#сорокополье #вытегра

ЛЮБИМОЙ БАБУШКЕ ПАХОМКОВОЙ МАРИИ СТЕПАНОВНЕ ПОСВЯЩАЮ!
Татьяна Карпина (отрывок из опубликованных воспоминаний).
Шла последняя неделя декабря…
На улице после метели и снегопада стояли морозные дни. Окна были разрисованы сказочными узорами.
Когда зимнее солнышко заглядывало в них, таинственные рисунки играли всеми цветами радуги.
Мне казалось, что дедушка Мороз – это живой человек, он приходит по ночам, когда мы спим, заглядывает в окна и рисует эти изумительные картины.
Бабушка же говорила, что он ходит с «мазилкой» (кисточкой), мажет ею всех непослушный детей и морозит, поэтому щёки наши краснеют, на ресницах и волосах появляется иней.
Внизу у оконных стекол в нашей избе была наледь: это от печного тепла таяли узоры и сползали крупными каплями, как огромными горючими слезами, вниз и вновь замерзали.
Я и Катя сидели на тёплой лежанке и разговаривали. Делились секретами и пели песни.
– Танька! А ёлки, которые в лесу растут, живые, раз они дышат? – спросила вдруг Катя.
– Какие ёлки? – удивилась я.
– А такие! Вчера Галя читала стихи, так там ёлка плакала и дышала от домашнего тепла, – рассуждала Катя, болтая ногами
.
– Про ёлку – не знаю, а Дед Мороз живой!– ответила я.
– Раз Дед Мороз живой, то и ёлка тоже живая! – заключила Катя и закивала головой.
Я не ответила…. Пусть она думает, что хочет!
Зашла бабуля с улицы, оставив позади себя морозный воздух, заклубившийся в дверях, как туман.
Она была в фуфайке, на голове повязано два платка: нижний – «бумажный» или ситцевый тонкий платок, а сверху – фланелевый.
На ногах были старые валенки.
Из- под фуфайки выглядывал старенький передник в цветочек. Она, улыбаясь, спросила нас:
– Чёго ето вы там, бажоные, шуляндаёте?
– Баа! А Катька про ёлку спрашивает. И про Деда Мороза. Подарки ждёт, – рассмеялась я.
– Будут Вам подарки! Мати со стройучаска не один патрон канфет припрет! Я вот тожо подарок жолаю! Хоть бы на Новой год мнека кто гребёлку в голову подарил, а то у етой вси зубья выпали! – помечтала бабуля.
– Я маме скажу, чтобы она тебе свою отдала! А то у неё гребёнка в шкафу без дела лежит!
– Танька! Сколько тибе говорёно, что по шкапам нельзя ходить! – возмутилась бабушка.
– А я ничего не беру без разрешения! – стала оправдываться я.
– Не берет ёна! Так я и поверила! – проворчала бабушка.
Она ушла на кухню. Начала хлопотать по хозяйству. А мы с Кате начали смеяться и толкать друг друга.
Неожиданно бабушка странно застучала крюком, а потом спросила громко :
– Девки, а вы не знаете, кто опять всю гнилу по краю печки отколупал? Ну и подлянки!. Сколько разов вам говорено, что гнилу у печи ковырять нельзя! И ись её не надоть, я «синьку» в ей кладу, когда печь-то билю! Опеть бабке роботы прибавили! K Новому году надоть сызнова печь мазать!
– Баа! А глина у печки вкусная! - ответила я и опять толкнула Катю..
– Танька! Что ты всё камедишь! Всё, как рестант, ходишь на проказы! - недовольно сказала бабуля и сняла крышку с чугуна.
Но мне не хотелось спорить с бабушкой, тем более, что она принесла в горницу три варёных картофелины и положила их на газету.
Я сразу догадалась для чего эта картошка на газете, а Катя, наверное, не знала.
Это был наш клей! Когда придут сёстры из школы, мы будем вырезать новогодние игрушки и склеивать их картошкой!
Поэтому весь оставшийся день мы с Катей без толку бродили по дому, ожидая сестёр из школы.
Вечером у нас была «Мастерская деда Мороза», так сказала Надя.
Мы с Катей склеивали полоски бумаги, делали разноцветную гирлянду, продевая одну полоску в другую. Это называлось «цепочкой».
Галя и Тамара резали и клеили бумажные фонарики, а Надя делала флажки и писала на них:« С Новым годом!».
А ещё нам бабушка подарила «золотинку» от цибика с чаем, и Надя вырезала рыбку и петушка.
Мы так увлеклись работой, что не заметили, как папа и мама пришли с работы.
– Где девки? Почему так тихо в избе? – спросила мама бабушку, гревшую больную спину около печки.
– А ёны в горницы финтифлюшки из гумаги нарезают. …. На ёлку! - ответила та.
Папа рассмеялся и подозвал Катю.
Он ей с работы приносил от зайчика кусочек хлеба.
Кусочек лежал в его чёрной рабочей сумке, запах у него был лесной, хвойный и колючий!
Я немного завидовала, что мне заяц гостинца не посылает, но бабушка сказала, что я уже большая, а зайцы только маленьким хлеб дают.
– Девки! Через неделю Новый год! Вам ёлку привезти или сами в лес пойдёте? – спросил за ужином папа.
– Мы сами, с бабушкой, завтра в лес пойдём! За ёлкой!!! – закричали мы дружно.
Когда мы улеглись спать, я долго не могла уснуть, смотрела в тёмное окно и думала о том, что на улице с «мазилкой» стоит дед Мороз и посматривает на меня.
Он радуется, что я послушный ребёнок, и меня не надо морозить.
А ещё я мечтала , что завтра мы найдём в лесу самую красивую ёлочку, а вечером будем её украшать все семьёй.
– Спи, бажоная! Не вертись! – прошептала бабушка и прижала меня к себе. Мне стало тепло , и сон сморил меня.
За ёлкой в лес пошли в сопровождении бабушки.
С утра, быстро позавтракав, мы оделись и выскочили на улицу.
Потом, замерев, как маленькая стайка замёрзших воробьёв, стояли у дома и ждали бабушку.
Было холодно. В домах топились печи. Из труб столбиком поднимался дым. Я знала, что так бывает в морозные дни, и, ёжась от холода, прятала нос в угол платка.
На мне были фланелевые шаровары, это такие широкие штаны с резинками внизу, старые подшитые валенки, большой платок с кистями. Сёстры тоже были тепло одеты.
Мы любовались, как сверкал снег на солнышке, и подпрыгивали на месте от нетерпения.
Наконец, на улицу вышла бабушка, и мы дружно рассмеялись.
Она была похожа на лесоруба, потому что фуфайку она подпоясала папиным ремнём, а за ремень был просунут топор. Он смешно торчал в сторону!
– Нооо, девки, камедницы, нашли время над бабкой потешатце! Прочкнулисе! Смешно! Хиляндаёте! Сичас розденусе и никуды не пойду! Бредите на болотину одны! – возмутилась она.
Но нам не хотелось одним идти в лес за ёлкой, поэтому мы перестали смеяться и гуськом пошагали за бабушкой по снегу в огород, а затем в поле.
Шли след в след.
Впереди по глубокому снегу брела бабушка, затем я и мои сёстры.
Последней шла Надя. Она тянула санки.
Снега намело и нападало так много, что забора не было видно, лишь вдали полосой чернела железная дорога.
–Девки! Гли-ко каки сумёты-то наворотило! А снег-то какой порхлой! До коленьёв в ём пехтаюсе! А ище далёёко брести! Вси околеете! – прокричала, оглянувшись, бабушка.
Но мы смело шли за ней, проваливаясь в глубокий снег.
Нам не было страшно, нам нужно было найти красивую ёлочку к Новому году!
Дошли до железной дороги и, минуя её, углубились в болото.
Затем расползлись в разные стороны, глубоко увязая в снегу, а бабушка осталась стоять посередине поляны, как маяк.
Она замерла, стала как-то меньше ростом, постоянно пофыркивала и кому -то кивала головой.
Наверное, деревьям, кустам и ёлочкам.
Но нам было не до бабушки! Мы радовались морозному дню, наступающему Новому году, ожиданию подарков, которые мама принесёт с работы.
Мы перекликались: каждая из нас искала и хвалила свою ёлочку.
– Девки! Пошто вы там плаваете по снегу-то на брюхи? А? Танька, послухай бабку: завяжи плат-от сукрест накрест за спиной, а то, как роззява! – кричала мне бабушка, терпеливо ожидая нас .
Но мне было радостно и хорошо, жарко от ползания по снегу в поисках красивой ёлочки.
Бабушкины слова еле долетали до моих ушей.
Сёстры тоже радовались свободе и морозному воздуху.
–Девки, полно-те рыскать по лесу-то! Ёлочку выглядывайте! А то я стою на юру, во вси места витёр поддуват! Бабку так до смерётушки заморозите! Захибрюсе! – слышался бабушкин голос.
Наконец, ёлочка была выбрана. Она была пушистой и гордо выглядывала из-под снега.
Бабушка, проваливаясь в сугробе, подобралась к ней и срубила .
Мы потащили ёлку на середину поляны.
– Гли- ко, девки, как ёна, наша ёлочка, роспустила веточки в разные стороны! Сичас обтюкаю окомёльё топором, да окарзаю, а потом и домой и побредём! Хорошо, что чунки взяли с собой, а то как бы попёрли домой таку ёлку! – говорила бабушка.
Надя начала привязывать ёлку к санкам верёвкой. Мы же валялись в снегу и толкали друг друга.
– Надюшка, любушка! Пошто ты так ёлочку-то примотала? Не верхушочкой надь, а комелёчком, по ходу санок! А ежоли так потянёшь, вси ветки на снегу решишь, не за что бобки будет пришпилить! – советовала бабушка.
Она стала помогать Наде. На её руках были старые варежки. Бабушка их сняла, чтобы было удобнее привязывать верёвку. Пальцы у неё покраснели от холода.
Она дула на них, стараясь согреть, но трудилась и говорила:
– Сбаламутили бабку в лес сбродить, а топеря регочете! Дивья вам, девки! Воно каку ёлку сгоношили, да ище бобок навешаёте, плясать станете! … Матерь патроны с канфетамы принесет ! Ну, чем не праздник!
– Бабушка, а у мамы в шкафу ещё и печенье спрятано! – воскликнула я.
– Вот вишь, Танька, ты ище и в шкапу всё вышарила! Ой, греховодница!
Матерь-то ваша из кожи вон лезет, чтоб у вас всё, как у других было, а сама-то ёна голодну жись прожила. Ёлки не давали ставить, да и приберать их нечем было, таких колотушок да бобок ране не было. Да каки там ёлки! Не до ёлок было! Впроголодь в тые времена жили!
– Бабушка! Не вспоминай старые времена! Сейчас всё по- другому! – сказала сестра Надя.
–Всё, девки, по- другоякому, да по-старому! Чёго россосуливать топеря! Ведь и думаём -то мы с вамы по-другояки! Вы – одно, я – друго! – ответила бабушка и замолчала.
Мы тоже замолчали. Каждая из нас думала и мечтала о своём.
Дружно тем же путём пошли к дому.
Впереди с ёлочкой в санках шла Надя, потом бабушка, а следом медленно, вытаскивая ноги из глубокого снега, тащились мои сёстры и я.
Дул морозный ветер, но он нам не мешал. Щёки горели, а снег, набившись в валенки, таял. Каплями стекал к голым пяткам и холодил их.
Ёлку занесли в коридор. Она была снежная, с сосульками.
Я даже тихонько откусила одну малюсенькую льдинку. И эта ледяная крошка пахла зимой, хвоей и праздником.
– Ну, слава Богу! Опеть мы дома, да в тепли! Хорошо, что мороз на улицы, а то бы ветром всё тепло из избы выфукало! Ухлопаласе я с вамы! – сказала бабушка и стала греть руки около печки.
Мы шумно раздевались, смеялись и роняли снег из валенок на пол.
–Девки! Долони-то погрейте о печной бок! Мокры пальтушки скидывайтё! Танька! Ты пошто мокры шаравары вмистях с кобзаникамы на печку шурнула! Чуть не доглядишь, дак живо в угол вся одетка шваркнута!!– ворчала бабушка.
– А у меня голенищами валенок ноги натёрло, покраснели и болят! Вот и не могла снег с шаровар снять! – оправдывалась я.
Я не обижалась! Пусть бабушка ворчит, ведь она, наверное, не чувствует, что наступает праздник и что мы будем украшать новогоднюю ёлку!
– Бабушка! А когда мы занесём ёлку в избу? – с нетерпением спрашивала я.
– Жди отца! Ён принесет крестовину, занесет ёлку. Обтюкаёт комель, ён суковатой у ёлки. Поставит в крест , а опосля снег с ей сам стаитат! Сядь ты, Танька, на умно место! Обумись! – попросила меня бабушка.
Но нам с Катей не сиделось. Мы несколько раз выбегали в коридор и нюхали ёлку. Выглядывали в окошечко и ждали папу.