Но вернемся к молодоженам и вообще к любви. Вот интересно: почему для выражения любви и влюбленности человечество от Чукотки до Сиднея рисует сердце? Почему не момент прыжка с кручи (to fall in love – анг.яз; tomber amoureux – фр.яз.), не руку с реактивным пульсом, не расширенные адреналином зрачки, если думать по-арабски и на фарси? Почему именно сердце? В обстоятельной энциклопедии лагерных татуировок «сталинской» поры, изданной в Венгрии (Szeged, 1989, Kovacs Akos-Sztres Erzebet), многие страницы посвящены предплечьям и торсам заключенных с изображениями сердец, пробитых кинжалом, опутанных цепями и прорастающих розами с красноречивыми надписями. Почему человечество уверено, что это и есть источник и мишень любви, хотя если быть по-медицински точными, это не совсем так? Но что интересно – клинописное письмо жителей древнего Шумера, который наверняка ближе на карте к арабам и персам, чем мы сегодня, тоже зафиксировало связку «сердце – любовь» (Армен Давтян, Словарь армянско-шумерских общностей, Ереван, 2014, Авторское издание). Однако ни в арабском, ни в персидском, ни в другом ближневосточном языке пары «сердце – любовь» не существует. Но мы-то с вами знаем, где она присутствует – да еще как! «Любить», «сердце» и «любовь» («сирель», «сирт», «сэрь») в армянском языке – слова не просто однокорневые, но и наиболее представленные в лексиконе. Вариантов глагола «любить» в Словаре синонимов А.Сукиасяна (издательство Академии наук Арм. ССР, 1967 г.) целых 32, и там присутствуют все ее оттенки – от тайной влюбленности и любования до сердечной заботы, согласия в любви и пылкой страсти. А производные от этих трех важных слов морфемы мелко усыпали страницы 574- 578 здорового тома формата А3. Причем сердце в этом языке – прибежище не только чувства, но также вдохновения и храбрости. В том числе «Львиное сердце». Даже «происхождение», «сэрюм», или поколение, «серюнд», являются однокорневыми и производными от любви. Так что даже не зная армян, но исходя из располагаемой языковой информации, можем сделать вывод, что они не просто мастера на великой ниве любви, но и состоялись на ней как народ. Ну хотя бы потому, что нет прекрасней общества, где социальной доминантой являются взаимная любовь, мир и согласие. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами божиими» (Евангелие от Матфея, 5;9) – это вообще про миротворцев, даже ООНовских в Косово, — или конкретно про какой-то народ с его языком и обычаями? Во всяком случае, можно себе представить, как же часто нарекали армяне именем любви младенцев, которые и есть ее прямой результат и живое доказательство. С женскими именами Сирануш и Сирарби всё ясно, но как всегда – интересно: Сладость любви и Эфир любви («Арби», или «Арпи», – «эфир» на западноармянском литературном яз., и переводить, как в ряде публикаций, «солнце» не совсем корректно). И даже с именем носатого поэта-лирика Сирано де Бержерака не может быть заморочек. Или со вторым именем осеменявшего своих возлюбленных посредством дождя Зевса – Серенатора. Ведь имя это является буквальным изложением функции «серен/а/тор», «[проливающийся] дождем любви», или с учетом значения глагола «сэрэль», – «Дающий потомство [посредством] дождя». Но на гадрутском диалекте армян Карабаха, где «тор» — не «возгонка» и «дистиллят» литературного, а «дождь». Который по сути тем же и является. Карабахцы – они такие: у них даже дети по-научному разговаривают. Бытует заблуждение (и не только среди неспециалистов), что Сероб и Серго, Серж и Сергей – это просто разные национальные костюмы одного и того же имени. Типа песенки Александра Долуханяна «Парень хороший» про воинское подразделение, где армянин – рядовой солдат, грузин – ефрейтор, русский – старшина. А кто у них у всех командир, не написано, но и так понятно. Но все при этом по-своему Вани. Должна сказать, что «по-армянски я Сероб, по-французски Сержик» не прокатит. И вот почему. В т.4 Словаря армянских личных имен Гр. Ачаряна (Издательство Ереванского государственного Университета, Ереван, 1948 г.) как полная форма имени Сероб на стр.482 приводится Серовбе, и далее ссылки на древние источники, датированные 1210, 1211, 1244, 1253 и далее годами, где фигурируют армянские епископы, дьяконы, меценаты, получавшие в дар от императоров, царей и монастырей, или наоборот, дарившие им, мощи святых, дополнительные садовые угодья для монастырей, новые врата и притворы, святые книги и пр. При этом отсидевший более двух лет в застенках НКВД, неоднократно битый и выпущенный на свободу только после личного вмешательства И. Сталина, профессор Ачарян невероятно осторожен в собственных заключениях по поводу происхождения имени. Он не исключает влияния греческого Серафима или арабского Исрафила на язык народа, чей царь Абгар переписывался со Спасителем, предупреждая его о происках иудеев, и практически принял учение Христа еще при его жизни («История Армении», Мовсес Хоренаци, Издательство «Айастан», 1990 г., пер. с древнеармянского языка, введение и примечания Гагика Саркисяна). Ачарян упоминает также другую библейскую сущность – Керовбе, или херувима, который в отличие от многокрылого Серафима, был многоглазым. Но о нем позже. Итак, Серовбе, или Серафим, которого Дионисий Ареопагит определяет, основываясь на отрывке из Книги Пророка Исайи, как первого среди ангельских чинов, и связывает его природу с пламенной, горящей любовью к свету и чистоте. В сочинении «О небесной иерархии» он дает интересное описание серафимов, находящихся в постоянном движении вокруг божественного и озаряющих все вокруг, возвышающих и уподобляющих себе низших существ, воспламеняя их сердца (Дионисий Ареопагит. Корпус сочинений. С толкованиями преп. Максима Исповедника. – СПб: Олега Абышко, 2010). При этом в росписях собора Святой Софии в Константинополе или в Средневековых миниатюрах мы замечаем серафимов, сложивших свои крылья сердцевидно, а не иначе. Таким образом, проведя анализ текстов и изображений, мы в состоянии отметить определенную, точную и логическую связь между любовью и сердцем в определении Серафима – связь, которая присутствует только и исключительно в армянском языке. Итак, Серовбе(рь), или Сероб, — Дарующий любовь. Что касается Керовбе, или Кероба, или Херувима, то таково определение Иоанна Златоуста, ставшее традиционным для христианства: «Херувим означает не что иное, как полную мудрость. Вот почему Херувимы полны глаз: спина, голова, крылья, ноги, грудь – все наполнено глаз, потому что премудрость смотрит всюду, имеет повсюду отверстое око». Если бы мы с вами не знали поэтического определения Мовсеса Хоренаци как Отца летописания, Qertoghahayr-а, то и не вспомнили бы, возможно, что «qertel» по-армянски значило «заниматься сбором фольклора; грамматикой; смыслами». Но изначально, в первичном смысле словарной статьи, «qertel» – «отделять шкуру от туши», т.е. проводить исследование и анализ. А еще — «выцарапывать», т.е. заниматься тем, с чего и начиналась письменность человечества. Таким образом «многоглазость» этой небесной сущности и вездесущесть в определениях отцов-богословов и на миниатюрах, соотнесенная со словарными статьями армянского языка – это метафора Божественной мудрости. Вот мы и определились еще с одним из фигурантов «дела» об армянских именах: им оказался незаслуженно забытый в последние годы Керовбе(рь) – Дарующий мудрость. Как говорил Апостол Павел в Послании к Коринфянам, «Сколько, например, различных слов, и ни одного из них нет без значения. А потому говорящий на незнакомом языке молись о даре истолкования (10;13, 13;13). Уж больно богословский у меня получился текст, но никуда не деться: Бог есть любовь, а тема наша – имена любви, которую и продолжим в следующий раз, но на светской волне. Обещаю. Лия Аветисян