АРМЯНСКАЯ КУЛЬТУРА

Ее корни и доисторические связи по данным языкознания
Н.МАРР
Армянская студенческая молодежь Парижа через своего председателя А. Котикяна обратилась ко мне с просьбой прочитать лекцию по одному из интересующих меня вопросов прошлого Армении. Я выразил свою благодарность за это чрезвычайно лестное для меня приглашение, благодарю также всех присутствующих и заранее прошу простить меня за то, что я в течение часа с четвертью злоупотреблю вашим вниманием.
Признаюсь, что чуть ли не с самого мига обращения ко мне я впал в раздумья о том, как мне исполнить эту обязанность, не говоря уже о языке: помимо того, что обычный язык моих лекций русский, по происхождению я не имею чести быть армянином, и присутствующие, понятно, должны проявить снисходительность, слыша армянскую речь из уст чужого человека.
Но озабоченность моя касается больше другого - выбора темы лекции. Дело не в том, что занимающие меня ныне научные вопросы претендуют на всемирное значение и что я, погрузившись в широкие объятья доисторической культуры Европы, Африки и Азии или Евро-Афро-Азии, целиком отдался изучению человечества как говорящей сущности и особенно языка первообитателей Европы.
Дело в том, что и культурное прошлое Армении, по нашему убеждению, нельзя представлять и даже непозволительно изучать иначе, чем как существенную и творческую часть всемирной культурной общности. Армянская нация, та самая армянская нация, для которой нынешние господствующие силы затрудняются определить место на земном шаре для самостоятельной спокойной жизни и отказывают в самом этом праве, не видят даже усыпанную тысячами и тысячами великолепных культурных памятников исконную обетованную землю армян, где жил этот народ, неразрывными и неопровержимыми узами связанный со всем цивилизованным человечеством и особенно с народами Европы, - эта самая армянская нация не только облагораживает их, но и является важнейшим звеном для изучения возникновения и путей развития всех их культур.
Но вот задача: как за полтора часа изложить столь сложные проблемы популярным языком, если материал этот своим богатством может стать предметом курса, рассчитанного на несколько лет! Какими волшебными средствами даже просто объяснить все это вам, моим слушателям, представляющим широкие слои общественности, когда я и сам, увы, все еще почти не нахожу общего языка, научного языка, даже в ученом мире и вместе с немногочисленными своими учениками чувствую себя изолированными, подобно тому, как ныне распорядилась судьба самим армянским народом, живущим в невыразимом ужасе и невыносимом одиночестве... Поэтому залогом того, что сегодняшняя моя лекция с самого начала останется без последствий и даже обречена на неудачу, надо считать не только мое личное нежелание, но и это самое обстоятельство. Однако если я все же согласился на это нелегкое для меня дело, то ободряясь только и только тем слабым проблеском надежды, что если у нас даже и нет общего научного языка, то нас хотя бы воодушевляет и устремляет вперед то самое драгоценное и общее, что является единственной силой культуры и прогресса - любовь к одному и тому же предмету, к армянскому языку, армянскому народу. Вас - благодаря вашему армянскому происхождению, меня же - мои научные, чисто абстрактно-научные стремления.
Что же это за научные стремления? В названии лекции отмечено: "по данным языкознания". Неужели относительно армянского языка наше языкознание достигло такого прогресса, что с его помощью мы в состоянии определить не только цивилизаторскую роль армянского народа, но и выявить доисторические связи и даже сами корни его культурной самобытности?
Мы, ученые, придерживаемся разных представлений о корнях и доисторических связях культуры. Касаясь вопросов международного права, известный русский историк профессор Ростовцев со справедливым сомнением относится к тому разделению, которое многие проводят между связанными неоспоримыми узами древним классическим периодом и средними веками: "Современные государственность, религия и культура в основах своих есть часть классического мира, внимают ему, и вся наша интеллигенция посчитала бы абсолютной тайной секрет своего развития, если б не знала, что основы ее созданы в классические века" (Ростовцев М. Международные отношения и международное право в древнем мире (Современные записки), Париж, 1921, стр.129).
Но почему предполагать корни нашей европейской цивилизации именно в классическом мире, а не в более древних веках, будь то в том же Средиземноморье или в пределах Междуречья?
По нашему мнению, основы или корни новых периодов вроде бы нет нужды относить в самые отдаленные времена.
Корни или основы только появляющихся культурных явлений, как и созидающий их дух, находятся в среде именно своего времени, но связи этих основ могут увести нас далеко, очень далеко, дальше древнего и древнейшего цивилизованного мира, приведя нас к предысторическим и доисторическим временам, родоплеменные пласты и общественные творческие элементы которых, как и пережитки древних языков, все еще продолжают сохранять свою жизненную силу в массе народа.
Господствующее в языкознании направление, разворачивая свои исследования на основе прежде всего самых совершенных, то есть флективных, так называемых индоевропейских языков и создавая их великолепно разработанные сравнительные грамматики, занималось национальными языками, имеющими историческое значение для цивилизации, поскольку развитие их, живое или мертвое, было письменным, то есть достаточно искусственным. Созданный этой наукой праязык, как давно известно, не существовал никогда. А племенное развитие языков и предысторические и доисторические этапы их творческого становления оказались упущенными из виду.
Считалось, что следы первобытно-племенной или доисторической, а тем более предысторической общественной жизни в нынешних языках не сохранились или же сохранились у так называемых диких племен Америки и Африки. Что же касается цивилизованных народов, из числа которых нельзя исключать армян, то все они обладают развитыми в совершенстве языками.
Однако от внимания науки ускользнуло одно. Языки никогда не возникают из одного источника, но из многих источников, от их скрещивания, от соединения и слияния многих племенных языков. Действия этого закона возникновения и развития языка не избежали и индоевропейские языки. Даже наоборот, - именно этому закону обязаны они своим совершенством.
Чем больше скрещиваний, тем выше совершенство. Если же это скрещивание происходит между языками рас или семейств, то чем больше скрещиваний, тем большего совершенства достигает язык и тем больше бросается в глаза отход от первотипов, утеря доисторической естественности. Поэтому для истинного языкознания, если не употреблять вместо слова "филология" более подходящее "энтология", - то есть для энтологического языкознания, они имеют гораздо меньшее значение и часто вообще непригодны. Но существует отдельная группа языков, некогда это была вселенски распостраненная семья, а ныне - лишь разбросанные по миру немногочисленные языки, которые сохранили девственную чистоту своей семьи: языки эти, многократно скрещиваясь с родственными себе, в соответствии с общим законом человеческой речи избежали слияния с языками чуждых себе народов и сохранили как многочисленные и разнообразные пережитки древнейших времен, так и даже творческий источник первичных языков - девственную инстинктивность.
Некоторое представление об особенностях, названии и значении этой самостоятельной, названной яфетической, семьи может дать моя опубликованная на русском языке книжка "Кавказ и Третий племенной элемент в создании средиземноморской культуры".
Дать этим языкам условное название яфетических побудили особые причины. Уже с древних времен изолированные эти языки сохранились ныне только на Кавказе и еще в Азии, на Памире за Гиндукушем, и в стране басков между Испанией и Францией. С древнейших времен существовали десятки письменных языков, часть из них клинописные. К той же яфетической семье принадлежал и этрусский язык. Если благодаря многочисленным материальным находкам одни археологи доказали существование пра-эллинского или догреческого культурного мира и показали широкую сферу этого доисторического мира, то другие пытаются выяснить это с помощью доступных им методов языкознания и с помощью исторических свидетельств о некоей неопределенной "асианической" семье. Среди них и весьма смелый французский ученый Autra, который подразделяет яфетическое языкознание на несколько длительных периодов, начиная с доисторических времен. Он отмечает творческую роль яфетического побережья, в том числе и египетского, подводит нас к древнейшей эпохе существования "словесного" или "говорящего" человечества - к древнекаменному веку, палеолиту.
Поскольку рассмотреть историческую действительность близких нам времен и народов невозможно без того, чтобы не задеть чувствительные националистические струны, эти пережитки варварской эпохи, наши современные международные отношения естественным образом побуждают нас, ученых, вести свои поиски увлекая за собой и вас - в самые древние и дальние места, где, может быть, нам и удастся найти столь необходимое нам местечко (foyer), спокойно поговорить об армянской культуре и высказать наши соображения "по данным языкознания".
В настоящих обстоятельствах эти мои соображения могут показаться легендой, выдумками, но разве жизнь, наша жизнь и жизнь армян не та же легенда, ужасная легенда? Культура тоже легенда - это одна из самых манящих и прекрасных легенд жизни. И мой разум ученого вовсе не смущается тем, что яфетология не только объясняет самые знаменитые, благородные и прекрасные легенды человечества, предания греков и евреев, но и благодаря методам языкознания и данным языка показывает всю их реальность.
Что же такое язык? Это раскрытие и правда внутренней жизни человека, не просто речь устная или письменная, но и величественный памятник как материальной, так и общественно-духовной жизни человечества. Скульптурное чудо монастыря Ахтамар, разрушенное, говорят, в двадцатом веке, хасиндж система самоуправления Ани, Двинский и Шаапиванский соборы, подвиги и мученическая смерть Варданидов, девять великолепных, с изумительным мастерством перекинутых через реку Ахурян мостов, обслуживающих мировую торговлю, и тысячи других творений армянского народа в самой Армении и вне ее, - что это, как не армянский язык, понимаемый в своем обычном значении, свидетельствует именно об этом. Сохранив в себе особенности языка первобытного человечества, он доказывает нам, что язык это сумма не только слов, но и дел; язык, как это понимает яфетология, - не одни лишь слова. Не зря в армянском ban (бан) означает не только слово, как и в греческом "логос" значит одновременно дело или предмет. И это обстоятельство явственно отражает ашхарабар - современный армянский язык - через такие выражения, как inc ban (инч бан) - что за дело, banjo[ (бантох) "бездеятельный", banwor (банвор) - "рабочий" и другие. Яфетология уже раскрыла происхождение этого слова, оно означает и "глаголить", и "совершать деяние", и "созидать".
И естественно, что армянское культурное строительство, армянская культура одновременно есть и строительство армянского языка - и не только армянского, но и всех тех, что имели с ним тесные творческие контакты. Следовательно, данная проблема имеет не только чисто армянское национальное значение. Разумеется, ни одна культура не может быть понята без воздействия нации на нацию и обратных взаимных влияний, но армянская культура занимает в этом вопросе особое место. Находясь в самом центре узла мировых межнациональных отношений не только современного, живого мира, но и ныне мертвых культурных народов древности, армяне были первыми, кто еще в средние века понял все значение общечеловеческих интересов и осознал идею всемирной истории дело, безусловно, огромное, и не только огромное, но и тяжелое, а для вас, армян, и тяжелейшее. Но вы, армяне, не должны отказываться от вашей исторической роли и удовлетворяться лишь отдельными, чисто внутринациональными интересами. Любая великая историческая роль, как и любое творчество и создание, - это в мировой среде сплошная мука, но ведь все великое действительно рождается в муках. Какие страшные муки испытывал сто тридцать лет назад Саят-Нова! Ознакомьтесь с его биографией. Но какие чарующие песни писал он! Живя в кругу грузинской царской семьи, он, армянский певец, пел и на армянском, и на грузинском, и на турецком и персидском языках, создавая порою интернациональные стихи: армяно-грузинские, армяно-грузино-турецкие, армяно-грузино-турецко-персидские, находя в природе своей армянской национальности и собственной исторической культуры близкие и созвучные сердцу каждого народа мелодии, чувства, идеи, а не только слова.
Армяне, в XVII и XVIII веках пропагандирующие европейские достижения, должны были создать два фронта. Первый - развитие своих национальных особенностей и самобытной культуры с помощью собственных творческих сил, на основе традиционных элементов национальной цивилизации и родного языка. Второй - привнесение имеющего мировое значение европейского просвещения и его усовершенствованных средств. Среди восточных народов армяне были не только первыми, но и единственными, кто основал в Европе научные заведения для обеспечения усвоения европейской культуры. Напомню подвижничество Мхитаристов, хотя и подчеркну одновременно, что в тот период церковь была единственным учреждением, воплощавшим в себе национальные идеи и интересы. А еще через сто лет опять-таки именно армяне оказались создателями Лазаревского института.
Утверждаясь в центрах европейского просвещения, в их древней и новой культурной среде, армяне не ленились основывать собственные культурные очаги и в Передней Азии, способствуя тем самым расширению международных культурных связей и облегчая приход сюда цивилизации. И каковы бы ни были первоначальные цели и задачи при основании этих очагов цивилизации, внимание наше в подобных делах привлекает прежде всего созидательный дух армянского народа, его инициатива и предприимчивость во благо международного культурного развития.
И эта международная созидательная роль армян ничуть не умаляется от того, что тираны, в свою собственность или в собственность господствующего класса превратившие гений армянской нации, заставляли его служить интересам своего государства, принуждая армянский народ к этому неслыханной жестокостью и насилием. Вы, конечно, помните, как Шах-Аббас, желая улучшить торговые сношения своей державы с Европой, целиком разорил процветающий и великолепный армянский город и переселил в Иран его жителей, не только многоопытных в торговых делах, но и обладавших тонким художественным вкусом.
О былом пышном городе на берегу Аракса свидетельствуют ныне лишь потрясающе прекрасные резные хачкары на древнем кладбище, да и те большей частью обращены в щебень при строительстве железнодорожного моста и проходящей мимо дороги и лишь редкие из них попали в тот или иной музей. А что такое в армянском зодчестве хачкар? Заветнейший памятник обладающего тончайшими чувствами народа, всех его слоев - от высшего до низшего, памятник, в котором отражается каждый шаг развития национального зодчества и нередко сочетаются оба течения армянской архитектуры - духовное и светское. Воистину, хачкар есть "память отчей земли", с необычайной силой и точностью выражающая дух армянского искусства. Это - четвертая трансформация древнейших армянских скульптурных памятников. Первая форма - это найденные в Гегамских горах огромные каменные изваяния рыб, "вишапы", высеченные за четыре-пять тысячелетий до Рождества Христова. Вторая форма - плоские колонны или стелы ванских царей. Третья резные колонны с изображениями раннехристианского периода, вплоть до IX века. И после всего этого, наконец, он - хачкар!
Политические и экономические катаклизмы из страны в страну гонят, по всему миру рассеивают этот удивительными художественными и литературными способностями наделенный народ-просветитель, которой всюду несет с собой искусство, высокий художественный вкус и свет науки и знаний - и далеко на север, давая в Польше толчок расцвету ювелирного дела, и далеко на юг, приобщая эфиопский народ к участию в мировом литературном движении. Живя в иноязычной среде вне Армении, армяне переводили на местные языки свою давно уже, со времен Ани ставшую народной национальную литературу, проникавшую в чужеземные народы и становящуюся доступной даже низшим их слоям. Армянские народные книги были первыми в своем роде, которые способствовали сближению образованных сфер разных народов - от арабоязычного Междуречья и сирийских стран до самых Кавказских гор. Прекрасная армянская архитектура продолжала развиваться в самой Армении и после падения Ани: восстанавливались поврежденные при прежних нашествиях церкви и строились новые; в ответ на непрекращающиеся насилия и притеснения армяне являли своим поработителям величественные и облагораживающие образцы зодчества, тонко и гармонично сочетая в этой каменной музыке особенности архитектурных стилей самых разных народов.
Но еще более непреходящими, хотя и поздно получившими национальное признание памятниками культуры стали созданные в те же кризисные времена стихи средневековых армянских поэтов о любви и космической тоске. Какая ясность и чистота переливов тончайших чувств, насыщенных глубочайшей и горькой мудростью тысячелетних переживаний, какая чарующая музыка! Один из этих поэтов, сам изумленный гармонией своего слога, представляет себя на этом свете безумцем, погруженным в мечтания, но разве не таков удел всех философов в этом мире?.. И не стоит удивляться, что переводы Валерия Брюсова не только способствовали признанию и оценке художественного вкуса армянского народа русской общественностью, но и заложили идейные основы родства в самых высоких творческих сферах человечества. Великолепное издание французских переводов, осуществленное высокочтимым Чопаняном, придаст новый толчок изучению армянских раритетов. Однако являются ли эти дошедшие до нас писания подлинными оригиналами? Увы. Они отнюдь не в полном виде являют нам результат и плоды тысячелетней национальной традиции, унаследованной от народных певцов и сказителей.
По мнению одного из французских ученых, "Любовь составляет, а музыка выражает одно и то же сердечное стремление к тому безграничному, неохватному и безмерному, которое бессильны выразить слова и которое ясно и четко не могут представить даже мысль и разум. Обе они пробуждают в нас идею такого счастья, что жизнь не в силах вместить и воплотить ее, и обе побуждают нас выйти из преходящих, суетных и условных границ нашей личности, возбуждают в нас мысли о смерти". (Paris G. Poemes et legendes du moyen age, 1900, p.p.179-180).
Уже одно то, что знаток пения считался в Киликии философом, то есть ученым, помогает нам представить уровень развития музыки в Армении и осознать то важное значение, которое придавалось ей. Особенное значение приобретает для нас даже неповторимое армянское церковное песнопение, истоки которого мы напрасно будем искать вне армянских родовых, национальных традиций.
Но наиболее сильно стремление к беспредельности и неохватности выражает наряду с музыкой именно архитектура, с особой любовью лелеемая в Армении.
И тут мы вступаем в анийский период армянской культуры. Армянские писатели, первыми ясно и точно воспринимавшие и воплощавшие в действительность идею всемирной истории, удивительно гармонировали с духом и стилем этого блестящего средневекового города, имевшего важное значение для мировой торговли и общечеловеческой культуры. Здесь высокого уровня достигла и церковная, и светская литература. Несколько стилей и течений только в церковной архитектуре: традиционный, модерн, пышно-халкедонский и нарочито суровый антихалкедонский со скупой и строгой каменной резьбой. И не только чисто христианские строения, но даже мусульманские молельни несли на себе печать национальной армянской самобытности - именно армянской, с чертами, присущими именно местной, ширакской архитектуре. Приводит в изумление количество церквей, но еще больше то, что ни одно из этих культовых строений не похоже на другое - у каждой церкви свой уникальный облик, повсюду удивительная самостоятельность - даже в осмыслении планировки. И что сказать о роскошнейшем, а порой нарочито скупом резном убранстве храмов? Какое богатство творческой фантазии! Откуда оно? Из чужеземных стран? Да, в мелких деталях. Из предыдущего периода? Но в предшествующую эпоху господствовала феодальная архитектура, царили совершенно иные направления, более величественного стиля, знаменатели иного рода самобытности. Такие же безначальные и загадочные, но так же поражающие воображение неисчерпаемостью творческой фантазии. И рядом с архитектурой - вновь поэзия.
Откуда эта самобытность, скажем, - самобытность Нарекаци? Отнюдь не от греков. Может, от сирийцев, персов или арабов? Отнюдь!
Может, хотя бы подковообразные арки заимствованы у арабов? Никогда! Подковообразная арка в Армении господствовала задолго до арабов.
Нарекаци, как и вся чисто церковня музыка, архитектура, общественные учреждения, отмечен печатью оригинальной самостоятельности - как и его чудесный язык. Достаточно вспомнить перевод Библии - и какой перевод, каким великолепным слогом! Притом не один - два или три перевода.
Можно подумать, что хотя бы этот перевод не может быть самостоятельным. Но нет! Ничего подобного древнему армянскому переводу - если не считать зависящего от армянского народа - не увидим мы у других христианских народов. Это перевод и одновременно - роскошная сокровищница языческих пережитков армянского народа, бесценных армянских народных языческих пословиц, сверх меры наделяющих армянский перевод духом национальной самобытности. Первые армянские переводчики, независимые от сирийцев и греков, унаследовали, разумеется, все технические приемы, а также восприятие новой национальной религии от своих языческих народных жрецов и пророков, которые становились христианскими священниками и проповедниками, - от тех самых пророков и жрецов, которые в другой культурной среде порождали дервишей, челебов и магов со всей пестротой их религиозных воззрений - явление, родственное институту кельтских друидов, сыгравших важную роль в истории Западной Европы.
Говоря о памятниках материальной и духовно-поэтической культуры VI-VIII веков, мы не должны забывать о самом величественном и самом абстрактном творении этого периода, самом ярком свидетельстве личного творчества армянского народа - речь идет о создании отдельной религии, собственной веры. Мы не станем останавливаться на всех тех тончайших методах, что были нужны и необходимы как для возведения этого величественного строения, так и для защиты его от тысяч всевозможных внешних и внутренних посягательств. Какая философская глубина оригинального постижения божьей благодати, какое изумительное мышление в достижении этой цели, какой потрясающий героизм, проникновение в самые сложные идеи и счастливые находки слов! Но в данную минуту нас интересуют тот массовый материал и вытекающий из него стимул к творчеству, которые среди всего национального многообразия населяющих планету народов выбрали именно армян, в некоторые периоды превращая их в самых ревностных поборников церкви. Были ли этот материал и этот побудительный дух привнесенными извне? Вовсе нет! Пришедшие от сирийских христиан и Византии новые идеи и импульсы должны были быть приспособлены к местному языческому наследию, к глубочайшим религиозным стремлениям и традициям народа.
И совершенно естественно, что когда этот неисчерпаемый народный источник, создатель армянской национальной религии и церкви, утратил непосредственную связь с христианством, обретшим полное господство, то он нашел в среде простонародья сочувственную среду и новое широкое поприще, породив как в самой Армении, так и вне ее целый ряд так называемых ересей. Среди этого обилия ересей, выросших на армянской почве, особый размах приобрело павликианское движение. Упомянем вскользь и то, что архонтизм, первоначальная форма манихейского учения, процветал в Армении уже в IV веке. И распространение манихейской культуры в Средней Азии выявляет его очевидное родство и общие грани с событиями армяно-грузинской церкви. Вам должно быть известно, каким преследованиям государственной верхушки и господствующей национальной церкви подвергались в восьмом-одиннадцатом веках последователи и приверженцы той же древней народной религии в Армении. Достаточно вспомнить хотя бы все сказанное и сделанное Григором Магистросом. Для него и его единомышленников это были всего лишь еретики и раскольники, достойные только смерти, тогда как то были люди чуткой и ищущей души, зовущей к новым дерзаниям, и инициирующая роль их видна в нарождающихся религиозных движениях, выходящих далеко за пределы Армении: и в христианской Европе, куда на Балканский полуостров ссылались целые армии еретиков, и в развитии дервишизма в доставшейся исламу Малой Азии.
Армянское влияние ощущается не только в искусстве сельджуков Малой Азии, но и - задолго до того - в архитектуре Византии и особенно Древней Руси, во всяком случае, здесь очевидны общие с армянскими художественные вкусы, унаследованные из одного и того же доисторического источника.
Начало армянской исторической жизни всегда связано с городами: сначала с родовыми языческими святилищами, впоследствии торжищами, но всегда крепостями - Тосп-Ван, Армавир, Арташат, Двин, Ани... Мы вполне можем продолжить этот ряд городов, созданных энергичной торговой и ремесленной деятельностью армян, даже выйдя за границы самой Армении. Но пусть лучше ряд этот продолжат те благодарные нации, которые в свое время не поленились перенять этот созидательный призыв армянского народа. И речь ведь не об одном, двух или трех народах, о нет! То были теснейшие контакты со всеми цивилизованными народами - персами, арабами, сирийцами, греками. Здесь я не буду останавливаться на культурных связях с грузинами, протекавшими в особых условиях.
Огромное количество переводов с греческого - из литературы не только христианской, но и классической Греции.
Благодаря армянским переводам спаслись утерянные было жемчужины христианской литературы. И даже больше. В века одичания Европы армянский народ своими переводами с греческого оказал общечеловеческой европейской цивилизации неоценимую услугу: он не только сберег памятники классической литературы, но и, являясь энергичным поборником грековедения, способствовал изучению этого языка на Западе и даже в самой Греции!
В те века цивилизация в Европе переживала глубокий упадок. Не лучшим было положение и в Северной и Центральной Италии.
Григорий Великий, самый знаменитый из римских пап, весьма значительно укрепивший власть патриархов Рима, совершенно не знал греческого языка - ярчайший пример крайне низкого уровня образования на Западе. Через двести лет, когда даровитый и ученый испанец Claudius, епископос Туринский, на соборе итальянских епископов, названном им congregatio asinorum (то есть собором ослов), выступил с обоснованием собственной иконоборческой точки зрения, для защиты принципа иконопочитания был призван ирландский монах Dungal. "Два ученых соперника, то есть испанец Claudius и ирландец Dungal, которые столкнулись друг с другом на ломбардской земле, были представителями тех двух стран, которые оказались единственными прибежищами греко-романского образования в начале VII века, когда это образование вступило на Западе на путь упадка".
То же самое, что в западной стороне делали испанцы и ирланды, в восточной стороне делали армяне и соседствующие с ними сирийцы, обогащая здесь грекологические изыскания как иранскими, так и чисто национальными элементами общей человеческой культуры.
Они, эти четыре несущих наиболее яркую и глубокую яфетическую печать народа, окаймляющие древнюю культурную среду Европы, сохранили традиции ее цивилизации и обеспечили новый прогресс человечества, взяв на себя воспитание темного средневекового варварства и испытав все тяготы ее деспотизма. Не выдержав давления восточных врагов, сирийцы пали жертвой своей культурной роли, исчезли бесследно, превратившись в арабов. Армяне же продолжали свою наставническую миссию, облагораживая своей кровью национальный тип поработителей и своим созидательным духом оплодотворяя их общественную жизнь.
Кто из соседних и даже далеких народов не пользовался культурными благами армянской нации, его идущими от сказителей и дошедшими до ашугов песнями, его достигшей бесподобной высоты архитектурой, тем уникальным лингвистическим талантом армян, который превратил переводческое ремесло в возвышенное исскусство - блестящий сплав науки и художества! Армянский народ еще в древние эпохи создал целый ряд переводческих школ, а для собственной оригинальной словености унаследовал от народных сказителей готовый роскошный литературный язык, да и в новые времена разработал из живых диалектов целых два литературных языка.
* * *
Изучение языка мы ведем в двух направлениях: сравнительном и антологическом, или палеонтологическом. Однако эта самая палеонтология обладает в нашей науке самостоятельным бытием и собственными методами изучения; она совершенно независима от филологического языкознания и основанной на нем сравнительной грамматики, а также от истории и относящейся к ней сугубо палеонтологии или археологии . Речь вовсе не о том, что при освещении вопросов происхождения языка или соотношения его частей яфетолог выдвигает новые положения и как-то иначе доказывает истинность этих своих положений. Яфетолог не удовлетворяется, например, одной лишь констатацией родства слов, пусть даже это родство проявляется со всей очевидностью и в отношении фонетических законов, и в смысловом значении. Армянский язык, будучи двоеродным или индоевропейско-яфетическим, хранителем древнейших состояний, века и тысячелетия питаемым, с одной стороны, литературой, а с другой - живыми диалектами и даже различными живыми языками, а значит, являясь неисчерпаемой сокровищницей и кладезем творческой среды, обладает, бесспорно, богатейшим словарем и возможностями для выражения идей.
Однако чисто яфетический пласт армянского языка до своего смешения с индоевропейским представлял собой отнюдь не язык первобытного уровня, этакого саженца-дичка - еще в бытность свою чисто яфетическим он являл собой ухоженное и тщательно выращенное плодовое дерево, своего рода многократно привитый и скрещенный гибрид. В его сложном содержании слиты не два, а несколько - не меньше пяти - яфетических языков. Вот почему, помимо индоевропейского пласта, мы видим в армянском языке поразительное лексическое богатство и неограниченный выбор выразительных форм. Уже создав и развив самостоятельную историческую культуру, армянский народ употребил это свое лексическое богатство для придания каждому слову отдельного особого оттенка значения, как, например, словам an]n (андзн), fogi (оги) и ,ounc (шунч). Сейчас я не буду останавливаться на том, которое из них идет из грабара, а какое из ашхарабара. Всем вам известно, что an]n в грабаре между прочим означает и "душа". И действительно, все три этих слова в устах яфетидов одинаково означают "дух" или "дыхание", все они равно яфетические слова, и мы сейчас знаем и то, что каждое из них присуще конкретному яфетическому народу.
То же самое видим мы и в морфологии, и в грамматике. Вполне вероятно, что вы и по сей день не догадываетесь, что даже склонение в армянском языке - склонение какого хотите типа полно яфетических пережитков. Такое же явление наблюдается и в местоимениях. Возьмем форму дательного падежа местоимений in] (индз) - "мне", q;x (кез) - "тебе", m;x (мез) - "нам", ];x (дзез) - "вам", где звук "з" представляет собой пережиток яфетического окончания дательного падежа: ме-з, ке-з, дзе-з (что же касается звука "дз", то он представляет высокую яфетическую ступень "з" - в точном соответствии с требованиями яфетической фонетики цан-мигрельской группы: ин-з, ин-дз).
Чтобы эти сложные вопросы стали более понятными, возьмем, к примеру, окончания множественного числа ;ar-hr4 q4 z. Здесь тоже излишне что-либо указывать. Вам должно быть известно, которое из