Видишь, дядюшка, лето упрямо идëт на спад, сны становятся тоньше, гитара не держит лад.

Бело-жëлтое яблоко помнит себя цветком... Хочешь чаю с вареньем? А ëжику – молоко.
Говорить будем молча и впитывать волшебство, пусть примерит берёза сентябрь, как лисий хвост.
Август в лодку садится и в руки берëт весло. Станем частыми письмами, щедрыми на тепло.
Трудно осенью высветлить душу и не остыть. Мне б союзника, дядюшка. Можно им будешь ты?
Как бы бури ни зрели, но чëрствым тебе не стать, оттого мне открылось, что сила твоя чиста.
Луч стал ласков и шëлков, возьми да в иголку вдень. Больно, дядюшка, горько, но верить хочу в людей.
Что мне делать прикажешь с наивным моим нутром? Треть меня или больше сегодня уйдёт в перо,
видно, где-то в неправильном сердце осталась брешь. Только как мне молчать, если лес по-сентябрьски свеж?
Ты же сам понимаешь, и память твоя остра,
у племянницы неисправимо горячий нрав.
Я не знаю, как мне научиться растить броню, мне в ладони расплавленной болью, а я – звеню.
Я, вбирая святое с израненного листа,
до последнего верю: они не распнут Христа.
Вот сейчас у кого-то проснётся, взойдëт душа... Но опять неуклонно вращается жизни шар.
Тихий воин во мне, закалённый в снегах потерь, улыбнëтся глазами: не бойся, но только верь.
Ростом он не высок, духом хрупок и даже хил: раздражается, поздно ложится, строчит стихи...
Трудно осенью быть нерушимым и не остыть. Мне б союзника, дядюшка. Можно им станешь ты?
Ты мне сам говорил, если много огня внутри, тьма густеет снаружи, хоть ложкой её бери.
Август в лодку садится, в руках у него весло.
Станем частыми письмами, щедрыми на тепло.
Т. Г. 🎻
Художник Степан Коротков