют русские солдаты». Рядовой 21-го батальона 101-го пехотного полка Сойниен Иоганн Эмануил также рассказывает о том, что «с пленных красноармейцев снимали сапоги и заставляли босиком работать в грязи и убирать нечистоты; там же с них делали снимки и помещали потом в газетах с подписями, что в Красной Армии бойцов заставляют воевать босиком».
Да уж, похоже, фашистов всех мастей объединяет не только жестокость, — но и лживость тоже. В самом деле, вышеописанный эпизод ну очень живо напоминает ЦИПСОшную укро-пропаганду последних лет, — рисующую российских бойцов едва ли не «нищими», — а потому и уносящими из жилищ «несчастных добропорядочных украинцев» унитазы и велосипеды. Притом что в других, тоже украинских, но все же более солидных изданиях в колонках рядом немало укро-вояк жалуются на то, что им «недоплачивают», — призывая Киев поднять им зарплату «хотя бы на уровне российских военных».
Но, конечно, не стоит думать, что советским военнопленным в финских концлагерях угрожали только голод, болезни и издевательства охранников, образца цитированных выше. Было и много чего похуже... В газете «Красная звезда» 27 февраля 1944 г. помещён рассказ красноармейца Челнокова, бежавшего из финского плена. Он пишет о травле советских людей специально дрессированными овчарками: «Издевательства белофиннов доходят до того, что на военнопленных они дрессируют лагерных собак. Выбирают какого-либо военнопленного, выпускают на него собаку и затравливают.
А вот свидетельство попавшего в руки финнов советского профессора(!) Г. Григорова, не успевшего в начале войны эвакуироваться из Петрозаводска — катер с гражданскими, уходящий в тыл уже при звуках канонады, подбили финские артиллеристы. Разместили пленного ученого вместе с нашими военнопленными:
«За время моего пребывания в лагере было около 10 расстрелов. Два случая произошли на наших глазах при следующих обстоятельствах. Была выстроена очередь за получением каши (финская «пура»). Всех расставляли по двое, и задняя пара должна была смотреть передней в затылок. Один из пленных оглянулся назад. В то же мгновение раздался выстрел, и пленный был убит наповал. Разрывная пуля попала в ухо и раздробила ему череп. Другой был убит за то, что болел почками и не мог дойти до уборной».
Кстати сказать, попасть в лагерь с его бесчеловечными условиями удавалось далеко не всем советским бойцам, оказавшимся в безвыходном положении: «Младший сержант пулемётной роты 21-го отдельного батальона Тойво Айянен 14 мая 1942 г. показал: “Командир нашего взвода прапорщик Каулио недалеко от Медвежьегорска лично расстрелял всех пленных красноармейцев”». Особо зверская расправа зачастую ожидала и советских девушек-военнослужащих:
«Пленный солдат миномётной роты 9-го пехотного полка 7-й пехотной дивизии Толванен Теуво-Иоганнес, захваченный в плен 16 мая 1944 г., показал:
“В конце 1941 г., когда я работал лесорубом в деревне Хейняваара, мы собирались иногда компанией в кабачке, чтобы выпить. Однажды в такой компании присутствовал солдат финской армии Онии Пелккянен. Когда он немножко подвыпил, то стал показывать нам фотографию мёртвой девушки. Она лежала на спине, голая, мучительные судороги свели её тело. Волосы были взъерошены, а голова запрокинута на бок. Пелккянен говорил нам, что это русская санитарка. Он садистски хвастливо описывал, как наши финские солдаты рездели её догола и изнасиловали группой, а после смерти сфотографировали её труп”».
Справедливости ради стоит сказать, что не все финские фашисты были тупыми садистами — пытавшими и казнившими советских пленных бойцов и гражданских лиц чисто ради удовольствия. Так, взятый в плен солдат 3-го батальона 56-го пехотного полка 1-й пехотной дивизии Каунисто Аарне Алексантери, добровольно перешедший на сторону Красной Армии 28 апреля 1944 г., показал: «...Когда я приехал на опорный пункт “Сапог” весной 1942 г., я видел там трёх пленных красноармейцев, которых заставили идти в нейтральную зону разминировать минное поле. Во время работы они находились под прицелом финских снайперов». — То есть пленных красноармейцев, так сказать, убивали с пользой, — используя в качестве «живых минных тралов». — Что ж, это вполне в духе немецко-фашистского рационализма образца применения волос жертв лагерей смерти для набивания тюфяков, их кожи — для изготовления модных сумочек, а жира — для приготовления элитных сортов мыла…
Но продолжим разговор об особо извращенных живодерских пристрастиях финских палачей. В том числе — и в прямом смысле этого слова:
«В лагере № 1 находился в заключении Василий Бойков, проживавший до войны в Медвежьегорском районе. На него донесли, что он служил в Красной Армии. За финскую кампанию 1939 г. он был награждён медалью “За боевые заслуги”. Этого было достаточно, чтобы Бойкова отправили в штаб. Что же произошло в штабе? Рассказ Бойкова краток и немногословен: “Меня били наганом по лицу. Подвешивали на верёвках к потолку и били резиновой плёткой. В заключение сержант Лейко вырезал мне на правом бедре полоску кожи в 10 сантиметров”».